| vlad | Дата: Суббота, 07.01.2012, 19:12 | Сообщение # 43 |
 Первое место в конкурсе: "Месть вопреки всему"
Группа: Проверенные
Сообщений: 1071
Статус: Не в сети
| iren, знаю за пролог. Эта часть уже исправлена))
Quote (трэшкин) Если епископ имеет в виду библейское яблоко, то оно было только одно, так что лучше (Этот плод-причина всех наших несчастий).
трэшкин, по-моему так будет слишком канцелярно что ли. пусть пока так останется.
Quote (трэшкин) Мне нравится ваше произведение, читаю с удовольствием
Спасибо огромное!
Добавлено (14.10.2011, 17:04)
---------------------------------------------
Наконец-то дошли руки и до моего "Воина". Но прежде, чем продолжить, выложу, все-таки, подкорректированные первые главы. Как всегда, рад выслушать любые замечания!
ПРОЛОГ
Остров Руян, 1147 год.
Боги молчали.
Ветер рвал редкие облака в быстро темнеющем небе, а солнце, уже скрытое заснеженным холмом, последним лучом окрашивало их в кровавый цвет. Луна, не дожидаясь темноты, успела воцариться на небесном пьедестале, и ее вечно печальный лик взирал с высоты на дрожащий танец костра, у которого, сгорбившись, сидел старик.
Языки пламени стелились у самой земли, настолько сильны были порывы неистового ветра. Но старик не обращал внимания на отсутствие тепла. Как не было ему дела и до холода, идущего от промерзшего за зиму камня, на котором он сидел, опираясь на посох. Глазами, полными слез, он смотрел на изваяние своего Бога. Но в этот день Боги молчали.
Стоян, волхв, старейшина Арконы, никогда не думал, что ему доведется дожить до этого момента. И он не знал, что ему делать.
В этот день, в первый день весны, в первый день Нового года, когда перерождается все живое на земле, Боги отвергли его дары, отказались от жертвоприношений. Еще утром, на прогулке, священный белый конь, любимец Святовита, не заметил нору, припорошенную снегом, угодил в нее и сломал ногу. Виновный конюх был беспощадно наказан, до полусмерти забит розгами, но коня это на ноги не могло поставить. И впервые за долгие годы животное, которому надлежало в храме Святовита предсказать, будет год благополучным или нет, не смогло этого сделать.
В довершение ко всему Стоян, старый Стоян, поскользнулся, когда подносил корзину с дарами под ноги изваянию Святовита, и рассыпал ее содержимое на снег. Трясущимися руками он подбирал и укладывал обратно в корзину золотые украшения, хлеб, мед и чудом сохраненные для этого момента ягоды. А на несчастного волхва, разинув рот от изумления и испуга, смотрел весь город, собравшийся в храме.
Люди разошлись. Оставили старика наедине со своим горем. И Стоян, не двигаясь и не спуская глаз с изваяния, просидел на камне до самого вечера. С заходом солнца ветер разгулялся. Он завывал среди украшенных резным рисунком колонн храма, которые отмечали углы святилища, и весело сдувал с крыш крупинки снега. Ночь медленно брала свое и окутывала землю сумрачным покрывалом. Волхв не шевелился. Рассеяный взгляд, полный сомнения, он то и дело бросал под ноги вырезанному из дерева Святовиту.
Может, все дело в вещи, которая уже много лет хранится на острове? Вещи, которая не принадлежит руянам, но которой очень многие хотели бы обладать? Вещи, само нахождение которой в храме могло навлечь гнев Богов на головы людей?
Стоян не был уверен в этом. Руяне попросту забыли о своих богах, чем обязаны им и как должны их чтить.
Скрип снега под ногами, который раздался за спиной старика, был едва слышен из-за рева ветра, однако Стоян, не оборачиваясь, бросил через плечо:
- Невзор? Что конь?
- Две недели покоя, и будет ходить, будто и не ломал ногу, - Невзор, один из младших волхвов, остановился в нескольких шагах от старика.
- Долго, - прошептал Стоян. Конь, живой и здоровый, был нужен именно сегодня, и никак не через несколько недель. - Слишком долго!
Разыгрывалась буря, кровавые облака летели по небу, священный конь сломал ногу, а Святовит в ярости отверг дары. Старому волхву оставалось предложить своему Богу одну, последнюю жертву.
- Иди, Невзор.
Стоян встал с камня. Ветер бил острыми снежинками в лицо, трепал длинные седые волосы.
- Иди! - Повторил старик и положил на землю посох. Взглядом Стоян проводил молодого волхва, дождался, пока тот скроется за колоннами, и, оставшись в храме один, скинул серый балахон.
