Роман со смертью

Смерть – это бездна, у которой есть имя
Смерть – это лабиринт, у которого множество выходов,
Но каждый выход ведёт в новый лабиринт
Смерть – это улыбка бессмертных богов
Однако и смертный может улыбнуться в ответ…

Гладкие плиты внезапно дрогнули, и двинулись навстречу друг другу. Спешить им было некуда – каменный мешок, куда провалился неудачливый пришелец, имел ровные, аккуратные стенки, по которым невозможно было выбраться наружу. Вдобавок, они могли двигаться – что и делали, даже чуть медленнее, чем нужно, дабы сполна насладиться предсмертным ужасом и агонией жертвы. Во всяком случае, так казалось молодому парню, попавшему в древнюю, давным-давно заброшенную за ненадобностью ловушку. Раз за разом он бросался на стены, выискивая малейшие, самые крошечные неровности, которые помогли бы ему дотянуться до края. Жить! Любой ценой, пусть даже прислужником богатенького мага, копя и отдавая ему крохи своей маны, хотя худшей участи трудно себе представить. Но гладкая поверхность ловушки равнодушно взирала на его попытки. Тонкий клинок, его единственное оружие и инструмент, легко хрустнул и сломался – дешевое железо, плохая ковка, что ещё может себе позволить вчерашний крестьянин? Как сейчас он жалел, что нет у него сил, подобно королевским архимагам, левитировать часами над поверхностью, нежась в лучах заходящего солнца, не испытывая при этом никаких усилий и практически не тратя магических резервов – они восполнялись быстрее, чем расходовались. Его же скудных силёнок хватало на то, что бы легко вертеть ножом, ложкой, отмычкой, или ценой невероятных усилий приподнять полный кувшин с водой – но уж никак не его самого… Стены сдвигались. Сейчас между ними было уже меньше метра – и, казалось, налюбовавшись страхом и отчаянием своей случайной жертвы, они решили двинуться быстрее, чтобы насладиться десертом – кровью и плотью, хрустом сминаемых костей и последними вздохами в раздавленных лёгких.
- Если бы поставить хоть что-нибудь между плитами, был бы шанс протянуть хоть на несколько мгновений подольше…. Хотя бы кость…
Но то ли в ловушку никто не попадался, то ли рачительные хозяева всегда убирали останки жертв. Судя по кровавым пятнам на стенах, верно – второе. Единственные кости, которые есть в этом каменном мешке – его собственные. Криво усмехнувшись, парень встал, прижавшись лопатками к стене, и вытянул вперёд локти, стараясь следить, что бы они были параллельно полу.
«- Если усилие прилагается строго вертикально, то меньше шансов, что орудие сломается» Когда-то это говорил ему отец. Когда? О чём? Он отстранился, пытаясь припомнить, перебирая в голове оцепеневшие от страха воспоминания, и одновременно гнал все свои небольшие магические силы в руки, пытаясь их укрепить, готовясь к боли… И боль пришла. Вначале ощутимо дрогнули стены, стремясь друг к другу, каменная тяжесть впилась в плечи, сминая, дробя податливую плоть – и наткнулась на стальное остриё кости. Древний механизм загудел, протестующее взвыл, тяжесть навалилась, остатки магических сил, все, которые смог найти, вливались в собственные, истекающие кровью руки. И прежде чем тёмное покрывало накрыло парня с головой, он успел подумать:
- Интересно, какая она, смерть?

Барон Д`Кнур скучал. Не предвиделось не балов, не турниров, столетняя война, повод для мечтаний и страхов сопливых юнцов, тянулась не шатко не валко уже более пятидесяти лет и развлечь никак не могла, единственная дочь, несмотря на ухищрения столичных магов, красотой не блистала и вполне могла остаться в старых девах. Охота, любимая отдушина в череде будней, закончилась вчера. Д`Кнур с пониманием относился к заверениям собственного управляющего о том, что если крестьянам не давать время от времени возиться на полях, то они просто перемрут с голоду, а без загонщиков – какая охота! Но боже мой, как же скучно!
Изнывающий от безделья аристократ всерьёз подумывал о возможности вломиться к соседу, что бы вызвать его на дуэль, но, во-первых, виконт был один из немногих претендентов на руку его дочери, стремясь расширить свои владения за счёт приданного невесты, а во вторых, тот предложил ему ещё одно развлечение… Однако оно тянулось так же долго и нудно, как и этот нескончаемый день! Вельможа совсем было собрался идти спать, знаком отослав прочь зевающего слугу с колодой засаленных карт, как вдруг…
Старый, знакомый скрежет, скрежет древнего механизма, который он напрочь отказался заложить, несмотря на уверения столичных магов в абсолютной нерушимости их собственных систем. Скрежет, означающий, что кто-то пытался пробраться к его архивам! Или… к нему самому, думая, что он спит! После разговора с виконтом приходилось учитывать и такой вариант. Барон торопливо побежал к подвалам, хотя отлично понимал: если стены ловушки начали скрежетать, значит, они сошлись и ничего, кроме мешанины из костей и мяса, он не увидит. Но зато ему не было скучно!

