Добавлено (24.12.2011, 12:15)
---------------------------------------------
Продолжаю:

- А может, я не люблю шоколад. И вообще, хватит об этом.
Леонора встала и пошла в спальню, посмотрелась на себя в зеркало – супер. Достала из коробки новые туфли Шанель из чёрной крокодиловой кожи – к часам, и со вздохом побрызгалась духами «Флёр де Лис» - работа есть работа. Подхватила сумку Луи Вуиттон (последняя коллекция), побросала туда разные мелочи, и тут зазвонил мобильный. Это был Жульен, он ждал их внизу.
- Девчонки, Жульен приехал! Вы готовы? – крикнула она.
- Да! – нестройными голосами отозвались они.
- Ну, тогда пошли.
Спустившись вниз, она весело сказала:
- Бонжур, Жульен. Каме сова?
- Бонжур, мадмуазель Леонора. Сова, - ответил Жульен, бросив на неё какой-то странный взгляд.
Такие же странные взгляды она ловила на себе и в машине, по дороге в студию.
- Со мной что-то не так, Жульен? Почему вы на меня так смотрите?
- Нет-нет, мадмуазель Леонора, всё в порядке, - торопливо ответил он.
Она пожала плечами и отвернулась к окну, погрузившись в мечты о Филиппе. Войдя в студию, Леонора сразу почувствовала что-то неладное. Со всех сторон, она ловила на себе любопытные взгляды, поспешно отводимые в сторону, когда она их перехватывала, и это шушуканье… В душе нарастала тревога – в чём дело? Вскоре появился Этьен.
- Привет, девочки. Вы готовы? Леонора, мои поздравления!
- С чем? У меня что, сегодня День Рождения?
Его брови удивлённо поползли вверх:
- А ты что, ничего не знаешь?
- А что я должна знать?
- Ты что, газет не читаешь?
Она устало вздохнула:
- Нет, Этьен, я не читаю французских газет, потому что не говорю по-французски.
Он понимающе кивнул и куда-то исчез, вернувшись через минуту с газетой в руках, потом молча протянул её Леоноре. Та взяла её и тут же испуганно охнула, с ужасом глядя на фотографию на первой странице. Она и Филипп в кафе, целующиеся, её руки обнимают его за шею, на столике перед ними – белая роза в вазе. Она растерянно подняла глаза:
- Что же теперь будет, Этьен?
- Ты что, не рада?
- Чему?! Немедленно переведи мне, что здесь написано!
Он взял у неё газету и стал читать: - «Светская жизнь Парижа». Надпись под фотографией гласила: «Граф Шарль-Филипп де Монспэ и модель агентства «Lady Star» Леонора Цорник, его новая пассия и одновременно новое лицо косметической фирмы «Флёр де Лис». Что это – рекламный трюк или настоящая любовь?»
Её затрясло, она рухнула в ближайшее кресло, и из глаз покатились слёзы.
- Эй, эй, ты чего? – растерянно спросил Этьен, - а ну-ка, пошли со мной.
Он взял её за руку и потащил в комнату отдыха, налил стакан воды и подал ей, а сам сел напротив. Дрожащей рукой, Леонора жадно пила воду, стуча зубами о край стакана. Он изумлённо наблюдал за ней. Её ещё трясло, и она судорожно всхлипывала.
- Успокойся и объясни, чего ревёшь?
- Нет, это ты мне объясни, чему ты так рад!
- Так ведь все рады! Руководство «Флёр де Лис» в поросячьем восторге, потому что лучшей рекламы и не придумаешь: ты, граф де Монспэ, и белый цветок перед вами! Пьер радостно потирает руки и собирается повысить цену за услуги агентства «Lady Star». Да и тебе, скорее всего, гонорар увеличат, так о чём тут плакать?
- Ты не понимаешь, - безнадёжно покачала головой Леонора, - он ведь мне этого не простит…
-Кто? – недоумённо спросил Этьен.
- Филипп, кто же ещё! – в отчаянии закричала она.
В его глазах появился проблеск понимания. Вопреки расхожему мнению, люди нетрадиционной сексуальной ориентации, в большинстве своём, имеют тонкую душевную организацию, и очень трепетно относятся к любви. Они замечательные, очень участливые друзья, и на них можно положиться в трудную минуту. Этьен был как раз из таких. Он спросил:
- Ты что, правда в него влюблена?
- И он в меня, - грустно прошептала Леонора.
Теперь он смотрел на неё с нескрываемым сочувствием.
- Ты должна всё ему объяснить! – с жаром воскликнул Этьен. – Ты же ни в чём не виновата, ты этого не планировала и не подстраивала. Просто такие люди, как твой Филипп, всегда под прицелом фотоаппаратов этих чёртовых папарацци. Я сам фотограф, но эту братию на дух не переношу, я их презираю. Скольким людям они жизни поломали, возьми хоть принцессу Диану. Давай же, звони ему немедленно!
- Я боюсь.
- Уж лучше ты ему сама расскажешь, что случилось, и всё объяснишь, прежде чем это сделает кто-то другой.
Леонора послушно достала из сумочки телефон и позвонила, Филипп взял трубку почти сразу:
- Привет, любимая! – ворвался в ухо его радостный голос. – Ты уже закончила, или просто соскучилась?
- Филипп, - дрожащим голосом пролепетала она, - Филипп, я даже не знаю как это тебе сказать, - и всхлипнула.
- Что случилось, шери, ты плачешь? – встревоженно спросил он. А потром резким возмущённым тоном сказал:
- Кто-то посмел тебя обидеть? Говори немедленно, я сейчас приеду и разберусь!
- Филипп, газета… Помнишь того папарацци, так вот, мы там на первой странице, целуемся! Филипп, прости!
Этьен сидел напротив, напряжённо слушая из разговор. А Филипп неожиданно рассмеялся и спросил:
- Мон амур, и это всё, что тебя расстроило? Да чёрт с ней, с этой фотографией! Она, кстати, не первая, пусть даже это будет тебе неприятно. Издержки славы, что поделаешь. Тётя, конечно, будет недовольна, она не любит, когда моё имя треплет пресса, но для неё это не впервой, поворчит и успокоится. Рано или поздно, это должно было случиться, я ведь не собираюсь прятаться ото всех. А я уже было испугался, что ты меня разлюбила, и не знаешь, как мне об этом сказать.
- Что ты, Филипп, я очень-очень тебя люблю! Но мне стало страшно, что ты подумаешь…
- Что я там подумаю?
- Ну, они тут все так радуются, это ведь такая реклама, да ещё эта белая роза…
- Дурочка моя, ну как же я мог такое подумать! Ты ведь даже не знала, в какое именно кафе я тебя повезу, что подарю тебе белую розу. Успокойся, шери, прошу тебя.
- Филипп, я тебя обожаю!
- Постой-ка, так что же, получается я помог тебе подняться на ступеньку выше в этой твоей обожаемой модельной карьере?
- Получается, что так.
- Но я надеюсь, ты меня за это отблагодаришь? – вкрадчиво спросил он.
- Ещё как! – радостно воскликнула она, поняв, что он не сердится.
- А «ещё как» - это как? – игриво поинтересовался Филипп.
- Я подумаю! – так же игриво ответила Леонора. – Но обещаю, что тебе понравится.
- Я буду ждать твоей благодарности с нетерпением, потому что безумно соскучился.
- Я люблю тебя, Филипп.
- И я тебя, шери! Позвони, как закончишь. Целую нежно-нежно.
- И я тебя целую. Пока.
Она положила трубку, подняла на Этьена сияющие глаза и радостно улыбнулась:
- Он на меня не сердится!
- Вот видишь, всё обошлось. Получилось – и волки сыты, и овцы целы, а ты плакала. Ну что, будем работать или тебе надо отдохнуть и прийти в себя?
- Нет, пошли работать.
С этого дня между ней и Этьеном установились тёплые, дружеские отношения, и работать с ним стало гораздо приятнее. Съёмка в этот день проходила как по маслу. Леоноре, для эксперимента, выпрямили волосы и подстригли чёлку, отчего она стала похожа на египетскую принцессу. Около часа с ней возились стилисты, Этьен пожелал сделать акцент на лицо и глаза. Она не узнала себя в зеркале и подумала – а вдруг Филиппу не понравится? А, ерунда. Стоит лишь нынуть в его ванну (при этой мысли по телу пробежала сладкая судорога), и смыть всё к чертям. Остальными девчонками в этот день занимался другой фотограф, потому что Этьен был поглощён Леонорой, заявив, что не может упустить такой шанс – не каждый день у неё так горят глаза. Быстро поняв, что ему нужно, она старалась думать только о Филиппе – это было нетрудно, но её зрачки тут же сужались, а глаза горели, как янтарь. «Ну вот, теперь он стал ещё и моим вдохновением»… Сделав последний кадр, Этьен спросил, не желает ли она взглянуть на результаты пробной съёмки, которая ей так не понравилась. Леонора пожелала, и он протянул ей пачку фотографий. По мере просмотра, её глаза открывались всё шире и шире, так же как и рот. Она восхищённо посмотрела на Этьена:
- Ты гений. Потрясно, я даже не ожидала. Можно, я возьму несколько?
- Забирай все, у меня есть негативы. Покажешь своему графу, пусть любуется.
Леонора хихикнула:
- Ну уж нет, все показывать не буду – он ужасный сноб.
- Жаль только, что на дерево ты так и не полезла, было бы ещё лучше.
Её передёрнуло, и она рассказала Этьену о том случае из детства, о попытке спасти котёнка и о падении с дерева. Он покаянно попросил прощения за то, что заставлял её тогда, и даже угрожал пожаловаться Пьеру. Сказал, что на верхотуру её больше ставить не будет. Потом позвонил Пьер, и голос его был слаще мёда. Он пригласил их всех на ужин, но Леонора прямо сказала:
- Извините, месье Пьер, но я обещала отужинать с графом де Монспэ. А вот девочек обязательно куда-нибудь сводите, а то они засиделись.
Он залебезил ещё пуще, сказал, что непременно поведёт её подруг ужинать в какое-нибудь хорошее место, и пожелал ей приятного вечера. Потом Жульен отвёз их всех домой, по дороге она позвонила Филиппу и попросила заехать за ней часа через два. Дома все занялись подготовкой к вечеру, а она стала разбирать свой новый гардероб, решив оставить макияж и причёску как есть – хотела быть для него разной, чтобы не надоесть. Роясь в покупках, она наткнулась на облегающее платье-футляр бутылочно-зелёного цвета, с небольшим декольте, открытами руками, длинной чуть выше колена. « А ведь он ни разу не видел меня в платье», - подумала Леонора и решила остановиться на нём. Туфли выбрала те же, шанелевские, и бабушкин палантин на плечи – он подходил практически ко всему. Определившись с одеждой, уселась перебирать фотографии – какие показывать Филиппу, какие – нет. Отобрала несколько из тех, где лежала, вольготно раскинувшись на тигриной шкуре, и всего парочку, где сидела на «Харлее». Остальные побоялась - вдруг он сочтёт их пошлыми, а некоторые, с высоко задранными ногами, ей и самой показались неприличными. Положив отобранные фотографии в сумочку, она вышла на балкон, закурила, и задумалась. Глядя на раскинувшийся перед ней парк, Леонора думала о том, как резко Филипп ворвался в её жизнь, которая до него казалась теперь такой бесцветной… Зазвонил телефон, и знакомый низкий баритон спросил:
- Ты готова, шери?
- Уже спускаюсь.
В лифте весело представляла себе его реакцию на её новый образ. Выйдя из подъезда, она увидела его в той же позе: прислонившись к машине и чуть склонив набок голову. Только розы в руках не было, и одет он был по-другому - белые брюки, чёрная шёлковая водолазка с круглым вырезом, и чёрные замшевые мокасины. Увидев её, его карие глаза изумлённо расширились. Усехнувшись, она пошла к нему, ожидая открытых обьятий. Но он, делая вид, что не замечает её, стал крутить головой направо-налево, словно высматривая кого-то.
- Фили-ипп… - тихо позвала его со смешком.
Он посмотрел на неё и с серьёзным видом спросил:
- Извините, а Вы случайно не видели мадмуазель Леонору?
Она засмеялась, шагнула к нему сама, обняла и поцеловала в губы. Филипп тоже обнял её и прошептал:
- Ты самая красивая женщина на свете, мон амур. Такая разная…
Потом открыл ей дверь, усадил, сел за руль сам и уставился на неё. Леонора забеспокоилась:
- Тебе не нравится?
- Очень нравится, просто привыкаю. Днём я привёз сюда девчонку с хвостиком, а сейчас передо мной – роковая красавица. У меня для тебя подарок, малышка.
Он протянул ей небольшую чёрную бархатную коробочку с надписью «Тиффани». Она открыла её и восхищённо ахнула: там оказалось маленькое колье, тёмные изумруды в платине.
- Филипп, какое чудо! Спасибо! Можно, я прямо сейчас одену? Очень подойдёт к платью.
- Давай помогу.
Она откинула прямые волосы в сторону,и он застегнул колье сзади на шее, не удержавшись, чтобы не прижаться к ней губами. Потом отстранился и дёрнул носом:
