Добавлено (01.12.2013, 00:11)
---------------------------------------------
Ну и почти конец. Выкладывать кусочек этой главы не вижу смысла, потому как она нужна целиком. Маленькая предыстория. Для устрашения новгородцев к воротам города пригоняют телегу с мертвым Изяславом и полуживым Нежданом. Волхв Ворон как мог снадобьями поставил на ноги моего ГГ, город осажден варягами, Вадим готовится к решающей битве.
_____________________

ГЛАВА 14

- О, Боги! Сколько их?
Я изумленно смотрел вниз со стены. На расстоянии полета стрелы от ворот Новгорода расположилось варяжское войско. Огромное войско! Стройные ряды людей заполняли все пространство от берега Волхова до леса, и до нас доносился непрерывный гул от разговоров воинов и ржания лошадей.
- Сотни три, не меньше, - ответил Вадим.
Он стоял рядом со мной и не отрывал внимательного взгляда от облаченного в черные одежды всадника, скачущего перед первыми рядами воинов и что-то им говорившего. Те внимательно слушали и радостно кричали в ответ, потрясая копьями. А всадник взмахивал мечом, указывая на ворота, и поднимал коня на дыбы.
Рюрик!
Не нужно видеть лицо черного воина, чтобы понять, кто он. Даже со стен угадывалась властная осанка варяга, спокойные, и в то же время грозные, жесты. Это был князь! Сын сокола!
Воины вторили каждому его слову, выкрикивали грязные оскорбления, хорошо нами слышимые. Лица новгородцев становились все угрюмее и раздражительнее, раздалась ответная ругань. Все, как обычно. Я не раз уже видел два войска, осыпающие друг друга бранью, но впервые оказался на стенах родного города, который предстояло удержать.
- Почему именно сегодня? - спросил я Вадима. - Для чего сражаться? Мы можем не бояться осады. Запасов воды и еды вдосталь. Варяги могут бесноваться сколько угодно, но им не взять Новгорода.
- Рюрик дал три дня на раздумье, - пояснил воевода, но его слова потонули в невообразимом грохоте щитов и копий, который устроили враги. Они рвали глотки, подкидывали шлемы в воздух, топали ногами. Видимо, войску по нраву пришлись последние речи князя, чей черный конь встал на дыбы. - Три дня, - повысил голос Вадим, - и мы должны открыть ворота.
- А иначе что?
- Посмотри на лица наших воев.
Я оглянулся. Все, не отрываясь, следили за происходящим у стен города. Нервно сжимали черены мечей, древки копий, крутили в руках стрелы.
- Они не уверены, - пояснил Вадим, и мне стала понятна его настороженность, сквозившая во взгляде. - Они боятся. Новгородец с радостью сразился бы с кривичем, полянином, даже норманном. Но варяга боится!
- Но мы уже бились с ними, - замотал головой я. - И побеждали!
- С отрядом. Но не с войском.
- И все же люди вышли на стены, - продолжал упорствовать я.
- Их пригнал сюда страх, - с горечью отозвался Вадим. - За своих жен, дочерей. За свои семьи. Ими движет только страх.
- Это тоже что-то да значит.
- Это значит, что пообещай Рюрик пощадить город взамен моей и твоей головы, и не поручусь, что мы тут же не будем убиты.
- Ты должен верить своим воям! - уже не так уверено настаивал я.
- Я верю только тебе, сынок! - Вадим посмотрел на меня, и в глазах его жила только грусть. - И мы не удержим город, если варяги нападут.
Громкий шум прервал разговор, и мы взглянули на пустую дорогу у ворот. По ней неторопливо, не боясь случайной стрелы, двигался Рюрик. Вражеское войско поддерживало его свистом и криками.
- Вадим!
Князь остановился недалеко от нас. Утренние лучи солнца игриво бегали по золотым черену и ножнам, которые он держал на коленях, и серебряной кольчатой броне, начищенной до блеска. Круглый щит прикрывал спину, сапоги с металлическими пластинами - ноги, голову защищал шлем.
- Вадим! - вновь крикнул он. - Три дня прошло. Каков твой ответ?