Темнота… мягкая, и кажется, бархатная на ощупь. Хочется провести по ней рукой, но тело не чувствуется – только пустая оболочка, внутреннее я, разложенное на бархатной пустоте. Небытие. Нет ни входа, ни выхода, лишь безмолвие бесконечности, отстранённость огромных пространств перед крохотной песчинкой. То, что эта песчинка – чей-то разум, ничего не меняет. И пустота может быть лабиринтом. Лабиринтом, для выхода из которого нужен проводник.

Ведро воды, выплеснутое на голову, вырвало неудачливого вора из забытья, подарив сознание - и огненную боль в горящих руках. Он застонал.
- Ну, парень, в тебе мешок сюрпризов! Мало того, что умудрился уцелеть, так тебя ещё и пытать не надо! Как и руки рубить, если ты, конечно, метил в мою сокровищницу. Сам всё сделал. Так моим ребятам и королевскому правосудию и работы не останется!
Барон, довольный, откинул голову и захохотал. Отделанный золотом бархатный халат плохо сочетался с голой, поросшей седеющими волосами грудью, а красные сапоги из дорогой кожи – с прелой соломой темницы. Одно было ясно – он чем-то доволен, и этим стоило воспользоваться. Усилием воли погасив наиболее мощные очаги боли, узник вытянулся, насколько позволяли оковы, и сосредоточился на предстоящем разговоре.
- Что со мной? Где я? – Мягкий, испуганный голос. Палач, верь мне! Я совсем безобидный…
Барон с упоением смеялся, утирая слёзы удовольствия.
- Там же, куда и стремился! В моём замке! До тех пор, пока я не выясню точно, куда ты шёл, полежишь тут. А то можно вернуть в давилку, её уже приводят в порядок. Ты как, не против? – И, заметив крупную непроизвольную дрожь у своего пленника, вельможа вновь захохотал. Впрочем, сейчас его веселье длилось недолго – внезапно взгляд стал колючим, глаза, как два стальных шила, впились в лицо узника.
- Кто? Как зовут? Куда лез? Отвечай правдиво, и останешься жив. Сегодня ты меня развлёк, и я доволен, но не испытывай удачу – моего расположения легко лишиться!
- Я не в чём не виноват! То есть виноват, конечно, но, господин барон, я не хотел ничего плохого! Я… - Пауза. Никто не спешить сознаваться в собственных грехах добровольно, стоит замешкаться и засмущаться.
- Говори! Или боль в сломанных плечах покажется раем! Мои ребята знают тысячи более серьёзных пыток!
- Я… Я лез не к вам. Я хотел увидеть вашу дочь! Я люблю её!
Барон откинулся и опять заухал, с упоением хлопая себя по бокам.
- Ну насмешил… ладно, отдыхай. Завтра продолжим. Если правда – не обижу, даже вылечу, слово даю! А я уж думал, моя коза не на что не пригодна…
Стальная дверь гулко хлопнула, заскрежетали, закрываясь, замки.

Боль, злорадно подхихикивая, вернулась, наполняя собой то месиво, в которое превратились локти и плечи. Попытка пошевелить пальцами рук едва вновь не ввергла в беспамятство, и оставалось лишь терпеть, не пытаясь уснуть и забыться – злая насмешница, наполняющая его тело огнём, не позволила ему этого. Спрятаться можно было лишь в память…

