Часть первая.

Лента дороги убегала вперед, проносились мимо тополя. Ровный гул мотора убаюкивал. «Скоро, уже скоро», – билась мысль в голове Соболева. В который раз посмотрел на карту дорог, лежащую на переднем сиденье. Сверху ее прижимал зачехленный фотоаппарат – подарок на двадцати пятилетие от коллег-журналистов, который Семен нарек «Гена». Поводом послужили первые буквы имен сослуживцев. Не отрывая взгляда от дороги, Соболев одной рукой распрямил карту. Автомобиль сбавил ход, мужчина посмотрел на переплетение линий, улыбнулся. Развилка совсем скоро, а там до города рукой подать. Вскинул голову – машина съехала на встречку – и подал руль вправо.
Семен Соболев любил свою работу, дорожил ею… даже больше, чем женой. Поэтому Маша и подала на развод. Долгие командировки по просторам России, за границу, будто спасительная фляга воды в пустыне. Рутинная работа в редакции доводила до отчаяния непоседу и, когда появилась возможность собирать материал для цикла о городах-призраках, Семен сполна воспользовался случаем. Что может быть лучше? Самое острое ощущение, когда ты стоишь среди каменных глыб хрущевок, покинутых и давно заброшенных, наполовину разрушенных скелетов или среди покосившихся деревенских домиков, а вокруг ни души. Но чувство такое, будто за этими стенами скрывается невидимая глазу жизнь. А может лишь кажется. Вот за эту неподвижную тишину, в которой витало «кажется» Семен и цеплялся.
Однажды увидев подборку фотографий из Припяти, он ощутил непонятное желание побывать там. Будто эти холодные стены и слепые глазницы окон могли поведать что-то такое, чего не узнаешь больше нигде.
С тех пор минуло много лет. Семен побывал в разрушенном землетрясением Пятигорске, сгоревшей Курше, брошенном Семипалатинске-4. Что он там искал и что находил, оставалось загадкой и для него самого. Вот только каждый раз, разыскивая на карте очередной «призрак», Степан ловил себя на ощущении ускользающей истины. Будто еще чуть-чуть, и поймешь что-то невероятно важное! И каждая новая поездка была попыткой вновь поймать это чувство, и, наконец, узнать, что же за ним стоит.
В боковом кармашке рюкзака лежал талисман – бейджик, который ему выдали два года назад, при трудоустройстве на работу в журнале. Семен Соболев – гласила надпись. Репортер.
Разве мечтал он о таком много лет назад, когда, в то время еще двадцатилетний парнишка, набрел в лесу на брошенный поселок? Конечно, нет. В тот день студент третьего курса факультета журналистики Семен Соболев (в институте его все звали Соболь) до темноты лазил по пустым домам, сеновалам, дворам. Потом, конечно, выяснилось, что жители деревушки большей своей частью съехали в близлежащие городки, а остальные, старики и старухи, доживали здесь свой век. Но то ощущение, когда бредешь по вымершей земле, разглядывая останки чужой, давно закончившейся, жизни, навсегда пустило корни в душе Семена.

Соболев искал в сети названия брошенных городов, рылся в архивах и библиотеках, потом колесил просторы родины в погоне за свежими снимками. Успел побывать и в Штатах, оценив тамошние развалины поселков золотоискателей, и в Японии на острове Хашима, где этот маленький кусочек суши занимал одноименный шахтерский городок, походивший на Алькатрас. Работал в одиночку, не считая «Гены» – куда ж без него – потому как считал, для написания хорошей статьи необходимо прочувствовать атмосферу. Если рядом напарник или проводник, ощущения, будто за просмотром фильма тебя отвлекает младший брат, а на паузу поставить не можешь.
Впереди показалась развилка. Автомобиль притормозил, вписался в поворот, ухабистая разбитая дорога повела к заброшенному шахтерскому городку.
Семен знал, что лучшие фотографии городов-призраков получаются днем. И чем больше солнца, тем лучше. Контраст всегда порождает в человеке тягу к созерцанию трагедии. Но так уж вышло, что прибыл он сюда только вечером.
«Но это и к лучшему» - подумал про себя Семен. «Проведу здесь ночь для полноты ощущений. Будет полноценный репортаж, а не набор тупых присказок об одиноко раскачивающихся на ветру качелях и прочей слезливой ерунде».
Дикая падь, куда подъезжал Семен, был бывшим шахтерским городом. Приют ветра, дождя и бродячих собак. Столько еще таких забытых Богом мест на просторах России, городов и поселений, словно застывших в вечности.
«Застывший в вечности», - неплохое название для статьи, подумал Соболев.
- Ряд статей, обязательно полный обзор, - вслух уточнил он.
В семьдесят пятом году в Дикой пади случилась серьезная авария на шахте. Под завалом оказалось тридцать семь рабочих. К сожалению, никого спасти не удалось. Как говорилось в статье в интернете: государство в те времена предпочло умолчать об этой трагедии. Странно, но шахту после катастрофа решили не открывать. Странно – вот то слово, которое ласкало слух Семена!

