| БУРЯН | Дата: Понедельник, 17.10.2011, 19:43 | Сообщение # 26 |
 Первое место в конкурсе "Сказка на Хэллоуин"
Группа: Издающийся
Сообщений: 2463
Статус: Не в сети
| Глава восьмая:
Кровь перестала покидать мое тело, это радовало, а вот атмосфера в комнате допроса удручала. Вполне возможно, что разбитый нос - это не самое худшее, что меня сегодня ждет. Кто знает, когда злой полицейский снова потеряет контроль и кто знает, что он сделает на этот раз. Интересно, пытки в наше время еще применяются? Думаю, да. Правда, наверняка они претерпели изменения со времен инквизиции. Ведь меня не будут подвешивать вниз головой, а затем пилой распиливать мое тело: так я вряд ли что-то скажу. Да и пресс для черепа уже не используют, который превратил бы мои зубы в муку. Пытки изменились, а вот инквизиция осталась, и сейчас процветает сильней, чем в Средневековье. Все человечество думает, что мы шагнули вперед, что эпоха варваров прошла, к сожалению, это не так. И мой новый знакомый Андрей этому прямое доказательство. Сейчас он курил, это была уже третья сигарета, после того, как я швырнул телефон в одного из его коллег. Жаль промазал, зато телефон разлетелся на мелкие кусочки, и теперь, как и голубоглазый служитель закона, не подлежал ремонту. Возможно, мы с Андреем даже чем-то похожи, он тоже несет разрушение, только я уничтожаю вещи, бесчувственный хлам, а он уничтожает живых людей, и сломать телевизор иногда куда сложней, чем человека. Для того чтобы уничтожить телик нужна бейсбольная бита или молоток, для уничтожения человека достаточно всего нескольких слов, которыми ты укажешь кто он и как он должен жить. Нас унижают каждый день, к нам относятся как к скоту, и человеческая жизнь для них всего лишь очередная валюта на мировой фондовой бирже, которая стоит куда дешевле чем кажется. Оружие бывает разное, и слово - одно из них. Слова высших людей, так как низшим уготована судьба лишь пресмыкаться перед избранными, которым хватает цинизма врать и зарабатывать кровавые деньги. А тех, кто пытается бороться с неравенством, называют преступниками. Раз так, значит, я преступник.
Боль тоже бывает разная, мне уже трижды ломали нос, так что я знаю. Физическая боль страшное оружие, ломает нашу оболочку, сокращая нашу бесценную жизнь. Душевная боль? Романтики скажут, что она сильней физической, так как ранит наши чувства, так вот все это чушь, нет ничего больнее, чем когда тебе отрезают пальцы или язык. Романтики говорят мое сердце разбито, но сердце это не стеклянный сосуд, который можно разбить. Сердце это орган, который, как и все остальные, может болеть, эта боль мне тоже знакома. Почему-то из всех душевных переживаний мне больше всего запомнился последний разговор со Зверем. Даже смерть матери не так сильно меня ранила, как тот разговор …
Мы вдвоем сидели в баре и пили пиво. Так проходили мои проводы в полицейский участок, по такому поводу мне не хотелось устраивать шумной вечеринки, хотелось просто поговорить со своим другом. И это неплохо удавалось, мы смеялись, вспоминая нашу прежнюю жизнь, которая сейчас была такой далекой, что не могла не вызвать улыбки.
- А помнишь, как ты собирал деньги, чтобы купить ту пластмассовую фигурку Тайлера? – сказал Зверь, и я вспомнил, плюс еще кучу ерунды, на которую тогда тратил деньги, а главное тратил свое бесценное время.
- Зато ты прожигал все свои карманные деньги на девушку из соседнего подъезда. Покупал ей конфеты и плюшевых медвежат, – говорил я.
