Цитата adler98 ()

Кое-что есть по-мелочи

Цитата adler98 ()

А так - всё очень хорошо, диалоги живые. Ритм плавный и в хорошем темпе. Продолжай в том же духе

Добавлено (22.10.2013, 22:49)
---------------------------------------------
Кусочек следующей главы. Вкратце предыстория. Отряд Синеуса останавливается на ночлег у хижины Бера. Братья обнаруживают, что князь выкрал из Новгорода Даренку после отказа Вадима и надругался над ней. Неждан едва не сцепился с Синеусом, но помешали варяги, взявшие братьев под стражу. Дождавшись, когда пьяные варяги уснут, Неждан с Даренкой убегают в лес.
____________________

* * *

Даренка рыдала.
Она еле поспевала за моим быстрым шагом, дрожь от ее руки била и меня, но девушка не произносила ни слова. Лишь скулила, скрепив губы, чтобы не закричать в голос. Несколько раз она порывалась остановиться, безвольно падая на колени. Но я поднимал Даренку, подбадривал, говорил ласковые слова, мысленно проклиная себя за то, что позволил князю похитить ее.
Я не представлял, что сделает Вадим, когда узнает о случившемся, будет ли требовать у Рюрика суда. Не думал и о том, что, покинув Синеуса, нарушил данную ему клятву. И даже отцовский меч в руке сейчас ничего не значил. Ведомо мне было лишь одно - опоздав спасти Даренку от поругания, я должен был вырвать ее из рук князя, который отдал бы дочь старосты на растерзание варягам. А дальше будь что будет.
Мы бежали хорошо знакомыми тропами, следов погони слышно не было. Послышался лай собак - Новгород близко. Не чувствуя усталости, я добавил ходу.
- Даренка, милая! Мы уже дома!
Бедная девушка не отвечала и, почти теряя сознание, следовала за мной. Но не успели мы покинуть чащу, как были остановлены отрядом всадников. Едущий во главе группы вой едва не наскочил на нас, подняв коня на дыбы. В руке он держал обнаженный меч.
- Кто здесь? - зарычал всадник.
- Изяслав! - узнал я друга.
- Неждан?
Изяслав спрыгнул с коня и подошел ко мне. Меч он не убрал, и тот грозно блестел в свете факелов, которые держали вооруженные до зубов всадники. От друга разило хмелем, но взгляд его был на удивление трезвым и испепеляющим. Кожаный доспех с металлическими пластинами прикрывал его грудь, а за спиной висел круглый щит. Бросив беглый взгляд на меня, Изяслав кинулся к Даренке, крепко обнял ее одной рукой, но, заметив кровь на платье, замер от неожиданности.
- Неждан, что это? - прохрипел он.
Я замялся, не зная, как ответить. Но и без слов все было понятно.
- Кто это сделал? - Изяслав схватил меня за рубаху. - Ты, Неждан?
- Нет, - прошептала Даренка.
- Ты это сделал, Неждан? - не слушая сестру, закричал мне в лицо друг.
- Нет, - ответил я.
- Тогда кто?! Кто?!
- Синеус.
Изяслав тяжело засопел.
- Где он?
- У Бера. Спит.
- Горазд, Третьяк, - не отпуская меня, позвал он. - Отвезите Даренку в город!
Два воя подъехали к нам, и один из них посадил перед собой девушку. Не сказав ни слова, они пришпорили лошадей и скрылись в темноте.
- Веди к нему, Неждан, - заговорил Изяслав, - или клянусь богами, ты умрешь прямо сейчас!
Он занес меч над головой. Смерть ожидала меня в любом случае. Не Изяслав, так Синеус с радостью выпустит мне кишки после сегодняшней ночи. Поэтому я просто обреченно вздохнул:
- Пошли.
Мы сели на коня Изяслава, и отряд, состоявший из двух десятков мрачных воинов, углубился в лес. Факелы заблаговременно были потушены, и я повел людей по тропинке, иногда освещаемой лунным светом.
Когда поляна со спящими варягами была совсем рядом, Изяслав велел воям спешиться.
- Ты знал, что Даренку похитят? - привязывая щит к седлу, спросил он.
- Нет, Изяслав. Я бы не позволил.
- Но ты же допустил, чтобы Синеус изнасиловал ее.
- Боги видели, что я пытался ее спасти. Хотел умереть, но избавить Даренку от мучений!
- Что же тебя остановило? - Изяслав стянул нагрудник, оставшись в одной рубахе.
- Погибнуть ничего не стоит, - я обнажил отцовский меч. - И Синеус с радостью готов был убить меня. Но изменило бы это что-нибудь? Я был бы мертв раньше, чем приблизился к князю, а над Даренкой все равно надругались бы два десятка пьяных ублюдков. К утру тебя дожидались бы два мертвых тела, а сейчас при тебе находится меч, вернее которого не найти.
- И искалеченная сестра, Неждан. Искалеченная сестра. - Холодная сталь зловеще блеснула в тусклом свете луны, когда Изяслав взмахнул клинком. - Может, ей, все-таки, лучше было бы умереть? - вопросил он и нырнул в кусты.
Я тяжело вздохнул, повесил ножны на луку седла и побежал за другом. Стараясь не шуметь, вои подкрались к поляне. Кольчатые брони и кожаные доспехи с металлическими вставками остались в сумах, поэтому мы двигались без единого звука, и ничего не подозревающие варяги мирно спали, развалившись на земле вокруг костра.
- Где он? - шепнул мне Изяслав, присев в кустах у ручья.
Я быстро оглядел поляну. Огонь, не получая пищи, угасал и из последних сил освещал пьяных воев, соперничающих в громкости храпа. Среди них лежал Улеб. Не выдержал и дозорный - опираясь на копье, он уронил голову на обнаженную грудь и сопел едва ли не больше всех.
- В хижине, - ответил я, не заметив Синеуса у костра.
- Он мой! - Изяслав крепче сжал черен в руке и, встав в полный рост, махнул рукой в направлении спящей дружины.
Он не стал ничего придумывать, не велел окружить поляну или в тишине перерезать глотки ненавистным варягам. Но просто махнул рукой, и на поляну Бера пришла смерть.
Жуткие вопли, которые, казалось, не мог издать человек, огласили лес, и на освещенное тусклым костром пространство вылетели новгородцы.
Варяги вскакивали с земли, ничего не понимая. Хмель еще не успел выветриться из их голов, и они, видя перед собой обнаженные мечи и топоры, слыша дикие крики и страшные проклятия, не знали, что делать. Дозорный так и не успел проснуться. Острый клинок опустился на его шею, и безжизненное тело повалилось на догорающий костер. Длинные усы мигом вспыхнули, и яркий свет озарил поляну. Несколько варягов довольно быстро пришли в себя и схватили копья и мечи. Долгие годы, проведенные в беспрерывных походах, дали себя знать, и пять-шесть воев сумели выстроить небольшую стену, утыканную клинками и наконечниками копий.
Но большая часть варягов уже прощалась с жизнью. Я заметил Тура, который крича от боли, полз к лошадям. Одной рукой он зажимал распоротый живот, стараясь удержать выскальзывающие внутренности. Подоспевший новгородец прервал его мучения, воткнув в спину копье.
Другой варяг выхватил из костра горящую ветку и размахивал ею, не подпуская врагов. Брызгая слюной, он обзывал противников трусами, псами, ублюдками. Но длинное копье поразило его в плечо, острый клинок перерубил руку с веткой, а топоры добили упавшего на колени воя.
Улеба в этой сутолоке я не увидел, да еще Изяслав, толкнув меня, крикнул: "За мной!" и бросился в хижину. Едва перепрыгнув через порог, я заметил стоявшего в углу Синеуса, безоружного, но готового к бою.
Лучина уже догорела, но свет получившего новую пищу костра хорошо освещал комнату.
- Неждан, сукин ты сын! - зарычал князь. - Что здесь происходит?!
Изяслав одним прыжком подскочил к Синеусу, с размаху рубанул мечом. Варяг попытался уклониться и подставил под удар обмотанную рубахой руку. Лезвие, словно не замечая преграды, едва не лишило князя кисти. Синеус охнул и присел. А Изяслав, схватив меч двумя руками, вонзил закругленный наконечник клинка тому в живот. Сильный удар пригвоздил князя к стене.
Синеус, не сводя полного ненависти взгляда с Изяслава, судорожно вцепился в лезвие, отчего по его пальцам потекла кровь, а мой друг все давил и давил на меч. Наконец, голова князя поникла, тело, вздрогнув, всем весом повисло на клинке. Изяслав с трудом выдернул оружие из мертвеца, и Синеус упал в лужу крови.
- Это тебе за Даренку, падаль!
Изяслав плюнул на князя, и мы вышли из хижины.
Резня уже заканчивалась. Поляна была усеяна трупами. Тело дозорного пожирало пламя. Небольшой отряд, успевший выстроиться в стену, отбиваясь, уже дошел до лошадей, и варяги торопливо вскакивали на спины животных и, размахивая мечами, скрывались в темном лесу. Один из всадников остановился у ручья, обернулся, и я узнал в нем Улеба.
Страшная рубленая рана пересекала его лицо, кровь заливала шею и грудь. В руке он сжимал обнаженный меч, поблескивающий в отсветах костра. Я хотел его окликнуть, но мрачный, полный презрения взгляд, которым он окинул нас с Изяславом, остановил меня. А Улеб указал пальцем на отцовский меч, что я держал в руке, затем стукнул себя в грудь.
- Он мой, сволочь! И я его заберу! Он мой! - крикнул он и, развернувшись, умчался во тьму.
Я стоял, словно громом пораженный, и не мог поверить, что все это происходит со мной. Меч отца, похищение Даренки, смерть князя, ненависть брата - слишком много всего свалилось на меня за один только день!
Какой-то варяг лежал у костра и громко стонал. Изяслав подошел к нему, поднял с земли топор, одним ударом отсек раненому голову и пнул ее в огонь.
- Сжечь здесь все! - коротко велел он.
Убитых варягов кинули в хижину, и совсем скоро мы спешно двигались к Новгороду, а в сереющее небо, за нашими спинами, поднимался столб дыма. Такого же мрачного и черного, как и мое состояние.