Неуверенными шагами он приблизился к изваянию, обнаженное худое тело старика дрожало от пронизывающих, ледяных порывов ветра.
- О, Святовит! Прости нас, безумцев! В радости своей забыли мы о главном! О жертве, которую принес ты, и которую должны приносить и мы! - Стоян вскинул руки к четырехликому деревянному Богу. Святовит стоял, оперев одну руку в бок. Косматые бороды будто развевались на ветру, а аккуратно подстриженные головы, казалось, поседели от инея. В бледном лунном свете сверкнуло лезвие тонкого ножа, который волхв держал в руке. - Не гневись! Прошу тебя! Жертва! Тебе нужна настоящая жертва! Прими ее и прости нас!
Старик полоснул себя ножом по ладони и протянул руку к камню, на котором стоял Бог. Затем направил нож себе в грудь и, прежде чем нанести последний удар в сердце, заворожено взглянул на струю крови. Струю, которая, подхваченная коварным ветром, упала на снег вместо жертвенного камня.
Колени несчастного волхва подогнулись. Он рухнул около Святовита, прикоснулся лбом к ногам идола. Трясущиеся руки легли на ледяной камень, оставляя на нем кровавый след.
Бог не принял жертву, и Мир рушился!
- О, Святовит! - вопрошал Стоян. - Какие испытания ты нам готовишь? Что мы должны перенести? Что вытерпеть?
Ветер со свистом летал между колонн храма. Где-то в городе протяжно завыла на беду собака. Кровь черным пятном замерзала на снегу.
Боги молчали...
Добавлено (14.10.2011, 17:04)
---------------------------------------------
ГЛАВА 1
Дитмар, епископ бременский, пребывал в отвратительном расположении духа.
Свою поездку в Саксонию, на границу с дикой Вагрией, он считал ссылкой, наказанием, которое наложил на священника по неизвестной причине архиепископ Бремена, Адальберт. Дитмар никогда не был в хороших отношениях с Адальбертом, скорее, их можно было назвать прохладными. Но отправлять епископа к графу Адольфу Голштинскому для напоминания тому об обязательствах перед его герцогом, Генрихом, было верхом пренебрежения! И это в тот момент, когда весь свет духовенства и рыцарства находился под Магдебургом! Епископ Ансельм, легат папы, герцоги Конрад, примчавшийся из Бургундии, и юный Генрих, маркграф Альбрехт, прозванный Медведем, и Герман фон Шталек, покинувший престарелую больную жену и пышущих здоровьем молоденьких любовниц, епископ Аскер, представитель датских королей Свена и Канута, и многие другие! И, конечно же, архиепископ Адальберт!
Дитмар в который раз за последнюю неделю пожелал архиепископу мучиться жжением при мочеиспускании.
"Старый обезумевший осел!"
Хотя неохотно Дитмар отдавал должное старому ослу, потому как епископ застал у графа посольство князя Никлота, мерзкого язычника, против которого и собиралось войско под Магдебургом. Дерзкие славяне призывали тщедушного Адольфа стать на их сторону, выйти вместе против армии половины Европы!
"Глупцы!"
Присутствие Дитмара придало отваги графу, и тот отказал Никлоту. В ответ язычники пообещали разорить селения Адольфа, что расположились на земле славян. Правда, заметили они, в память о добрых отношениях графу будет объявлено о нападении заранее.
Расстроенному Адольфу епископ без зазрения совести пообещал значительную часть земель, которые будут, безусловно, завоеваны после Крестового похода на славян, одобренного папой Евгением III и к которому сейчас готовились десятки тысяч воинов. Мятущаяся душа графа после такого заверения успокоилась, а Дитмар отправился отдыхать в отведенные ему покои. Где его ожидала ужасно твердая постель.
И это также было одной из причин его отвратительного настроения в это теплое летнее утро. Окончательно его испортил остывший завтрак, состоявший из супа с кусками сала и полудесятка жареных яиц, и просьба неизвестного славянского купца встретиться.
Первым желанием Дитмара было послать торговца ко всем чертям вместе с недоеденной яичницей, но осушив бокал старого вина, епископ все же решил поговорить с неизвестным гостем.
Приказав оставить на столе вазу с фруктами и кувшин вина, Дитмар откинулся на спинку высокого кресла и окинул грустным взором пустые каменные стены комнатки, где ему подали завтрак. Только четыре серебряных канделябра, висевшие по углам, да огромное деревянное распятие с бронзовым Христом у окна хоть как-то радовали придирчивый глаз епископа.
"Господи, они хотят моей смерти!" - подумал он, когда потянуло сквозняком в открывшуюся дверь, спрятал тонкие руки в просторных складках сутаны и посмотрел на вошедшего человека.