- Чем это от тебя пахнет?
- Извини. У тебя – издержки славы, а у меня – издержки профессии. Это духи «Флёр де Лис», не успела смыть, да и причёску портить не хотелось. Кстати, всё время забываю спросить – как называются двои духи? Я обожаю этот запах.
- «Филипп», - засмеялся он. – Эти духи вот уже лет пятнадцать делает для меня один старичок-парфюмер, который раньше изготовлял их для моего отца, и купить их в магазине невозможно.
- Замечательные. А свои я смою у тебя дома, ведь у тебя есть ванна, - хитро сказала она.
- Прекрати сводить меня с ума, шери.
- А у меня тоже есть для тебя подарок, взгляни! – лукаво сказала Леонора, протянув ему пачку фотографий. Он взял, и при взгляде на первую же судорожно сглотнул. Перебрав все и добравшись до «Харлея», его лицо окаменело. Сдвинув густые брови, он спросил:
- Этот пошляк снимал тебя в таком виде?
Она рассмеялась:
- Милый, он же «голубой», он не опасен! Я для него - не женщина, а просто фактура. Но он обещал больше не хулиганить.
- Ему лучше сдержать своё обещание, - ворчливо процедил Филипп.
- Тебе совсем-совсем не понравилось?
- Шери, ты самая прекрасная женщина в мире, но я не желаю, чтобы эти фотографии были опубликованы.
- Да они и не будут, это же была пробная фотосессия. Просто он увидел меня такой, женщиной кошкой.
- Я тоже вижу в тебе кошку иногда, но он явно перебрал.
- Ладно, он же сказал, что больше не будет. И вообще, женщина-кошка в настоящий момент голодна, как собака. Куда поедем?
- К «Максиму».
- Только давай помедленнее, пожалуйста, а то на голове у меня будет кошмар.
Вместо того, чтобы как обычно послушаться её, Филипп молча поднял верх и повёл машину в своей обычной манере. Он явно злился, и она решила больше не показывать ему вообще никаких фотографий. Потом попыталась сменить тему:
- Ресторан «У Максима» в Москве очень знаменит. Говорят, столик там надо заказывать за неделю вперёд.
- Только не мне. Я уже позвонил.
Всю дорогу они ехали молча. «Надо же, какой ревнивец!» - весело подумала Леонора, потому что всё равно ей было приятно. Припарковавшись, в своём стиле, прямо у входа, он молча помог ей выбраться. Швейцар услужливо распахнул перед ними двери – ресторан был полон. К ним тут же подскочил распорядитель:
- Ваше Сиятельство, мадмуазель, прошу, ваш столик ждёт. Позвольте вас проводить.
Она взяла Филиппа под руку, и под взглядами полного зала они проследовали к столику. Усадив её, он сел напротив и уставился на неё, опять-таки молча, скрестив руки на груди. Подошедший официант положил перед ними меню, спросив при этом, что они хотели бы выпить на аперитив. Филипп потёр подбородок и сказал ему что-то по-французски. « Даже меня не спросил», - с обидой подумала Леонора. Решив сменить тактику, она спросила:
- А где тут туалет? Тав ведь наверняка есть зеркало, а я так и не видела, как твой чудесный подарок смотрится у меня на шее.
Он, по-прежнему храня молчание, кивком головы указал ей нужное направление. Ослепительно улыбнувшись ему, она ушла. И замерла в восхищении, когда обнаружила, что в туалете действительно имелось большое зеркало, отразившее такую картинку: камни колье переливались и играли в гармонии с платьем, прямые волосы шёлково блестели, искусно накрашенные глаза приобрели пронзительную выразительность и смотрели с дерзким вызовом. « Нет, он не устоит,» - усмехнулась Леонора, и, полюбовавшись собой немного, вздёрнула подбородок и пошла обратно. Она подошла к столику, провожаемая заинтересованными взглядами, и грациозно уселась на придвинутый официантом стул. Потом послала Филиппу сияющую улыбку, с ямочками, как он любил. Уголки его губ чуть дрогнули, на секунду поднявшись вверх, но тут же опустились.
- На тебя все пялятся, - мрачно констатировал он.
- Давай убьём их всех за это! – жизнерадостно предложила она.
- Неприлично быть такой красивой.
- Давай и меня убьём, тоже! – всё также жизнерадостно сказала Леонора. На этот раз, его улыбка стала более заметной. «Ура, лёд тронулся!» - подумала она и решила закрепить результат, сказав нежным, просящим голосом:
- Филипп, милый, ты будешь сердиться на меня весь вечер? Ты хочешь, чтобы мои глаза стали цвета твоего подарка? Он, кстати, такой замечательный, спасибо. Я так тебя люблю!
Он вздохнул, и закрыл на секунду глаза. А когда открыл – это был уже другой Филипп, в его глазах опять светилась нежность.
- Я не на тебя сержусь, шери.
- А на кого?
- На этого урода, который запихнул мою девочку в пошлый чёрный латекс. Но если уж быть до конца откровенным, на самого себя я сержусь больше всего.
- А на себя-то за что?
- За то, что утратил самоконтроль, и теперь срываю злость на тебе.
- Но я совсем на тебя за это не сержусь, я понимаю. И когда мы будем дома, если ты, конечно, захочешь меня пригласить, я тебе это докажу.
Его глаза полыхнули страстью, теперь он смотрел на неё с обожанием. Официант принёс вино, плеснул немного в бокал и подал Филиппу. Тот понюхал, отпил глоток, и одобрительно кивнул. Официант долил его бокал, потом наполнил бокал Леоноры.
- У меня есть тост! – сказала она.
- Что, опять за Катуччу?
- Нет, за тебя. Потому что ты умный, добрый, нежный и ласковый, ты самый лучший в мире мужчина. И даже когда ты сердишься, я тебя обожаю.
Потом, подавшись вперёд, она тихим хрипловатым голосом добавила:
- А ещё ты такой потрясающий любовник, что весь день я думала только о том, какое наслаждение ты доставил мне прошлой ночью, предвкушая следующую…
Откинувшись обратно, продолжила уже нормальным голосом:
- Поэтому за тебя, любимый!
Он протянул свой бокал ей навстречу, Леонора протянула свой, и они соприкоснулись с лёгким звоном. Отпив немного вина, она сказала:
- М-м-м! Что это?
- Шато-Бриан 1867-го года.
Ей это ни о чём не говорило, но она кивнула с видом знатока, и отпила ещё, не отрывая от него немигающего взгляда.
- Леонора, ты играешь со мной, как кошка с мышкой. Ты с лёгкостью заставляешь меня сходить с ума от ревности, а потом так же легко возвращаешь мне уверенность в том, что я для тебя – единственный и неповторимый. Даже зная весь набор ваших женских хитростей, я каждый раз попадаюсь в расставленную тобой ловушку. Тебе что, мало того, что я и так у твоих ног, тебе хочется, чтобы я вообще утратил рассудок?
Она с грустной улыбкой покачала головой:
- Нет, Филипп, я вовсе с тобой не играю. Просто произошло так, что за какие-то пару дней я влюбилась в тебя так сильно, что у меня мороз по коже от мысли, что я могу тебя потерять, и я готова на всё, чтобы привязать тебя к себе как можно крепче. Вот и всё, любимый.
Пока Леонора говорила, он смотрел на неё с нежностью, и одновременно – с обжигающей страстью. Потом сказал, склонив голову:
- Ну и что мне с тобой делать, мон амур?
Она пожала плечами:
- Не знаю. Просто любить, наверное. Только сначала, может быть, всё-таки покормишь?
Он откинул голову и рассмеялся. Так громко, что несколько голов неодобрительно повернулось в его сторону. Леонора сделала большие глаза и сказала:
- Ваше Сиятельство, Вы ведёте себя неподобающим образом!
Он подался вперёд, и, серьёзно глядя ей прямо в глаза, произнёс:
- Сказать тебе, что я просто люблю тебя – значит, не сказать ничего. Нет на свете такого слова, которое могло бы полностью описать, что я чувствую к тебе. Ты стала моим солнцем, моим идолом, ты затмила собою весь мир, в котором я жил до тебя. Ты поняла?
Она медленно кивнула, завороженно глядя на него. Филипп откинулся назад, сказав:
- А теперь бери меню и выбирай, потому что если ты умрёшь с голоду, мне некого будет любить.
Хихикнув, она взяла меню и принялась внимательно его изучать. Выбрала осетрину по-царски и салат из рукколы, тут же сообщив об этом Филиппу. Он кивнул ожидающему официанту и сделал заказ, конечно же, на французском. Подлив им вина, тот мгновенно испарился.
- Что, моей киске захотелось рыбки? – насмешливо спросил Филипп.
- Угу. А ты что заказал?
- Медальоны из телятины.
- А моему кровожадному тигру захотелось мяса?
Он тут же помрачнел, и Леонора встревоженно спросила:
- Что? Ну что я опять не так сказала?
- Ничего. Просто вдруг вспомнилась та тигриная шкура, на которой ты лежала в этом мерзком комбинезоне.
- Филипп!!! Это уже переходит все границы! Где твоё чувство юмора? Я что, теперь должна тщательно взвешивать каждое слово, прежде чем что-то сказать? Ты никогда не простишь мне этих глупых фотографий? На, смотри! – в ярости, она лихорадочно открыла сумку, достала оттуда фотографии, и с треском разорвала (и откуда силы взялись) всю пачку, с трудом подавив желание швырнуть их ему в лицо.
- Леонора, не устраивай сцен в приличном месте.
- Но ты же этого от меня добиваешься весь вечер? Доволен?!
Она резко отодвинула стул, сунула в сумку разорванные фотографии, и удалилась с оскорблённым видом. В дамскую комнату. Там она выкинула предмет ссоры в урну и позвонила Катучче. Та отозвалась мгновенно:
- Бон суа, шери. Видела, видела. Чёртовы папарацци. Филипп в ярости?
- Катучча, этот человек сведёт меня с ума. Как раз-таки над этим он просто посмеялся, и подарил мне колье с изумрудами от Тиффани, чтобы я не расстраивалась. Я тоже решила сделать ему подарок, и показала фотографии пробной сессии.
- Какого рода фотографии? – хладнокровно поинтересовалась Катучча.
- Ну, я там лежу на тигриной шкуре в чёрном комбинезоне из чёрного латекса, как у Халли Берри. И сижу верхом на красном Харлей-Дэвидсон.
Подруга захихикала:
- Представляю себе его реакцию. Он сильно возбудился?
- Возбудился?! Если бы! Он пришёл в ярость от ревности, потом повёз меня ужинать к «Максиму», и мне битый час пришлось его успокаивать, хотя я просто умирала от голода. Он заявил, что неприлично быть такой красивой, и что на меня все пялятся. Я всё стерпела, и в конце концов, мне удалось привести его в хорошее расположение духа, он даже назвал меня своим солнцем и заявил, что я затмила собою весь мир, в котором он жил до меня. Но когда мы, наконец, заказали еду, я – рыбу, он – мясо, взял и пошутил, что я, как кошка, люблю рыбу. А на мою ответную шутку, что он, как кровожадный тигр, предпочитает мясо, Филипп опять надулся! Я, видите ли, напомнила ему эту проклятую тигриную шкуру. Вот тут я уже не выдержала и вышла из себя.
Катучча хохотала, как сумасшедшая, а отсмеявшись, спросила:
- И каким образом ты вышла из себя, шери?
- Я разорвала все фотографии прямо за столом, и Филиппу ещё повезло, что я не швырнула обрывки ему в лицо. Потом встала и ушла. И вот, теперь звоню тебе из туалета.
Новый взрыв хохота Катуччи почему-то успокоил Леонору, и ей самой эта ситуация стала казаться смешной. Всё ещё смеясь, Катучча проговорила:
- Детки, вы меня со смеху уморите. Вы – два сапога пара, вы друг друга стоите и просто созданы друг для друга. Кстати, как прошла ночь?
- Извини, Катучча, но хоть ты и моя подруга, но эти подробности я с тобой обсуждать не буду. Скажу только одно – ты права, в этом плане мы просто созданы друг для друга. Скажи лучше, что мне делать с этим сумасшедшим графом?
- Ничего. Иди обратно и спокойно ешь свою рыбу. Поверить не могу, что ты устроила сцену у «Максима». Ты – это что-то, как у нас говорят – когда тебя отливали, форма лопнула.
- У нас тоже так говорят. А Филипп, между прочим, тоже вёл себя не лучшим образом, хохотал так, что на него оглядывались.
- Филипп?! Громко смеялся у «Максима»? Детка, что ты с ним сделала? Мы вообще об одном человеке говорим?
- Об одном, об одном. Ладно, Катучча, давай я тебе перезвоню, а то сейчас упаду в голодный обморок.
- Обожаю тебя, шери. Заедете сегодня?
- Не знаю. Посмотрим на его поведение.
- Ладно, иди ешь. Потом позвони мне, обязательно! Умираю от желания узнать, чем у вас там закончится.
Хохотнув ещё раз, Катучча отсоединилась.