- Если тебе нужен Новгород, - прервал наступившую тишину голос воеводы, - войди, Рюрик. Если сможешь.
Князь захохотал, запрокинув голову.
- Ты же знаешь, что я сделаю это, - успокоившись, ответил он. - Я войду, и меня твое трусливое войско не остановит!
- Так сделай это, Рюрик!
- Ты не дорожишь своими людьми, Вадим? - покачал головой варяг. - Мне же не нужны лишние смерти. Их и так уже было много. Не хочешь пустить меня? Выходи сам! Ты и я. И никого больше. Одержу верх я, и Новгород откроет ворота. Ежели погибну - варяги навсегда уйдут из славенской земли. Решай!
Вадим повернулся ко мне.
- Даже не думай! - схватил я его за руку.
- Это единственный способ избежать гибели города.
- Варяги не сдержат слово. Они никогда этого не делали. Половину жителей вырежут в любом случае! Так лучше уж умереть с оружием в руках, сражаясь на стенах!
Вадим отстранился от меня и проверил, как из ножен выходит меч.
- Я должен сделать все, чтобы люди не погибли. А Рюрик дает Новгороду шанс, и я им воспользуюсь.
Руки мои безвольно опустились, воевода был непреклонен.
- Но у меня есть просьба, Неждан, - надевая шлем, сказал Вадим.
- Какая?
- Если Рюрик убьет меня, не жди, когда ворота откроются. Скачи за Даренкой, и убирайтесь из Новгорода. Куда угодно, но подальше от варягов! В живых вас не оставят.
- Но я должен сражаться...
- Глупец! - раздраженно перебил меня Вадим. - Ты не понимаешь?! Я не смогу отдаться поединку целиком, если буду знать, что моей дочери грозит беда! Уведи ее! Слышишь? Спаси! Кроме нее у меня никого нет! Только она! Только несчастная дочь! - он положил руку мне на плечо и произнес еле слышно: - И один сын!
Голос его дрогнул, а в глазах сквозь прорези в шлеме читалась мольба. Таким Вадима я еще никогда не видел. Всегда спокойный, черствый, не показывающий чувств человек-камень, в этот момент предстал нежным и любящим отцом. И прежде, чем идти на смерть, он хотел убедиться, что любимая дочь не достанется проклятым варягам, выживет вопреки всему.
- Пообещай мне, Неждан!
- Даю слово, - выдавил я из себя.
Это было именно то, что Вадим хотел услышать. Он кивнул на прощание и крикнул:
- Коня!
Ворота, скрипя цепями, медленно открылись, и два всадника приблизились друг к другу.
- Он размажет его! Раздавит, как червяка! - проговорил у меня за спиной Горыня. - Вонючему варягу не жить!
Уверенности в голосе сотника не было, но бодрые слова оказались кстати. К нам подошел Велимудр, в волнении закусавший губы до крови и то и дело чесавший бороду, и мы вместе наблюдали за тем, как противники спешились.
Едва мечи были обнажены, а щиты закреплены, смертельный поединок начался.
Вадим и Рюрик, воевода и князь, бросились друг на друга с яростью, которой позавидовал бы любой вой. Мечи взлетали и опускались, щиты отражали удары, а варяжская и новгородская дружины встречали любое действие криками одобрения и вздохами сожаления.
В каждый удар противники вкладывали всю силу, всю ненависть, накопившуюся за долгое время и жаждущую вырваться на волю. Щиты едва выдерживали натиск, трещали, сталкивались с таким грохотом, словно сам Перун оказался у ворот города.
Размахнулся Вадим, и Рюрик в последний момент успел отскочить от рокового удара. Сделал выпад князь, и уже воевода с огромным трудом увел в сторону смертоносное оружие.
Я, затаив дыхание, следил за поединком. Горыня шепотом подсказывал, как лучше ударить, будто Вадим мог его услышать. Велимудр тяжко вздыхал и вздрагивал от резкого звона мечей. А Ворон, подошедший к нам перед самой схваткой, постукивал посохом по деревянной стене и бормотал заклинания.
