| Conatus_Saepius | Дата: Четверг, 25.06.2015, 11:24 | Сообщение # 1 |
 Неизвестный персонаж
Группа: Пользователи
Сообщений: 10
Статус: Не в сети
| Лимит беспощаден... Пришлось "кастрировать" эпизод. Простите.
В этот день на вечернюю службу Фернан Веласко не смог поехать вместе с супругой:
- Возьми с собой двоих и будь осторожна в городе. Хорошо?
- Да, конечно. Но почему ты не едешь?
- Мне нужно встретиться с одним человеком.
Молчаливый вопрос в глазах Стефании таил в себе нечто большее, чем любопытство. Сеньор Веласко укоризненно покачал головой, но все же ответил:
- Мне кажется, Менголли что-то затевает. Сюда прибыл капитан ди Такко. Ты помнишь его? Правда, теперь этот негодяй стал маркизом д`Аверро.
- С ними?! Ты хочешь встретиться с ними?!
- Ну что ты, я стар, но не глуп, - и сеньор Веласко, как некогда отец Иосиф, улыбнулся страху, что отразился на лице Стефании.
- Учитель, - она задумчиво взглянула на него, - зачем ты сегодня так рано разбудил отца Мартина? Ты опять не спал?
- Разбудил Мартина?! Я спал сегодня на редкость хорошо, даже видел во сне тебя.
Стефания улыбнулась:
- Тогда я, наверно, ошиблась, и это был не он. Поцелуй меня и я пойду.
- А почему ты спросила? – насторожился Фернан.
- Я удивилась, зачем он ушел из дома едва рассвело.
- А ты уверена, что это был именно он?
- Да, - сеньора Веласко повела плечами.
- Странно… Ступай, а то опоздаешь к началу службы, - он крепко прижал ее к себе и поцеловал, потом легонько с улыбкой оттолкнул. - Иди, искусительница.
Стефания лукаво улыбнулась, тихо рассмеялась, и ее каблучки отстучали дробь по ступенькам. Затем послышался шум отъехавшей со двора кареты.
Карету сеньоры Веласко остановили в переулке. Двух человек, сопровождавших даму, отправили в канаву, а кучеру поставили под бок кинжал и указали дорогу. Внутрь запрыгнул Антонио ди Такко:
- Прошу прощения, баронесса. Вы поедете с нами.
Он говорил исключительно вежливо, однако в голосе сквозило плохо скрываемое презрение, которое Антонио испытывал к этой женщине.
- М-м, маркиз, я не просила составить мне компанию. Я предпочитаю одиночество.
- Вот как?! А кардинал так и не полюбил одиночество.
- Сеньор Аверро, я попросила вас выйти, - вежливо, спокойно проговорила Стефания.
- Увы, я не могу исполнить эту просьбу.
Она высокомерно-насмешливо осмотрела его:
- Почему, капитан?
- Потому что тогда теряется смысл моего появления здесь.
Тонкие черные брови изумленно выгнулись на точеном лице молодой женщины.
Камень, попавший под колесо кареты, избавил ди Такко от необходимости отвечать. Стефания выпрямилась.
- Каков же смысл вашего появления здесь? – решила она не отступать.
- Исполнить приказ и доставить вас в назначенное место.
- Сядьте с кучером. Я прыгать на ходу не собираюсь.
- Там уже занято.
- Как вы утомительны, капитан, - Стефания улыбнулась и замолчала, словно исчезла из кареты, лишь ее четкий профиль, как камея, темнел на фоне окошка.
Антонио и подавно не желал продолжать разговор с ней.
Наконец они въехали во двор. Карета остановилась.
- Прошу выходить.
Не воспользовавшись помощью капитана, баронесса легко спрыгнула с подножки и огляделась.
- Проходите, - сеньор Аверро указал рукой на вход.
Стефания последовала туда, гордо, но осторожно.
На всем пути, пока они шли по дворцу, встречались детали, говорившие, что хозяин дома любит роскошь и изысканность и может это себе позволить. Но вот они свернули в темный коридор, который оканчивался лестницей вверх. Стефания на мгновение замерла, а потом вступила в этот коридор. Лестница была крутой и длинной. Но она кончилась небольшой площадкой с дверью, за которой открылся большой зал.