Добавлено (26.12.2011, 21:09)
---------------------------------------------
Привет всем! Жалоба - мало критикуют, не интересно? Вопрос - может, слишком много текста сразу выкладываю?

Попробую так: Леоноре приходится выходить на подиум высокой моды.

Зайдя в квартиру, Леонора уселась в гостиной на диван, положив голову на колени и закрыв её руками. Она всегда так делала, когда ей было плохо. Филипп посмотрел на неё, тяжело вхдохнул и открыл бар. Достав оттуда бутылку «Камю», он плеснул щедрую порцию коньяка в фужер и протянул ей:
- Выпей, малышка.
Она взяла протянутый фужер и сделала большой глоток, поперхнувшись. Потом ещё один. Потом схватила телефон и стала звонить в Москву, дяде Жоре. Смешно, но именно так она его до сих пор называла, с той самой первой встрече в парке больше 10 лет назад… Душа просто требовала сорвать на ком-то злость за эту безысходность, но не на Филиппе же! Дядя Жора – самая подходящая кандидатура. В конце концов, именно он её сюда отправил, и он же занимался всеми «тонкостями» контракта. Глотнула ещё коньяку и набрала номер:
- Дядя Жора, это я.
- Леночка, солнышко моё, здравствуй! Как ты там, лапушка? Наслышан, наслышан о твоих успехах, как в профессиональной, так и в личной…
Она перебила его и заорала в трубку так, что сидевший рядом Филипп подпрыгнул от неожиданности:
- Дядя Жора, мы так не договаривались!
- Что случилось, детка?
- Пьер выставляет меня на «язык», на гала-показ в Галери Летуаль!!! Надеюсь, продолжать не обязательно? Не мне тебе объяснять, что это значит. Дядя Жора, ты, подлый сукин сын, знавший, что я не умею ходить, не вычеркнул эту опцию из контракта?! А я тебе так доверяла!
- Успокойся, счастье моё, давай поговорим. Леночка, ты же понимаешь, что рано или поздно это должно было произойти. Думай обо мне, что хочешь, но лично я в тебе уверен. Я с самого начала знал, что ты далеко пойдёшь, вот ты и дошла до подиума высокой моды. Пройдешь ты по «языку», поверь мне, он не так страшен. Все же ходят! До показа, насколько мне известно, ещё четыре дня. Разве Пьер не предложил тебе потренироваться?
- Предложил, но это ничего не изменит! Мне не хватит четырёх дней, даже если я буду тренироваться 24 часа в сутки! И я боюсь толпы, ты же знаешь!
- Солнце моё, ты сама не знаешь скрытых в тебе талантов. А дядя Жора знает. У тебя всё получится, я уверен. Ты не должна упустить такой шанс. Успокойся и выпей чего-нибудь.
- Уже пью. «Камю».
- Вот и умница. Леночка, девочка моя, дядя Жора никогда бы не сделал того, что могло бы тебе навредить, ты же мне как дочь. Когда ты попробуешь ходить, сразу поймёшь – это совсем не трудно. И потом, у тебя же там такое любовное вдохновление…
- Дядя Жора, ты – негодяй. Я тебя ненавижу! Это ты меня сюда послал!
- И правильно сделал. Ты ещё скажешь мне «спасибо».
- Спасибо тебе огромное!!! Удружил!
Она бросила трубку, пробормотав себе под нос по-русски: «сукин сын…».
Филипп осторожно спросил:
- А русские всегда так эмоционально общаются по телефону?
- Нет, только когда очень злы. Я разговаривала со своим импрессарио, который меня сюда отправил, и высказала ему всё, что о нём думаю. Только легче от этого не стало.
Она отхлебнула ещё коняку – хотелось надраться. Решила позвонить маме – за поддержкой и сочувствием. Долго разговаривала с мамой, пытаясь объяснить суть проблемы. Мама, хотя до конца, похоже и не поняла суть проблемы, посочувствовала ей и на прощанье велела хорошо кушать и потеплее одеваться. Стало немного легче, или это коньяк подействовал?
- Пойдём на балкон, милый, покурим.
- Конечно, шери. Хочешь ещё коняку?
- Хочу. И себе налей уж тогда, что ли. Только давай побыстрее пиццу закажем, меня сейчас развезёт на голодный желудок.
Заказав пиццу, они прихватили фужеры и отправились на балкон. Закурили, и некоторое время сидели молча. Потом он ласково сказал:
- Ты замечательная, шери. Ты храбрая и сильная, и у тебя всё получится. Я тебя люблю.
Она благодарно взглянула на него и нежно погладила по щеке, сказав:
- И я тебя. Как хорошо, что ты у меня есть. Без тебя бы я пропала.
Он засмеялся:
- Шери, ты нигде не пропадёшь. Ты же кошка, а они всегда падают на все четыре лапы, разве ты не знала?
- Ну ладно, может, и не пропала бы, но была бы очень одинокой. Слушай, говоря про лапы – давай я прямо сейчас попробую пройтись, как они, а ты мне скажешь – похоже или нет?
- Давай попробуем.
Леонора хлебнула ещё коньяка для храбрости, и потянула Филиппа в гостиную, заявив, что на балконе мало места. Там она усадила его в кресло и отошла подальше, потом пошла на него, стараясь заводить одну ногу перед другой при каждом шаге и слегка откинула корпус назад. Филипп прыснул. Она остановилась и обиженно сказала:
- Если ты будешь смеяться, у меня никогда не получится.
- Извини меня, шери. Только мне кажется, ты слишком сильно отклонилась назад. Попробуй ещё раз, обещаю, я не буду смеяться.
Она попробовала, на этот раз стараясь держать спину прямее. У него на лице появилась улыбка, которую он поспешно прикрыл рукой, но глаза всё равно смеялись.
- Что, опять не так? Я же прямо шла!
- Да, но при этом ты так виляла бёдрами, что у меня появилось только одно желание…
Она простонала и рухнула в кресло:
- Я так и знала, что у меня не получится…
- Девочка моя, но я же не профессиональный тренер ходьбы по подиуму!
- Да уж. К тому же, у тебя всегда только одно желание на уме. Ты – сексуальный маньяк.
Раздался звонок в дверь.
- О, вот и пицца. Тебе надо поесть, шери. Ты такая худенькая, - ласково сказал Филипп.
Леонора фыркнула:
- Можно подумать, по подиуму толстухи ходят. Ладно, неси пиццу. Вот сейчас наемся, быстренько растолстею, и Пьер сам откажется от своей идиотской затеи.
Смеясь, Филипп пошёл за пиццей. Принёс коробку, поставил её на кофейный столик, и отправился на кухню за тарелками и приборами. Когда он вернулся, коробка была уже открыта, а Леонора сидела с куском пиццы в руках и яростно жевала, мрачно уставившись в пространство перед собой. Филипп чуть не выронил тарелки от хохота. Она перевела мрачный взгляд на него и решительно откусила ещё один большой кусок.
- Шери, если ты в самом деле хочешь растолстеть за четыре дня, тебе придётся есть пиццу не переставая, 24 часа в сутки, запивая её жирными сливками. Но и это не поможет, дело кончится в лучшем случае расстройством желудка и тебя будет тошнить, А в худшем у тебя случится заворот кишок от обжорства. Это не выход, мон амур.
При мысли о поедании пиццы в таких количествах и жирных сливках, Леонору чуть не стошнило. Грустно посмотрев на кусок, который держала в руке, она вздохнула и положила его на протянутую тарелку.
- Филипп, что же мне делать?
- Ну, если уж ты решила не отступать – учись ходить, как манекенщица. Но только не сейчас, после двух фужеров коньяка, и не со мной, а под руководством профессионала. Если Пьер считает, что такое в принципе возможно, значит, так оно и есть. Он не дурак, и уж точно не хочет портить репутацию собственного агентства. Главное – поверь в свои силы и в саму себя, тогда всё получится. Я в тебя верю.

