Пристанище.
С тёмного ночного неба, затянутого свинцовыми зимними тучами, падали белые хлопья. Изредка на небосклоне появлялась яркая жёлтая луна её лучи, с трудом пробиваясь сквозь облака, освещали засыпанную снегом землю. Вокруг была пустота не один человек, и даже зверь не осмеливался покинуть своё убежище в такую сильную пургу. Только сильный ветер гулял в лесу между деревьями, разнося по окрестности свой страшный угрожающий свист. Но вот совершенно неожиданно из-за кустов показалась чёрная фигура, с трудом пробирающаяся через огромные сугробы. Это был мужчина лет тридцати на вид, в серой папахе, офицерской шинели на которой болтался орден, а на плечах потрёпанные погоны. В своей руке смельчак сжимал чёрный Наган. Он продолжал бежать, периодически оглядываясь назад. В его глазах виднелся дикий страх и обречённость, но одновременно желание выжить любой ценой. Через некоторое время сзади раздались голоса.
-Командир я вижу его!
-Стреляй мать твою, огонь!
Раздались два хлопка и над головой бежавшего офицера просвистели пули.
-Мазила! Под трибунал пойдешь, бей гада! – надрывался голос.
Снова хлопок и в этот момент беглец провалился в сугроб, тысячу острых иголок мгновенно впились в его тело, но с удивлением он отметил, что не ранен.
-Кажись, попал! Ха-ха, так и надо кровопийце, пойду, проверю, может ещё жив!
«Шиш тебе!» - пронеслась мысль в голове у неизвестного, и он тут же перевернулся на спину, взяв на мушку приближающийся силуэт. «Так, поближе, ещё чуть-чуть пора!» - палец у офицера нажал на спусковой крючок, тут же последовал выстрел, приближающийся замертво повалился в снег. Офицер мгновенно вскочил на ноги, продолжив бег.
-Командир Ерёменко мёртв!
-Ах, же ты сволочь! В погоню!
«Боже дай силы дотерпеть до того берега, дальше они не полезут! Господи помоги!» - шёпотом молился смельчак. На его счастье впереди показалась замёрзшая река, за которой возвышался одинокий хутор. Спустившись с обрыва, он понёсся по льду на другую сторону. Его сердце билось, как никогда раньше ведь если пробежит совсем ерундовое расстояние выживет, только здесь не лес местность открытая промазать трудно. Теперь защитить беднягу могла только пурга и тьма.
-Вижу, вижу, вот он! Становись! Целься! Пли!
Снова грохот. Пули ложились совсем рядом, порой пробивая лёд. Ещё не много!
-Целься! Лучше, лучше целиться! Готовы? Давай! Вот урод! Убёг, а и чёрт с ним всё равно в такую погоду сдохнет. В расположение строем, за мной! – сквозь зубы процедил преследователь.
***
Добежав до спасительного места, офицер упал на колени и зарыдал. Ему не верилось, что
удалось выжить, с души рухнул тяжёлый камень.
-Господи благодарю – шептал он, крестясь – Спасибо за милость к рабу твоему Петру.
Через минуту беглец встал в полный рост и только сейчас понял насколько сильно устал. Мышцы ныли, требуя покоя, но на таком морозе нельзя оставаться надо искать приют. Так всегда происходит, сначала садишься, потом тянет ко сну, а на утро обмороженное тело. Нужно двигаться. Метель усилилась, теперь на расстоянии двух метров всё растворялось в белой пелене. Пётр шёл наугад пока не увидел маленький луч света. «Люди!» - обрадовался он и быстрее зашагал, вскоре упёрся в стену хаты. Буквально на ощупь пробрался по ней до двери и со всей силы забарабанил.
-Ради Христа откройте!
Внутри что-то щёлкнуло, и на пороге появился седой старик. Завидев такую картину, он, не медля, подхватил незваного гостя за руки и заволок в избу, причитая:
-Да что же такое твориться, во времена! Матвей помоги мне!
Непонятно откуда появился рослый детина с ножом в руках. Оценивающе взглянув на пришедшего, восхищённо заявил:
-Тю! Офицерьё к нам на огонёк пожаловало! Та ещё с оружием! – в его голосе звучали нотки явно наигранного Украинского акцента.
Опомнившейся бедолага мгновенно спрятал Наган в карман, сел на стоявшею в углу лавочку и сипло представился:
-Пётр Васильевич Реутов штабс-капитан третьего пехотного полка…
Повисла тягостная тишина. «Дай бог, что бы они были не красные иначе.…Тогда действительно конец» - застыла фраза в голове. Хозяин дома, несколько смутившись, представился:
-Герасим Афанасьевич, а это Матвей. Не бойся, пока находишься в моём доме ты в безопасности. Мы ужинать собирались, соизволите присоединиться Ваше благородие?