- Где же хозяин? – Стефания осматривала помещение, любуясь им. Привычная к роскоши и ценившая изящество, женщина не могла не оценить убранство помещений.
- Ступайте прямо через зал, в конце есть комната… Он там.
Не сказав более ни слова, Стефания шагнула вперед. Эхо, умножившее звук ее шагов, вызвало в ней желание снять обувь. Впервые за все это время она почувствовала себя неуютно. Стремясь ступать тише, баронесса шла, оглядываясь и чувствуя себя маленькой и слабой под этими сводами. Капитан следовал за ней. Под потолком, на колоннах, на стенах горели светильники. В конце зала её ждала распахнутая дверь. Затаив дыхание, молодая женщина переступила порог.
Бенвенуто Менголли поднял голову, взглянул на вошедших и вновь углубился в письмо, боясь потерять мысль. На столе, кроме принадлежностей для письма, лежали боевые перчатки, шпага и кинжал в ножнах. Сам граф Питильяно и Комо сидел в белой сорочке, лишь накинув камзол на плечи.
- Почему баронесса одна?
- Не знаю. С ней было только двое слуг, и то не из этих… Даже не сопротивлялись…
- А муж где?!
- Не-зна-ю, - раздельно проговорил Антонио.
- Ладно… - и дальше уже к Стефании. - Проходите, сеньора Веласко, садитесь. Подождем вашего супруга.
- Что Вы собираетесь делать, кардинал?
Стефания не последовала приглашению сесть, наоборот, она постаралась встать так, чтобы видеть лицо Бенвенуто.
- Я же сказал – ждать вашего мужа. Должен же он побеспокоиться – где его жена.
- А после?
- Либо я его убью, либо наоборот, - он поднял голову, глянул на Стефанию и вновь принялся писать.
Она покачала головой, тихо проговорила:
- Не надо…
- Что не надо?
Граф посыпал бумагу песком, стряхнул его и взялся за пакет довольно внушительных размеров.
- Не делайте этого… Ради… Ради всего святого!
Менголли искренне рассмеялся – его повеселил аргумент Стефании. Она тоже поняла двусмысленность своих слов и еще больше смутилась. Но граф уже серьезно смотрел на нее, оторвавшись, наконец, от своего занятия.
- А Иосифа вы будете просить об этом?
- Да! – она не колебалась ни мгновения и не опустила глаз.
-… Блаженны миротворцы. Капитан!
- Я здесь.
- Вот, - Менголли протянул ему пакет, - ты знаешь кому это отдать.
Антонио подался к нему всем телом, навис над столом и, видно, уже не в первый раз заговорил:
- Послушай меня! У тебя есть время, бросай все. Уедем. Оставь этого мерзавца его совести и судьбе!
- Прочь, сатана! О человеческом думаешь!
- Смеешься!
- Что я брошу? Службу королю? Себя? Его? Удрать, как провинившемуся мальчишке? Это ты мне предлагаешь?! Возьми бумаги и иди, пока я не вытолкал тебя отсюда!
Ди Такко взял пакет и вышел.
Менголли убрал со стола чернила, перо, покрутил в руках оставшийся свиток и очень аккуратно положил его так, чтобы он не скатился. Все это он проделал очень спокойными, размеренными движениями. Кардинал с раннего детства любил порядок.
Стефания молчала, опустив голову. Во всей ее позе было что-то неуловимое, что делало ее далекой, печальной, но еще более красивой.
- Мне… жаль вас. Но я не знаю, какой исход был бы для вас лучшим.
- Я тоже не знаю.
Он, словно не слыша ее, продолжил:
- Либо вас ждет жестокое разочарование, либо вы останетесь скорбящей вдовой. В любом случае, вы будете наказаны.
- За что? – тихо и просто, не меняя позы и интонации, спросила Стефания.
- За то, что не послушались веления сердца. За то, что я слишком сильно любил и люблю вас.