Ничего примечательного в госте Дитмар не нашел, разве что обратил внимание на широкие плечи невысокого ростом славянина. Худой, как щепка, епископ о таких мог только мечтать! Купец выглядел лет на сорок, ровесник Дитмара. Коротко стриженые волосы, борода двухнедельной давности. "Язычник. Все как один!" - сделал вывод священник. Несмотря на лето на дворе, поверх белоснежной рубахи на госте был накинут легкий кафтан, а тонкие штаны заправлены в высокие, до колен, красные сапоги. В руке купец держал сундучок. Дитмар задержал на нем взгляд, насупив черные брови, отчего стал похож на ворона.
- Стража на крыльце осмотрела меня. - Заметил это гость. Он подошел к столу и поставил сундучок на красную скатерть. - Я безоружен.
Желание выгнать торговца вновь овладело епископом. Чтобы подавить его, Дитмар глотнул вина и взял из вазы яблоко и небольшой ножик. Затем посмотрел в глаза купцу и развел руки в стороны, давая понять, что готов выслушать, с чем тот пожаловал.
- Меня зовут Славеном, - гость сел на лавку и облокотился о стол.
Епископ отрезал от яблока кусочек и отправил в рот.
- Я слушаю тебя, Славен.
- Гермерслебен.
Дитмар вскинул брови.
- Местечко недалеко от Магдебурга. - Пояснил купец. - К нему сейчас стекаются войска. Сотня за сотней. Тысяча за тысячей. Десятки княжеств и королевств. Потому что пару месяцев назад папа приговорил к смерти целый народ, объявив Крестовый поход.
- Не к смерти, Славен. К обращению. В единственную и истинную веру.
Дитмар недоумевал, к чему весь этот разговор.
- Тех, кто не захочет обращаться - к смерти.
- Язычество - язва христианства. Неважно, где она распространена, ее надо искоренять! - еще один кусочек яблока отправился в рот.
- И для этого необходимо собрать две армии, такие же бесчисленные, как и звезды на небе?
- Благодаря вам, купцам, и нет возможности сохранить что-то в тайне.
- Да, - улыбнулся Славен. - Но мы же и владеем секретами мира. Кое-что я мог бы поведать и тебе.
Дитмар выплюнул яблочное семечко на пол. Похоже, не зря он согласился принять этого странного человека.
- Допустим, ты заинтересовал меня, Славен... Отведай яблока. - Он указал на вазу. - Сладкие. Действительно, сладкие. - Епископ отрезал от плода червивый кусок и вытер нож о скатерть. - Я не люблю яблоки. Они - причина всех наших несчастий. Но эти - прости меня, Господи! - действительно, сладкие.
Дитмар налил в бокал вина и пригубил хмельного напитка.
- Ну, так я слушаю тебя, Славен.
Купец продолжал улыбаться.
- Я продам тебе одну вещь.
Епископ разочаровано вздохнул.
- Не за деньги, - продолжил Славен.
- Сведения? Покровительство? - предположил Дитмар.
- Княжество.
Священник едва не поперхнулся яблоком.
- Княжество?
- Княжество, - невозмутимо кивнул головой Славен. - Мне нужен остров Руян.
Дитмар захохотал.
- Руян? - Он вытер рот рукавом сутаны. - Ты в своем уме? Купец хочет княжить?!
- Я не купец.
Смех прервался. Гость не переставал удивлять епископа.
- Тогда кто же ты, Славен?
- Воин.
На мгновение в комнатке воцарилась тишина.
- Воин?
- И уверяю тебя, далеко не последний. Мне же хватило ума пронести мимо твоих людей оружие, - Славен непринужденно достал из рукава кафтана тонкий длинный нож.
Епископ с ужасом откинулся на спинку кресла и осенил себя крестом.
- Кстати, смени охрану. - Заметил гость, убирая нож обратно. - Эта ненадежна.
Дитмар постарался унять бешено бьющееся сердце и дрожащей рукой пригладил редкие волосы, постриженные в тонзуру.
- Значит, тебе нужно княжество на Руяне, воин Славен? - проговорил он.
- Да, и поверь, знатности моего рода вполне достаточно, чтобы править.
- Княжество - очень дорогой подарок, воин Славен, - медленно сказал епископ. - А на Руян метят многие, и церковь в том числе. Мне надо будет приложить уйму усилий, чтобы выполнить твою просьбу.
- Поэтому я и пришел к тебе.
Ладони Дитмара вспотели от волнения.
- Понимаешь, мне придется разговаривать с очень влиятельными людьми. Скорее всего, нужны будут деньги. Невероятно много денег...
- Если мы с тобой выполним, то, что я скажу, ты получишь намного больше, чем деньги, - Славен наклонился к епископу и перешел на шепот.
Дитмар приблизил лицо к гостю.