Война, которую вельможи сразу нескольких королевств окрестили столетней, длилась действительно очень долго. Настолько долго, что в хуторах, наполовину обезлюдивших, уже никто и не помнил её начала. Крестьяне рождались, жили и умирали, слушая сообщения о битвах и потерях, о отважных генералах и вероломных противниках. Впрочем, жизнь во время войны – впроголодь, когда припасы забирают для снабжения армии, туда же забирают и всех мужчин, способных держать в руках оружие – такая жизнь была очень короткой. Деревни были тихими и печальными, словно ни во что хорошее никто уже не верил.
Когда в одной из таких деревень появился чужак, это не вызвало не волнения, ни интереса. Даже красные пятна на его лице – признак возможной заразы, не вывели людей из апатии. Все равнодушно запирали перед ним дверь, не попытавшись ни прогнать, ни помочь. Человек, с трудом переставляя ноги, шёл от одной двери до другой, стучал – тихонько, на серьёзный, требовательный стук давно не осталось сил – и, постояв, шёл дальше.
Почему ему открыл Ладар, сирота, одиноко живущий на отшибе? То ли потому, что отец его сгинул на войне господ, или потому, что похоронив мать и младшую сестрёнку, он перестал бояться смерти, и, возможно, ждал её с нетерпением? Но это его решение изменило его жизнь.
Бродяга не был заразен. Он вообще не был болен, хотя и медленно умирал. В нём неспешно развивалось отложенное заклинание – особо изощренный способ казни, которым маги любили заряжать свои ловушки. Обычно, попав под действие медленной смерти, человек умирал около недели – мучительно и страшно, съедаемый изнутри. Путник протянул полгода. Он был магом, хотя и слабым, и до последнего момента мог блокировать действие чар – блокировать, но не остановить. А ещё – он был вором. Ладар на эти полгода стал его нянькой, сиделкой, кормильцем - и учеником.
- Тебе крупно повезло! - Не раз говорил ему его случайный учитель, назвавшийся Дирилом Риксом, приходя в себя после очередного приступа. – Повезло дважды: во-первых, что у крестьянского парня вообще обнаружился магический дар, а во-вторых, что он недостаточно велик, что бы привлечь внимание чародеев -поисковиков. Иначе тебе, с твоим происхождением, век быть на посылках у какого-нибудь заштатного чиновника, и это в лучшем случае! Могут и сделать рабом маны! А так – у тебя есть шанс стать вполне самостоятельной фигурой. Хочешь быть рисковым и богатым, малыш?
Ладар не хотел воровать. Но влачить жалкое существование в медленно умирающей деревне он то же не хотел. А это был какой-никакой, но шанс…

Половицы чуть слышно скрипнули, и парень замер. В домах богатеев никогда не знаешь, чем обернётся даже малейшая оплошность – иногда вот такой невинный скрип половицы лунной ночью способен вызвать стража-демона, или тёмную нечисть, или ещё чего магически опасное, о чём на промысле лучше не поминать. Несколько долгих ударов сердца он стоял, весь обратившись в слух, приглушив все остальные чувства, кроме самого важного – того, которое в теории должно позволять ему обчищать дома финансовых магнатов, несмотря на их обращения к магам.
Закрыв глаза мысленно потянуться, вызывая внутреннее облако энергии. Сформировать из него щуп, или создать лёгкий туман – это всё, что он пока мог. Но щуп был незаменим при активном поиске, а туман мог обнаружить чужую магию. Внимательно изучив его завитки, шагнул вперёд – и чужое заклинание больно щелкнуло его по носу.