Этот разговор чем-то напоминал разговор двух геев, которые вспоминали то время, когда были натуралами. Так и мы вспоминали, как были простыми обывателями, слепыми потребителями системы, пока не встали на тропу борьбы. Но постепенно наш разговор пришел к девушке, о которой я очень часто думал, и думаю до сих пор.
- На счет девушки - мне нужно с тобой поговорить о Еве, – сказал Зверь, и наша беседа больше не была такой веселой, даже пиво перестало греть мне душу, предчувствуя печальный исход.
- Если нужно говори, – произнес я. Шумный бар куда-то исчез и сейчас я видел только Зверя. Мир вокруг нас умер, чтобы я внимательно услышал его слова.
- Я люблю Еву, – сказал Зверь, и я улыбнулся, так как это была не новость.
- Знаю, я тоже ее люблю, а еще я знаю как минимум трех парней, которые также как мы от нее без ума. И это не удивительно, учитывая, какая Ева у нас любвеобильная, – произнося эти слова, я не в коем случаи не хотел обидеть девушку, которой тогда с нами не было, просто это была констатация факта, и ничего плохого в этом нет. Нам нравится разные книжки, мы любим различные фильмы, так почему бы не любить одновременно нескольких человек, по мне это логично. Но это не мои слова, а слова Евы, это ее точка зрения, с которой теперь я согласен.
- Уже нет, – тихо произнес Зверь, и я поначалу даже не понял, о чем он говорит, но когда он продолжил, я увидел всю картину, которая мне совсем не понравилась. – Теперь она любит только меня, и любвеобильна будет только со мной. Мы так решили, теперь мы пара, уж прости.
Пиво застряло в моем горле, разум помутился, а сердце начало болеть, оно ни в коем случае не разбилось, чтобы не говорили там законченные романтики, оно, возможно, покрылось язвами, но никак не разлетелось вдребезги.
- И когда вы это решили? – сквозь пелену еще непонятных мне чувств, спросил я. Теперь мне понятно, те чувства были обидой, почему Зверь, а не я? Если честно, то мне до сих пор неизвестен ответ на этот вопрос.
- В тот день, когда ты получил от нее по носу, – произносит мой друг, и меня словно ошпарили кипятком, причем горячую воду вылили мне на голову. В ту ночь Ева спала со мной, мы совокуплялись, обладали друг другом, обменивались чакрами, занимались сексом или любовью, она скакала на мне, я входил в нее - как не назови, смысл не меняется. А Зверь говорит, что они пара, разве обычные пары так делают, но и Ева не совсем нормальная девушка, в хорошем смысле этого слова.
- С тобой все в порядке? – спросил меня мой лучший друг.
- Да, – я решил не говорить ему о той ночи, когда Ева лежала на мне совершенно голая, пусть это было и не правильно, но я все равно решил промолчать. Как бы там ни было, тогда я сказал себе, что больше не буду спать с этой девушкой, как бы мне не было больно от этого. Мир снова воскрес, я снова стал видеть людей, которые окружали нас в баре. Все вроде бы стало на свои места, вроде бы …
Это была духовная боль, неприятное чувство, но если бы мне предложили пережить расставание с девушкой, или операцию на черепе без наркоза, я бы выбрал девушку.
- Знаешь, кто ты такой? – спросил меня злой полицейский. Я уже долго смотрел ему в глаза, и заметил, что моргает он крайне редко, это значит у него плохое зрение, еще одна бессмыслица у меня в голове. Сейчас же он вообще перестал моргать, не знаю, что это уже обозначает, может, что он в ярости? Если так, то я хочу чтобы люди моргали, и как можно чаще это делали.
- Когда человек начинает понимать кто он такой, действительно понимать, а не просто так думать, он перестает быть просто человеком, и достигает высшей точки развития, но вам это не понять, вы даже не человек, вы куда меньше этого понятия. И да, я знаю, кто я такой, – произнеся эти слова, я моргал, может просто, а может, чтобы ярость не захлестнула меня, не знаю, оно и не важно.