-… Я уже наказана за все… В тот день, когда вы вернулись. И наказана страшнее, чем вы думаете.
- Я уже ничего не смогу изменить… и не хочу.
- Я знаю.
… Тревога, охватившая Фернана, выгнала его из дома и бросила пешком в церковь, куда уехала Стефания. Он почти бежал, глядя прямо перед собой, когда вдруг из переулка с обочины послышался стон, а следом из канавы показалась голова со знакомым лицом. Это вызвало волну тошнотворного ужаса. Слуга рассказал, как на карету напали. Не дослушав толком рассказ, барон бросился обратно домой. Схватив шпагу и пистолет, он спустился к Пьеру. Тот в это время отчитывал провинившегося конюха. Увидев барона, Пьер отпустил виновного и взглядом спросил, что произошло.
- Стефанию перехватили по дороге в церковь.
Через несколько минут Пьер был готов.
- Это кардинал…
- И капитан.
Пьер шагнул вперед и тут же остановился.
- Сеньор барон…
- Да?
- Стефания… Чем бы это ни кончилось, это изведет ее.
- Она мучается уже давно. Как только он появился... Снова!
- Нет. Пока он жив – она ваша. Пока вы живы – она ваша. А потом… она… Впрочем, я не знаю.
- Давайте поторопимся, де Шане!
Ди Такко вошел чуть запыхавшись:
- Они здесь.
- Они?! И Пьер…
- У них пистолеты.
- Ладно, иди.
Стефания взглянула в сторону Менголли и отвернулась к окну, прижалась лбом к стеклу, хотя ее и так знобило от волнения, провела пальцем, оставляя легкий след на запотевшем от дыхания стекле. Бенвенуто подошел к женщине.
- Разреши мне поцеловать тебя.
Она обернулась. Сжала зубы, чтобы не плакать, молча ткнулась лицом в его плечо. Менголли взял ее за плечи, его руки едва заметно подрагивали, и склонился к губам Стефании. Они ждали его, отвечая нежно и печально. Переступив, граф развернулся так, чтобы быть лицом к двери, но не прервал поцелуя, бережно ловя мгновения исполнения мечты и стараясь угадать чувства женщины. А она была счастлива, острым, пронзительным, как чувство полета в пропасть, счастьем. Из под сомкнутых ресниц текли слезы, заливая лицо и делая губы солеными, как морской ветер.
Резко распахнутая дверь… Уже при свидетелях словленные секунды счастья… Не отпуская Стефанию, Менголли проговорил:
- Уберите пистолеты, господа.
Пьер опустил оружие. Барон медлил, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
- Я жду!
Веласко опустил пистолет. Стефания попыталась освободиться, но не отойти, защищая собой кардинала, замедляя время. Менголли смотрел на обоих мужчин жестким, но каким-то пустым взглядом. Пьер молчал и стрелять не собирался. Иосиф ждал, пока отойдет в сторону его жена. Стефания, вдруг резко отстранившись от Бенвенуто, бросилась к мужу, схватила его за руки:
- Нет, Учитель. Любимый, не надо!
- Господа, имейте смелость вынуть шпаги, - подал голос Менголли.
- Отойди, Стефания, - Иосиф освободил руки.
- Нет… Учитель, - она стояла перед ним, глаза ее вспыхнули темным пламенем. - Я прошу тебя…
Барон перевел взгляд на женщину и резко взял ее за руку, рывком завернул рукав ее платья:
- А про это ты забыла? Отойди!
На нежной коже розовели косые рубцы поперек голубоватых вен.
Стефания отняла руку, оправила рукав, перевела взгляд на графа. Тот опустил голову, но тут же вновь посмотрел на Иосифа. Но теперь вместо пустоты там полыхал гнев.
Пьера сзади за локоть тронул капитан:
- Идем. Лучше оставить их.
Менголли заметил это:
- Антонио, оставь. Этот человек имеет право требовать от меня удовлетворения.
Пьер де Шане покачал головой:
- Нет. Идемте, капитан… Я не стану требовать… Я не хочу.
Стефания шагнула назад. Прозрачная стена, нерушимая как алмаз, встала между ней и мужчинами.