- И это мой ученик! Ты не в состоянии украсть горбушку со стола у умирающего! Попасться на самый примитивный сигнальный капкан! -Дирил был, как всегда, недоволен. Да, энергия этой ловушки была спрятана в стороне, тут была только сигнальная нить. Но твоих способностей хватало, что бы её заметить!
- Я устал! Перед этим я уже заметил и обезвредил три твоих головоломки! Это мой рекорд!
- Устал он… Не нужно было обезвреживать, вот и не устал бы! Всё равно реальную ловушку, поставленную полым сил магом, тебе не одолеть! Обойти нужно было, и все дела! В реальном деле вместо шелчка по лбу ты получил бы феербол, или ледяную стрелу, или ещё какую-нибудь пакость, вроде той, что сидит во мне! Никогда не расслабляйся!
- Дарил… Можно задать тебе вопрос?
Ещё в первый день знакомства, когда робеющий паренёк, увидев дорогую одежду незнакомца, попытался обраться к нему как к господину, тот пресёк это в самых энергичных выражениях, требуя, что бы к нему обращались как к равному. С тех пор Ладар так и делал, хотя при обсуждении важных вопросов немного и робел.
- С каких пор для этого тебе нужно моё разрешение? Каждый раз, как я прихожу в сознание, я только и слышу, что твои вопросы.
- Может быть… Но сейчас я хочу спросить – почему ты не боишься смерти? Да ещё вроде как и посмеиваешься – над ней и над собой?
- Посмеиваюсь… Нет, скорее подшучиваю. Смерть слишком прекрасна, что бы над ней смеяться.
- Прекрасна? Но ведь ты умираешь…
- Да. И ты – тоже. И наш король. И верховный архимаг. Даже боги, говорят, не в силах избежать свидания с вечной странницей. Ну, а раз все идут к ней – разве может она быть уродиной? Сам подумай!
- Все говорят – смерть страшна!
- Потому что бояться. Дураки они все, вот и всё. Смерть – она то же женщина, этим всё сказано! Если ты поторопишься, и придёшь раньше времени, когда она будет ещё не готова – возможно, и скорчит гримасу. Однако если ты начнёшь избегать свидания – решит, что ты хочешь её обмануть… и вот тогда станет действительно фурией! На свидание нужно приходить вовремя, и с цветами! И тогда, возможно, она и помедлит – женщины любят кокетничать.
Ладар поневоле улыбнулся.
- Ты говоришь о смерти, как о обычной девчонке.
Дарил рывком приподнялся на кровати и отвесил ученику пощёчину.
- Она никакая не обычная, и никогда не говори так. К смерти с уважением и опаской относятся даже боги, не тебе ей дерзить! Я частенько вижу во снах одну очаровательную смуглянку с раскосыми глазами – возможно, это она? Если так, то я буду ждать нашего свидания с нетерпением!
Ладар, потирая щёку, с опаской отодвинулся подальше. Иногда, в запале или просто от усталости, старый вор переставал следить за собой и говорил, как настоящий лорд. Если к этому добавить множество знаний о жизни богатых и знатный людей, манеры и тонкости игры словами – он явно был не так прост.
- Ну, а где же ты возьмёшь цветы, когда придёт время?
Старый вор невесело улыбнулся.
- А как по твоему? Их нужно вырастить в собственной душе. Возможно, я потому до сих пор и жив – в той клоаке, которую некоторые зовут душой, могут расти только ядовитые сорняки. Возможность сделать что-то хорошее – мой шанс, а ты – подходящий материал… Можешь стать, если начнёшь наконец учиться! Давай-ка, раз уж мы увлеклись беседой, сделаем это на разных языках. Энрио ко ми?
Ладар застонал. Одним из излюбленных занятий старика было обучение его языкам. Откуда он их знал, да ещё в таком количестве, проведя жизнь в стране, где все говорили на одном – оставалось загадкой. Это было двойное, если не тройное упражнение – изучая магически состояние, настроение, по возможности мысли собеседника нужно было понять, что он говорит – и что ещё только хочет сказать. И перевести чужие слова на родной язык. Парень и не замечал, что так он не только обучается гораздо быстрее, но и начинает понемногу разбираться в людях…
- Ты ещё очень молод, и неизбежно будешь делать ошибки. Что бы не умереть от первой же из них, страхуйся! Если работаешь с магией – ставь защиту, если с людьми – готовь легенду. Если забираешься в здание – найди оптимальный вход и минимум три выхода. Причём выбирай наиболее удобные и приемлемые именно для тебя, и плевать, пролегают они через спальню великосветской леди или сточную яму! И помни – люди несовершенны, у каждого свои слабости. Их нужно знать – и уметь использовать. Например, какая слабина есть у меня?
Ладар задумался.
- То, что ты умираешь?
Старый вор невесело расхохотался.
- Не путай слабости и недостатки. Человек, который смирился со смертью и готов к её приходу – самый опасный противник. Он действует иначе, живёт иначе, ему плевать на людские законы, на власть и на деньги. Ему нет дела до чужого мнения и чужой жизни. В бою он безжалостен, в разговоре – беспощаден. Такого не сдерживают никакие запреты, никакие правила и условности.
- Тогда получается – у тебя нет слабых мест!
- Опять неверно. Слабые места есть везде. Кстати, в твоей крыше – то же. После обеда заберись и добавь соломы, а то протекает.
Наставник скорчился, прижав руки к животу – заклинание вновь принялось за своё. Ладар сочувственно посмотрел, кивнул и полез на крышу. Слабым местом старика был он сам – желание научить, передать опыт жило в нём, и он боялся показать боль, что бы не испугать ученика страшными последствиями собственных ошибок. Он не знал только, что сирота, схоронивший всю семью, тонкими, неокрепшими руками копающий под проливным дождём могилы для своей матери и младшей сестрёнки, широко распахнувший двери прокажённому старику, давно уже не боялся смерти.