Но все его мольбы оказались напрасны! Щит Вадима, изрядно пострадавший от мощных ударов Рюрика, не выдержал очередной встречи с клинком, кожа на нем лопнула. Воевода, отпрыгнув, быстро разрезал ремни и уже двумя руками взял меч.
- Ну же, трус, нападай! - кричал он.
- Я выпущу тебе кишки и натолкаю ими твой гнилой рот! - не оставался в долгу Рюрик.
Вадим размахнулся, нанес ужасающий удар, способный разрубить надвое. Князь прикрыл голову, присел, но клинок воеводы, легко смяв железо, которым были обиты края варяжского щита, вонзился тому в плечо. Кровь брызнула, прибив пыль на дороге. Вадим радостно вскрикнул, попытался выдернуть из раны меч, но лезвие застряло в расщепленном снаряжении и кольчатой броне Рюрика. Сам же князь с криком, полным боли и гнева, не вставая, воткнул клинок воеводе в живот под металлическую рубаху.
Я не сумел сдержать стон, Ворон перестал стучать посохом, а Горыня, грязно выругавшись, плюнул в сторону варягов, которые радостно заорали и застучали копьями по щитам.
Вадим, выпустив черен, зажал рану руками, и по его пальцам ручьями побежала кровь. Он неловко сел на дорогу, стянул с головы шлем, оставив на щеках красные следы, и, посмотрев на меня, упал на спину.
Я прекрасно понял последний взгляд воеводы. Он приказывал и просил одновременно. Теперь мне следовало забыть о мести, жгучем желании повстречаться с Рюриком и братом. Забыть о нанесенных мне увечьях, о крови Даренки. У нас был один способ выжить - сбежать из города. Именно этим мне и предстояло заняться.
- Велимудр, теперь тебе решать, верить Рюрику или нет, - сказал я, обходя старосту.
- А ты куда идешь? - пролепетал он, со страхом смотря на скачущего перед войском и размахивающего окровавленным мечом князя.
- Сдержит ли варяг слово - я не знаю, но свою собственную клятву выполню!
И вскочив на коня, пронесся мимо рядов воев, моего верного десятка, боевых товарищей. Я, спасая собственную жизнь, оставлял их умирать, и проклинал себя за это. Со злости пришпорил коня, и полетел быстрее ветра.
- Бесовы отродья!
Отец часто называл так варягов, и я повторял эти слова снова и снова. Именно с их приходом жизнь Новгорода перевернулась. Получив власть в свои руки, они стали убивать, грабить, насиловать. Казнь пятерых воев не остановила брата князя, и если даже Синеус, пригрозив расправой своим людям, следом сам поднял руку на славенина, то что можно было ждать от простых воинов.
Бедное животное неслось, не разбирая дороги, жалобно ржало, когда я что есть силы хлестал его, и благо, что на пути никто не попался. Но у самых ворот Вадимова дома встало на дыбы, отказываясь двигаться. Я спрыгнул на землю и понял причину неповиновения.
Смерть!
У распахнутых настежь врат лежал с распоротым брюхом старый пес старосты. Перед тем, как навсегда затихнуть, он сучил лапами, превратив в грязь кровь, выпавшие кишки и дорожную пыль. Мигом обнажив меч и на ходу закрепляя на руке щит, я, снедаемый тревогой, забежал во двор.
И остановился, как вкопанный.
Добрый десяток варяжских воев во главе с великаном Трувором стоял у крыльца и чему-то смеялся. При моем появлении хохот затих. Со зловещим звоном клинки вырвались наружу. Трувор, оскалившись, крутанул в руке гигантскую секиру.
- Улеб! - позвал он.
Дверь избы отворилась, и на пороге показался брат. В руках он держал веревку, накинутую на шею Даренке, которую тянул за собой. Увидев заплаканное лицо девушки, то, как она отчаянно хватается за петлю, я сделал шаг вперед, готовый сразить весь варяжский десяток.
- А я думал, где же мой немощный братец? - засмеялся Улеб. - Ожидал увидеть тебя еще лежачим, стонущим и жалующимся на боль. Удивил, Неждан, удивил!