- Не черта ты не знаешь! – злобно фыркнул Андрей и потушил очередную сигарету. Сейчас он мне напоминал разъяренного быка, которого дразнят красной тряпкой. К сожалению, в данной ситуации я и тореадор, и эта красная тряпка одновременно.
- Так просветите меня, – с сарказмом попросил я, даже не надеясь на ответ, но быку нужно было выговориться, и словесный понос полетел в мою сторону.
- Ты жалкий плагиатор, один из тысячи людей без собственного мнения, только ты в отличие от всех остальных, еще и больной на голову. Я смотрел, твой чертов «Бойцовский клуб», большего бреда я в жизни не видел.
От этих слов я снова испытал душевную боль, а еще гнев, много гнева. Мои пальцы сжали деревянный стол из всех сил, сейчас мне очень хотелось взять кирпич и размазать его по самонадеянному лицу полицейского, но все это плохие мысли, и я гоню их прочь.
- Этот герой, Тайлер кажется, – продолжил он с еще большим цинизмом. – Ты же все фразы спер у него, слегка вида изменил и все. Ты так красиво говоришь, прям философ, но вся твоя философия крадена. От таких, как ты, меня тошнит. Вы не способны придумать что-то свое и ищите вдохновения в фильмах. На днях у меня был парень, который насмотрелся фильма «Пила» после чего поймал мелкого воришку, посадил на цепь у себя в подвале, оставив ему только пилу. Тем самым предложив тому парню выбор, умереть в подвале от голода, или отрезать свою ногу. Вы с ним похожи у него тоже фантазии хватила только на подражание, вы все дети моды.
- Заткнись, закрой свой поганый рот, – не знаю, кто это сказал во мне, быть может, новая личность, рожденная ненавистью полицейского? – Ты не понимаешь, что несешь!
На лице Андрея появилась улыбка, наверное от того, что ему удалось меня довести. Может вот так работает полиция, доводит людей до того состояния, когда они теряют контроль, после чего совершают преступления, чтобы у служителей закона всегда была работа. Если так, то Сергей другой полицейский. Сначала мне казалось, что он просто играет свою роль, роль доброго парня, но теперь мне кажется, что это не роль, не просто маска, а действительно его настоящая личность. Сейчас Сергей молча сидел в углу, не знаю, о чем он думал в этот момент, быть может о том, что я сделал, а быть может о полете бабочки ранней весной, его глаза не выдавали эмоций, его мысли я не мог прочитать.
- Знаешь, что мне интересно, так это о чем ты думаешь говорить с Чаком Палаником, – высказал свое мнение Андрей сев на угол стола. Всем своим видом он сейчас показывал, что не боится меня, что он главный и именно он контролирует ситуацию. Страшно, когда люди одержимые насилием контролируют ситуации, страшно, но в основном так оно и бывает.
- Я расскажу ему о том, что мы сделали – спокойно произнес «Писатель» который заткнул зарождающеюся четвертую личность, и хорошо, не хочу знать, чтобы из нее вышло.
- И ты думаешь, что он это одобрит? - в разговор наконец-то вступил Сергей, и его голос сейчас для меня был как спасательный круг. Если я все-таки ошибся, и это все-таки игра добрый – злой полицейский, то я на шаг ближе к поражению, ведь действительно начинаю верить в нее.
- Да Чак Паланик пошлет его ко всем чертям, – говорит Андрей и смеется. Его смех в моей голове звучит так, как будто кто-то гвоздем пишет по стеклу слово «ненависть», я хочу, чтобы он заткнулся.
- Мы это узнаем, когда я поговорю с ним, – спокойно отвечает «Писатель».
- Надеюсь, ты человек совести, и когда мы выполним твои условия, ты расскажешь о банках, в которых лежат ваши бомбы, – говорит Сергей.
«Я не человек» думаю я, но вслух произношу не это:
- Когда я получу, что хочу, вы получите, то, что хотите вы.