Добавлено (23.10.2013, 12:46)
---------------------------------------------
"Лишь скулила, скрепив губы",
Корявенько. А если так: "Лишь скулила закрывая ладошкой рот, чтобы не зарыдать в голос"(разрыдаться). Это если тебе нравится слово - скулила. Мне - не очень(плакала, хлюпала носом, подвывала).

- Он мой, сволочь!
Сомнительно, чтобы в те годы использовалось это слово. Поройся в сарых, хороших текстах и найди замену соответствующую тем временам.
Хороший отрывок. Динамичный и эмоциональный. Так что, не опускай планку.

Цитата adler98 ()

Ну ты и нашёл повод для разборок с Синеусом! Жестоко.

Цитата adler98 ()

Корявенько

Цитата adler98 ()

Так что, не опускай планку.

Добавлено (27.10.2013, 23:35)
---------------------------------------------
И еще кусок, из следующей, 11-ой главы. Предыстория - Вадим, узнав о судьбе дочери, в ярости, варяги спешно покидают Новгород, который готовится к приходу Рюрика и войне.
_______________

А утром пришел Рюрик.
Его ладья показалась вблизи города на рассвете. Она остановилась у берега в том месте, где любили упражняться мы с отцом. Щиты с изображенным соколом висели по бортам - явный знак недобрых намерений князя. Сам Рюрик с десятком воев ступил на землю, решив, видимо, дожидаться нас у реки.
Вадим, позвав с собою Изяслава, меня, Горыню и Ворона, направился к берегу. Я проверил, легко ли выходит меч из ножен, и с волнением пошел навстречу смерти. Все мы были вооружены до зубов. Даже старый волхв повесил на пояс длинный скрамасакс. Впрочем, варяги тоже были не безоружны. Мести жаждал и Вадим, и князь. Поэтому сомневаться не приходилось - воды Волхова в этот день пополнят кровавые потоки.
Мы остановились в десяти шагах от варягов, и над рекой повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь журчанием воды да щебетом птиц. Рюрик сделал шаг вперед.
Князь был одет в черную рубаху, такие же черные штаны и темно-красные сапоги. На боку висел меч в деревянных, обитых кожей, ножнах, выкрашенных все в тот же черный цвет. А золотая гривна на шее и серебряная кольчатая броня только добавляли мрачности и без того грозному виду Рюрика. За спиной князя я заметил великана Трувора. Рядом с ним стоял Улеб, с кровавой повязкой на одном глазу. Брат даже не удостоил меня взглядом, словно не замечая, и глядел только на Вадима.
Рюрик, нахмурив брови, посмотрел на небо. Огромные темные тучи, готовые вот-вот вылить на наши головы потоки дождя, медленно плыли с полуночи к Новгороду.
- Даже Боги пришли в ярость, узнав о смерти князя, - сказал он, уставившись на Вадима и указав пальцем в небо. - И требуют мщения.
Староста молчал, лишь желваки бегали по скулам.
- Но я - простой человек, - прошу суда, - продолжил Рюрик. - Справедливого суда.
- Согласен, - прохрипел Вадим.
- Отдай мне убийц Синеуса, и он свершится.
- Ты ошибаешься, князь. Суд уже свершился. Прошлой ночью.
Рюрик раздул ноздри, отчего еще больше, чем обычно, стал похож на сокола.
- Значит, это был суд? - прищурился он.
- Своей жизнью Синеус ответил за пролитую кровь моей дочери.
- С каких пор убивают за невинность какой-то девчонки?
- Это моя дочь! - закричал Вадим. - Моя дочь! И я своей рукой вырвал бы сердце ублюдку, осквернившему ее!
- Всего пару дней назад я повесил пятерых своих воев, - медленно, слово за словом, проговорил Рюрик. Губы его побелели, а сжатые кулаки дрожали. Видимо, ему стоило огромного труда не броситься на Вадима. - Пару дней назад я велел и пальцем варягу не трогать новгородца. Ты думаешь, я бы пощадил брата? Тебе стоило лишь прийти ко мне, Вадим, просить правды, и Синеус был бы наказан. Казнен, но не убит!
- Его наказали.
- Его убили! - сорвался на крик уже князь. - Спящего человека не наказывают, убивают!
Мы с Изяславом переглянулись. Рука друга не отпускала черен меча, и я тоже положил ладонь на оружие.
- Синеус не спал, - защищал нас Вадим.
- У меня есть видок. Он видел, как погиб князь. - Рюрик повернулся к варягам, кивнул, и к нему подошел Улеб.
Я остолбенел, понимая, что тот будет свидетельствовать против собственного брата. А Улеб достал из-под кольчатой брони висевший на шее оберег.
- Говори! - велел Рюрик.
- На нас напали под утро, когда сон крепче всего, - сказал Улеб. - И убивали, безоружных и растерянных, не зная пощады. Лишь несколько воев выжило, и я среди них. - Улеб поднял золотого пардуса над головой. - И я видел смерть князя. Клянусь Родом! Я видел, как двое вошли в избу и прикончили Синеуса, когда тот лежал на скамье! Клянусь!
Ропот пробежал по рядам варягов. И в то же время в небе раздался раскат грома. Пока тихий и недолгий. Но устрашающий. Тучи наливались мощью, темнели. Как и лицо Рюрика.
- Кто были эти двое? - спросил он.
- Вот они! - Палец Улеба поочередно указал на меня и Изяслава.
Если бы взглядом можно было убивать, Рюрик сразил бы меня наповал, настолько грозно он посмотрел на нас.
- Они убили спящего князя! - твердо сказал Улеб.
- Это ложь! - не выдержал я. - Синеус не спал!
- Клянусь! - Улеб поднял оберег повыше и плюнул в мою сторону.
Он врал. Нагло врал. Но держал при этом родовой знак и клялся. А у меня не было видока, чтобы противопоставить его слово слову Улеба. А значит я, как и Изяслав, был обречен.
- Это не суд, - раздался голос Ворона, и волхв подошел к Рюрику. Он посмотрел на варягов. Оглянулся на новгородских воев, которых подошло уже почти два десятка. - Кто решает, где правда, а где ложь? Ты, князь? Но ты просишь суда. Или Вадим, который сам ищет правды? Кто?
- Ты прав, старик. Здесь нет судьи, - кивнул головой князь. - Я не доверяю слову новгородца. А Вадим не согласится с варягом. Поэтому Боги должны решать, на чьей стороне правда.
Я понял, о чем говорит Рюрик, и Вадим так же об этом догадался.
- Суд мечей, - проговорил он.
- Да, Вадим, - согласился князь. - Твой лучший вой против моего. Побеждает варяг, и я получаю убийц.
- Хитрый выродок! - проворчал кто-то из кметей за нашей спиной. - Перерезать бы им всем глотки, и дело с концом!
Вадим нервно сжимал черен меча, висевшего у него на поясе. Ему явно хотелось поступить именно так, как сказал новгородец - убить всех варягов до единого. Но пойти против Правды он не мог. Не один год будучи судьей и решая споры горожан, Вадим не решался поступиться Законом.
- А если верх одержит новгородец? - спросил он.