Антракт. Вот, как-то так. Читабельно?

Добавлено (01.01.2012, 13:40)
---------------------------------------------
Не обращаем внимание на начало, едем дальше. Леонора знакомится с графиней, и не только.

Леонора оказалась права, «завтра» наступило очень быстро, превратившись в бесконечное «сегодня», начавшееся с того, что они проспали и она опоздала на репетицию. Клод укоризненно посмотрел на неё, но ничего не сказал. После тренировки, перед окончательной примеркой, они с девочками уселись в холле, пили кофе и сплетничали. Неожиданно перед ними вырос невысокий темнокожий парень с пышной шевелюрой, который расцеловался со всеми, бросив лишь осторожный взгляд на Леонору. За спиной у него была большая холщовая сумка с нарисованным на ней листиком конопли. Потом он удалился с Кристиной, которая тёрлась об него, как кошка, предвкушающая совокупление, и Леонора подумала, что у них, наверное, роман. Романтические иллюзии были враз разрушены фразой, брошенной Нелли:
- Кристя подсела на Боречку. Этот «продавец счастья» сведёт её в могилу.
- Не болтай ерунды, Нелька. Кристя набрала лишних пару кило в самых неподходящих местах, ей сейчас без Борьки никак, - спокойно сказала Светлана.
Не поняв, о чём идёт речь, Леонора спросила:
- Это как же он ей поможет похудеть на два килограмма? Занимаясь с ней сексом, что ли?
Все дружно рассмеялись, но ответила Натали, за старшую:
- Леонора, мы понимаем, что ты здесь новичок, и некоторые вещи могут показаться тебе странными. Этого парнишку зовут Бернард, мы прозвали его Борюсиком, он приносит нам допинг. Все это знают, включая Пьера, но предпочитают об этом не говорить. У него есть много разных штучек, но самое главное – один волшебный порошок, от которого не хочется ни есть, ни спать, а энергия будет распирать тебя так, что сидеть спокойно не сможешь. А главное - ты очень быстро худеешь. Мы все время от времени пользуемся его услугами, надо только стараться не подсесть. У меня, например, получается.
- Спасибо за откровенность, - растерянно сказала Леонора.
- Не за что. Только на твоём месте, я не стала бы об этом рассказывать твоему графу.
- Да, конечно…
Потом их позвали на примерку, она прошла довольно быстро, а Леоноре было так жаль снимать это фантастическое платье цвета слоновой кости, которое после подгонки сидело на ней просто идеально.
- Лен, ты прямо как невеста, - простодушно сказала рыжеволосая Нелли. – Хоть сейчас под венец, только фаты не хватает.
От этих слов у Леоноры защемило в груди, и всё тело тревожно напряглось. «Нет, только не думать об этом, не сейчас…» Она позвонила Филиппу, который оказался где-то поблизости, он заехал за ней и они отправились в путь. На обед к тёте Мадлен. «На Голгофу», - усмехнулась про себя Леонора.
По хайвею Филипп гнал как сумасшедший, перед её глазами, как в ускоренном кино, мелькали зелёные поля, ухоженные деревеньки, и лес, совсем не похожий на русский. Французские леса, очевидно, считались таким достоянием страны, что каждый кусочек, каждая тропинка-полянка были облагорожены, как московские парки. Через полчаса этой гонки Филипп свернул на небольшую дорогу, ведущую вверх, на холмы. Именно там находился его замок, и открывшийся на зелёном холме вид поразил её – это была картинка из сказки. Огромное старинное здание в виде буквы «П» было щедро украшено башенками, при виде которых Леоноре сразу подумалось, что в одной из них сидит и тоскует царевна, ожидая своего рыцаря-спасителя. К лестнице, ведущей в замок, Филипп подъехал медленно и аккуратно. Их уже ждали – у подножия лестницы стояла сухонькая фигурка, закутанная в ажурную чёрную шаль. Выйдя из машины, Филипп галантно открыл дверь Леоноре, взял её за руку и подвёл к маленькой тщедушной женщине с пронзительными глазами светло-орехового цвета, ничуть не замутнёнными возрастом. Поцеловав её в обе щеки, он сказал:
- Познакомься с моей Леонорой, тётя Мадлен.
- Здравствуйте, Леонора, - сказала графиня, - фотографии в газетах не отражают и половины Вашей привлекательности. Добро пожаловать в замок Монспэ.
- Здравствуйте, мадам Мадлен, - вежливо сказала Леонора, с трудом удержавшись, чтобы не сделать книксен, решив ограничиться тёплой дружелюбной улыбкой. – Я не видела Ваших фотографий, но именно такой Вас себе и представляла. Филипп много рассказывал о Вас.
- Неужели? – тут же отозвалась та. – Значит я ещё что-то значу для него, это приятно.
Метнув на Филиппа полный обожания взгляд, ореховые глаза изучающе уставились на Леонору. Ей вдруг стало не по себе, за показной приветливостью она прочитала тщательно скрываемую угрозу в глазах тёти Мадлен.
- Пойдёмте в дом, стол уже накрыт, - мягко сказала она.
Поднимаясь по лестнице, Леонора не отпускала руку Филиппа. Обычно это придавало ей сил и уверенности, но сейчас его рука показалась ей соломинкой, за которую хватается утопающий. Под рентгеновским взглядом вдовствующей графини она чувствовала себя, как на операционном столе. Ей вдруг вспомнился эпизод из студенческой жизни, когда на первом курсе института на уроке анатомии им пришлось препарировать лягушек. Несчастных земноводных сначала помещали в стеклянную банку, бросив туда кусочек ваты, смоченной в эфире. Потом нужно было специальными ножницами отрезать лягушке верхнюю часть головы и вытащить белую нитку спинного мозга, после чего на трупике проводились опыты, доказывающие, что мышечная активность существует и после смерти, лапки лягушки дёргались в ответ на раздражение кислотой или током. Для чего всё это им преподавалось – Леонора так и не поняла, но с ней тогда приключилась истерика, потому что лягушка, которой она отрезала голову, вдруг ожила у неё в руках, выскользнула и принялась скакать по полу, разбрызивая кровь из полурассечённого черепа… Именно той лягушкой она ощущала себя сейчас, под острым скальпелем взгляда мадам Мадлен.
Они вошли в огромную столовую, длинный стол был сервирован на три персоны. Филипп уселся во главе стола, усадив справа Леонору. Тётя Мадлен села напротив него. В первый раз в жизни Леонора не знала, как себя вести, что сказать, что делать, всё было как-то ненатурально. Ореховые глаза с противоположного конца стола изучающе скользили по ней, и она никак не могла прочитать во взгляде графини хоть какой-нибудь намёк на чувство. Ненавидит ли она её или сочувствует? А что бы я чувствовала на её месте?
- У Вас очень необычные глаза, Леонора, - вдруг сказала тётя Мадлен, - я уверена, Вам об этом уже говорили. И колье очень подходит к цвету Ваших глаз.
- Это подарок Филиппа, - ответила Леонора, дотронувшись до украшения и не сдержавшись, чтобы не взглянуть на Филиппа влюблёнными глазами. Какого чёрта, всё равно старая графиня уже знает всё, и играть с ней в прятки бесполезно. Она, в отличие от Леоноры, наверняка даже знает, и сколько стоит это колье, и сколько вообще денег потратил на неё племянник.
- Да, он очень щедрый мальчик, - задумчиво протянула графиня, словно прочитав её мысли.
- Он просто замечательный, - сказала Леонора, снова взглянув на Филиппа обожающими глазами.
- Но я заметила, что когда Вы смотрите на Филиппа, Ваши глаза меняют цвет и загораются жёлтым, как у кошки.
- Тётя! – воскликнул Филипп, стукнув кулаком по столу. – Что за чушь ты несёшь!
- Не волнуйся, Филипп, всё в порядке, - спокойно сказала Леонора, посмотрев на тётю Мадлен с обезоруживающей улыбкой. – Вы совершенно правы, мадам. Но это единственное, что я не могу контролировать.
- Понимаю, - кивнула графиня, глядя на неё всё тем же задумчивым взглядом. К счастью, принесли еду. Перед Леонорой оказалась большая фарфоровая тарелка с изумительным узором по краям, накрытая серебрянной крышкой с отчеканенным гербом де Монспэ. То же самое поставили перед Филиппом и графиней, только на его тарелке оказался большой стэйк с молодым картофелем в укропе, а на своей Леонора обнаружила запечённую в сметане рыбу, с тем же гарниром. «Ну, если тётя Мадлен знает даже то, что я люблю рыбу, какой смысл прятать всё остальное?» - уныло подумала она. Графиня, наконец, оторвала от неё взгляд и уткнулась в свою тарелку, на которой лежали какие-то тушёные овощи. Обед проходил в напряжённом молчании, прерываемом короткими фразами на французском, которыми изредка обменивались Филипп с тётей.