- Что же, воин Славен?
Торговец выпрямился, приоткрыл сундучок. С улыбкой на губах он достал кусок белой ткани, развернул его и положил на стол перед священником.
- Я знаю, где это находится, и клянусь всеми Богами, ты это получишь!
Едва взглянув на рисунок, изображенный на полотне, Дитмар раз за разом стал осенять себя крестом. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, а воздуха не хватало, чтобы вздохнуть. То, что он увидел, превосходило все его ожидания! А все деньги мира не шли с этим ни в какое сравнение! Как же прав оказался Адальберт, послав епископа в эту Богом забытую землю!
- О, Господи! - еле выговорил он. - Этого не может быть!
Славен довольно улыбнулся, поняв, что достиг цели своего визита, и благодарно дотронулся до висевшего на поясе оберега.
- Вот именно...
Добавлено (14.10.2011, 17:05)
---------------------------------------------
ГЛАВА 2
Крик, полный боли и отчаяния, огласил стены замка.
Конрад, фогт графа Адольфа в Любеке, поежился, с плохо скрываемым раздражением плюнул на пол и нервно зашагал по комнате. Ему было не по себе, хотя, несмотря на шесть десятков прожитых лет, Конрад имел еще в руках недюжинную силу, а одним своим взглядом мог заставить любого человека попятиться. Возможно, по этой самой причине граф Адольф-младший - как называл его Конрад - и назначил старика наместником, своим ставленником в быстро строящемся по соседству со славянами городе. За свою долгую жизнь фогт повидал многое, от мелких восстаний язычников до великой битвы при Вельфесхольте. В том сражении молодой Конрад потерял два пальца на руке, чудом выжил после ранения копьем в грудь, видел своими глазами смерть. Но этот крик, так не похожий на вопли с поля боя, заставлял его вздрагивать, а мороз, пробегающий по спине каждый раз - пить подогретое вино, не обращая внимания на теплые летние лучи солнца.
"Святые мученики! Когда же это прекратится?!"
- Первый ребенок, господин! - сказал сидящий у раскрытого окна Кларенс. Старый слуга, подносивший копье своему хозяину еще тридцать лет назад, рьяно пытался отчистить от ржавчины потемневшие за долгие годы латы фогта. Слух о возможном нападении славян уже достиг города, и Конрад приказал подготовить доспехи к бою. - Первый ребенок. Моя старушка-жена ох как мучилась с первыми двумя сорванцами, а потом и не замечала боли. А юная госпожа сама еще дитя! Куда уж тут не кричать?! - Кларенс попытался рассмотреть свое отражение на мутных латах и зажмурился, поймав солнечный луч.
Конрад только засопел в ответ.
Чего он не мог понять, так это почему женщины дико орут во время родов. Сильная боль? Ему, старому воину, на котором живого места не осталось, можно об этом не рассказывать. Уж он-то знает, что такое невыносимая боль! Его грудь и плечи были похожи на решето от старых ран, оставленных наконечниками копий и стрел. А лицо украшал длинный шрам, рассекающий щеку - подарок дерзкого славянина, поплатившегося за свою наглость жизнью. До слез больно, когда свежую рану прижигают каленым железом - и такие следы имелись на теле Конрада. Но роды?
"Женщины! Они совсем не умеют терпеть боль!"
Громко кричала в свое время и жена фогта. Конрад обладал хорошей наследственностью, и супруга рожала только сыновей. К сожалению, два первых ребенка прожили недолго, но следом за ними за пару лет на свет под истошные вопли жены появились еще двое мальчиков. Спустя короткое время пятый сын свел в могилу и себя, и мать. Сопровождалось все это, конечно же, нечеловеческими криками несчастной женщины. Став вдовцом, Конрад долго не грустил. Жизнь рыцаря была насыщена войнами, сражениями и боями, а любая из служанок согревала постель намного лучше, чем жена.
Заботы же по воспитанию сыновей легли на Кларенса да на его супругу. Мальчики росли сильными, мечтающими о сражениях и подвигах отца. Увы, злой рок не оставил в покое семью Конрада, и старший из сыновей во время одной из охот сорвался с лошади и угодил под копыта. Череп лопнул от удара, как спелая тыква, и юноша отправился вслед за братьями на тот свет. Угроза остаться без наследников заставила одуматься грозного воина, и Конрад, наконец, обратил внимание на единственного оставшегося в живых сына - Людольфа. Помимо того, что фогт обучил юношу всему, что знал сам, он еще подыскал сыну и невесту. Смерть гонялась за детьми Конрада по пятам, и наследник был необходим. На роль матери будущего наследника подошла Клеменция - дочь верного соратника фогта, а заодно и единственная наследница больших угодий Даргунского округа. Вот только понести юная жена никак не могла. Молитвы не помогали, старухи-знахарки - тоже. И когда старик уже стал подумывать о том, чтобы самому прийти ночью на супружеское ложе Людольфа, Клеменция забеременела.