Холодная улыбка, не предвещая ничего хорошего, озарила лицо Рюрика.
- Трувор! - выкрикнул он, не отвечая Вадиму.
Великан скинул плащ на землю и, подойдя к князю, обнажил длинный меч с огромным клинком.
- Карельское княжество, Вадим, - повернулся к старосте Рюрик. - Мы же только договорились, помнишь? Нас ждет поход... Если Трувор будет повержен! - добавил он.
Вадим повернулся к нам. Гримаса боли исказила его лицо. Он понимал, что совладать с исполином-варягом вряд ли кому удастся. О силе и умении сражаться Трувора вещуны на пирах рассказывали сказки. Брат Рюрика был прирожденным воином, жестоким убийцей. А значит, мы с Изяславом могли уже прощаться с жизнью.
- Отец, дозволь мне биться! - Изяслав не спускал глаз с Трувора. Тот медленно снимал кольчатую броню и рубаху, готовясь к поединку.
- Нет, - покачал головой Вадим. - Ты не можешь.
- Могу! Я его уложу!
- Уймись, сынок! - хлопнул его по спине Горыня. - Ты можешь только ждать исхода боя. Я свалю этого борова!
- Уверен? - спросил Вадим.
- Да, - Горыня взглянул на Трувора, который крепил ремнями к предплечью громадный щит. - Ты же не хочешь, чтобы твой сын болтался сегодня на дереве и кормил птиц!
Сотник быстро скинул рубаху.
Тучи закрыли уже все небо, и первые капли дождя упали на землю.
Горыня привязал черен к правой руке, взмахнул пару раз мечом, проверяя, надежно ли тот закреплен. Ожидая, пока затянут ремни щита, прикрыл глаза и прислушался к шуму падающих в листву капель.
- Дождь, - проговорил он. - Люблю дождь. Во время дождя я убил первого в своей жизни человека! Мне было пятнадцать. Ему, думаю, около тридцати. Он умер довольно быстро, ведь я уже тогда был силен. А убитый оказался варягом! Снимите мне сапоги! - велел он.
Вои быстро выполнили приказ.
- Не переживайте, - улыбнулся - если только можно назвать улыбкой жуткий оскал, - Горыня. - Я разберусь с этим ублюдком!
И, стукнув мечом по щиту, зашлепал навстречу Трувору.
Тот выслушал последние наставления старшего брата и повернулся к приближающемуся противнику.
Трувор и Горыня. Варяг и новгородец. Они стоили друг друга. Оба шире в плечах и выше почти на голову любого воя. Вдвоем они могли бы устоять перед целым войском, а, возможно, и выйти из битвы победителями. Но сейчас великанам предстояло сойтись в смертельном поединке.
Медленно, не торопясь, они сближались, не спуская друг с друга глаз и выискивая возможные слабые места.
Гром прогремел совсем близко, а дождь из мелкого перешел в ливень.
Горыня засмеялся:
- Ты готов умереть в такой день, верзила?
Трувор не ответил, а взмахнул мечом, рассекая воздух.
- Твои друзья не смогут зажечь костер, и тело твое распухнет и сгниет, - продолжал поддевать варяга сотник.
- Ты умрешь! - прорычал Трувор. - Я порежу тебя на куски и вдоволь накормлю собак. А затем вздерну на дереве тех сосунков! - кивнул он в нашу сторону.
- Я вырежу твое сердце и принесу этим сосункам в подарок! Сердце твоего брата у них уже есть. Будет и второе!
Ругань перед поединками - обычное дело. Бойцы подбадривают себя, злят противников. Без этого не обходится ни одна схватка. Но последние слова Горыни вывели из себя Трувора, и тот, закричав, прыгнул на сотника.
Щиты столкнулись с грохотом, которому мог бы позавидовать гром.
Горыня присел под тяжестью, заскользил ногами по мокрой траве. Выбросил руку с мечом, метя варягу в голову. Но тот, на удивление легко, отпрыгнул, не получив ни царапины, тут же сам размахнулся и опустил свой страшный клинок на шею новгородца. Настал черед и Горыни изворачиваться. Он увел удар щитом в сторону и рубанул противника по ногам. И вновь Трувор оказался быстрее меча, отскочив на шаг назад.
Я с тревогой наблюдал за схваткой и понимал, что сказания о Труворе были вовсе не выдумкой. Уж очень легко он уходил от ударов Горыни, а сам новгородец, хоть и обладал медвежьей силой, приседал под напором варяга. Оставалось надеяться на богов, которые знают правду. И я верил, что молнии, щедро посылаемые сейчас на наши головы Перуном, были добрым знаком.
Между тем противники продолжали осыпать друг друга ударами. Они ничего не выдумывали, никакой хитрости, выдумки. Грубая сила и острые клинки должны были решить исход поединка. Мечи взлетали, разбрасывая брызги во все стороны. Щиты с трудом выдерживали натиск, трещали, отколотые щепки валились на землю, по которой уже бежали ручьи.
Но шаг за шагом Трувор все же теснил Горыню. Сотник успевал прикрываться щитом от частых ударов варяга, сам то и дело пытался его поразить, и медленно отступал к реке.
Воды Волхова забурлили, питаемые ливнем, вспенились у берега. И Горыня все ближе и ближе подходил к ним. Трувор в очередной раз, широко размахнувшись, с силой опустил меч на голову новгородцу. Жалкие остатки щита, с трудом выдерживающие мощь атак, вновь приняли на себя удар. Сотник же изловчился пырнуть мечом снизу вверх. Плечо варяжского великана окрасила кровь.
Горыня довольно улыбнулся.
- Ты это называешь раной? - загоготал Трувор. - Да женщины ночами сильнее расцарапывали мне спину!
И вновь огромный меч взлетел над головой Трувора.
Но неожиданно нога варяга поехала в жидкой грязи, в которую превратился берег у кромки воды. Он взмахнул руками, пытаясь устоять. Горыня же словно этого и ждал. С силой рубанул по клинку варяга, и меч отлетел на несколько шагов.
Безоружный Трувор, упав в лужу, изумленно уставился на новгородца. Видимо, ему никогда ранее в поединке не приходилось сидеть на заду.
- Довольно! - прокричал Вадим, перекрывая шум дождя. Горыня, тяжело дыша, застыл, но не убрал меч, который уткнулся в мощную грудь варяга. - Хватит, Рюрик!
Князь, держа руки на поясе, медленно приблизился к воеводе.
- Ты видел волю богов, Рюрик! Уходи!
Не проронив ни слова, варяг посмотрел на Изяслава. Затем взгляд его холодных глаз остановился на мне.
- Бой не окончен, Вадим. А ты не бог, чтобы решать, когда его прекращать, - сказал он.
- Уходи, Рюрик, - повторил Вадим. - Пока не поздно - уходи!
- Хорошо, Вадим, - кивнул князь. - Уйду. Но я вернусь, обещаю. И тогда Новгород захлебнется в крови! Я сожгу его дотла, сровняю с землей! Не оставлю ни одной живой души! Но суд будет свершен! - и, развернувшись, быстро зашагал к своим воям.
Гром гремел с неистовой силой, ливень и не думал прекращаться. А Перун продолжал метать молнии над нашими несчастными головами и обреченным городом.