- У Вас странная фамилия, мадмуазель Леонора, - обратилась вдруг к ней графиня, - она не похожа на русскую.
- Вы опять совершенно правы, мадам. Это не русская фамилия, она досталась мне от деда, он был польским евреем, - ровным тоном произнесла Леонора. Скрывать она ничего не собиралась, наверняка толстое досье на неё уже лежит где-нибудь в тумбочке с остальными старческими мемуарами. Мадлен вздохнула и продолжила допрос:
- Какое у Вас образование?
- Я закончила институт иностранных языков.
- Отсюда Ваш совершенный английский?
- Именно так. У этого института хорошая репутация, и преподавательский состав замечательный.
- Насколько мне известно, Вы являетесь новым лицом косметической фирмы «Флёр де Лис»? – сменила тему графиня.
- Похоже, Вы знаете обо мне всё. Если Вас ещё что-то интересует, я предпочла бы рассказать всё сама. Вам стоит лишь спросить, и я откровенно отвечу.
- Я вижу, Вы неглупая девушка, поэтому спрошу прямо. Чего Вы хотите от Филиппа?
Леонора, в панике, метнула взгляд на Филиппа, но тот молча расправлялся со своим стэйком, словно не замечая их словесной баталии. «Ну что ж, ладно…, - подумала она, - хотели правды, сейчас получите». Прежде, чем она успела что-то сказать, графиня добавила:
- Я просто не хочу, чтобы имя де Монспэ трепала жёлтая пресса. Хотя понимаю, что для Вас это отличная реклама.
- Это неверный вывод, мадам, - сказала Леонора, открыто глядя в ореховые глаза тёти Мадлен. – Я не рекламирую свою личную жизнь, но в силу сложившихся обстоятельств стала жертвой газетных интриг так же, как и Филипп. Мне очень хотелось бы это изменить, но, к сожалению, это не в моей власти. Что же касается Вашего вопроса, чего я хочу от Филиппа, я отвечу Вам честно – ничего. Я знаю, что он готов сделать для меня многое, и хотел бы подарить мне весь мир, как Вы сами сказали, он очень щедрый. Но это совсем не то, что меня в нём привлекает.
- А что же вас привлекает?
- А разве Вы не видите сами? Он умный, добрый, и красивый, и это самое меньшее, что я могу о нём сказать. Разве возможно в него не влюбиться?
Филипп, наконец, решил вмешаться (давно пора бы!) и сказал:
- Дамы, перестаньте, пожалуйста, беседовать так, будто меня здесь нет. Леонора, ты же хотела познакомиться кое с кем. Пойдём, я покажу тебе, где переодеться, а потом мы навестим моих красавцев.
Леонора облегчённо вздохнула – пытка закончилась, сказано всё. Что будет дальше… Ах, какая разница, ведь сейчас они пойдут к лошадям, и будет только небо, только ветер, и упругая конская спина, уносящая тебя на простор, на свободу… Старая графиня извинилась, что не присоединится к ним, но с удовольствием понаблюдает с террасы. Филипп провёл Леонору в комнату, где она, в предвкушении встречи с лошадьми, торопливо переоделась и потребовала морковки, желательно побольше. И яблок, если имеются. Филипп, смеясь, провёл её на огромную кухню, где полная пожилая негритянка-повариха вручила ей пакет со всем необходимым. Конюшня была расположена на склоне холма, откуда открывался замечательно живописный вид – зелёные поля, лес и тонкая серебряная полоска речки вдалеке. Старый конюх вежливо поздоровался с Филиппом, тот представил Леонору, и дальше они заговорили уже по-французски. Ей не терпелось поскорее познакомиться с Арго и Жасмин, и с остальными тоже, поэтому она оставила мужчин беседовать и осторожно зашла в конюшню сама. Запах конских тел был еле уловим, за животными хорошо ухаживали, в стойлах было чисто, и лошади приветственно заржали, узрев пакет с лакомством в её руках. Она сразу увидела и узнала его – Арго. Огромный белый с серебристым отливом жеребец потянулся к ней, раздувая ноздри и изучающе пофыркивая. Арго, серебрянный… Ему очень подходило это имя. Она подала ему небольшое яблоко на открытой ладони, и конь благосклонно принял угощение, мягко коснувшись её руки тёплыми шершавыми губами. Сзади послышалось недовольное ржание, Леонора обернулась и встретила угрожающий взгляд чёрной, как ночь, кобылицы, в глазах которой плескался космос. «Жасмин», - тут же определила она. Подойдя к ней, протянула морковку в одной руке и яблоко в другой. Жасмин вскинула голову, фыркнула, попятилась, но Леонора подошла ближе, шепча по-русски:
- Не ревнуй, глупенькая, не бойся, я люблю другого. Я ничего плохого тебе не сделаю, не обижу, возьми яблоко, вот так, да…
Филипп застал их как раз тогда, когда Жасмин сменила гнев на милость и осторожно взяла яблоко с её ладони.
- Ну что, вижу вы подружились? Правда, она красавица? Принцесса арабских кровей. А как принял тебя Арго? Познакомься с остальными – Зевс и Гера, счастливые родители этих двух очаровашек-жеребят, и Руди, он такой рыжий, что по-другому и назвать было нельзя. Он самый смирный, предлагаю выбрать его.
- Филипп, а можно я поеду на Арго? Мне кажется, он позволит.
- Ты наживёшь себе большого врага по имени Жасмин, да и не могу я сразу посадить тебя на Арго, ты ещё не знаешь его характер, он очень норовистый. На нём поеду я, а ты возьми Жасмин, если не хочешь Руди, ей так будет спокойнее. Сейчас я распоряжусь заседлать их.
Конюх принёс сёдла, установил их, подтянул крепления, надел на коней уздечки и протянул Леоноре хлыст, от которого она отказалась. Зачем же портить только что установленные дружеские отношения? Она не будет унижать Жасмин этим орудием власти над животными, они и так поймут друг друга. Филипп усмехнулся и помог ей забраться в седло, Жасмин нетерпеливо мотала головой и скребла копытом, пока она вставляла ноги в стремена. Потом он взял поводья, вывел лошадь из конюшни и передал поводья Леоноре. Вернулся обратно, ловко взлетел на Арго, свистнул и пришпорил его по бокам. Конь резво выбежал из конюшни и тут же пустился вскачь стремительным галопом. Жасмин всхрапнула и устремилась за ним, так резко, что Леонору откинуло назад и она чуть не потеряла равновесие. Пригнувшись к чёрной волнистой гриве Жасмин, она покрепче ухватилась за поводья, стараясь не мешать при этом лошади скакать во весь опор, за любимым. Ветер бил в лицо, тело словно слилось воедино с великолепным животным, и время остановилось. Был только ослепительный восторг от бешенной скорости, оба коня мчались так быстро, что казавшаяся такой далёкой речка стремительно приближалась к ним. На берегу реки Филипп натянул поводья, и Арго послушно остановился, ожидая «дам». Слегка запыхавшаяся, раскрасневшаяся Леонора была полностью счастлива и разумеется, тут же поделилась этим с Филиппом. Тот засмеялся, привлёк её к себе, и Жасмин капризно фыркнула – видно, она и хозяина ревновала тоже. Потом они скакали по гладкому лугу, вокруг леса (точнее – маленькой рощицы, так мало она походила на дикий русский лес), обгоняя друг друга. Иногда, оглядываясь на замок, Леонора видела одинокую маленькую фигурку тёти Мадлен, застывшую на террасе, и было что-то очень тревожное в этой неподвижности старой графини. Усилием воли, Леонора отогнала прочь нехорошее предчувствие, ей так хотелось насладиться поездкой на Жасмин, оказавшейся весьма игривой и непредсказуемой. Она явно рисовалась перед Арго, перебирая стройными ногами с изящными породистыми бабками, вскидывая голову и издавая негромкое призывное ржание. Леонора залюбовалась Филиппом – он так органично смотрелся на серебристо-белом коне, словно они были одно целое. Они вернулись в замок, когда уже стемнело, усталые и счастливые. Филипп сам расседлал обоих коней, передал конюху упряжь и сделал несколько указаний по-французски. Леонора погладила Жасмин по вла

Добавлено (12.01.2012, 13:02)
---------------------------------------------
Приключения продолжаются, я буду понемногу выкладывать, потому что пишу от руки много, а перепечатывать не успеваю - хозяйство ведь ещё надо вести.