И теперь, когда настал момент произвести на свет ребенка, молодая женщина никак не могла разрешиться от бремени. Уже вторые сутки вокруг нее крутились старухи-повитухи и священники, умывали роженицу святой водой и подкладывали под простынь целебные травы. Все без толку!
Еще один крик сотряс стены замка, и Конрад, глотнув вина, подошел к окну. Взгляд его скользнул по морской глади, крепостной стене и нескольким кораблям, стоявшим в порту.
"Счастливчик!" - подумал он о Людольфе.
Счастливчиком же он был отнюдь не потому, что вот-вот должен был стать отцом. Счастливым Людольфа сделала поездка к графу Адольфу и отсутствие его в эти дни в Любеке. Как и большинство саксонской знати, сын фогта собирался в поход, воевать во славу Господа, нести Святой Крест в погрязшие в язычестве славянские земли. Был бы Конрад моложе на пару десятков лет, с радостью бы сам присоединился к священному войску. Вместо этого ему пришлось сидеть в Любеке и слушать из соседней комнаты жуткие вопли роженицы.
По двору зашлепала босыми ногами девушка, помощница повитух. Она бежала, задрав юбки, к колодцу за очередным ведром воды.
"Хороша!" - загляделся седой воин на бледные икры девушки. Дальнейшие мысли Конрада прервал жуткий вой Клеменции, который резко перешел в гортанный рев. На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь щебетаньем воробьев на улице. А затем до слуха фогта донесся младенческий плач.
- Мальчик! Хвала Господу! Мальчик!
Девушка с ведром остановилась посреди двора, по-прежнему держа юбки у пояса.
Кларенс засиял не меньше солнца.
- Вот и наследник, господин! - слуга вытер рукавом слезу и поспешно перекрестился.
- Мальчик! Мальчик! - разрывались бабки-повитухи больше новорожденного.
Суровое лицо Конрада впервые за много лет озарила улыбка. Он посмотрел на голубое небо и поблагодарил Господа за этого ребенка. Ребенка, который должен был стать наследником фогта в Любеке.
Добавлено (14.10.2011, 17:06)
---------------------------------------------
ГЛАВА 3
- Так чем же тебе приглянулся этот город, Славен?
Никлот, старый князь бодричей, не отрываясь, смотрел на легкую рябь, пробегающую по поверхности озера. До его слуха доносился монотонный стук топоров и непрерывный визг пилы.
Когда до князя дошли вести о готовящемся против него походе, он не придал ему значения - сколько раз за свою долгую жизнь Никлот брался за меч, чтобы отстоять свободу! Еще одно сражение - ничего более! Но это войско, собираемое саксонскими герцогами, превосходило все армии, которые когда-либо встречал Никлот. Прикрыто все было благородной целью: нести веру в погрязшие в язычестве земли славян. Однако истинным значением похода - не сомневался князь - являлось завоевание богатых, обширных княжеств, которые давно уже стали лакомым куском, как для саксонской знати, так и для церкви, объявившей Крестовый поход. Именно поэтому Никлот отдал приказ укреплять крепость Добин, которая стояла на пути крестоносцев в славянские земли, и которой суждено было первой принять удар многотысячного войска.
Работа кипела уже несколько дней. Насыпные валы увеличивали, накидывая поверх земли огромные камни, которые привозили один за другим от лежащего неподалеку Зверинского озера. Крепостные стены тоже показались князю слишком низкими, и самые высокие деревья, расположенные у Добина, сейчас беспощадно вырубались. Стволам придавалась форма: отсекались все сучья, заострялись верхушки бревен. Десятки быков тянули огромные, груженые срубленными деревьями, повозки. А вспотевшие от тяжелой работы люди выстраивали новые стены на свежем валу.
Частокол рос. Шум, стук, мычание не смолкали ни на мгновение, а тучи пыли, поднятые от сотен ног и копыт, мешали дышать.
Поэтому ладья руян, которые приплыли для переговоров, была единственным спокойным местом, и князь с сыновьями не преминул воспользоваться возможностью без задержек увидеться с послами. Руяне также придавали большое значение этой встрече, потому что среди знати, приплывшей к Добину, находился сам молодой князь руян, Яромир.