Добавлено (31.10.2013, 22:59)
---------------------------------------------
Кстати, если кого-то еще, кроме Олега, заинтересует данный отрывок, буду рад услышать мнение о поединке. Схватки/сражения, как водится, очень сложны для описания.

Добавлено (01.11.2013, 22:42)
---------------------------------------------
"Синеус ответил за пролитую кровь моей дочери".
В этой фразе надо делать упор на бесчестие, позор. Правда, ты это делаешь позже, но думаю, эту надо изменить. Тем более, что как тогда, так и сейчас, чья-то кровь ценится дёшево.
"который уткнулся в мощную грудь варяга". "уткнулся" - вряд ли подходит для меча. "Упёрся" или что-то в этом роде.
Лично для меня последний абзац с угрозами Рюрика и его бескровным отступлением не очень логичен. Тем более, что ты в предыдущих абзацах очень накалил обстановку. Попробуй как-то завуалировать угрозы Рюрика, намёками что ли. Чтобы читатель поверил тебе и не ухмыльнулся, как бывает, когда смотришь современные сериалы и понимаешь, что ГГя не могут убить во второй серии, если их всего двадцать две.
А так всё нормально, читается легко.

Цитата kotafromeeva ()

блестяще!

Добавлено (05.11.2013, 23:21)
---------------------------------------------
Выложу-ка я эту главу с начала. Потому что... Здесь много чего. В общем начну...
_________________________