- Отпусти Даренку, Улеб! - я крепче сжал черен.
- Я же говорил тебе, - брат неторопливо спустился с крыльца. Даренка споткнулась, едва не упав со ступеней. - Говорил, что ты будешь смотреть, как я обнимаю девчонку. Увидишь, что я с ней сделаю, как возьму в руки отцовский меч. А потом умрешь.
- Отпусти ее! - перебил я его.
Улеб, дернув веревку, приобнял девушку за талию. Варяги похотливо заулыбались.
- Она будет жить, не переживай. Даренка - подарок Рюрика мне. В благодарность за твою голову, брат.
- Моя голова еще при мне, - злость все больше овладевала мной. - Не торопись ее отдавать кому-то. Ненароком свою потеряешь!
Улеб громко засмеялся.
- Ты угрожаешь мне, Неждан? - он насильно поцеловал Даренку в щеку, толкнул ее в руки варягам и передал веревку Трувору. - Так приди и убей меня! Смелей! Сражайся, пока Рюрик не пришел и своими руками не отсек твою тупую голову! Или ты думаешь, что князь пощадит город? Не для того мы здесь находимся!
- Как ты провел варягов, предатель?
- Я здесь родился и вырос. Или забыл, Неждан? Мне не нужны открытые ворота, чтобы попасть в родной город. А Рюрику не нужны непокорные новгородцы. Ты умрешь в любом случае, но если желаешь, забери меня с собой!
Он обнажил меч, прикрылся щитом и двинулся мне навстречу.
Разве мог я когда-либо подумать, что сойдусь с братом-близнецом лицом к лицу в смертельном поединке?! Мы должны были стоять друг за друга, быть единым целым. Так учил нас отец. А теперь он, взирая на нас с Ирия, скорее всего, утирал рукавом слезы и сыпал проклятия.
Улеб напал первым. С юных лет мы, упражняясь, скрещивали мечи, знали излюбленные приемы друг друга. Но скорость, с которой орудовал клинком брат, сила наносимых ударов стали неожиданностью для меня. Плечо, прикрытое щитом, тут же заныло, рана открылась, и кровь быстро пропитала рубаху.
- Умри, сволочь! - выпалил я, взмахнув мечом.
Улеб играючи увернулся, вновь обрушив на меня клинок. Удар, схожий по силе с медвежьим, заставил отступить, я отмахнулся. Брат отразил меч щитом, присел, резко выбросил вперед руку. Колено мое окрасилось кровью, а Улеб легко отпрыгнул и заулыбался:
- Ты беспомощен, как рыба на земле, Неждан. Я буду резать тебя на кусочки, выпущу всю кровь, а ты не сможешь мне помешать! Чему учил тебя старый раб? Бить поклоны или сражаться? - варяги смеялись над издевательствами Улеба, осыпали меня оскорблениями, а Даренка рыдала, сидя на коленях. - Скажу тебе, братец, воин из него неважный. Я едва не уснул, когда он пытался поразить меня мечом. Твоя норманнка и та доставила больше забот. Пока не оказалась на спине. А раздвинув ноги, доставляла уже только удовольствие!
Звериный рык вырвался из моей груди после этих слов. Забыв о боли, я налетел на Улеба, как коршун, осыпал его ударами. Брат лишь отступал, прикрываясь щитом, а клинки, встречаясь, высекали искры. Я кричал, обзывал Улеба предателем, трусом, способным драться только с женщинами и стариками, но он, молча, защищался. А выждав, когда я занес руку с мечом для удара, атаковал сам. Теперь он не улыбался. Глаза его пылали злобой, а шрам на лице побагровел. Брат отбросил щит в сторону, перекинул меч в левую руку и наносил удар за ударом по моему правому боку, для защиты которого мне из-за отсутствующего глаза приходилось разворачиваться.
- Ну же, выродок! - Я сорвал с лица повязку. - Ты будешь драться? Или продолжишь танцевать вокруг меня?
Улеб нанес удар по ногам, мой клинок встретил вражескую сталь, а щит с размаху врезался в лицо брату, и он упал.