Никлот почтительно преклонил колени перед знатным гостем, а тот обнял бодрича, как родного отца, и заявил, что прибыл с хорошими вестями. В саксонские земли под видом торговца проник сотник белого войска руян. Дружина, охраняющая главную святыню славянского мира - храм в Арконе, - состояла всего из нескольких сотен воинов, в число которых мечтал попасть любой знатный славянин. Война становилась для этих людей любимым делом, меч - родным другом. А сотник их был одним из лучших воинов во всей славянской земле. И то, что именно сотнику князь поручил осмотреть города Саксонии, показывало, насколько серьезно отнеслись руяне к вестям о готовящемся походе.
Граф Адольф отказал славянам в помощи, и Никлот с Яромиром собирались разорить земли Голштинии, а Славен, как звали сотника, отлично справился со своей задачей. Он посетил несколько городов, высматривая их сильные и слабые стороны, и одному из них, наименее защищенному, суждено было пасть под мечами славян.
"Любек".
Славен назвал Любек.
Никлот погладил длинные усы.
Ладья, усыпляя, тихо покачивалась на воде.
- Так чем же тебе приглянулся этот город, Славен? - спросил князь.
Сотник, сияя длинной, до колен, кольчугой, одетой поверх белой рубахи, стоял за спиной молодого князя. Щеки и подбородок Славена были выбриты до синевы. Лысина блестела на солнце. Он вышел вперед:
- Если бы со мной было два десятка воинов, от Любека уже не осталось бы камня на камне.
Никлот удивленно вскинул брови и обернулся к сыновьям. Прибыслав и Вартислав, наследники князя, также недоверчиво улыбнулись.
Старый князь гордился своими сыновьями. Оба были очень похожи на отца - такие же грубые черты лица, властные взгляды, мощные фигуры и сильные руки. Но больше всего тешило отеческое самолюбие не это, а умение молодых князей воевать. Какой прок от сына, если он не может постоять за свой дом, свою землю, свою семью? Упрекнуть же Прибыслава и его младшего брата Вартислава в отсутствии храбрости не мог никто. Едва научившись держать в руках оружие, им пришлось всюду сопровождать воинственного отца. И юные воины получили не только множество ран, шрамов и болячек, но и бесценный опыт. В свои молодые годы они уже могли по взглядам ратников оценить силу духа войска, а в яростных выкриках врагов различить трусость.
- Это было бы настолько легко сделать? - пожал плечами Прибыслав, отчего кольчуга на его груди зазвенела кольцами.
- Мы были не так давно в Любеке. - Согласно кивнул головой Вартислав. Он стоял возле брата, руки его покоились на черене меча, украшенного драгоценными камнями. - И мы видели, какие укрепления там строятся.
Славен развел руки в стороны.
- Вот именно. Строятся. К тому же гарнизон сейчас без управления. На весь город остался только епископ.
- А молодой фогт? - прищурился Никлот.
- В Магдебурге.
- Что старый?
- Живет славным прошлым.
- Я тоже не молод, - сказал Никлот, постучав по кожаному нагруднику, который старался никогда не снимать.
- Но ты не выпускаешь меч из рук. А фогт лишь рассказывает на пирах, как завалил очередную молоденькую девку.
- Храбрец! - Похвалил старый князь, чем вызвал улыбку на лицах переговорщиков.
С берега донесся предупреждающий крик, вслед за ним раздались громкий треск и грохот, ознаменовавшие очередное упавшее дерево. Лесорубы, едва успев отскочить, вновь подошли к стволу, чтобы обрубить все ветви.
- Так ты уверен в победе, Славен? - Никлот оторвал торчащую щепку от борта ладьи и кинул в воду.
- Так же, как в том, что против нас собирается невиданное войско.
- Их и, правда, так много?
- Как волос на голове. Не сосчитать.
- Ну, если, как на твоей или на моей, - улыбнулся старый бодрич и погладил бритый затылок, - то не велика беда.
Яромир громко засмеялся, к нему присоединились и сотник с молодыми князьями.
- Их тысячи. Десятки тысяч. - Уже серьезным тоном проговорил Яромир. - Поговаривают о сотнях тысяч.
- Они накроют нас, как волна во время прибоя. - Почесал подбородок Никлот.
- К тому же, саксонцы решили разбить нас поодиночке. - Яромир задумчиво скрестил руки на груди, прикрытой тонкой кольчугой. - Каждое княжество в отдельности. Всех по очереди. Мы никому не сможем помочь. И к нам никто не придет с помощью.
- Тогда, князь, мне кажется, стоит и нам подумать о том, чтобы посеять недоверие и вражду в рядах саксонцев. - Никлоту не давала покоя маленькая щель в борту. Он упорно ковырял ее ногтем, пытаясь отколоть еще одну щепку.
- Старый лис! - Похлопал бодрича по плечу Яромир. - Ты что-то затеял?
- Да. Наверное, да. Мы не можем воевать со всеми саксонцами вместе. Поэтому они должны сами перегрызть друг другу глотки.