ГЛАВА 12

Рюрик ушел. И с ним Улеб.
А в Новгород вернулась война.
Всю следующую неделю мы ждали нападения. Вадим приказал укрепить городские стены и не опускать врата даже днем. Дозоры непрерывно объезжали окрестности, высматривая врага, а стрельцы на страже не снимали стрел с тетивы.
Никто в Новгороде не пытался обвинить Вадима в развязывании войны с варягами. Даже Велимудр, недолюбливающий воеводу, и слова не сказал против.
- У меня у самого две дочери, - сказал он Вадиму. - И кто знает, как бы я поступил на твоем месте. Думаю, так же прогнал бы князя. Если бы хватило сил.
Но на меня с Изяславом, все-таки, бросил недовольный, хмурый взгляд.
Такие взоры я то и дело теперь ловил, проходя по улицам города, направляясь в дозор или обходя стены. Словно на мне лежала вина в том, что Новгород жил в ожидании осады, над головами жителей завис меч. Я понимал, что в чем-то они и правы, но старался не обращать на них внимания, всецело занявшись осмотром укреплений и окрестностей, упражнениями с воями.
Дел было по горло - отныне я, как и Изяслав, командовал десятком кметей и входил в военный совет Новгорода. На этом настоял Вадим. После ухода Рюрика он замкнулся в себе. Редко разговаривал, никогда не улыбался. Только готовился к осаде и возможному сражению. Да еще выбирал себе помощников для управления воями. Одним из них предстояло стать и мне.
- Ты пробыл с варягами долгое время, - объяснил он мне. - Видел, как живет их войско, участвовал с ними в набегах. Знаешь варяжские секреты, приемы. Твое слово будет одним из главных. К тебе прислушаются все.
Я был уверен, что мало чем смогу помочь на совете. В войске Синеуса мне отводилась роль обычного воя, пусть и любимчика князя. Каких-то навыков я не приобрел, знаний варяжского ведения войны не знал вовсе. Но ослушаться человека, ставшего для меня вторым отцом, не посмел.
Как не осмеливался и разговаривать по душам с Даренкой. В детстве, когда мы проводили вместе много времени, щебетали обо всем без умолку. Но, вернувшись в Новгород спустя несколько зим, я уже не мог, как и прежде, непринужденно с ней болтать. Мы, конечно же, общались, но язык в ее присутствии отказывался меня слушаться. Я краснел, запинался, и, в конце концов, предпочитал отмалчиваться. А Даренка между тем пользовалась любым случаем, чтобы подойти, принести кувшин молока или краюху хлеба. Она старалась проводить время только со мной, словно после той роковой ночи перестала доверять людям и только во мне видела близкого человека. Хотя Изяслав, заметив, как Даренка постоянно крутится около меня, сказал, что она еще с малых лет тянется именно ко мне. Я обозвал друга круглым дураком и объяснил, что после случившегося, девушка, видимо, чувствует себя в безопасности только со мной. Скорее всего, правы были мы оба, и доверчивые, ласковые глаза Даренки это подтверждали. Однако сейчас было не время думать об ухаживаниях - над городом нависла угроза войны.
Но варяги так и не появлялись. Дозоры, по-прежнему, каждое утро отправлялись по деревням, стрельцы продолжали стоять на стенах. И все же того рвения, что было сразу после ссоры с Рюриком, я уже не видел. Вернуть его могли только сами варяги. И наконец, они пришли.
Сперва мы заметили вдали над лесом струйки черного дыма. Несколько воев тут же отправились на разведку. Я провел на стенах весь день, до боли в глазах высматривая отряд, но в этот день мы его не дождались. К вечеру в небе закружились вороны, а значит, где-то рядом была смерть.
- Неждан, - подошел ко мне Изяслав, когда на город опустилась ночь, - иди, отдохни, я тебя сменю.
- Нет, - покачал я головой. - Я должен дождаться вестей.
- Как только кто-то объявится, я тебя разбужу, - настаивал друг.
Но я отказался. Необъяснимая тревога съедала, грызла, не давала покоя. Приход варягов не пугал меня - не сегодня, так завтра Рюрик все равно объявится, и битва с ним неизбежна. Но и возможная гибель ушедших в разведку воев тоже не была причиной моих терзаний. Что-то удерживало меня на стенах. Я ждал беды.
- Я останусь.
- Как знаешь, - пожал плечами Изяслав. - Только я буду с тобой.
Я благодарно кивнул другу и устремил взор в темноту.
В эту тихую, звездную ночь так никто и не появился. Ближе к утру двое стрельцов сменили нас, и я, прислонившись около них к стене, на какое-то время забылся тревожным сном.
Разбудил меня толчок в плечо.
- Неждан, смотри, - сказал Изяслав, еще раз потрепав меня и кивнув в сторону леса.
Я вскочил на ноги.
Солнце еще не взошло, но ночь уже отступила. По серому небу неторопливо плыли редкие облака, а с реки к городу тянулась полоса белого, как молоко, тумана, скрывая лес и дорогу.
- Видишь? - Изяслав ткнул вперед наконечником стрелы.
Я присмотрелся.
- Неждан! - вдруг раздался крик из тумана, заставив меня вздрогнуть.
Это был голос Улеба, и я в недоумении уставился на Изяслава. Тот пожал плечами, так же не понимая, что происходит.
- Неждан!
Послышался стук копыт, и мы увидели на дороге всадника, который медленно приближался к вратам города. Это, и правда, был брат. Один его глаз, по-прежнему, был перевязан, грудь прикрывала кольчатая броня. У ноги висел привязанный к седлу щит, на котором я разглядел нарисованного сокола. За спиной Улеба торчал черен меча, а в руке он держал мешок, стукающийся о черный бок коня при каждом шаге.
Брат остановился на недосягаемом для стрел расстоянии от стен города.
- Неждан! - вновь закричал он и бросил на дорогу мешок. - Это тебе! До встречи, падаль! - и, повернув коня, так же неторопливо скрылся в тумане.
Мы с Изяславом переглянулись.
- Бес в него что ли вселился?! - проговорил он и повернулся к стрельцу. - Принеси мешок.
Я быстро спустился к вратам и с тревогой ожидал, пока вернется вой. Ловушки подстроено не было, из тумана никто не выскочил, и довольно скоро мешок, наполненный неизвестным грузом, уже лежал передо мной на земле.
- Что там? - Изяслав стоял у меня за спиной.
Не отвечая, я присел, развязал веревку и высыпал содержимое.
- О, Боги! - прошептал Изяслав.
Среди свежей травы и сухой соломы, выпавшей из мешка, лежали три головы. Я уставился на страшный подарок, и ком подступил к горлу. Потому что это были головы Гуннара, Сваны и малыша Беляна.
Лицо старого норманна превратилось в сплошной синяк - видимо, он до последнего пытался защитить женщину и ребенка. Длинные косички - гордость северянина, - были отрезаны, местами с кожей. Так же поступили и с бородой.
Губы Сваны разбили в кровь, а щеки изрезали ножом. Смерть ее, явно, была мучительной, но то, что девушка, скорее всего, испытала перед гибелью, трудно было даже представить.
А Белян... Дрожащими руками я взял голову сына и не сдержал слез. Ребенку, которому не было и года, отрезали уши, выкололи глаза. Редкие белые волосы малыша были залиты кровью. Я упал на колени, прижал изуродованную голову Беляна к груди, уткнулся лбом в землю и зарыдал.
- Улеб! Я убью тебя! - кричал я. - Будь ты проклят, тварь!..
Никогда ранее я не плакал так, как в то серое утро. Пыль, смешавшись со слезами, превратилась на лице в грязную ужасную маску. Но мне было все равно. Я никого не видел вокруг, не слышал сочуствующих вздохов и призывов к мести. Убитый горем, я просто рыдал. Оказалось, что принять смерть родителя значительно легче, чем гибель собственного ребенка.
Высланный Изяславом вдогонку за Улебом отряд никого не обнаружил. Зато наткнулся на воев, отправленных в разведку. Сожженные тела пятерых новгородцев висели на деревьях вдоль лесной тропы, и вороны уже вовсю пировали, выклевывая мертвецам глаза.
Смерть начала собирать урожай, город приготовился к встрече с варягами, а я мечтал о мести. Меч был наточен, щит покрыт свежей краской, кольчатая броня начищена. Настала пора битв.
Не проходило и дня, чтобы я не отправлялся в дозор. И все чаще наталкивался на сожженные дома и мертвые тела. Варяги занялись любимым делом - набегами. Они неожиданно появлялись из леса, убивали, грабили, насиловали и так же быстро скрывались. Все больше и больше беглецов стекалось в Новгород. Несчастные люди надеялись спрятаться за укрепленными стенами, и Вадиму не оставалось ничего другого, как принимать их. Отряды воев сновали по ближайшим, еще не разграбленным Рюриком, деревням в поисках пищи, и груженые телеги одна за другой направлялись к городу.
Различные слухи ползли среди новгородцев. Один рыбак видел три варяжские ладьи, увешанные щитами. Какая-то женщина повторяла слова мужа, заметившего вдали войско князя, которое двигалось с полуночи. А среди торговцев, еще не покинувших город, уверяли, что число воев Рюрика в два-три раза больше новгородской дружины. Была ли правда в тех словах - неведомо, но, несомненно, князь был поблизости, а Новгород, встав против его воли, обречен. Мы же продолжали объезжать окрестности.
Несколько раз дозоры сталкивались с варягами. Схватки оказывались жаркими, беспощадными. Я, как безумный, бросался на ряды врагов. Разил, калечил, убивал. После каждого боя меч приходилось заново оттачивать, кольчатую броню чистить. И все равно на следующее утро я отправлялся в дозор, потому что ни Улеба, ни Рюрика так и не встретил. Варяжские отряды были малы, и, скорее всего, целью их был грабеж и сбор продовольствия, а не сражение.
Вадим отдал под мое начало еще один десяток людей. Я побеждал варягов, делал это жестоко, и вои шли ко мне с радостью.
- Неждан приносит удачу, - говорили они.
Удача! Знали бы они, что каждый вечер, натачивая клинок, их "удачливый" десятник едва не льет слезы!
В один из таких вечеров я сидел у колодца и водил камнем по лезвию меча, когда возле меня подсела Даренка. На ней был одет красный сарафан, рыжие волосы заплетены в косу. В руках девушка держала кольчатую броню.
- Я почистила ее.
Я улыбнулся и благодарно кивнул.
- Можно попробовать? - спросила Даренка, показав пальчиком на меч.
- Да, конечно, - я, положив броню себе на колени, протянул ей оружие.
Девушка осторожно провела точильным камнем по лезвию. Клинок завизжал, а Даренка сморщилась и засмеялась. Я впервые слышал ее смех после похищения. Но не успел им насладиться, как она вновь стала серьезной, опустила руки и проговорила:
- Это я во всем виновата.
- Перестань! У тебя хорошо получается. Я бы лучше не наточил меч.
Даренка медленно провела камнем по клинку.
- Ты понял, о чем я, - вздохнула она. - Люди гибнут, дома горят. Твой сын умер, Гуннар - тоже. А во всем виновата я!
- Не говори глупостей. Как ты можешь быть виновата в том, что Синеус выпил слишком много, а саму тебя похитили?
- Я могла все это остановить... Еще когда князь приходил к нам в дом... Он разговаривал с отцом, рассказывал о вашей жизни в Белоозере, о походах, о твоем сыне. Просидел весь вечер, и глаз с меня не спускал.
Даренка замолчала, лишь меч тоскливо стонал под камнем.
- Стань я его женой, и тогда ничего бы не произошло.
- И почему ты отказала? - солнце уже скрылось за деревьями, и румянец, что залил мои щеки, не был виден.
- Потому что мне нужен другой человек, - прошептала девушка и заглянула мне в глаза.
Сердце бешено забилось, я с трудом подавил желание сжать ее в объятиях и еле слышно произнес то, что чувствовал всю жизнь, но осознал слишком поздно:
- Моя ты, Даренка! Только моя! Никому тебя не отдам!
Слезы побежали по щекам Даренки. Она придвинулась ко мне и подарила мимолетный поцелуй.
- Тогда будь осторожней!
Поднялась и, не отдавая меч с камнем, торопливо и словно стыдясь случившегося, ушла в дом.