По таким правилам живет их мир, умирающий мир. «Ты мне, а я тебе», все, что мы не делаем, преследует корыстную цель, я помогу ему, а он поможет мне. Мы не творим добро просто так, наше добро это инвестиция в надежду, что оно вернется. Этот мир так испорчен, что почти каждый человек в нем эгоист. Я хочу жить в мире, где люди не будут считать свои добрые поступки, а потом говорить «Я тебе в прошлом месяце помог, теперь твоя очередь», я хочу жить в мире, где добро станет действительно добром, а не новой валютой, в таком мире не будет предательства.
Когда дверь комнаты допроса вновь открылась, я испытал дежавю. Не очень приятное чувство, которое подсказывает тебе, что все это уже было, что это повтор, чем чаще человек испытывает дежавю, чем скучнее становится его жизнь. Я ненавижу повторы, мы и так все знаем финал, так не стоит тогда строить свою жизнь, ибо как бы ты ее не строил, итог один, когда-нибудь ты окажешься в гробу, или урне, или быть может на дне Атлантического океана, вариантов много, но тебе на них будет наплевать. Тебя больше не будет.
Обычно меня тошнит от дежавю, но сейчас я был рад этому повтору, потому что надеялся на новый итог, на новое начало и новый конец. Рядом со мной, ставят ноутбук. Компьютер, который определенное время может работать от внутреннего питания, без розетки, которая сковывала его. Даже техника стремится стать свободней, избавиться от оков. Возможно, если бы Землю захватили роботы, как в фильме «Терминатор», было бы не так плохо, как нам кажется из-за фильма Джеймса Кэмерона. Наша планета должна принадлежать свободным существам, если люди не могут стать свободными, пусть ее занимают роботы, пришельцы или ожившие вилки – мутанты.
На дисплее компьютера изображен закат, который освещает одинокую парочку на лугу, этот рисунок мне нравится, в нем есть смысл.
- Нажми на пробел и начнется трансляция, Паланик тебя уже ждет, – говорит полицейский номер три, который сначала мне казался здесь самым главным, а теперь напоминает посыльного, которому говорят, подай, принеси.
Мое сердце снова ускоряет ритм, а руки начинают дрожать, в голову лезет кучу мыслей, кучу философских никому не нужных изречений, которые умрут в моей голове, если я их не озвучу. Но эта смерть оправдана, сейчас я поговорю с человеком, который создал меня. И это сделал не бог, как можно считать создателем того, кто ничему тебя не научил. И даже не отец, он дал гораздо больше бога, но не он указал мне истинный путь, это сделал Паланик.
Я смотрю на трех полицейский, которые пристально смотрят на меня, служитель закона номер три не ушел, а значит, он единственный знает английский язык.
- Может, уже нажмешь, на чертов пробел, – говорит Андрей, ему не терпится с этим покончить, я же получаю удовольствия почти от каждой секунды. Исключения, когда меня бьют по носу, я же все-таки не мазохист. Мой большой палец прикасается к самой крупной клавише на компьютере, и на экране появляется Чак.
Будь моя жизнь сериалом или книгой, то сейчас был бы конец очередной серии или очередной главы. И зритель или читатель выругался бы, подумав «Что за черт, на самом интересном месте!».
С экрана монитора на меня смотрел Паланик, в этом я был уверен, его внешность я знал, часто видел его лицо на обложках книг, да и на различных форумах о его творчестве я насмотрелся на физиономию писателя.
- Привет, мне сказали, ты хотел со мной поговорить, – говорит создатель культового «Бойцовского клуба», и на моем лице появляется идиотская улыбка. Ее я вижу благодаря маленькому квадратику на мониторе, который показывает, как Паланик в данный момент видит меня, и мне стыдно за свой вид. Сейчас я похож на школьницу, которая встретила своего рок – идола и готова отдаться ему при первой возможности, и плевать, что ей пятнадцать, а ему сорок лет, это не важно, важен сам момент и возможности будущего.