- И как заставить их это сделать?
Старый князь, наконец, оторвал тонкую щепку, взглянул на нее, сломал и выбросил в воду.
- Славен, - обратился он к сотнику. - Ты пообещал разбить Любек.
- Да.
- Так сделай это, друг. Вода - ваша стихия, руяне! Докажите это еще раз - уничтожьте порт. Ну и город в придачу. А вы, сынки, нападете с берега. - Повернулся он к молодым князьям. - И сделаете для меня еще кое-что...
Славен, соглашаясь с Никлотом, кивнул головой. В мыслях старого князя родился замысел. Какой? Сотнику было все равно. Главное, что он совпал с его планами. А что там будут делать сыновья Никлота, его не интересовало. С легкой руки Славена Любек был обречен. Ему нужен был город, и он его получит. Первый шаг сделан. Второй предстояло совершить священнику...
Добавлено (19.10.2011, 15:40)
---------------------------------------------
Продолжим))) Начало 4-ой главы...
ГЛАВА 4
Конрад, шатаясь, покинул шумный зал и вышел на свежий воздух. Ноги нетвердо ступали по земле, а голова гудела от выпитого хмеля.
"Проклятые святые!"
Вечер встретил приятной прохладой, и фогт довольно отрыгнул.
Иоанн и Павел, святые мученики, страсти которых поминались в этот летний день, были одной из причин чрезмерного возлияния Конрада. С самого утра кубки наполнялись вином, на вертелах жарились дичь и молодые поросята, а имена святых благоговейно произносились гостями намного чаще, чем поминались хозяева замка. Все это время несколько десятков глоток смеялись и разговаривали так громко, что пышногрудые няньки с трудом могли успокоить кричащего в дальних покоях младенца Иоанна, внука фогта, а сам Конрад, терзаемый головной болью, не раз уже порывался схватить со стены меч и, как во времена славной молодости, пройтись им по опостылевшим спинам. Но вовремя сказанное с благодарностью имя старого наместника возвращало благодушное настроение, и очередной кубок вина опрокидывался в горло. Пожелания же долгих лет и славных дел только появившемуся на свет малышу напоминали, что застолье было собрано в первую очередь в его честь, а уж потом ради поминания проклятых святых.
Конрад подумал, что никакие страсти мучеников не сравнятся с его головной болью, и торопливо стал развязывать штаны, чтобы справить малую нужду. Пальцы оказались на редкость непослушны, и фогт в сердцах выругался:
- Чертов монах!
Во всем - в реках выпитого вина, в головной боли и даже в неуклюжих пальцах, - он винил некоего Дитмара, епископа. Высокомерный священник появился в Любеке намедни вечером, объяснив свое присутствие в городе важной миссией, возложенной на него бременским архиепископом Адальбертом. Цель ее состояла в осмотре всех епархий соседних со славянами земель. Но сделать это в Любеке похожий на ощипанную ворону монах не успел: очень кстати настал день святых Иоанна и Павла, а с ним и пиршество.
Худой священник с первого взгляда не понравился Конраду. Хотя кому может понравится вечно ноющий, бьющий поклоны и возносящий молитвы служитель Бога? Постоянный плач и раболепство пред Высшими силами раздражали старого воина. Всего в своей жизни он добился своими руками, а Господь не сделал ничего. Лишь созерцал, как сыновья фогта один за другим отправляются на тот свет, а древний род угасает.
Но Дитмар первым делом благословил маленького Иоанна, затем обильную трапезу, и Конрад закрыл глаза на незванного гостя. Да еще Господь в кои-то веки не остался безучастным в этот день, и епископ, сославшись на усталость, решил долго не просиживать штаны в огромной зале и удалился в отведенные ему покои. На радость всем, кто находился в замке.
Завязки на штанах, наконец-то, поддались, фогт облегченно вздохнул и посмотрел на корабельные мачты, верхушки которых виднелись над высокой крепостной стеной.
- Проклятье! - изумленно выдохнул он.
Потому что мачты, а заодно и порт, пылали. В темное небо, освещая все вокруг, тянулись огромные языки пламени, клубы дыма затмили звезды, а воздух оглашали крики ужаса, только сейчас достигшие ушей старого наместника. Любек был атакован!
Вмиг отрезвевшему Конраду вспомнилась недавняя попытка мерзкого славянина повидаться с ним. Тот появился у ворот города ранним утром и назвался послом. Кто знает, может быть, он хотел предупредить город о возможном нападении? Но фогту в тот момент с головой хватало и назойливого епископа, поэтому язычник был отправлен восвояси. Чему несказанно обрадовался Дитмар, хваля при этом Господа и раз за разом осеняя себя крестом.