Добавлено (13.11.2013, 23:15)
---------------------------------------------
Ну и собственно окончание данной главы...
_____________

* * *

После слов Даренки мне с трудом удалось успокоиться. Всю ночь я так и провел у колодца, смотря на звезды и слушая шум ветра в ветвях растущей у дома Вадима ивы. Под этот тихий шепот и уснул.
- Вставай! - прервал сон голос Изяслава.
Я вздрогнул, открыл глаза. Небо уже посерело, где-то вдали разрывался петух.
- Недалеко в лесу замечен варяжский отряд, - друг стоял надо мной и натягивал кольчатую броню. - Большой. Им командует вой в черной одежде.
- Рюрик?
- Похоже на то.
- Мой меч, - оглянулся я впопыхах. - Он у Даренки. Где она?
На колени мне упал меч в деревянных, обитых кожей, ножнах.
- Не время ее искать. Бери мой.
Я на ходу надел поверх рубахи кольчатую броню, с таким тщанием начищенную Даренкой, перекинул через плечо одолженный Изяславом клинок, и совсем скоро мы во главе четырех десятков воев мчались в лес.
В чаще темнота еще не отступила. Длинные ветви нависли над тропой, словно тянули к нам руки, норовя схватить. Они не пропускали света, и лишь среди верхушек деревьев проглядывали серые пятна неба. Хрустнула ветка под ногой неведомого зверя, торопливо убегающего подальше от человека. Но отряд, не смотря по сторонам, двигался навстречу врагу.
- Где заметили варягов? У воды? - спросил я.
- Нет, ладьи никто не видел, - покачал головой Изяслав. - Выродки идут с полуночи. Два-три десятка пеших воев, еще людей двадцать следуют за ними верхом.
- Куда лежит их путь?
- На Новгород.
- Такими силами крепость не взять, - усомнился я.
- Да, не взять, - согласился Изяслав. - Но осадить можно легко!
Значит, варяги осмелились перейти к решительным действиям, и к Новгороду, скорее всего, вслед за передовым отрядом приближается войско!
Вдруг Изяслав сделал знак остановиться. Впереди послышался стук копыт, и мы замерли, смотря на темную тропу. Стрельцы натянули луки, но тут же опустили их. К нам приближался новгородец, отправленный в разведку.
- Варяги близко! - встревожено сказал он. - И их много больше, чем мы думали!
- Веди! - велел Изяслав, спрыгивая с лошади и обнажая меч.
Мы спешились вслед за ним, и, нога в ногу следуя за разведчиком, углубились в чащу. Постепенно нашего слуха стал достигать шум, производимый множеством ног и копыт, бряцаньем оружия. Варяги и не пытались скрыть появления у стен города. Они шли, переговариваясь о чем-то, и я расслышал даже смех.
- Ублюдки! - с ненавистью произнес я. - Они идут убивать и смеются при этом!
- Когда они захлебнутся в крови, смеяться буду уже я! - зловеще улыбнулся Изяслав. - Смотри!
Он кивнул на видневшуюся среди листвы тропу, и я увидел ряды воев, густо утыканные копьями. Плечо к плечу, десяток к десятку, варяги следовали через лес. Всадники прикрывали края пешего войска. Я попытался пересчитать их, но когда счет дошел до сотни, сбился и махнул рукой.
- Нам не устоять! Их слишком много! Только стены города да помощь богов помогут нам.
- Ты предлагаешь уйти, не потрепав их хоть немного? - спросил Изяслав.
- Потеряем людей. Но ничего не добьемся. Нужно отходить.
- Ты слишком осторожен.
- А ты безрассуден!
Изяслав одарил меня уничтожающим взглядом.
- Конечно, ведь это мою сестру втоптали в грязь!
Я вспыхнул. Даренка была для меня не менее, а, может, и более дорога, чем Изяславу. И я всегда рвался отомстить за кровь, пролитую ею.
- Атакуем последние ряды варягов! - крепче сжал черен меча. - Когда силы станут неравны, скрываемся в лесу!
Сделал шаг к тропе, но не успел дать команду к вылазке, как за нашими спинами раздался громкий крик боли. Звон мечей и грохот щитов разорвали тишину. Проклятия и оскорбления огласили лес. Потому что мы были атакованы варягами. Они обманули новгородцев, которые считали эти дебри своими. Обхитрили, обойдя с тыла, ударив в незащищенные спины.
Не успели мы опомниться, как были окружены. И все, что нам оставалось, это подороже продать свои жизни, убить как можно больше проклятых варягов.
Меч был в руке, щит надежно прикрывал грудь и голову, и я ринулся в гущу боя. Пригнулся, увернувшись от выпада противника, не поднимаясь, воткнул в незащищенный живот клинок, вырвал оружие из тела, оттолкнул убитого щитом, повернулся к следующему врагу. Увел удар мечом, что есть силы ткнул коленом в пах, вонзил окровавленное лезвие орущему, как баба, варягу в лицо. Отскочил от метящего мне в грудь копья, огрел нападавшего щитом по голове, извернулся и попал череном тому в глаз. Кровь брызнула на руку, а визжащего противника добил Изяслав.
Я дрался, как Бог, был неуязвим. Но новгородцы, все равно, были обречены. Число варягов росло, а нас становилось все меньше. Один за другим вои падали, пронзенные копьями и мечами.
- Живыми! - услышал я крик варяга, голову которого прикрывал шлем. Он ударил лежащего у его ног новгородца краем щита в шею и указал мечом на меня с Изяславом. - Взять их живыми!
- Приди и возьми, трус! - кинул я вызов варягу, но передо мной выросла уже стена врагов.
Чей-то мощный удар потряс мой щит, и наконечник копья, вонзился в плечо. Я отмахнулся мечом, отгоняя противника, но раненая рука безвольно повисла. Кинул щит в сторону - он теперь только помеха.
- Ну же, подходите, ублюдки!
Слева прыгнул варяг. Я увернулся. Клинок, все же, достал меня, но выручила кольчатая броня. Зато от моего меча нападавшего ничего не спасло. Лезвие, почти не встретив сопротивления, перерубило шею, и варяг рухнул, точно мешок с мукой. Краем глаза заметил движение за спиной, развернулся, но не успел поднять меч, как мощный удар кистенем по голове опрокинул меня на землю...
Забытье было недолгим, и чьи-то руки грубо встряхнули меня за плечи.
- Очнись, тварь!
Я с трудом раскрыл залитые кровью глаза. После удара кистенем на щеке остались глубокие порезы, которые сейчас жутко саднили, а шум в голове напоминал похмелье. Преодолевая боль, оглянулся. Рядом со мной на коленях, как и я, стоял Изяслав. Кольчатая броня была сорвана с него, а руки связаны. По лицу текла кровь. За нашими спинами раздавались мольбы о пощаде, которые обрывали глухие удары - новгородцев жестоко добивали.
А перед нами стояло несколько варягов. Среди воев я узнал Рюрика, одетого в неизменно черные одежды, великана Трувора и кметя, требовавшего захватить нас живыми, а сейчас снявшего шлем.
- Улеб... - произнес Изяслав.
Ибо это был он. Повязки на глазу уже не было, и на лице брата красовался жуткий красный шрам, пересекавший лоб, глаз и щеку. На груди его, прикрытой дорогой кольчатой броней, вместо родного пардуса висел золотой сокол. Серьга с сияющим алым камнем украшала ухо.
- Да, это я, - ответил Улеб.
- А ты, смотрю, после смерти малыша Беляна стал правой рукой варяжского князя, - горько усмехнулся я. - Быстро же ты забыл свой род!
Улеб подскочил ко мне и с размаху ударил кулаком.
- Ничего я не забыл! Но живу по Правде! - наклонился он ко мне. - А все, что сейчас происходит - все по закону, брат!
- Кровь за кровь, новгородец! - медленно произнес Рюрик. Улеб отошел, а грозный князь скрестил руки на груди. - Ты взял жизнь моего брата, я - жизнь твоего сына и твоей женщины.
- Кровь за кровь? - засмеялся Изяслав. - Тогда ты нам должен, князь.
Рюрик бросил на пленного испепеляющий взгляд.
- Кровь Синеуса за кровь Даренки, - пояснил тот. - Чем ответишь за смерть малыша? Трувором?
Великан, молча, обнажил меч и сделал шаг к Изяславу.
- Жизни норманнов я взял по справедливости, - положил руку на плечо Трувору князь.
- Ты это называешь справедливостью? - продолжал издеваться мой друг. Он, конечно, понимал, что живыми из рук варягов не выбраться, и перед смертью хотел показать, что славенина не сломить и не напугать. - Справедливо было бы оскопить твоего братца, да поторопился я, выпотрошил ублюдка.
Рюрик побелел, но не двинулся с места.
- Пустил кишки, как курице! - хохотал Изяслав. - Да и не сокол он был, Синеус то! Жалкая курица!
Князь, не выдержав, махнул рукой, и четверо воев тут же кинули пленного лицом на землю.
- Глупец! - присел около него Рюрик. - Не надо злить сокола! Месть варяга ужасна. А смерть от когтей птицы страшна. И ты узнаешь - что это такое! - поднялся и бросил через плечо: - Покажите ему Кровавого Орла!
- Нет! - закричал я, попытался встать, но сильные руки не отпускали меня, не давая пошевелиться.
С детства помню рассказы Гуннара о жестоких казнях, любимых норманнами и варягами. От его слов волосы вставали дыбом, а по спине бежал холодок. И с ужасом я понимал, какую муку предстоит испытать Изяславу.
Друг пытался вырваться, кричал, обзывал варягов трусами, но те, не произнося ни слова, крепко прижали его руки и ноги к земле. Изяслав рычал, грыз мокрую от утренней росы траву, а к нему медленно приближался Трувор.
В руках варяг держал гигантский топор, которым кроме него мало кто мог бы совладать. Легким движением он распорол рубаху пленного.
- Дай мне меч! - кричал ему Изяслав. - Дерись со мной, трус! Умри, как воин! Кишка тонка? Есть ли среди вас, братьев, хоть один вой, или все с бабами сражаетесь?!
Трувор вместо ответа взмахнул топором. Лезвие сверкнуло в лучах солнца, которые уже пробились сквозь густую листву, и вонзилось лежачему другу в спину. Храбрый Изяслав, застонав, прикусил губу, и из нее потекла струйка крови. А топор, взлетев, еще раз опустился на вздрогнувшее тело.
- Взмахни крыльями, тварь! - засмеялся Трувор.
Двое варягов нагнулись над окровавленным новгородцем и, схватив разрубленные ребра, загнули их вверх.
Несчастный Изяслав дрожал всем телом, изо рта его бежала кровавая пена, глаза закатились. А вокруг стояли варяги и хохотали.
Я со слезами на глазах смотрел на смерть друга, когда ко мне, улыбаясь во весь рот, подошел Улеб.
- Не гневи птицу. Ибо от когтей ее и погибнешь! - зловеще прошептал он, нагнувшись.
Напоминал ли брат о словах слепого волхва, предсказавшего страшную гибель Изяславу, или намекал на родовой знак варягов, на сокола - не знаю. Но после этих слов он выпрямился, замахнулся кистенем, и я получил страшный удар по лицу.
И провалился во тьму.