- Я сделал все, как Вы велели нам в своей книге, этому миру скоро придет конец, наступит новая эра. Люди наконец-то станут свободными, благодаря вам.
Писатель находится в каком-то особняке, сзади него куча полок с книгами, среди которых я различаю книги двух авторов, Паланика и Кинга. Возможно, это библиотека, или возможно Чак читает Кинга.
- Мне рассказали о том, что ты сделал, и что еще собираешься сделать. Послушай меня внимательно, это не правильно, – говорит Паланик, с грустным видом на лице. Ему не нравится этот разговор, но как это возможно.
- Почему? Почему это не правильно. Самосовершенствование - удел слабых, саморазрушение - единственное, ради чего стоит жить. Реклама заставила людей покупать машины и одежду, которая им не нужна. Поколения работали на работах, которые они ненавидели, чтобы иметь возможность купить то, что им на самом деле не нужно, – я говорил фразами из книги Чака Паланика, которая стала для меня всем, даже больше чем всем, стала моим смыслом.
- Это слова Тайлера, вымышленного героя которого нет, который вовсе не положительный, чтобы на него ровняться. То, что ты делаешь, не имеет смысла, потому что этот мир не изменить, особенно насильно, люди не станут другими, пока сами этого не захотят. Уничтожив телевиденье, избавив мир от денег, ты посеешь хаос, который в итоге ничего не даст, кроме нового насилия и мародерства.
Мой разум не хотел верить, что это говорит Паланик, но мои глаза доказывали ему обратное. Дайте мне вилку, и я проткну их, потому что мое сердце разрывается, обливаясь кровью, а сердце важнее глаз.
- Но как же так. Вы же научили нас делать бомбы, разве не ради того чтобы взорвать эту проклятую, ненавистную всем свободным людям систему? Разве вы не учили нас саморазрушения, говоря, что вещи не должны управлять людьми, что мы не должны поддаваться стадному рефлексу походить на звезд голубого экрана? Если нет, то для чего вообще была создана ваша книга? – у меня начиналась истерика, как у двенадцатилетнего мальчика, который вдруг узнал, что отец, которого он любил, ему вовсе не отец.
- Это всего лишь книга, всего лишь выдуманная история, в ней нет того подтекста который увидел ты, – сказав это Чак вздохнул и взялся за голову, тут до меня все дошло. Почему я сразу до этого не додумался, почему я начал сомневаться в своем учителе, быть может я все еще человек, быть может, мне не удалось достичь высшей точки?
Полицейские жадно смотрели за нашим разговором, чтобы потом все рассказать высшей власти этого проклятого мира. Именно власть сделала этот разговор реальным, и именно она указала Паланику, что говорить. Чак – человек, у него есть близкие и родственники, наверняка полиция угрожает им, стоит Паланику сказать правду, и они упрячут его за решетку. Полиция контролирует ситуацию, управляя писателем как марионеткой, я это понял благодаря одной фразе, которая стала сигналом, который обозначала, что мы все делаем правильно. «Это всего лишь книга» не один настоящий писатель не скажет так о своем творении. Настоящие писатели не пишут просто книги, они всегда отвечают за каждое слово, вложенное в их текст. Создатель «Бойцовского клуба» был настоящим писателем, я это знал.
- Всего лишь книга! – говорю я, после чего подмигиваю в экран и закрываю ноутбук.
Всего лишь книга, всего лишь революция!