Леонора позвонила Филиппу, тот сказал, что они с Катуччей ждут её у главного выхода. Она переоделась, с сожалением расставшись с последним платьем, попрощалась со всеми и вышла, сразу натолкнувшись на задумчиво-грустный взгляд Филиппа. Катучча расхаживала рядом с машиной, разговаривая по телефону. От нескрываемого отчаяния в глазах любимого Леонора задохнулась и замерла, как вкопанная, словно наткнувшись сердцем на острый шип белого цветка, ставшего символом их любви. Потом заставила себя весело улыбнуться, и пошла навстречу протянутым рукам Филиппа. Он обнял её и жарко зашептал слова любви и одобрения, обдавая родным запахом, от которого сразу стало спокойно:

- Мон амур, ты была великолепна, я знал, что всё будет хорошо. Я люблю тебя.
- И я люблю тебя, спасибо, что ты пришёл. Я наверняка свалилась бы с подиума от страха, если бы не цеплялась за тебя глазами, как якорь за морское дно.
- Больше всего мне понравилось последнее платье. Я могу выкупить его у Клементи? Хочу увидеть тебя в этом платье ещё раз. Но если хочешь, все три наряда – твои, я уверен, Морис не откажет.

У Леоноры замерло сердце от вспыхнувшей надежды. Ведь он не может не понимать, что платье это – подвенечное, и этот подарок так же символичен, как обручальное кольцо! Или для него это всего лишь кусок шёлка на соблазнительных плечах?

- Спасибо, милый, конечно, Морис будет только рад, ведь он для этого и шил свои наряды. Думаю, он будет особенно счастлив избавиться от последнего. Потому что именно в нём я разнервничалась и чуть не сорвала конец показа. Морис винит во всём именно платье, считая, что не принесёт оно ему удачи – такое у модельеров суеверие.
- Он абсолютно неправ. Оно обязательно принесёт счастье, вот увидишь.

Их прервала Катучча, которая закончила беседовать по телефону и набросилась на Леонору с горячими колумбийскими объятиями:

- Молодец, шери, ты замечательно держалась! Я чуть глаза об тебя не поломала. Под конец, видно, чуток подустала, но общего впечатления это не испортило. А усталость твою мы сейчас поправим – я приглашаю вас поужинать в одном чудесном, недавно обнаруженном мной ресторанчике, уютном и без любопытных глаз, что самое главное. А потом заедем к «Друзьям», у меня для тебя подарок, девочка моя. В честь твоего дебюта!
- У меня, вообще-то, тоже, - вмешался Филипп, и протянул Леоноре маленькую коробочку. Там оказался перстень с большим четырёхугольным изумрудом, такого же оттенка, как камни в подаренном им колье. Он горел и переливался на чёрном бархате, каждой зелёной тревожной искоркой словно посылая предчувствие беды. Этот перстень был совсем не похож на образ колечка, лелеямый в несбыточных мечтах Леоноры…

- Спасибо, любимый, он очень красивый. А Катучча права – я очень устала и страшно хочу есть. Так что лучшим подарком была бы хорошая кухня в этом ресторанчике.
- О, это я тебе гарантирую, - засмеялась Катучча. – Шеф-повара я знаю давно.

Все уселись в машину, и Филипп, под чёткими указаниями, привёз их в «старый Париж», часть города на другом берегу Сены. С колеса обозрения на Елисейских полях она была видна, как на ладони.

- Этот квартал называют «приютом бедных художников и поэтов», - пояснила Катучча. – А ещё здесь живёт много студентов из разных стран мира. Сорбонна отсюда недалеко, а оплата жилья здесь гораздо дешевле, чем в центре Парижа, хотя он совсем рядом. Леонора подумала: «Да по сравнению с московскими расстояниями и пробками, тут вообще как от Маяковской до Театральной!» Освещения на улице, по которой они ехали, почти не было, и без Катуччи было бы очень трудно найти указанный ею неприметный домик с антикварным тусклым фонариком над крыльцом. Открыв тяжёлую деревянную дверь, они вошли, и… Леонора попала в сказку! Точнее, в один из романов обожаемого ею Дюма, там не хватало только мушкетёров. Хотя, за них легко могли сойти официанты в униформе, стилизованной под средневековье: пышные тыквообразные шаровары, туго обтягивающее ноги трико, и короткие плащи за спиной. Смотрелось это очень забавно, особенно мужские ноги в «колготках», которые далеко не у всех были идеальными. Массивные столы из морёного дуба, стулья с резными спинками и канделябры со свечами довершали образ «старого французского кабачка». Усевшись за стол, Филипп с усмешкой сказал:

- Ты в своём репертуаре, дорогая Катучча. Как ты умудрилась разыскать это место? Тут весьма оригинально и забавно.
- Ничего мудрёного, дорогой Филипп. Я это место открывала, так что оно само меня нашло.
- А рыбу в этом оригинальном заведении подают? Или только мясо, жареное мясо на шпагах? – спросила умиравшая от голода Леонора.
- Зная о твоих пристрастиях, шери, разве я пригласила бы тебя ужинать туда, где нет рыбы? Рекомендую лосося в горшочке, и разумеется – твои любимые мидии, с фирменным соусом от шеф-повара.
- Годится всё, только бы побыстрей. Филиппа даже спрашивать не будем – ему большой кусок мяса, правда, милый? Иногда я недоумеваю, почему ты предпочитаешь мясо без крови, да ещё пользуешься ножом и вилкой, вместо того, чтобы есть его руками, отрывая зубами большие куски и рыча от удовольствия.
- Он, может, так и делал бы, но хорошее воспитание не позволяет! - засмеялась Катучча, делая заказ ожидавшему официанту. – Кстати, как поживает тётушка Мадлен, в добром ли она здравии?
- Спасибо, у неё всё в порядке. Я уверен, что Леонора ей понравилась.

Губы Катуччи скептически искривились на секунду. Ей удалось спрятать эту усмешку от Филиппа, но не от Леоноры, которая тут же поспешила сменить тему:

- Ты знаешь, у Филиппа такие замечательные лошади! Я подружилась со всеми, даже с ревнивицей Жасмин.

Катучча смотрела на неё с такой грустной, жалеющей улыбкой, что по спине Леоноры опять пробежали ледяные мурашки страха. «Нет, не думать об этом, всё будет хорошо…» От тревожных мыслей её отвлекло появление официанта с подносом. Он начал ловко расставлять тарелки с едой, от запаха которой у Леоноры закружилась голова, и рот наполнился слюной. Она принялась за мидии, и Филипп засмеялся:

- Мон амур, я думал, Катучча пошутила, когда сказала, что влюбилась в тебя в ту секунду, когда ты стала поедать этих моллюсков как истинная парижанка, но теперь понимаю, что она имела ввиду. Ты – само очарование, сама естественность.

Прожевав очередную мидию, Леонора сказала:

- Между прочим, моему бедному тренеру Клоду пришлось немало попотеть, чтобы выбить из меня эту самую естественность и заставить ходить шаблонной походкой модели.
- Ты молодец, шери, - нежно ответил Филипп.
- Дядя Жора в Москве, небось, пищит от восторга, уставившись в телевизор, - засмеялась Леонора. – Ведь я первая из его «деток», дошагавшая до высокого подиума. Надо будет позвонить ему и сказать, что я на него больше не обижаюсь, а то я ему столько наговорила.

Катучча серьёзно спросила:

- Ты уже говорила с Пьером о пересмотре условий твоего контракта?

To be continued...

Добавлено (16.01.2012, 13:12)
---------------------------------------------

Сейчас будет прямое нарушение законов жанра, но ГГ и автору уже всё равно:

- Знаешь , я после показа была выжата как лимон, мне было совсем не до контракта. Да и вообще, выпрашивать я ничего не хочу, разве он сам не понимает, что должен платить мне больше? Есть у нас в русской литературе один роман, «Мастер и Маргарита» называется. Но вряд ли вы читали Булгакова. Так вот, главная героиня там оказывает услугу самому Дьяволу, соглашаясь стать хозяйкой его традиционного бала Сатаны, в обмен на его помощь в спасении любимого человека. Это было трудно, противно и больно. А когда пришёл час оплаты её труда, нечистая сила вроде как позабыла об оказанной услуге, и гордая Маргарита собралась было уходить, не выказав никаких претензий. Тогда сам Дьявол поаплодировал ей, сказав, что никогда ни у кого ничего просить не надо, особенно у вышестоящих. Сами дадут то, что считают нужным. Так вот, если даже черти это понимают, почему бы и Пьеру не оказаться таким же сообразительным? Ну, а если не окажется…
- А если не окажется, то с ним буду говорить я, - перебил её Филипп. - Хотя и не одобряю выбранной тобою дороги, шери. Тебе вовсе не обязательно работать.
- Филипп, мы это уже обсуждали. О, а вот и рыба!- воскликнула Леонора при виде официанта с горячим. Лосось оказался очень вкусным, просто таял во рту. Подруга была права, шеф этого ресторана – настоящий профи. После еды Леонора повеселела :

- Ну что, Катучча, поедем к тебе?
- Конечно, дорогая, ведь тебя там ждёт подарок.
- Счёт на мне, – быстро сказал Филипп.
- Мой дорогой граф, не лишайте меня удовольствия угостить ужином свою подругу и её любимого мужчину, которого я тоже считаю своим другом.

Катучча щёлкнула пальцами в воздухе, но подошёл не официант, а невысокий лысенький толстячок, оказавшийся хозяином заведения. Он расцеловался с Катуччей и представился:

-Бон суа, месье. Бон суа, мадмуазель. Добро пожаловать в ресторан. Меня зовут Робер, и я хотел бы, чтобы вы стали постоянными посетителями моего ресторана. Вы - первые гости, приведённые лично великолепной Катуччей, которую я обожаю. И в благодарность, самое малое что я могу сделать, это попросить вас принять этот ужин как комплимент от заведения.