Добавлено (16.11.2013, 18:12)
---------------------------------------------
Похоже, роман приближается к финалу. Начало помню, а окончание достаточно предсказуемо. Меч оставленный в руках Дарёнки должен "выстрелить". Уверен, что ты не будешь делать из неё новгородскую Жанну де Арк, проще бросить её грудью на меч, исходя из принципа: "Так не достанься же никому". Но есть и второй, более интересный вариант. Прежде, замочить мечом Улеба - убивцу и отморозка. А уж потом - самой нанизаться на меч любимого. Есть и третий вариант, который может потянуть на вторую и третью книги. Вот только жанр придётся менять на историко-приключенческий.
Кстати, линия Дарёнки в романе одна из самых слабых. А зря, она могла бы оживить роман, разбавить хмарь безнадёги, витающую над текстом, на всём его протяжении. Понятно, что ты побаиваешься этой линии. Не умеешь описать и вставить подходящие сюжеты в основной текст. Надо тренироваться в этом. Деваться тебе некуда. Не будешь же ты вводить в свои тексты только одних мужиков?
Короче. Финал почти предсказуем. Всех и всё рубим в "капусту", заливаем кровью. Рюрик восседакт в Новгороде и становится в основании "пирамиды власти" на Руси. Это твоё видение, ты его таким подал устами одного из братьев, который нам это и рассказывает на старости лет, сидя в келье. Кто и как согласится с такой подачей истории - это другой вопрос, вопрос специалистов.
Но тебе предстоит написать аннотацию к роману. Коротко, сжато изложить идею и цель(саму "соль") романа. Тут общими словами не отделаться. И если мысль, заложенная в аннотации будет расходиться с подачей текста, то роман завернут.
Затем последует паскудная вещь - синопсис. А в нём ты будешь должен указать - кому адресуется этот роман, какой категории читателей. Ну не напишешь же ты, что для поколения "Пепси", любителей ужастиков, насмотревшихся боевичков, не наигравшихся в компьютерные стрелялки, недавно окончивших школу, где их толком не учили истории. Сложный вопрос, не знаю, как ты на него сможешь ответить. Да, у Истории нет достоверных источников описывающих поступки Рюрика, да и его самого тоже. Но есть определённые стереотипы, которые ты пытаешься разрушить, подать по-своему. Ну что ж - дерзай.
Сейчас подумал, а как бы я коротко охарактеризовал такой роман? На ум приходит только одна избитая фраза: "О времена, о нравы"! Но это моё личное. Пишешь ты хорошо и искренне желаю тебе прорваться.
Успехов.

Цитата adler98 ()

Бедненький, кто ж на тебя нападает?

Добавлено (22.11.2013, 23:43)
---------------------------------------------
Разговор в этой главе задумывался, как один из главных, но насколько получилось передать чувства братьев, не знаю. Надеюсь на подсказку.
________________________