Все мои произведения можно прочитать вот здесь:http://www.proza.ru/avtor/buryan
|
| |
| |
| БУРЯН | Дата: Четверг, 19.01.2012, 15:47 | Сообщение # 31 |
|
Первое место в конкурсе "Сказка на Хэллоуин"
Группа: Издающийся
Сообщений: 2463
Статус: Не в сети
| Глава девятая:
Теперь, когда мои условия выполнили, пришло время открыть тайну: рассказать в каких именно банках находится наши бомбы. Правда это ничего им не даст. Если бы наш план был под угрозой, я бы ничего не говорил, а так будет даже интересней, смотреть на то, как они будут пытаться исправить, то, что уже исправить нельзя. Завтра утром мир станет другим, люди проснутся свободными, узнав, что все их долги, все их сбережения исчезли, что теперь они приравниваются к нулю. Это был бы кошмар, если бы банкротами стали лишь определенные люди, но если банкротами станут все, деньги перестанут иметь значение. Мы снова вернемся к началу, когда все были равные. «Дети проекта Разгром» дадут миру второй шанс. Я представляю мир, в котором больше не будет убийств, потому что мы ликвидируем их главную причину. Я представляю мир без границ, где все общее и людям больше не приходится врать ради своих корыстных целей. Мир, в котором такие как Андрей вымрут, так как не смогут жить в свободе, не смогут принять истинные ценности, а не их бумажные заменители. Мир без зависти, лицемерия и эгоизма. Мир, в котором деньги больше не будут решать, как нам жить.
Мои мысли прервал шум рации. Этот шум, сначала я не мог разобрать слов, лишь отголоски паники, свидетельствующие, что произошло что-то очень страшное. Но голос все повторял, и я, наконец-то понял, что он говорит, осознал это всеми клетками своего тела, которые сотряслись от данного познания.
Если представить, что человеку, который уверен, что его зовут Максим, начнут говорить, что его зовут Катя, причем говорить и убеждать все подряд. Его друзья, семья, даже родители. Этому человеку тридцать лет, и все свои тридцать лет он был Максимом. Но в один прекрасный день все меняется, и ему твердят, что его знания о том кто он, ничего не стоят, что он эти тридцать лет был Катей, а Максима вообще не существовало. От таких познаний его мозг взорвется, его белая жидкость начнет течь из всех возможных отверстий, из носа, рта, возможно даже из ушей. Его сознание просто не выдержит этого. Когда то, в чем ты уверен, то, что ты знаешь и принимаешь как нерукотворную истину, оказывается ложным, твои мозги взрываются.
Практически то же самое случилось со мной, мой мозг не взорвался и не покинул черепную коробку, но он опух. Быть может, в этот самый момент в нем зародилась опухоль, возможно даже с теннисный мяч. Возможно, именно так появляются опухоли, от жуткого познания о том, что все твои знания ложные, что ты ошибался, причем в том, в чем был уверен когда-то полностью. Голос из рации неустанно произносил:
¬¬– У нас жертвы. В очередном банке взорвалась бомба, и на этот раз в нем были люди. У нас жертвы, их больше тридцати.
Я чувствую, как опухоль начинает расти у меня в голове, как она начинает жить собственной жизнью. Дайте мне хирургические инструменты, и я без наркоза вырежу ее, пока она не убила меня. Не страшно умереть, зная, что ты победил, страшно умереть, не осознав, что же все-таки произошло.
Правило номер три «человеческая жизнь бесценна, ни один человек не должен пострадать». Тогда почему голос в рации говорит:
¬– У нас жертвы, банкиры и просто посетители. Кажется их уже больше тридцати.
Быть может, это сделали не мы, быть может, это террористы устроили взрыв, и он случайно совпал с днем нашей революции. Совпадения случаются. У писателя Эдгара По есть рассказ в котором говорилось о судьбе пассажиров, выживших после крушения судна. Они много дней бороздили океан, пока голод не заставил их убить и съесть одного из своих спутников, юнгу по имени Ричард Паркер. Несколько лет спустя в море была обнаружена лодка с тремя людьми, пережившими крушение судна. Как позже выяснилось, выживших было не трое, а четверо, но спустя какое-то время голод заставил людей убить и съесть юнгу по имени Ричард Паркер. Никто из выживших не читал рассказ Эдгара По. Так что совпадения случаются.
