песнь третья: Воин
1
Я от рожденья – Мунин, Тюра сын.
Рос без отца и матери, один.
Тюр Бешеный вернулся из похода
Израненным. Его супруги роды
Лишь только начались, когда он умирал.
С предсмертным хрипом эхо донесло до скал
Мой самый первый крик. И завещала мать
Младенца, в честь погибших, Помнящим назвать.
2
Благословеньем стало и проклятьем
Мне имя. Помню: лишь полгода матерь
Жила. Потом исчезло то тепло,
Что тело исхудавшее несло.
Меня же приютили у родни,
И с пасынком не нянчились они.
Чтоб покормить скотину, я вставал чуть свет,
Был ночью завтрак мой, и вечером – обед.
3
Всегда я дрался, часто воровал,
Обычно по полночи только спал.
Был сыт по праздникам и - после драки,
Меня боялись дети и собаки.
У первых отнимал еду, без лишних слов,
Вторых – ножом пускал на мясо для котлов.
И лишь исполнилось пятнадцать лет, меня
В поход отправить счастлива была родня.
4
Когда я отплывал из Дымной Бухты,
Хоть был юнцом, уж стал мишенью слухов.
На дядином драккаре с малых лет
Избороздил почти весь белый свет.
В далекой Гардарике побывал,
Весло сушил, пристав у кельтских скал.
И по сей день хранится в голове моей
Плеск волн и посвист стрел, и перезвон мечей.
5
Тогда царил великий конунг Кнуд.
Слыхал, поди, что про него рекут?
Он был правитель справедливый, гордый.
Хоть свеи с норгами кривили морды,
Но Данмаркской границы межевую нить
Боялись и одной ногой переступить.
Им Кнуд не доверяя, правильно - сужу,
Нас нанял, охранять ту самую межу.
6
Шли службы дни, размеренно и ровно,
И даже драки были там бескровны.
Моя дружина у границ жила,
Не ведая, что ткутся нити зла.
Произошло же так: едва-едва
Конунг успел отбыть на острова,
И Солнца диск за море опустился спать,
Как у ворот стоит коварных свеев рать.
7
Той славной битвы третий час пошел,
Когда враги спалили частокол.
Село зажглось. Мы бились как герои,
Но запах пригоревшего жаркого,
Распространяющийся от горящих тел,
Я не забуду, даже если бы хотел.
Ожогов чернь у мертвых бондов на траве
На веки вечные осталась в голове.
8
Война прошлась по данов побережью
Огнем, мечом, землей могильной свежей.
Летели стрелы, копья, главы с плеч,
Летели кони в гущу страшных сеч.
На суше и на море бились мы,
При свете Солнца и в объятьях тьмы.
Стал мой отряд с ног и до головы багров,
От крови пролитой поверженных врагов.

*Munin (исл.) - Помнящий

9
Вернулся конунг. Пришлых выгнал враз.
Их при Хельгео хитрый план не спас.
Товарищи мои, с бортов драккара,
На абордаж, как волки на отару,
Крича название Исландии родной
Бросались. Так и завязался славный бой.
И свеям показали мы, без лишних слов,
И силу рук своих и крепость топоров.

10
Одна беда, что даже волкодава,
Коль окружит презренных псов орава,
Пусть и слабее каждый в десять раз,
Куснут его – кто за ногу, кто – в глаз.
И волкодав, их разорвав к чертям,
Убив всю свору, ранен будет сам.
Так и друзья – врагу не показали спин,
Однако, из них всех, остался я один.

Планирую, что эта его памятливость станет предпосылкой к последующей злопамятности.

11а
В ловушке не погиб Большой Дракон,
Хотя и был коварно окружен.
В борьбе уловок хитрых и отваги
Верх взяли данов золотые флаги.
И года не прошло - прибрежный норг и свей
Услышали плеск весел наших кораблей.
И, долго ль, коротко ли – но прошла война.
А я остался жив, да и мошна полна.