- Учитель… Кардинал…
Она не договорила, но взгляд закончил: тот, кто останется жить должен забыть о ней, никому с того момента, как скрестятся шпаги, она не будет принадлежать.
Бросив лишь короткий взгляд на Стефанию, Менголли обратился к Пьеру:
- Сеньор Шане, я должен закончить все свои дела.
- Я не нужен здесь. Я лишний в дуэли, а в убийстве…
- Но вас для этого сюда и привели. Ты привел пушечное мясо, да, святой отец? – последние слова граф процедил сквозь зубы, окатив холодным взглядом Иосифа. В ответ из сдавленного бешеной яростью горла барона послышалось только глухое рычание. Он потянул шпагу из ножен прежде, чем Пьер успел остановить его руку. Стефания сделала шаг к Иосифу. В темноте ее волос белое лицо было словно лик ангела, а в черных глазах растворялись двери в ад, ад рушащейся любви, и звенели, разбиваясь, осколки сказки Учителя…
- Любимый…
Тем временем Менголли продолжал:
- Четыре года ты смеялся. Или ты смеялся все 10 лет? С того дня как я помешал тебе? Ты хотел сделать из меня зверя, Учитель? Дракона… Тебе это удалось!
Кривая улыбка исказила губы графа. Его взгляд отражался в глазах иезуита, полыхавших огнем дикой ненависти, копившейся годами, опутанной ревностью, подогретой уверенностью в своей правоте и желанием раз и навсегда закончить эту затянувшуюся безумную игру, слишком нереальную.
Барону удалось, наконец, разжать сведенные зубы, но голос его был глухим, хриплым:
- Четыре года, говоришь… Я смеялся с твоего одиннадцатилетия, с того момента как Перетти отдал тебя мне в ученики.
- Сеньор Аверро, прошу вас быть моим секундантом. Сеньор Шане?
- Нет.
- Барону нужен секундант. Мне будет противно просто так убить его.
Иосиф скрипнул зубами:
- Заканчивайте эти церемонии, ваше высокопреосвященство!
Пьер еще раз оглядел всех, его взгляд замер на Стефании, неподвижной, готовой рухнуть без чувств. Верно расценив его взгляд, граф кивнул:
- В таком случае, женщину я поручаю вам.
Пьер улыбнулся – сожалеюще, прощаясь:
- До встречи или прощайте, сеньор Менголли. Барон, до встречи или прощайте. Идемте, дитя мое, - его рука развернула за плечи Стефанию.
- Нет, Пьер.
- Да, да Стефания. Тебе нечего здесь делать. Пойдем, - спокойно и ровно, как ребенку говорил он, и как ребенок она покорилась, еще раз взглянув на того, кто был любимым мужем и на того, кто был любимым. На тех, кого она любила.
На пороге де Шане обернулся, Стефания продолжила путь:
- Лучше бы вы оба умерли. Прощайте, господа.
Бенвенуто, отвернувшийся от двери, чтобы не видеть, как уходит баронесса, крикнул вслед:
- Пьер! – его голос сорвался, но граф тут же взял себя в руки, - я прошу вас вернуться… после.
- А она?
- Внизу ждет карета, проводите… и возвращайтесь. Шевалье отвезет баронессу к герцогине.
Не сказав более ни слова, быстро поклонившись Пьер скрылся за дверью.
Менголли натянул на руки перчатки, взял шпагу и кинжал.
- Я люблю зал в это время суток. Прошу, господа.
Когда де Шане вернулся, граф, барон и капитан были уже в зале. Говорил Менголли:
- Любезный барон, какие славные письма вы сочиняете!
- Благодарю Вас, граф, - Иосиф уже подавил эмоции и внешне был совершенно спокоен.
- А когда вы в последний раз держали оружие, барон? Сами? Антонио, у меня такое чувство, будто я собираюсь зарезать младенца, - шпага Менголли «выползла» из ножен как ядовитая змея и полыхнула матовым, с чернотой блеском. Многим становилось не по себе при виде ее тяжелого клинка. Кинжал опустился за отворот ботфорта.