– Выжившие говорят, что перед взрывом было аудио послание, от какой-то группы именуемой себя как «Дети «Проекта Разгром».
Голос из рации меня убивал, он давал пищу моей опухоли, которая скоро займет всю мою голову, избавившись перед этим от моего мозга.
«Правило номер три: чтобы мы не делали, но человеческая жизнь бесценна и ни один невинный человек не должен пострадать» - это самое главное правило, его нельзя было нарушать.
Я вижу, как лицо злого полицейского меняется, оно становится красным. Это лицо переполнено яростью ко мне, оно ненавидит меня, ведь для него я убил тридцать человек. Мужчин и женщин, быть может, даже детей, мне не хочется об этом думать, но их кровавые, обгорелые тела сами по себе возникают передо мной.
Мой отец воевал, он прошел Афганистан, и ему приходилось убивать. Часто он рассказывал мне о тех, кого ему пришлось убить, среди них были не только солдаты, но и мирные жители, возможно именно от этих историй я возненавидел любое проявление насилия. Однажды отец мне сказал:
– Есть люди, которые легко могут убивать, они «прирожденные убийцы». Убивать у них получается хорошо. Для них убийство - это как почистить зубы, в нем нет ничего особенного. Такие люди становятся солдатами, они убивают по приказам, их философия «Если я его не убью, это сделает кто-то другой». Есть люди, которые могут убить, но не с такой легкостью, как «прирожденные убийцы». Они убивают лишь из-за необходимости, чтобы выжить, например. Такие люди редко становятся солдатами, их называют «Спящими убийцами». Если спящих не будить, то и убивать им не потребуется. Философия таких людей «Ты не трогаешь меня, а я не буду трогать тебя». Но есть и третья группа людей, их меньше всего, можно сказать, что их практически нет. Они не могут убивать, не могут даже стать причиной убийства. Само осознание того, что они отняли чью-то жизнь, убьет их самих. Это «антиубийцы» их философия «Нет ничего важнее человеческой жизни».
Мой отец был «прирожденным убийцей», но я все равно его любил, он часто говорил:
– Если бы в этом мире жили только «антиубийцы», то это был бы лучший мир во Вселенной.
До этого момента я не знал, в какую группу вхожу, точно не в первую, думал, скорее всего, во вторую, но, как оказалось, я «антиубийца». Жертвы той бомбы, которых я даже не видел, стучались в мою голову. Они кричали «Впусти нас». И я не мог их не впустить. Куча обожженной кожи, почерневшая кровь, кишки, которые вылезли наружу, все это сейчас было передо мной. У меня в голове проходил марш покойников, я видел их обугленные черепа, глазницы с вытекшими глазами, а еще запах. Я не знаю, как его чувствую, но он есть. Запах мертвой плоти, запах смерти. Мне становится плохо. Я смотрю на свою руку, она побелела, а затем чувствую, как все, что сегодня я съел, подбирается к моему горлу. Меня выворачивает наружу. Мой ад - это осознание, что я причастен к смерти людей, тридцати, а может и больше. Я падаю со стула, на этот раз самостоятельно, но лучше бы меня снова ударили. Избили до полусмерти, лишь бы эти покойники покинули мою голову. Меня начинает рвать. Белая жидкость вытекает из моего рта прямо на пол в комнате допроса. Полицейские что-то говорят, но я их не слышу, я слышу лишь вой покойников у себя в голове.
Через пару минут меня прекращает рвать, только тогда я замечаю, что надо мной стоит Сергей. Добрый полицейский положил свою руку мне на плечо, будто я его друг, а не убийца.
– Ты должен нам сказать, в каких именно банках находятся бомбы, – говорит он, и я поднимаюсь, откидывая его руку со своего плеча. Я поднимаю стул и вытираю блевотину со своего подбородка, она жутко пахнет, но покойники пахнут еще хуже, и я рад, что ее запах перебивает запах у меня в голове.