Часть вторая.

"Фольксваген" въехала на холм, и Семен остановил машину. Он окинул взглядом открывшуюся картину. Застывшие в отдалении терриконы старых шахт, словно египетские пирамиды, охраняли покой мертвого города. Лучи вечернего солнца мягко ложились на бледные стены пятиэтажек, проникали внутрь сквозь провалы окон.
Семен вновь повернул ключ зажигания. Под колесами зашуршал гравий. Дребезжа подвеской, старый «фольксваген» покатился в долину. Грунтовка, испещренная выбоинам, сменилась плитами, сквозь стыки которых торчали пучки жухлой травы. Стали появляться дома, беспорядочно разбросанные по равнине. Машина проехала во дворик, миновала огромную лужу посреди детской площадки, скрипнули тормоза. «Хорошее место для первых фото», – подумал Семен, вытягивая ключ из зажигания. Подхватив «Гену», выбрался из «фольцвагена». Хлопнула дверца, и звук эхом разнесся в тишине. Налетевший порыв ветра отвернул ворот куртки, и Соболев застегнул молнию под горло. Направил фотоаппарат на торец пятиэтажки, с огромным, во всю стену изображением космонавта. Послышался щелчок. Перевел фокус, в кадре оказалась проржавевшая горка на детской площадке. Щелчок. На лавочке лежал потрепанный заяц с разорванным правым глазом. Щелчок. Семен посмотрел на окружающие его немые строения, в которых когда-то жили семьи шахтеров. Все здесь походило на старый выцветший фотоснимок, где прошлое навсегда потеряло тех, кто мог бы воскресить его в своих воспоминаниях. Это навевало на Семена тихую, но почему-то приятную грусть.
Осенний холодный ветер теребил лист кровли небольшой кирпичной трансформаторной будки, отчего по улице проносился звук, словно кто-то напильником проводил по краю железа. От этого звука у Семёна мурашки полезли со спины на пятки, а потом вернулись обратно. Он поежился и
начал неспешно двигаться вперед, иногда останавливаясь, чтобы сфотографировать мрачные виды хаоса и запустения. Вокруг валялись куски арматуры и части непонятных бетонных конструкций. Чем дальше пробирался вглубь, сжимая в руке верного Гену, тем сильнее становился интерес к этому городу.
Иногда ему казалось, что за ним кто-то наблюдает. Он чувствовал на себе тяжелый взгляд из пустых глазниц выбитых окон пятиэтажек, из-под разинутых капотов брошенных автомобилей. Буд-то кто-то незримый караулил его за перевернутыми телефонными будками и кучами всякого хлама. «Да у тебя нервы, батенька, как у девицы на выданье!» - усмехнулся он. Время от времени Семен останавливался передохнуть, перекурить и хлебнуть из заветной фляжки.

Заходящее солнце окрасило небо в красные тона. Теперь город, погруженный в предзакатный сумрак, внушал легкий страх. Растерзанные дома с пустыми глазницами окон, стояли над Соболевым, словно пытаясь невидимыми руками ухватить его и затащить во мрак холодных подъездов. Сухие, безжизненные деревья на только что сделанной фотографии ужасающими острыми иглами-ветками тянулись к Семену. Он пытался заснять мрачные тона города на фоне бледного заходящего солнца. Вдохновение нахлынуло на парня, поглотило с головой... Под неспешные щелканья "Гены", Семен двигался по тротуару серой улицы, настороженно осматриваясь. Он на секунду представил, как раньше здесь ездили автобусы, по улицам шагали люди, и город наполняло множество звуков… Да, нынешний вид города служил лучшим примером бренности всего сущего.
Соболев добрался до центра города. О том, что это был центр, свидетельствовали массивные здания с колоннами. Ведущие к ним бетонные ступени были испещрены огромными выемками, словно по ним резвилась гигантская лошадь. Буквы на покосившихся вывесках он рассмотреть не смог, но предположил, что это бывший местный райком и администрация города. Небольшая площадь перед зданиями была усеяна осколками стекла, которые в бликах осеннего солнца казались затейливыми картинками калейдоскопа. Посреди площади мраморная скульптура Ленина уверенно показывала рукой направление в светлое будущее коммунизма, как насмешка над теми, кто покинул этот город навсегда. Рядом с площадью находился заросший парк. Темные линии асфальтных дорожек манили вглубь, в сумрак вечерних деревьев. Блеклым пятном на темном контуре парка выделялся фонтан.