Варяги, без устали подбадривающие Улеба, притихли.
- Вставай! - заревел Трувор.
Брат медленно поднялся. Удар щитом пришелся точно по шраму, недавно зажившая рана открылась, и кровь заливала Улебу глаз.
- Ты теперь такой же одноглазый! - засмеявшись, я тоже отбросил щит, который стал слишком тяжел для увечной руки. - Станцуй-ка еще, братец!
- Умри, собака! - прошипел он, брызжа кровавой слюной.
Клинок блеснул на солнце, когда брат занес руку для удара, и меч залетал передо мной быстрее прежнего, несколько раз едва не окончив поединок. Улеб двигался проворней, легко уклонялся от редких атак, а я, припадая на раненую ногу, под диким натиском отходил к крыльцу, чем только приближал свою кончину - когда отступать будет некуда, смерть не заставит себя ждать.
Варяги стояли уже за нашими спинами, их крики и грохот оружия мешали. Уклоняясь от смертоносного братского клинка, попытался обойти толпу, но споткнулся и завалился на одного из воев. Он оттолкнул меня, выронив при этом из рук тул, стрелы рассыпались по земле. Не устояв, я упал, чем вызвал громкий смех и язвительные замечания.
- Воевать мог научить только отец, Неждан, - Улеб неторопливо приближался. - Только он! Но не старый хромой норманн, любивший рассказывать сказки на ночь. Он этому тебя учил, братец? Баюкать мальцов?
- Он учил меня ждать! - прохрипел я, сжав в руке упавшую стрелу.
Из последних сил поднялся, рубанул сверху вниз мечом. Когда же Улеб отразил удар, со всей ненавистью, накопившейся за последние дни, воткнул стрелу ему в глаз.
Варяги замолчали, слышен был только плач Даренки да стон брата. А я продолжал давить на древко, глубже и глубже загоняя стрелу. Ноги Улеба подкосились, он рухнул на траву.
- Кто следующий? - чтобы не упасть, мне пришлось опереться на меч. Я знал, что не выдержу еще одного поединка, но живым попадать в руки Рюрику не намеревался, и с презрением смотрел на хмурых варягов.
- Сукин сын!
Несколько воев шагнули мне навстречу, поднимая мечи, но грозный окрик остановил их:
- Назад!
Трувор со злостью плюнул на землю и медленно приблизился ко мне. Огромный топор лежал на плече, то и дело ловя солнечные лучи. Непроницаемое, словно каменное, лицо князя с узкими щелками глаз и длинными усами напоминало виденный в храме Арконы лик Святовита, как варяги называют Рода.
- Смелее, князь! Мне еще десяток твоих воев надо успеть перерезать! - понимая, что жить осталось какие-то мгновения, я хотел разозлить Трувора, посмеяться над ним, показать, что не только варяги не страшаться смерти и встречают гибель с высоко поднятой головой. Раненая рука висела, будто плеть, нога отказывалась слушаться, и мне оставалось только опираться на тяжелый меч и издеваться над врагом. - Давай, нападай! А еще лучше все вместе нападайте! Долго возиться с вами, сволочами, у меня времени нет!
Трувор, не снимая с плеча топора, остановился передо мной. Усилия одного пальца было бы князю достаточно, чтобы раздавить меня, как надоедливую вошь, но он не торопился.
- Истома! - крикнул десятнику, не оборачиваясь. - Берите факелы и сожгите в городе все, что можно!
Вои, ропща, но не перечя, схватили заготовленные, видимо, ранее связки сухих веток и выбежали за врата, наградив меня на последок полными ненависти взглядами. У крыльца остались плачущая Даренка, молчаливый Трувор да я, едва стоящий на ногах.
Князь, все так же не говоря ни слова, подошел к телу Улеба и внимательно осмотрел его. Взглянул на меня, чему-то криво усмехнулся.
По спине пробежал озноб. За свою недолгую жизнь я повидал немало, но не смог сдержать дрожь, заметив улыбку Трувора. От нее так и веяло холодом и смертью.