- Это совершенно лишнее, дорогой Робер. Но я знаю, что ты обидишься, если мы откажемся. Поэтому благодарю тебя за чудесный ужин, от себя и от своих друзей, Филиппа и Леоноры. Можешь не беспокоиться, мы обязательно придём ещё. Моей подруге рыба от Франсуа пришлась очень по вкусу. Передавай ему привет от меня, и скажи, что его кухня выше всех похвал, а то бедняга ночь спать не будет. А теперь нам пора, спасибо тебе и увидимся.

Потом они поехали к «Друзьям», и первым изменением в баре, замеченное Леонорой, было появление огромного плазменного экрана над сценой, на котором транслировался показ мод в Летуале. Она застыла перед телевизором в ожидании – это было самое начало, очевидно кто-то записал (как же – кто-то? Конечно, Этьен!) шоу на диск, который теперь крутили снова и снова, специально для неё. Филипп нежно обнял Леонору за плечи и потянул к диванчику Катуччи. На столике, кроме свечей, кальяна и коробочки с толстыми папиросками, уже стоял поднос с тремя бокалами жидкости янтарного цвета.

- Ведь раньше он был зелёный, - хихикнула Леонора, - или ты изменила рецептуру?
- Это совсем другой коктейль, дорогая. Я назвала его «Дебют»! Вместо водки и мартини я добавила виски, для гармонии с твоими янтарными глазами, ну и ещё кое-что… Попробуйте!

Филипп подозрительно взглянул на Катуччу, но тем не менее взял бокал. Леонора сказала «Санте!» и решительно выпила весь коктейль сразу. Он оказался того же кисло-сладкого вкуса, только ещё больше отдавал мятой и слегка горчил. Катучча усмехнулась:

- Значит ли это, что ты теперь полностью доверяешь мне, или после прыжка на подиум тебе уже море по колено?
- И то, и другое! – весело ответила Леонора.
- Ну вот, шери, полюбуйся на себя, - сказал вдруг Филипп, кивнув на экран.

Леонора посмотрела в указанном направлении, и сначала даже не узнала себя в раскованной красавице, уверенно дефилирующей по подиуму в чёрном шёлковом костюме. Это был её первый выход. Она смотрела на экран, и душевное напряжение медленно отпускало, сменяясь восхищённым удивлением и гордостью за саму себя. «Не облажалась…» - мелькнуло в голове.

- Ты замечательно держишься, - прокомментировала Катучча, - если такой же походкой ты пойдёшь и дальше, то очень скоро дойдёшь до настоящей славы. Это говорю я.
- Ты уверена, что хочешь этого, мон амур? – с грустной улыбкой спросил Филипп.
- Я уверена, что хочу тебя! – в голове Леоноры начинали лопаться цветные шарики, восторг от происходящего приподнимал над землей, она пропустила свой последний выход на экране. Потому что всё это время смотрела на Филиппа, и успела прочитать боль в его взгляде. Её чувства были настолько обострены, что в глазах любимого Леонора могла читать все его мысли. Такие разные, он словно раздвоился…

- Зачем я встретил тебя ? – спрашивала одна половина Филиппа. – Ты не вписываешься в программу моей жизни.
- Как хорошо, что я встретил тебя, – отвечала вторая. – Ты перевернула мой мир и подарила мне счастье.

Леонора настолько погрузилась в чтение его мыслей, что не сразу поняла, что прозвучавший вслух вопрос реален:

- Где это там летает моя девочка?

Голос Филиппа. Но ведь она только что говорила с двумя его половинками! Где же реальный Филипп? Есть ли он?! Леонору вдруг охватила волна паники, но тёплая, сильная рука, обнявшая её за плечи, тотчас отогнала внезапно нахлынувшую тревогу. Он здесь, её Филипп, он есть… От осознания этого, от радости перехватило дыхание, душа снова стремительно взлетела в космос, похожий на тот, что плескался в глазах прекрасной Жасмин. Это было похоже на чудо, и Леонора знала, что этот миг она не забудет никогда… Её полёт был прерван трелью мобильного Филиппа. Эта мелодия обозначала тётю Мадлен. Леоноре вдруг показалось, что это звонит колокол… И каждое французское слово, отчеканенное Филиппом в трубку, вонзалось в мозг, словно гвозди в крышку гроба. Он швырнул телефон на стол и положил голову на колени, закрыв её руками. Леонора растерянно взглянула на Катуччу, и осторожно тронула Филиппа за плечо. Он резко поднял голову:
- Я только что говорил с нашим семейным доктором. Тёте Мадлен очень плохо. Она давно жаловалась на сердце, и вот… Я должен немедленно ехать в поместье, она хочет меня видеть. Шери, мне отвезти тебя домой или ты хочешь остаться с Катуччей?
- Я останусь, поезжай скорее, ты нужен там.
- Вот ключи от дома, завтра я позвоню. Прости, любимая.

Леонора видела, как он встревожен, как хочет поскорей увидеть тётю, поэтому заверила его, что с ней всё будет хорошо, пусть едет сразу в замок, а её отвезёт Катучча. Пообещав позвонить завтра ещё раз, Филипп чмокнул её в щёку и исчез… Волна паники вернулась снова, Леонора уткнулась в плечо Катуччи и заплакала. Та не успокаивала её, ничего не говорила, просто поглаживала по вздрагивающей спине, как брошенного котёнка.

- Я не думала, что это случится так внезапно, - чужим голосом сказала вдруг Катучча. – Я была уверена, что старая карга что-нибудь этакое выкинет, но чтобы так… Бедные вы мои детки…
- Почему, Катучча, зачем ты так говоришь? – всхлипывая, проговорила Леонора, - неужели всё кончено?
- Девочка моя, чему быть – того не миновать. Просто положись на судьбу, я не в силах тебе помочь. Хочешь верь – хочешь нет, но коктейль, которым я вас угостила, открывает видение будущего, совсем ненадолго, но и этого хватает. Я чувствую беду. Наверное, это был неподходящий момент. Я не просчитала её следующий ход. Прости, малышка… Давай, я отвезу тебя домой, ты устала.
- Да, только отвези меня к парку Монсо, я не хочу оставаться одной у него дома, когда его там нет.
- Конечно, шери. Как хочешь.

Девочки были очень удивлены, увидев её на пороге. Леонора молча прошла в гостиную и села на диван в любимой позе «мне плохо». Аида заговорила первой:

- Лен, что случилось-то? Мы видели шоу по телику, ты молодец! Ты что тут делаешь, вообще? Мы думали – вы отмечаете твой дебют…

Леонора подняла голову и оглядела всех, пытаясь вернуться мысленно к тому дню, когда они вместе вошли в эту квартиру первый раз. Близняшки смотрели на неё одинаковыми беспомощно-вопросительными глазами, Настя – недоумёнными, и только Аида – жалостливо-понимающими.

- Ну вот, девчонки, я вернулась. Разве вы не рады? – деланно-весёлым голосом спросила она.
- Нет, абсолютно не рады, - прищурив глаза, процедила Настя. – Значит ли это, что сказка кончилась?
- У Филиппа тётя заболела, - попыталась объяснить Леонора.
- Ну да, ну да. С этого обычно всё и начинается в дешёвых мелодрамах, - безжалостно отчеканила Аида. – Лена, скажи честно, что происходит? Вы расстались?
- Нет. Филипп просто уехал в поместье, он должен быть рядом с тётей. Я тоже очень переживаю, и мне не хотелось оставаться одной. Водка есть?

Аида вздохнула, встала и достала из бара бутылку. Вера (или Надя) метнулась на кухню и принесла миску оливье и банку с солёными огурцами.

- Что, по Родине скучаем? – усмехнулась Леонора. – Молодцы, хороший салатик настрогали. Жаль, что я не голодная – после Катуччиных коктейлей есть совсем не хочется. Давайте лучше выпьем, за мой дебют!
- Ленчик, может, объяснишь, что произошло в конце показа? Всё было так замечательно, а потом будто сдулась и стала какая-то потерянная.

От проницательной Аиды трудно было что-то утаить. Однако Леонора спокойно сказала:

- Слишком туго затянули корсет на платье, я дышать не могла. Кира Найтли вон в «Пиратах Карибского моря» вообще в обморок от этого упала, а я хоть как-то, но дошла.
- Ну-ну, дошла, - подозрительно прищурилась Аида, - и куда теперь пойдёшь, если не секрет? Ты ведь теперь «вешалка».
- Да ладно тебе дуться. Что, если я на «топ» нацелилась – перестанешь со мной дружить? Я сейчас совсем не об этом думаю, если честно.
- Ленка, да мы все желаем тебе удачи! Давай за это и выпьем, - сказала Настя, разливая водку по рюмкам. – Я даже искренне желаю тебе стать следующей графиней де Монспэ, хочешь верь – хочешь нет. Хорошая ты баба, подлостей не делаешь, идёшь себе к цели, но не по трупам, как некоторые в этом бизнесе. Уважаю. Так что – за Вас, мадмуазель Леонора! За твой дебют, Ленчик, и за твои будущие успехи!

Вера и Надя синхронно кивали головами, соглашаясь с Настей, а Аида торжественно заявила:

- Дорогая Лена, от лица всех нас поздравляю тебя с первым выходом на Подиум Высокой Моды. Пусть «язык» стелется под твоими ногами гладко, как красный ковёр на пути к славе. Но я считаю тебя не только талантливой и перспективной моделью, но и очень хорошим человеком, а главное – своей подругой. Уверена, так считаем мы все. Поэтому, как бы там дальше не вышло – на нас ты всегда можешь рассчитывать. Сантэ!