- Чертов монах! - повторил Конрад и обернулся к замку, черной громадой нависшем над ним.
Но раздался тонкий свист, и вылетевшая из темноты стрела оборвала готовый вырваться из глотки крик и жизнь старого воина.
Добавлено (26.10.2011, 17:47)
---------------------------------------------
Прошу прощения, увидел несколько ошибок, исправил, выкладываю обновленный вариант.
ГЛАВА 4
Конрад, шатаясь, покинул шумный зал и вышел на свежий воздух. Ноги нетвердо ступали по земле, а голова гудела от выпитого хмеля.
"Проклятые святые!"
Вечер встретил приятной прохладой, и фогт довольно отрыгнул.
Иоанн и Павел, святые мученики, страсти которых поминались в этот летний день, были одной из причин чрезмерного возлияния Конрада. С самого утра кубки наполнялись вином, на вертелах жарились дичь и молодые поросята, а имена святых благоговейно произносились гостями намного чаще, чем поминались хозяева замка. Все это время несколько десятков глоток смеялись и разговаривали так громко, что пышногрудые няньки с трудом могли успокоить кричащего в дальних покоях младенца Иоанна, внука фогта, а сам Конрад, терзаемый головной болью, не раз уже порывался схватить со стены меч и, как во времена славной молодости, пройтись им по опостылевшим спинам буйных гостей. Но вовремя сказанное с благодарностью имя старого наместника возвращало благодушное настроение, и очередной кубок вина опрокидывался в глотку. Пожелания же долгих лет и славных дел только появившемуся на свет малышу напоминали, что застолье было собрано в первую очередь в его честь, а уж потом ради поминания проклятых святых.
Конрад подумал, что никакие страсти мучеников не сравнятся с его головной болью, и торопливо стал развязывать штаны, чтобы справить малую нужду. Пальцы оказались на редкость непослушны, и фогт в сердцах выругался:
- Чертов монах!
Во всем - в реках выпитого вина, в головной боли и даже в неуклюжих пальцах, - он винил некоего Дитмара, епископа. Высокомерный священник появился в Любеке намедни вечером, объяснив свое присутствие в городе важной миссией, возложенной на него бременским архиепископом Адальбертом. Цель ее состояла в осмотре всех епархий соседних со славянами земель. Но сделать это в Любеке похожий на ощипанную ворону монах не успел: очень кстати настал день святых Иоанна и Павла, а с ним и пиршество.
Худой священник с первого взгляда не понравился Конраду. Хотя кому может понравится вечно ноющий, бьющий поклоны и возносящий молитвы служитель Бога? Постоянный плач и раболепство пред Высшими силами раздражали старого воина. Всего в своей жизни он добился своими руками, а Господь не сделал ничего. Лишь созерцал, как сыновья фогта один за другим отправляются на тот свет, а древний род угасает.
Но Дитмар первым делом благословил маленького Иоанна, затем обильную трапезу, и Конрад закрыл глаза на незванного гостя. Да еще Господь в кои-то веки не остался безучастным в этот день, и епископ, сославшись на усталость, решил долго не просиживать дыры в сутане и удалился в отведенные ему покои. На радость всем, кто находился в замке.
Завязки на штанах, наконец-то, поддались, фогт облегченно вздохнул и посмотрел на корабельные мачты, верхушки которых виднелись над высокой крепостной стеной.
- Проклятье! - изумленно выдохнул он.
Потому что мачты, а заодно и порт, пылали. В темное небо, освещая все вокруг, тянулись огромные языки пламени, клубы дыма затмили звезды, а воздух оглашали крики ужаса, только сейчас достигшие ушей старого наместника. Любек был атакован!
Вмиг отрезвевшему Конраду вспомнилась недавняя попытка мерзкого славянина повидаться с ним. Тот появился у ворот города ранним утром и назвался послом. Кто знает, может быть, он хотел предупредить город о возможном нападении? Но фогту в тот момент с головой хватало и назойливого епископа, поэтому язычник был отправлен восвояси. Чему несказанно обрадовался Дитмар, хваля при этом Господа и раз за разом осеняя себя крестом.
- Чертов монах! - повторил Конрад и обернулся к замку, черной громадой нависшем над ним.
Но раздался тонкий свист, и вылетевшая из темноты стрела оборвала готовый вырваться из глотки крик и жизнь старого воина.
Добавлено (20.11.2011, 21:49)
---------------------------------------------
Слишком много сразу выложил?  :(
Я так понимаю, что не смогу продолжить, пока кто нибудь не отпишется.(((
Напишите что-нибудь, буду признателен кому бы то ни было!!! А то не могу выложить продолжение 4-ой главы(((
Сообщение отредактировал vlad - Суббота, 07.01.2012, 19:15 |
| |
| |