Отказываться гость не стал, во-первых, ужасно хотел, есть, во-вторых, воспитание не позволяло. Сев за деревянный стол он, молча, уставился на висевшую в углу икону, мысленно выругав себя, то что, появившись в жилище, не поклонился ей. Однако решил сделать вид, будто просто не заметил и переключил своё внимание на сидевшего напротив Матвея. Тот явно был не рад присутствию Петра и внимательно изучал его с ног до головы. Герасим Афанасьевич заметил это и дабы разрядить обстановку поинтересовался:
-Как же Вас занесло к нам?
-Я со своей ротой направлялся к селу Куропатова и, не дойдя тридцати вёрст, попали в засаду устроёнными большевиками. Они в кустах «Максимы» запрятали и выждали покуда поближе не подошли, а там…Перекрёстный огонь, беспорядочное отступление мало кто выжил, а может и никто. Оторвавшись от своих побежал через лес, где наткнулся на патруль, они досюда гнали и отстали. Не волнуйтесь, долго стеснять не буду, подожду до утра потом в путь, пусть только вьюга прекратится.
-Как знаешь, можешь жить тут сколько душе угодно. Вот кушайте лучше – ласково сообщил старик.
На деревянном столе появился чугунок с горячей картошкой. Ароматный запах моментально распространился по всей избе. Петр, не сдержавшись с соблазном, жадно ухватился за горячую картошину, перекидывая её из руки в руку, и как только чуть остыла, почти всю отправил в рот. Она была не солёной, без масла, но, несмотря на это настолько вкусной. В жизни не мог подумать привыкший к роскошной пищи Пётр, что такой незамысловатый продукт с голодухи настолько аппетитный.
-Спасибо Вам за спасение – резко вдруг заговорил с забитым ртом Реутов – Извините за поведение, вторые сутки толком не ел. А Вы с сыном, какой идеологии политической?
-Каким…ах это про Матвея? Помилуйте, у нас нет родственных связей с ним. Он такой же путник, может Матвей хочет рассказать каким образом тут оказался?
-Я будь-якої білої мерзоти про себе говорити не буду.
-Насколько не вежливо! Тогда сам расскажу. Матвей на самом деле не украинец, а русский только начитался всяких анархических учений. Во время революции участвовал в подпольных организациях, где засветился в глазах беляков. А теперь во время гражданской войны услышал про Махно и любой ценой решил присоединиться к его армии. Всё бросил, стал учить украинский, принципиально забыв родной язык.
-Українець я! У мене батько українець і українська мені рідну мову!
-Да, да конечно. Так вот по дороге его сцапали белые, умудрились вспомнить по старым грехам, решили расстрелять. Только Матвейка убежал и вот теперь у меня прячется. Хотел сегодня уходить, да пурга помешала, наверное, завтра покинет.
Тишина снова воцарилась в маленькой избушке, только было слышно, как ветер воет за окном. Две системы, два врага сидели за одним столом, разделяя трапезу. Они взглянули друг другу в глаза, где просвечивалось явное желание, схватится за оружие. Долго продолжалась психологическая борьба, никто не одержал вверх, никто не отвёл взгляд.
-Да повезло тебе Петя – вдруг заговорил Матвей на русском – Попадись ты мне за этими стенами, разорвал бы як щенка.
-Взаимно.
-Ух, дьявол! По вашей милости на дворе война, голод, бесчинства. Эксплуататоры трудового народа, довели страну твари!
-Мы довели? А не вы ли поубивали офицеров, подняли бунт, перерезали столько женщин с детьми? Скажешь по нашей милости? Да когда Николай у власти был, крестьяне землю имели, рабочие на заводах работали, хлеб получали! А сейчас? Всё разорено! Анархия мать порядка, ха! Да вы построили хоть один завод?! Обустроили хотя бы одну деревню?
-Построим! Непременно построим! А землю Махно уже раздаёт!
-Всего лишь слова. Построим.…Наша власть уже построила! И бандит твой не свою землю раздаёт! Он сначала отобрал её, теперь раздаёт! Никакого созидание одно разрушение!
Герасим Афанасьевич сложив на груди руки крестом, с интересом наблюдал за идущей дискуссией.
-Словечками не бросайся умными! Построили они! – не отступал Матвей – Ваша стройка искалечила страну! Кровавое воскресенье, Русско-Японская война, Великая война (так до 1939 года именовалась 1 мировая война) в которую втащили народ, сами-то не очень шли.