– Я этого не хотел. Не хотел, чтобы погибли невиновные. Правило номер три, человеческая жизнь бесценна, – произношу я словно в бреду, но меня перебивают.
– Закрой уже свою вонючую пасть, и скажи где лежат ваши бомбы, – орет на меня Андрей, он больше не такой красный, видимо успокоился, пока я на четвереньках вызывал Эфтиандра.
– Это вам ничего не даст, – говорю я, пытаясь наконец придти в себя, но получается это плохо. – Что-то пошло не так, кто-то поменял план, или еще что. Я не знаю. Знаю лишь одно: никто не должен был пострадать, а раз погибли люди, значит лишь я смогу все остановить. Вы должны отпустить меня, пока не пострадал кто-то еще.
– Да тебя теперь ждет пожизненная камера, ни о каком освобождении и речи не может идти, ты, чертов урод. Скажи где лежат бомбы! – говорил злой полицейский, а Сергей стоял радом с ним, он молча слушал нашу перепалку и был самым спокойным в этой комнате. Полицейский под номером три куда-то ушел.
Сейчас мне хотелось упасть в собственную рвоту, хотелось застрелиться, но это вряд ли бы что-то дало, мне нужно было отсюда выбраться, а не избавлять себя от страданий:
– Они лежат во всех банках. Бомбы во всех банках Москвы, – спокойно говорю я, хотя внутри меня уже все кипит. Разбейте яйцо у меня возле сердца, и яичница будет готова уже через несколько секунд. – Вы не представляете как нас много, и как было просто это сделать. Когда нам нужен был определенный банк, мы ломали там кондиционер или какую-нибудь трубу, а когда сотрудники этого банка звали на помощь, ремонтника кондиционеров или водопроводчика, приходили мы и закладывали бомбу. Некоторые взрывчатки очень долго находились в зданиях, мы прятали их там, где ни один нормальный человек не будет искать. Если в банках нам ничего не удавалось сломать, мы просто устраивались туда на работу, среди нас было очень много умных ребят. Иногда мы клали бомбы прямо в сейфы вместе с деньгами, от которых так хотелись избавиться, – я все это рассказывал, лишь потому, что это не имело значения. – Но если вы начнете пытаться их устранять, то «Дети «Проекта Разгром» об этом узнают, потому что вы не представляете как нас много, – повторяю я, чтобы меня точно поняли. – И тогда все бомбы взорвутся разом, или одна за другой, с промежутком в одну секунду, что не важно, а важно, что теперь игра пошла не правильно, нарушено правило, и лишь я могу это остановить.
– Тогда расскажи нам, где находится ваш склад, где вы, черт бы вас побрал, собираетесь, – произнес Андрей, и краснота на его лице вернулась вновь, видимо он наконец-то осознал, всю масштабность проделанной нами работы. Но он все еще не осознал, что в данной ситуации является бессильным, не способным что-либо изменить.
– Ты не понимаешь. Никто кроме меня не сможет остановить «Детей «Проекта Разгром»». Я их предводитель, меня они послушаются, а я хочу остановить это все, – мертвецы все еще стоят передо мной, с каждой секундой они становятся все реальней, и с каждой секундой мне все больше хочется умереть.
– Послушай меня, гнида, – Андрей не успевает договорить, так как происходит нечто невероятное. Наверное, это же испытали зрители на первом кинопросмотре фильма братьев Люмьер «Прибытие поезда». Испытали нечто, что с трудом укладывалось у них в голове, нечто, что они не могли объяснить.
Злой полицейский не успевает договорить, так как добрый достает пистолет и бьет его рукояткой по голове напарника. Андрей падает на пол, потеряв сознание и равновесие.
– Вставай, уходим. У нас мало времени – говорит Сергей.
Все мои произведения можно прочитать вот здесь:http://www.proza.ru/avtor/buryan
|
| |
| |