ГЛАВА 13

Когда я очнулся и, пересиливая раскалывающую голову боль, открыл глаза, на землю уже опустилась ночь. Сверчки затянули свои песни, стараясь перекричать кваканье жаб. Вышел на охоту филин, и его уханье доносилось из темноты.
Кровь застыла на лице сухой коркой, и любое движение отдавалось жуткой болью. Я хотел дотронуться до раны, но руки оказались связаны за спиной и притянуты к дубу. Оглянулся. Вокруг не видно было ни души, не слышно разговоров или ржания лошадей. Варяги ушли, меня обступал лишь темный лес, наполненный ночными звуками. И только в нескольких шагах горел небольшой костер, а около него спиной ко мне сидел человек. По его обнаженному, прикрытому одними штанами, телу струился пот. Подле руки на земле лежали щит с нарисованным соколом, длинное копье и два меча, один из которых этим утром дал мне Изяслав.
Вспомнив о друге, я сокрушенно покачал головой, сожалея, что вместе с ним не принял смерть, какой бы ужасной она ни была.
В руках стражника хрустнула ветка, и огонь, получив пищу, осветил небольшую поляну, где мы сидели. Дуб, к которому меня привязали, возвышался над молодыми соснами. Под сенью его густых ветвей в обилии росли кусты шиповника, и стреноженный конь спокойно жевал высокую траву, прохаживаясь между ними.
Вой, глотнув дыма, закашлял, и я узнал в нем Улеба.
- Брат, - прошептал я, с трудом раскрывая разбитые губы.
- А, Неждан. Ты очнулся.
Улеб не оборачивался. Лишь копошился в костре палкой, отчего в небо взлетали пылающие искры.
- Варяги... Где они?
- Думаю, у стен Новгорода, - глухо ответил он.
- Белян... Зачем ты убил его, Улеб? - не отрывал я взгляда от спины брата.
- Рюрику нужна была твоя кровь, Неждан. А мальчишка, все-таки, тебе сын.
- Который даже ходить не начал! Вот уж противник варягу! - презрительно сказал я. - Ну, а Гуннар? Старик же был нашим другом, растил нас. Что он то тебе сделал?
Улеб вытер пот с затылка и проговорил:
- Он стоял у меня на пути.
- Куда же лежит твой путь, брат? - до меня донесся смешок Улеба, продолжающего отмалчиваться. - А я... Я у тебя в плену?
Ответом мне был лишь треск горящих веток.
- Ты в плену у Рюрика, - отозвался, наконец, Улеб. - Я только присматриваю за тобой.
- Забавно... - я криво улыбнулся. Рана на губе, едва затянутая коркой, лопнула, и я почувствовал вкус крови на языке. - Брат стережет брата.
- Забавно? - Улеб обернулся. По лицу его струился пот, на гладко выбритой голове играли отсветы костра, черный чуб - достоинство воя - едва прикрывал лоб. - Забавно?! Тебе напомнить, что сделал князь с Изяславом?
Из головы не шли стоны, которые не мог сдержать под пытками несчастный друг. По телу помимо воли пробежала дрожь.
- Не думаю, что тебя ожидала бы другая участь, - Улеб вновь уставился на огонь. - Ты цел пока только благодаря мне.
- Ты подаришь мне легкую смерть?
- О, нет! И не надейся, Неждан! Я подарю тебе жизнь.
- Зачем? - горькая улыбка пробежала по моим губам. - Чтобы увидеть гибель родного города? Или чтобы наблюдать, как всех, кто мне дорог, насадят на копья?
Улеб подкинул еще веточку в огонь.
- Нет. Просто у тебя есть то, что принадлежит мне.
- Меч, - догадался я.
- Он мой по праву! - в голосе брата послышалась угроза.
- Мы потеряли его, Улеб! Он больше не твой! - покачал я головой. - Отец погиб, и человек, убивший его, завладел оружием! Синеус по праву сильного стал владельцем меча!
- А ты его выкрал! - брат резко обернулся, шрам на его лице потемнел, изуродовав лицо. - Ты думаешь, я не видел у князя отцовский меч?! Думаешь, я не знал, кто убийца нашего отца?! Все это было известно мне давно!
- Тогда почему ты молчал?!
- Я ждал! - закричал он. - Ждал подходящего момента, и он бы настал! Если бы ты не украл меч!
- На могиле отца, Улеб, - гневно смотрел я в его глаза, - на могиле отца ты клялся отомстить убийцам! Из-под земли достать клинок! Уничтожить людей, завладевших им!
Брат подскочил и схватил меня за шею. По пальцам его побежала кровь из открывшихся на щеке ран.
- И я нашел этого человека, ублюдок! Тебя! - заорал он мне в лицо. - И ты вернешь мне меч!
Я изумленно уставился на него. Неужели Улеб, и правда, считает меня смертельным врагом? Хотя, вспоминая, что он свидетельствовал против меня, взял в плен и без содрогания наблюдал за смертью друга, скорее всего, так и было.
- Ты безумен, - прошептал я.
Где-то в лесу зловеще завыл на луну волк. Конь Улеба тихо, жалобно заржал, тревожно переминаясь с ноги на ногу.
- Ты будешь жить только, чтобы вернуть мне меч, Неждан! - не слушая меня, сказал Улеб. - Ты пойдешь в город, и после того, как Рюрик займет его, отдашь мне клинок! - Встал, потрепал ухо коня и пошел к костру. - И еще кое-что...
Я сплюнул кровь.
- О чем ты?
- Ты не догадываешься? - брат опять стал копошиться в костре палкой. - Князь в ночь перед смертью дал обещание.
- С него и спрашивай.
- Все шутишь... - Улеб покачал головой. - Она всегда больше смеялась над твоими словами.
- О ком ты?
Брат обнажил скрамасакс, посмотрел на отсветы огня, танцующие на лезвии, и положил рядом с собой.
- После твоих слов она всегда заливалась смехом, - в его голосе послышалась тоска и разочарование. - В твои глаза смотрела, не отрываясь. Для нее существовал только ты. А Улеб был всего лишь другом брата.
Я не верил своим ушам.
- Даренка?
- Да, Даренка! - голос брата перестал дрожать, снова зазвучал угрожающе. - И Синеус обещал отдать ее мне!
Не сдержавшись, я засмеялся.
- Так князь был прав, когда сказал, что ты с нее глаз не спускаешь! Она люба тебе!
- Да, - тихо сказал Улеб. - И тебе тоже. Но ты умрешь, а я заполучу девчонку!
- О, Боги! Так все это из-за нее! - продолжал хохотать я, с трудом веря, что брат, никогда не показывающий чувств, способен на проявление нежности. - И меч отца тут не причем! Не в клинке дело! Все из-за Даренки! Вот откуда твоя ненависть! Не спаси я ее из хижины Бера, ты наслаждался бы ее телом вместе с толпой варягов или убил бы сразу после того, как воспользовался ею! Но она тебе не досталась, да еще выбор девушки пал на меня! Все из-за нее, Улеб!
- Да, из-за нее! - вскричал брат, обернувшись. - Она должна была стать моею! У Синеуса я мог бы дорасти до воеводы! А там нашел бы способ и меч вернуть! Но ты, ты! - ткнул он в меня пальцем. - Ты со своими глупыми, детскими чувствами все испортил! И чего добился? Теперь все умрут. Изяслав, Вадим. Весь Новгород! Все! А виноват в этом только ты!
- Я виноват лишь в том, что допустил пролитие крови девушки!
- А разве ты мог этому помешать, глупец?! Нет! - вскинул руки Улеб. - Зачем я остановил тебя, когда ты просился на меч варягам?! Зачем?! Уже бы волки да воронье растащили по лесу твои гнилые кости, а я бы утешал ноющую девку!
- Так исправь свою ошибку, брат. Убей!
Улеб схватил с земли скрамасакс и подскочил ко мне, вспугнув коня, который отшатнулся в сторону.
- Я всегда успею это сделать, Неждан, - замахал он оружием перед моими глазами. - Твоя жизнь в моих руках - слово князя тому порукой. А когда я получу то, что мне нужно, с нею будет покончено, не сомневайся.
- Ты ничего не получишь, Улеб. Даренка никогда не будет твоею! - прошипел я с ненавистью. - Она умрет, но не станет женщиной варяга!
- Твоею она тоже не будет, Неждан, - холодное лезвие коснулось моей шеи. - Ты отдашь мне меч отца. И прежде, чем умрешь, увидишь, как я обнимаю Даренку. - Улеб злился все сильней и сильней. - Я, не ты! Мои руки будут ее ласкать, в мои глаза будет она заглядывать! Не в твои! Что она нашла в тебе? Что? Лицо? Оно у нас одно на двоих... Глаза? Мои ничем от твоих не отличаются. И все же на меня она никогда не смотрела... Почему?!
Я ухмыльнулся.
- Если бы ты не насмехался надо мной, не переставая, как дурень, возможно, она заглянула бы и в твои глаза.
Улеб зарычал, вновь схватил меня за шею, больно ударив при этом о ствол дерева.
- Глаза... - засопел мне в лицо, рассвирепев, брат. - Я поднесу твои глаза ей на блюде и посмотрю, сможет ли она и дальше ими любоваться!
Острие скрамасакса заплясало в опасной близости, я попытался вырваться, но Улеб медвежьей хваткой держал меня, уперев в могучий дуб, а веревки натерли руки в кровь, но не поддавались.
Тут голову пронзила ужасная боль, и я услышал душераздирающий крик, разорвавший ночную мглу. Мгновением позже осознал, что эти дикие вопли издаю я сам.
Перед мутным взором промелькнуло смеющееся лицо Улеба, жуткий побагровевший шрам. Еще более острая вспышка боли последовала, когда брат выдергивал из моего глаза окровавленное оружие.
И мир погрузился во мрак.