-У меня отец тогда погиб.
-Поделом! Самодержавие изжило себя, его больше нет, и не будет, мы построим новую Россию…
-Сломав хребет старой…
-Один человек не в силах управлять государством! Анархия позволит каждому участвовать в политической жизни! Народоволие, народовластие грядёт! Никто не будет выше другого, никакого принуждения! Человек человеку друг, а не волк!
-Анархия, демократия всё чушь! Зачем власть тому, кто не умеет ею пользоваться? Если это быдло бесчинствующее над нашей родиной не может остановить войну сможет ли оно управлять страной? Пьянь, рвань не умеющее даже читать, как оно сможет принимать ответственное решение если не в силах оторваться от бутылки? Сейчас нужна монархия, только единая сила, сосредоточенная в одном кулаке сможет навести порядок! Мы не достойны воли, только клетка и оковы сумеют нас спасти. Зверь, живущий у человека и выпущенный на свободу, умрёт!
Договорив, Пётр схватил стакан, с водой тут же опустошив его. Офицер был так взвинчен, что сидеть уже не мог. Встав, он принялся ходить из угла в угл, а потом достал из кармана портсигар и протянул оппоненту со словами: «Прошу угощайтесь». Через некоторое время в избе витал горький табачный дым.
-Нет, ты не прав – твердил Матвей – Если победит царь интервенты предъявят огромный счёт, а расплатиться не сможем, вот тогда они Россию-матушку, как шакалы на кусочки разорвут. Я в книге читал.
-Её уже разорвали большевики.
-Ничего Нестор сможет победить, увидишь.
-Угу, во сне. Это грёзы Матвей, грёзы…
-Герасим, а может, рассудишь кто из нас прав?
-Да кстати, какой Вы идеологии Герасим Афанасьевич? – второй раз поинтересовался Пётр.
Хозяин избы улыбнулся, обведя гостей жалостным взглядом. Он сделал ещё пару затяжек, прокашлялся и медленно заговорил:
-Не вправе мне вас судить на это бог есть. А так оба глупы. Стреляете, режете, убиваете разве так нужно добро в мир нести? На крови хлеб не вырастет – нужна вода. Из зла счастье не слепить – необходимо чистое сердце. Неужели вы настолько слепы, что не видите, как братоубийство уничтожает нашу страну? Война, война…мда. Не будь её ты Петр, и ты Матвей могли бы быть лучшими друзьями. Оба хорошие люди, сидите под одной крышей ешьте, пьёте, за какие грехи друг друга ненавидите? Белый, красный какая собственно разница? Человека надо судить не за идеологию, а за поступки. Не коммунизм и не самодержавие с анархией спасут людей, а только мы сами спасём друг друга. Впрочем, Господь не лишил нас выбора, хотите, можете изничтожить себя, только придётся нести наказание очень страшное. А мы его и несём крест у России такой. Какой я ориентации политической спрашиваешь? Никакой. Запомните мой дом - Ноев ковчег для всех кому нужна помощь вне зависимости от убеждений. Любая война кончается мирным договором и потому здесь, на хуторе, её нет. Только примирение иначе смерть.…Однако заговорились, уже поздно, ложитесь спать завтра тяжёлый день для каждого.
***
Тёмная ночь. За окном продолжалась пурга, принося откуда-то издалека жалобный вой одинокого волка. В избе слышался тихий храп Матвея, да звук потрескивающих дров в печке. Редко доносилось кряхтение добродушного старика собиравшего провизию для путников. Пётр не спал, переворачиваясь с боку на бок, он размышлял о жизни. Ему отчего-то вспоминался милый дом с безмятежным детством. Старая добрая усадьба, стоящая во дворе беседка, где летом они часто принимали гостей. Тёплый ароматный чай, запах цветущих акаций и глупые непринуждённые разговоры о всякой ерунде. Куда всё кануло, где оно прошлое? Вернуть его точно не удастся, всё спалили взбунтовавшиеся красные, разрушив мечту в одночасье и превратив её в грёзы. Сон накатился, неожиданно унеся офицера в свой сладкий мир.

Планета продолжал вертеться, люди продолжали стрелять. Но ночь, то волшебное время, которое позволяет нам нажать на кнопку «стоп» и отдохнуть от головокружительных будней. Матвей спал сном младенца и видел чудный сон, как он, будучи ещё пацаном, резвится во дворе. Только сказка оборвалась быстро, в один прекрасный день умер отец сутками работающий на заводе и отдавший ему всё здоровье, через полгода не вынеся горя, за ним отправилась мать. Маленький Матвей остался на улице став беспризорником. Он часто ошивался на вокзалах где видел сытых господ высокомерно смотрящих на сопляка. Им не приходилось добывать кусок хлеба в адских мучениях более того они часто выбрасывали не доеденный пирожок, который подбирал Матвей. Так в его душе посилилась ненависть. Не желая мириться с несправедливостью, он подался к анархистам таким же простым парням, не видевших в бедности порок. И начался лихой тернистый путь.