Ди Такко подошел к Пьеру:
- Красавица, не правда ли? Ее сделали, когда мы были уже в Милане. Был там один старый мастер. Это его последнее творение. Клинок превосходит толедские и все другие. Это единственное, чему я завидую у кардинала.
- Клинок изумительный, но он не поможет монсеньору…
- Почему?! – капитан изумленно посмотрел на собеседника.
- Потому что этого не хочет он сам.
Антонио закусил ус и опустил глаза – Пьер высказал то, о чем думал и он сам.
Эфес, точно подогнанный, удобно лег в ладонь, и шпага стала продолжением руки Бенвенуто. Его движения – размеренные и плавные – словно были частью какого-то ритуала, ритуала жертвоприношения. Иосифу же приходилось вспоминать уроки Перетти, привычки Менголли. Его шпага, более легкая и гибкая, тоже была превосходной по мастерству исполнения.
Капитан невольно вздрогнул от звука скрестившихся в первом ударе клинков, многократно усиленного и преобразованного эхом. Излюбленным приемом Бенвенуто было, задержав клинок противника, отпружинить его и бить в открывшуюся брешь. Выждав момент, он сделал выпад. Обостренные опасностью чувства позволили Иосифу отвести удар, затратив на это большое усилие. А потом барон перешел в наступление. Фернан был неплохим фехтовальщиком, образ служения заставил в свое время научиться многому, но тягаться с Менголли, да и, пожалуй, с Пьером не мог – технику не оживлял полет фантазии. Но на стороне барона было физическое превосходство. У Менголли же было меньше сил. Тяжелую руку Иосифа уравновешивала лишь тяжесть шпаги. Поняв, что барон просто раздавит его своим напором, граф начал двигаться. Все вокруг отступило на задворки сознания. Остался только зал и враг. Враг, которого он ненавидел, которого хотел заставить испугаться за свою жизнь. Словно отдельно от всего тела жили сейчас глаза Менголли – горящие как два угля и ищущие взгляда противника. Иезуит, Учитель, и не думал прятать взгляд. Все, что он не мог сказать словами, плескалось в этом взгляде. Иосиф не боялся умереть, он боялся одного – остаться жить побежденным. Ему нужна была смерть кардинала, смерть как поражение, как последняя точка, которая превратится в восклицательный знак победы, полной и окончательной. И барон продолжал наступать, выматывая силы и нервы.
Капитан, склонившись к Пьеру, тихо неуверенно проговорил:
- Кажется, он все же не спешит умирать…
- Он чего-то ждет, - де Шане заворожено смотрел на дерущихся и впервые не мог понять чьей победы желает.
…Тем временем по ступеням своего дворца сбегала Юлия. Только что привезли Стефанию. Единственное, что она могла сказать: «Учитель и кардинал… они там…», и замерла, замолчала. Поручив ее заботам служанки, Юлия бросилась вниз. Карета графа, еще не успевшая отъехать, пришлась как нельзя кстати.
- К сеньору Питильяно, быстро!
Кучер рванул с места, а герцогиня судорожно вцепилась зубами в платок. Зачем?! Зачем она мчится туда?! Она не знала… А каблучки уже отбивают дробь на лестнице.
- Где хозяин?
И таким властным, безумным тоном задан был вопрос, что слуга и на мгновение не усомнился в праве этой женщины. Юлии указали дорогу в зал.
Неожиданно для себя Бенвенуто обнаружил, что прижат спиной к колонне и лишен пространства для маневра. Шпага барона на секунду замерла, а глаза загорелись торжеством. Этого мига хватило, чтобы ненависть помогла графу переступить неписанное правило – он отвел клинок противника и, жалея, что в руке не короткий кинжал, рукоятью ударил Иосифа в висок. Кардинал выскользнул из ловушки и… исчез из поля зрения врага. Иосиф зашатался, преодолевая темноту в глазах, и оперся рукой о колонну. Потом обернулся в поисках Менголли. Тот справился с эмоциями и вышел на свет в десятке шагов за спиной барона.