Потом девчонки забросали Леонору вопросами о том, как всё происходило на показе за кулисами, и она на время забыла о терзающем сердце предчувствии надвигающейся беды. Засидевшись глубоко за полночь, болтая о том – о сём, Леонора была рада тому, что не не одна сейчас, что есть рядом живые души, небезразличные, сочувствующие. Но когда она, уставшая и обессиленная, улеглась в кровать, опять нахлынула уже знакомая волна паники и одиночества. Ведь она так привыкла засыпать на плече у Филиппа, прижавшись к его тёплому, родному телу, что сейчас чувствовала себя в мягкой, удобной постели как на холодных тюремных нарах. Во всяком случае ей казалось, что именно так на них чувствуют себя люди. Но даже на нарах ей было бы гораздо лучше, если бы рядом был Филипп… От таких мыслей слёзы потекли ручьём, и подушка под щекой моментально намокла, но Леоноре было всё равно… Она забылась тяжёлым сном, в коротом её словно затягивали в липкую, тягучую паутину, сдавливая грудь, сжимая горло, не давая дышать, как тот чёрный латекс на первой съёмке. Из этого кошмара её вырвал звонок телефона. Она резко села в постели и схватила трубку, всё ещё надеясь, что это Филипп, который сейчас скажет ей, что всё хорошо, кризис миновал и тетё Мадлен уже лучше… Звонил действительно Филипп, но его голос был таким сухим и безжизненным, что надежда в её сердце погасла сразу:

- Леонора, у меня очень плохие новости. Прежде всего, я хотел бы извиниться, если то, что я должен тебе сказать, причинит тебе боль. Моя тётя умирает, я вижу это своими собственными глазами, потому что просидел у её постели всю ночь. Больше всего её беспокоит, что после её ухода существование рода де Моспэ окажется под угрозой, поэтому вот её последняя воля. Я должен жениться, немедленно, она уже нашла мне жену, которую считает подходящей для матери наследника титула. Отказаться я не могу – ты сама это понимаешь. Я приеду сегодня после обеда, и мы поговорим, не по телефону. Я многое должен тебе сказать, не делай каких-то выводов и не принимай поспешных решений, умоляю. Мы должны увидеться. Я люблю тебя, шери…

Добавлено (01.02.2012, 11:36)
---------------------------------------------
Товарищи, ну скажите уж, покритикуйте как-нибудь... А то я всё пишу, а отзывов нет. Это понятно, роман-то коммерческий, рассчитан на аудиторию уставших от серых буден женщин, загруженных работой и бытом, чтобы было что почитать в метро и отвлечься. Тем не менее, я к нему отношусь серьёзно, как и ко всему, что пишу.

Она не проронила в трубку ни единого слова, просто отключилась, даже не попрощавшись. Откинувшись на подушки, невидящим взглядом уставилась в потолок, потом закрыла глаза, но стало ещё хуже. В голове замелькали картинки: вот она в аэропорту, бежит с Аидой искать свою сумку… Хмурый Пьер, сидящий в кресле в гостиной, рассказывает им о предстоящей работе… Катучча, блестя атласными плечами, ведёт её вверх по витой лестнице в «Рае», навстречу обжигающему взгляду карих глаз Филиппа… Белая роза, забытая на столе парижского уличного кафе, запах свежеиспечённых круассанов… Лувр, Мона Лиза, улыбнувшаяся только ей… Разорванная пачка фотографий на столе в ресторане… А потом мигающий свет танцующего пламени свечей в ванной, летящая снежными хлопьями пена, когда они любили друг друга в первый раз, мокрые коврики… Горящие любовью и страстью глаза Филиппа, которые вдруг наполнились тоской при виде её в подвенечном платье, с букетом невесты в руках… Леонора открыла глаза, усилием воли остановив поток воспоминаний, крутившийся в голове как слайд-шоу, каждый кадр которого причинял ещё большую боль, чем предыдущий. Она решила было принять ванну, но при виде воды и пены снова расплакалась. Взяв себя в руки, выпустила воду из ванны и решила ограничиться душем, поклявшись самой себе не плакать сегодня, ни при каких обстоятельствах. Потом прошла в спальню и отыскала в шкафу своё любимое серебристо-серое платье, считавшееся «счастливым». Цвет платья напомнил ей о замечательном Арго, на котором ей теперь уж точно никогда не покататься… С трудом сдерживая подступаюшие слёзы, она надела платье, но ледяной шёлк не мог справиться с пылающим в сердце огнём отчаяния. Замерев перед зеркалом, Леонора долго смотрела в зелёные глаза своему отражению. Когда она поправляла волосы, изумруд на пальце поймал солнечный луч и заиграл всеми гранями, гармонируя с лихорадочно блестящими, абсолютно сухими глазами хозяйки… Она пошла на кухню, сварила кофе и уселась с чашкой в руках в гостиной, уставившись в одну точку. Так её и обнаружила Аида, появившаяся в гостиной первой.

- Доброе утро. Как спалось? Вижу, ты уже при полном параде. Ты, случаем не в загс собралась?

Леонора посмотрела на неё таким взглядом, что подруга остолбенело рухнула в кресло напротив и прошептала:

- Ленка, что с тобой? У тебя глаза зеленее моих. Тебе плохо, я знаю.
- Филипп женится. Это последняя воля его умирающей тёти.
- Как это – женится? Так быстро? Так же не бывает, ведь он любит тебя!
- Бывает. Это называется исполнением аристократического долга.
- Что ты собираешься предпринять? – тусклым голосом спросила подруга.
- Я разорву контракт с Пьером и вернусь в Москву, - тем же тоном ответила Леонора.
- Ты с ума сошла! Здесь твоё будущее! Ты ведь хотела стать «топ»!
- Передумала. В конце концов, и в Москве у меня будет работа, дядя Жора позаботится. Или в любом другом городе мира, но только не здесь.
- Я так и знала, что этим всё закончится. Я ведь тебя предупреждала…
- Да, предупреждала. Я сама знала, на что иду. Мне и отвечать за последствия. Вызови мне такси, пожалуйста. Я еду к Филиппу, он скоро вернётся. Хочет поговорить.
- Да, конечно. Лен, ну может, всё ещё обойдётся?
- Не знаю. Я стараюсь вообще ни о чём не думать, иначе разревусь.

Аида тяжело вздохнула и пошла вызывать такси. Леонора была только рада, что оно приехало очень быстро, и ей не пришлось объяснять ситуацию ещё и остальным. Расцеловавшись с Аидой, она попросила её передать девочкам привет, накинула на голую спину бабушкин палантин и вышла на улицу с гордо поднятым подбородком. При виде её таксист проворно выскочил из машины и открыл дверь, лопоча что-то по-французски. Она разобрала только «шарман», холодно кивнула ему и заявила, что не говорит по-французски. «И никогда не буду», - с отчаянием подумала она. Назвала адрес и равнодушно уставилась в окно, на город, который ещё вчера так любила, а теперь ненавидела. Старенький консьерж, тот самый, что проигнорировал её существование в первый раз, когда она появилась в фойе с Филиппом, вежливо поприветствовал её. Леоноре с трудом удалось так же вежливо ему ответить, потом она поднялась в квартиру и пошла сразу на балкон. Закурила, и тут же раздался звонок мобильника. Это был Филипп, его чужой безжизненный голос сказал, что он будет дома через полчаса. Она спокойно докурила сигарету, потом пошла на кухню и включила кофеварку – Филипп любил сваренный ею кофе. В ожидании, Леонора села на диван в гостиной, положив голову на колени и накрыв её руками. Не подняла её и тогда, когда он вошёл в гостиную и сел рядом.

- Шери, тёте всё хуже. Врач сказал, что надежды нет. Её сердце истощено, и оно может перестать биться в любую секунду. Я не могу не исполнить её последнюю волю. Всё решено. Свадьба через три дня.
- Она красивая? – безжизненным голосом спросила Леонора.
- Ты же знаешь, для меня нет женщины красивее тебя…
Он судорожно схватил её, прижался и зарыдал у неё на груди, сотрясаясь всем телом. Филипп плакал при ней первый раз, её кожа чувствовала горячую влагу, пропитавшую шёлковую ткань платья. А в глаза будто насыпали горячий песок Сахары, они были такими сухими, что даже моргать было больно. Больно? Нет, это не было болью. Просто в одно мгновение погасло солнце, исчезла луна, прихватив с собой звёзды, мир потерял все краски, оставив лишь черноту, медленно заполнявшую сердце, которое словно перестало биться. Исчезли звуки, и она с тревогой прислушивалась к пустынной тишине в груди, обнимая плачущего Филиппа онемевшими, словно налитыми свинцом руками. Чёрная клякса безысходной тоски от осознания того, что её сказке пришёл конец, расплывалась мучительно медленно, распускаясь ледяными щупальцами, сковывая тело и парализуя мозг. «Меня больше нет, - отстранённо подумала она, - а раз меня нет, мне не может быть больно. Пусть только он перестанет плакать». Филипп словно прочёл её мысли, отстранился, резко втянул в себя воздух, и сказал, взяв её лицо в ладони:
- Любимая, для нас это ничего не значит. Всё зависит только от тебя, мы по-прежнему будем вместе, этот брак – всего лишь формальность, я просто исполняю свой долг. Ты можешь жить даже здесь, если захочешь, а если нет – я куплю тебе квартиру, и это будет твой дом, наш дом, где всё будет так, как ты захочешь. Я не могу потерять тебя, в тебе – моя жизнь!
- Нет, Филипп, - тихо ответила Леонора. – Я уважаю твоё решение, но пожалуйста, не заставляй меня делать то, чего я не смогу перенести. А я не смогу каждую ночь ложиться в постель одна, зная, что твой долг – любить сейчас другую. Пусть даже не любить, пусть для тебя это лишь исполнение очередного долга, но я так жить не смогу. Если бы я не любила тебя так сильно, может быть, и приняла бы твоё предложение. Но раз так всё сложилось, я просто должна уехать. Я разрываю контракт и лечу в Москву, к маме. Моя жизнь теперь там, потому что Париж без тебя мне не нужен. Завтра же я сообщу об этом Пьеру.
- Шери, не делай этого, умоляю. У меня сердце рвётся на части, когда я вижу твои глаза. Они зелёные, как трава.
«Именно, как трава. На погосте моего счастья, - подумала Леонора, - и останутся такими навсегда. В конце конц

Добавлено (29.02.2012, 13:25)
---------------------------------------------
Олег, ну где же Вы! Никто меня больше не критикует... Почему? Ответов два: никому неинтересно, это плохо. Ответ второй - всё настолько идеально, что и сказать нечего?
Скорее всего, ни у кого просто времени нет, все дуэлятся, как сумасшедшие.