песнь четвертая: Хун-Ульвур

1
Овеян славой, златом награжден,
Я каждой ночью видел тот же сон:
Убитые враги и бонды, что не спас,
Не молвя слова, не роняя жеста,
Не двигаясь ни на крупицу с места
Стоят вокруг и пучат бельма мертвых глаз.
Их страшный голод чуя за версту,
Я просыпался в ледяном поту.

2
В то время был священник при дворе.
Рассказывал он взрослым, детворе,
Любому, кто не против выслушать его,
О добром боге, что не жаждет крови
Ни человека, ни простой коровы,
Про воскресение, про рождество.
И я решил надеть на шею крест,
И мирно жить в сени родимых мест.

3
Крестился, в Данмарке купил коров.
Их погрузив, отплыл я в отчий кров.
И, несмотря на волн огромные валы,
Корабль шел, как будто в божьей тени,
Презрев морской погоды перемены,
Спокойно до родной Исландии доплыл.
Там выгодно продав рогатый скот,
Я тотчас свой удвоил оборот.

4
Считая деньги и расход голов,
Почувствовал, что становлюсь здоров:
Спокойны ночи стали, будто райский сад.
Убитых лица вышли из кошмаров.
И ни врагов, ни сельских кашеваров,
Лишь прибыль с убылью под черепом сидят.
В могилах цифер обрели покой
Те мертвецы, что вились надо мной.

5
Поняв: взошла счастливая звезда,
Намерился жениться я тогда.
Узнав, что ярл один и славен и богат
И дочь-красу на выданье имеет,
Я весть послал: руки просить, мол, смею.
Но, неурядица – понадобился сват.
Тут, на пороге – скальд: учтив, умен,
Ганглери Гримссоном назвался он.

6
Певца, конечно, пригласил я в дом,
Попотчевал и напоил вином.
Гость редкий за столом без дела не сидел:
Пел о деяньях старины героев,
О кладах альвов, ждущих под горою.
В конце застолья руны вынул словодел,
Пророчил жизнь без горести и зла
А после, со значением сказал:

7
«Я, похвалюсь, и слова не совру,
Знаток сказаний и священных рун.
Сюда явился поучаствовать в судьбе.
Прослышал, что желаешь ты жениться,
Припасть к Элин прекраснейшей ланитам,
И в этом, без сомнений, пригожусь тебе.
Пред ликом наших предков и богов
Я подвиги твои воспеть готов».

8
Пускай и молод был мой новый друг,
«Сколь дивно мудр!» - подумалось мне вдруг.
Ему поведал жизнь свою, как на духу.
Снабдил подарками, осыпал златом,
В невестин дом его отправил сватом.
И чаяний посланец мой не обманул:
Принес рубаху, шитую оплечь,
И тестя славный дар – старинный меч.

9
Клинок был древен, но еще остер,
И рукоять ласкала длань и взор.
Держа в руке произведенье кузнеца,
Жалел, что бросил я кровопролитье,
Поставил в угол свой доспех защитный,
И стал бесповоротно на стезю купца.
Заметил бард – по нраву мне клинок,
И взялся сам созвать всю свадьбу в срок.

10
Весь вечер я точил, полировал,
В итоге, ярким солнцем засиял
Клык лезвия прямой, небесной синевы.
Узор на гарде – серый зверь резвится,
Назвал «Хун-Ульвур», или же – Волчица.
С ней дни готов был провозиться, но, увы,
Алкало жаркой плоти острие,
Я же холстом лишь мог ласкать ее.

11
Назавтра был назначен свадьбы пир.
Меч спрятал в ножны я, и вышел в мир.
Но, дом покинув, поначалу обомлел:
Как будто бы светило обмануло,
С восхода на закат в момент скакнуло,
Неужто заблудился на родной земле?
Встряхнулся. Все же, как ни погляди,
Два дня веселья были впереди.