***
Первые лучи утреннего солнца осветили закутавшийся в снежное одеяло хутор. Кончилась ночная вьюга и теперь на голубом небе не виднелось даже облачко. На дворе у сарая стояли три фигуры: Пётр, Матвей, Герасим Афанасьевич. Они улыбались, пожимая друг другу руки, прощание проходило безмолвно. Зачем слова, когда всё ясно без них. Обнявшись в последний раз двое солдат, пошли к речке, а им в след глядел старик, на глазах которого появилась слезинка. Вскоре их силуэты скрылись за обрывом и только тогда хозяин избы шепнул:
-Да прибудет с вами Бог, удачной дороги. Эх, пойду дровишек наколю печку топить нечем.
Дойдя до реки, парочка остановилась, взглянув друг на друга.
-Ну, что армия может к нам? – весело спросил Матвей.
-Нет спасибо, а вот тебя в наших рядах…
-Не уговаривай, мой путь в Гуляй Поле. Ладно, пока, глядишь встретимся.
-Может быть. Удачи.
И каждый пошёл своей дорогой Пётр на восток пробиваться к отступающей белой армии. Матвей на запад в надежде влиться в ряды Махновцев.

Эпилог.
К концу подходила холодная зима, на смену ей приходила весна природа оживала. В доме у Герасима появился новый жилец. Это был семнадцатилетний худенький, затюканный пацанёнок. Он оказался дезертиром бежавшим из красной армии. Вот уже третий день парень проживал в «Ноевом ковчеге» помогая хозяину по хозяйству. Как-то раз под вечер в избе раздался стук.
-Кого там несёт уж ночь на дворе – забубнил Герасим Афанасьевич, подходя к двери – Кто?
-Батько, батько відкрий! Не дай душі грішної на вулиці в хооде прірву! – доносил жалобный голос.
По доброте душевной старик отворил дверь и перед ним появились четыре фигуры. Красный комиссар с двумя бойцами, да хлопец в потрёпанной одежде.
-Вам чего? – поинтересовался хозяин.
-По нашим данным здесь проживает враг советской власти это так?
-Что за вздор, я тут один.
Комиссар бесцеремонно отодвинул Герасима, шагнув в дом. Его глаза по волчьи забегали по избе пока взгляд не остановился на дезертире.
-Здравствуй Зыкин, думал скрыться? Пройдём во двор, да, кстати, Вы тоже с нами – говорил он, тыкнув пальцем Афанасьевича в грудь – Яков спасибо за своевременный доклад! Приходи завтра получишь свою буханку.
-Дякую Андрій Георгевіч Ви ж знаєте я завжди допоможу. До зустрічі! – протараторил хлопец.
Их вывели на улицу, поставив к стенке сарая. Дезертир неожиданно резко заплакал, упал на колени, принявшись молить о пощаде:
-Товарищ Кондратьев! Умоляю, помилуйте! Я…я…буду служить! Честно! Не надо прошу.
Герасим понял - прощения ждать не придётся. Он знал, что однажды всё кончится именно так, но всё равно считал своим долгом помогать людям несмотря, ни на какие неприятности даже собственную смерть. Закрыв глаза, старик стал шептать молитву.
-По закону военного времени – загремел голос комиссара – За трусость и предательство власти рабочих и крестьян…
-Товарищи…товарищи! Умоляю…пожалуйста – рыдал дезертир.
-Прости Егорка. Не беспокойся смерть легче жизни одно мгновение и конец мучениям – подбодрил стоящий солдат.
-Рядовой Егор Павлович Зыкин приговаривается к высшей мере наказания расстрелу. А также за укрывательство дезертира к смерти приговаривается…эээ.…Слышь дед как тебя?
-Герасим Афанасьевич Прохоров.
-К смерти приговаривается Герасим Афанасьевич Прохоров. Приговор привести в исполнение прямо сейчас. Заряжай!
-Ребята…пожалуйста!!
-Наводи!
-Не надо! Ради всего святого!!
-Целься!
-Твари! гниды! Сволочи!
-Пли!
Раздались оглушительные выстрелы после, которых тишина вновь воцарилась над хутором. Не последний раз стреляла винтовка солдат, не последний раз они убивали людей. И эта война была не последней.