Варяг между тем легко подкинул в руке топор, размахнулся, и огромное лезвие отсекло Улебу голову. Поднял ее, еще раз взглянул в лицо мне, затем брату.
- Подойдет, выродок! - довольно засмеялся он.
Даренка прижалась ко мне. Ее трясло так, словно на дворе был жуткий мороз, а девичьими слезами моя рубаха пропиталась сильнее, чем кровью.
- Не бойся, - прошептал я, вытирая потную ладонь о грудь, чтобы черен не скользил в руке. - Он большой и неповоротливый. Справиться с ним будет легче, чем с Улебом.
В слова верилось с трудом, но иначе сказать я и не мог.
Князь же, взяв мертвое тело за ногу, потащил его в избу, оставляя на земле кровавую тропу.
- Что он делает? - еле слышно спросила Даренка.
Ответить я не успел. Трувор показался на крыльце, держа в одной руке за чуб голову Улеба, в другой - зажженый факел. Все так же молча, он закинул пылающую вязанку на крышу. Та быстро занялась, в небо повалил густой черный дым. Даренка вновь всхлипнула, увидев, как сгорает отчий дом.
- Неждан, - перекрывая усиливающийся треск огня, проревел варяг.
Я не поверил своим ушам - князь впервые назвал меня по имени, - и, крепче сжав черен, поднял клинок навстречу подходившему противнику. Однако тот, не обращая на сияющую сталь внимания, произнес:
- Опусти меч. Ты уже мертв, Неждан.
- Как бы не так, князь! - я плюнул под ноги варягу. - Мне уже доводилось это слышать сегодня, но я до сих пор на ногах!
- Ты уже мертв, тупица! - грубо оборвал меня Трувор и, вытащив из глаза брата стрелу, кинул ее на землю. - Ты убил Улеба, я - тебя! Ублюдок, выпустивший кишки Синеусу, уже давно гниет. Рюрик будет доволоен...
- Я жив! - Меч все так же упирался в грудь великану.
- Неждан, ты тупая мертвая скотина! - со злостью он сорвал с уха Улеба серьгу и бросил мне. - У меня твоя голова, дубина!
Только сейчас до меня стал доходить смысл сказанного Трувором. Он собирался выдать голову Улеба за мою. Перепутать было легко: единственное отличие - второй глаз, - было устранено варяжской стрелой, и ничто не мешало князю отпустить нас, как бы сказочно это не звучало.
- Ты оставляешь нас в живых? - я не узнал собственный голос, настолько глухо он прозвучал от волнения.
Трувор поднял с земли топор.
- Синеус сам виноват, что какой-то сопляк вспорол ему брюхо, - безразлично пожал он плечами. - Девок ему было мало? Еще одной захотелось? Синеус получил то, что заслужил. А Рюрик взял жизнь его убийцы. И город в придачу!
Варяг громко засмеялся и направился к воротам.
- Синеус сказал, что ты не даешь второго шанса, если встать на твоем пути, - все еще не веря в происходящее, остановил его я. - Так почему отпускаешь нас?
- Ты еще не вставал на моем пути, новгородец, - обернулся Трувор, - но если встречу тебя хоть раз, порублю на куски. Запомни, Неждан! Это должна быть наша последняя встреча! - и, показав голову брата и не переставая смеяться, скрылся за воротами.
Я в смятении смотрел на дорогу, заволакиваемую дымом. Варяжский князь так и остался для меня загадкой. Он мало говорил, редко злился и никогда не волновался. Пил хмель, как бык, и убивал врагов, не моргнув глазом. Тем удивительней оказалось его решение подарить нам жизни. Встречу ли я Трувора еще когда-нибудь, неизвестно, но благодарен ему буду всегда.
- Пошли, Даренка. Нам пора уходить, - я перекинул ножны через плечо и протянул руку заплаканной девушке.
Пора уходить.
Как ни тяжело было это сделать, но чтобы сохранить головы на плечах, нам нужно было стать беглецами, изгоями. Мы должны оставить пылающий город, забыть отчий дом и милые сердцу места.
Должны покинуть родной Новгород.