- Ты рано меня похоронил. Иди сюда, Учитель.
Теперь в глазах кардинала было столь же сильное желание убить.
- Нет! Отец Иосиф, кардинал, прекратите!
Юлия стояла в дверях за спиной Пьера и капитана.
Де Шане обернулся с расширившимися от изумления глазами и тихо выругался. Капитан ругнулся не понижая голоса. Иосиф почти не понял смысла слов, но его отвлек, остановил звук женского голоса.
Быстрее всех отреагировал Бенвенуто:
- Капитан!
Ди Такко направился к Юлии:
- Оставьте их, герцогиня.
- Вы сошли с ума, капитан? Если вам дорог кардинал – остановите их.
- Он мужчина и дворянин. Уходите.
- Пьер! Я… приказываю! Я прошу…
- Нет, герцогиня, - Пьер отвел глаза от ее взгляда.
Юлия обошла ди Такко, шагнула к центру зала:
- Фернан… Арнандо, нет… Бенвенуто… Я прошу вас – не надо… Только не вы… Вы не можете умереть… Вы не должны…
Иосиф не двигался с места, но Менголли с тревогой заметил, как на его лицо легла тень скрытой усмешки. Иезуит готов был ускользнуть от ответа.
- Уходите, сеньора. Уходите!
И видя как барон, опустив оружие, разворачивается лицом к Юлии и спиной к нему, Бенвенуто отчаянно закричал:
- Трус! Она не любит тебя! Она только моя!
Капитан и Пьер могли видеть, как вдруг остановил движение Иосиф после первого слова, и как ужасно исказилось его лицо после последних слов кардинала. Барон вновь крепко перехватил эфес и в несколько шагов встал прямо против Менголли, процедив сквозь зубы: «Щенок». Но начинать первым иезуит не спешил. Замер и граф, буравя взглядом противника, сгорая от нетерпения. И это тоже был поединок – схватка характеров. Сузив глаза, Иосиф чуть шевельнулся. Лицо Менголли словно окаменело. Капитан подался вперед, ловя нюансы этой борьбы. Юлия, почти физически ощущала напряжение. Отступив назад, она встала между Пьером и Антонио. Ее губы беззвучно что-то шептали, и Пьер, оторвавшись от необыкновенного зрелища, был потрясен неподвижностью ее взгляда.
Иосиф продолжал неподвижно стоять, и только на губах расцветала усмешка. На лбу Бенвенуто высыпал бисеринками пот. Ему было не до смеха – стальной холодный взгляд наставника даже сейчас завораживал его. Он чувствовал, что теряет контроль над собой.
Между мужчинами, там, где встречались взгляды, висела легкая пелена блистающих искр. И медленно, неотвратимо этот фронт приближался к Менголли – так казалось Юлии, нацеленной как компас на соперников, влившейся как ручей в этот смерч противоборства двух сил, воль, ненавистей.
А взгляд иезуита все больше и больше становились потоком силы, сковывающей волю и разум кардинала, ибо он понял, что начинает обретать прежнюю почти мистическую власть над бывшим учеником.
Антонио кусал губы, наблюдая как меняется лицо Бенвенуто, как к ярости и ненависти примешивается ужас.
Громом прозвучал звук рассыпающихся бус – Юлия порвала нитку, чтобы разрушить сгустившуюся, заставлявшую дрожать от напряжения даже пламя свечей, тишину. Пьер вздрогнул и пришел в себя, с удивлением глядя на женщину.
Иосиф на мгновение отвел взгляд… Сверкнул клинок – это Менголли нанес удар, с плотоядной радостью обнаружил на шпаге кровь врага и с сожалением, что задел только руку. Молния шпаги Иосифа нанесла свой удар, направленный в грудь, но в последний момент боль, дойдя до сознания, изменила направление полета клинка, подняв его выше, к горлу. Уклонившись и уже уходя от этого приема, Менголли чиркнул острием по лбу барона:
- Это… чтобы… я смог легко узнать тебя в аду!
Стирая левой рукой кровь, начавшую застилать глаза, барон бросился в наступление, ускоряя темп:
- Тебе… придется долго… ждать меня… там… безродный выблядок шлюхи… Мать ведь тебе сказала уже об этом…
- О, боже, - прошептал капитан, когда увидел как оружие Бенвенуто зазвенев, покатилось по полу в пяти шагах от хозяина, - но это невозможно…
Граф отступил, и тут его пронзила уверенность, что Иосиф вряд ли проявит благородство. Действительно, в ответ на движение Бенвенуто к своей шпаге, барон переступил так, что оказался на его пути.
- Иосиф!
Крик Юлии заставил барона невольно обернуться: взгляд его горел бешеным огнем – ему посмели помешать! Но его глаза встретились с такими же пылающими глазами женщины – их выражение было злым и чуть насмешливым. Он отвернулся.
- Сеньора, не надо, - Пьер чуть склонился к ней. Юлия даже не повернула головы, неотрывно следя за происходящим.
Граф медленно достал кинжал, рукоять которого была сделана так, чтобы при удачном захвате сломать клинок противника. Он пригнулся ниже, выставив вперед локти для защиты. Антонио отвернулся и отошел за колонну, но уже в следующее мгновение, не заметив как это произошло, вновь наблюдал за ходом поединка. Иосиф не отбросил шпагу и продолжил атаки, но сейчас почти не затрачивал сил на то, чтобы удержать Менголли на расстоянии – на расстоянии длины оружия, и внимательно следил за передвижениями графа.
Глаза Юлии широко раскрылись, она подалась вперед. На ее плечи легли руки Пьера – поддерживая и останавливая.
Вдруг, как большая змея, кардинал бросил тело навстречу движению иезуита…
Сразу переломить клинок не удалось, он всем весом налег, чтобы склонить шпагу Иосифа и сломать. Подставив ногу, барон ударил противника и отбросил обломок оружия. В руке мелькнул стилет, когда Веласко, не теряя ни секунды, кинулся на поверженного врага. Тонкий острый клинок, описав дугу, опускался, целясь в грудь Бенвенуто. Тот попытался остановить это движение – собрав все силы, Менголли своим клинком преградил путь враждебному металлу. Обнажив зубы в усмешке, Иосиф перехватил руку графа, освобождая свое оружие. Бенвенуто поступил так же. Воля не позволяла охватить его головокружению, до боли сжав зубы и управляя руками. В голове билась одна мысль – он выживет, только если убьет. Иосифом же двигало иное желание – уничтожить. Он готов был рвать зубами ненавистное горло, он желал почувствовать тепло и соль крови кардинала на губах. Менголли попытался еще отвлечь противника ударом в уже нанесенную шпагой рану, но ошибся – ярость нейтрализовала боль. Острие стилета уперлось в грудь Менголли, и тут время словно остановилось для дерущихся. Иосиф замер. Любое движение и кардинал мертв. Но сейчас иезуит сомневался – даст ли смерть бывшего ученика уверенность, что все позади и… будет ли кто-то еще, борьба с кем столь захватывает. В памяти пронеслись картины прошлого: вот подросток в лиловой сутане морщит лоб в ответ на его язвительные замечания и тут же нахально улыбается, найдя ответ на каверзный вопрос Наставника, вот юноша в алом одеянии, не подозревая, что за ним наблюдают, ставит голос, декламируя античный текст, чтобы потом завораживать, подчинять этим голосом произнося проповеди с кафедры собора… Глаза иезуита встретились с взглядом кардинала, и сомнение сменилось окончательным приговором – смерть.
С затаенной улыбкой принял Бенвенуто ди Менголли прочитанное в глазах Иосифа решение: «Ну, кончай».
Холодная сталь вошла в тело легко, по самую рукоять, пронзая грудь меж ребер и проходя почти насквозь. Теряя сознание, граф схватил руку барона, то ли желая ускорить это проникновение, то ли еще надеясь освободиться. Фернан легко сбросил руку кардинала со своей, мгновение, словно сомневаясь, помедлил и резко выдернул клинок из тела Менголли, потом медленно выпрямился.
Попытка - не пытка, говорите?
|
| |
| |