Замки лязгнули, впуская людей, свет факелов и немного свежего воздуха. Узник перестал баюкать ноющие плечи и посмотрел на своих стражей – время воспоминаний кончилось.
Впереди шёл барон, одетый в простые, но крепкие кожаные одежды – то ли собрался потом объезжать деревни, то ли на охоту, до которой, если верить тщательно собираемым слухам, был большой охотник. Следом за ним… Едва глянув на просторное, расписанное золотом одеяние, Ладар торопливо распустил все свои лечащие заклинания, которые только-только начали заживлять раздавленные мышцы плеч. Трудно уловить крохи магических сил, рассеянных вокруг человека, но легко – узлы силовых полей, действующих на определённые точки. Впрочем, чародей был молод и полон важности – едва глянув на него, незадачливый грабитель с трудом сдержал вздох облегчения: тот явно старался выглядеть покруче, прилагая все свои силы к этому действу, вместо того, что бы заниматься своими прямыми обязанностями. «Недавний выпускник одной из столичных магических школ. Привык шкодничать и пускать пыль в глаза, опыта практически никакого. Да, талант и магические силы налицо, но сойдись мы сейчас в поединке, ещё неизвестно, кто оказался бы победителем. Слишком много показухи и мало реальных действий. Войдя, не просканировал помещение, и до сих пор даже не посмотрел на грабителя, вскрывшего магические замки. Ну ещё бы, высокомерие мешает – установлены они были давно, явно не тобой – и ты просто решил, что установлены плохо? Как всё удачно складывается…»
Скорчив самую несчастную физиономию и тихонько поскуливая в знак того, что всё жутко болит, Ладар внутренне отрешился и принялся составлять одно несложное заклинание. Практически внушение, самая толика магических сил плюс психология – и человека легко подтолкнуть к решению, наиболее соответствующему его представлениям и взглядам. « Презираешь людей? Презирай и дальше! Я – ничтожество, ни на что не способный крестьянин, так и скажи барону…»
Фактически, столичный выпускник магической школы проиграл свой первый реальный поединок, даже не заметив этого. А пока - он работал на публику. Долго ходил по камере, производя пассы руками, морщась от запаха прелой соломы, водил ими же над лежащим пленником. Наконец, вынес вердикт:
- Говорят, дуракам везёт. Этому точно повезло. Магические оковы вашего кабинета просто устарели, поэтому он и жив. Вам нужно было обратиться ко мне, установили бы новейшую, безотказную систему против взлома.
- Но маг, который мне всё устанавливал, уверял, что его заклинания самозаряжаются и взломать их невозможно!
- Всё ветшает со временем. Вам следовало бы проверять их… Хотя бы раз в год. Тогда не случилось бы подобного казуса. А сейчас, извините - дела! – И, торопливо прижав к губам надушенный платок, маг устремился к выходу.
Барон задумчиво проводил его взглядом и, кивнув подручным, так же направился к выходу. Несколько дюжих стражников споро освободили узника от цепей и поволокли следом - впрочем, довольно аккуратно, стараясь не потревожить раздавленные плечи.
Во дворе стоял армейский обоз – увидев его, Ладар ахнул и мысленно застонал – похоже, сегодня фортуна повернулась к нему не лицом, а совершенно иным местом…
- Значит, так. – Барон снисходительно смотрел на пленника. – Не знаю, что ты там задумал с моей дочуркой, и знать не хочу. Тебе повезло, что ничего не натворили, и она всё ещё девственница, а то бы так легко не отделался. Хотел дать тебе плетей и отпустить, но, пожалуй, если у тебя хватило дурости залезть сюда один раз, залезешь и второй. Поэтому – ступай, послужи родине. И тебе это на пользу пойдёт, дурь вышибут, и мне меньше своих крестьян отдавать, и так народу не осталось, поля пахать не кому. Да, слово я своё держу, за лечение твоё я заплатил, тебя подлатают. Прощай, и учти: вернёшься – запорю!
Борон торопливо взгромоздился на приведённого к нему коня и ускакал куда-то из усадьбы. Впрочем, это уже совершенно не интересовало парня – он с тоской глядел на магические кандалы, в которых все новобранцы дожидались присяги. Побег в них был невозможен.

«Дорогая Элен!
Вы позволите называть Вас так, будто я какой-нибудь герцог из девятнадцатого века, а Вы – дама моего сердца? Женщина, которая покорила меня своим гордым взглядом, изысканностью манер и воспитания, своей скромностью и в тот же час – великолепием. Увидев Вас я онемел и не мог сказать, как Вы поразили меня своей красотой. Будто век назад я впервые подумал о Вас и теперь мысль о моем неразделенном чувстве терзает меня и я не могу сдержаться, чтоб не написать Вам наконец о моих страданиях. О, я надеюсь, Вы поймете меня, не отвергнете и выслушаете до конца. Я не могу явиться к Вам просто так с моим чувством, так как боюсь оскорбить Вас. Элен, Ваше имя я произношу с дрожью в голосе и письмо, которое Вы нынче держите в руках, проделало тяжкий путь именно сквозь огонь и воду, так как я сначала пытался сжечь его, стыдясь своей слабости написать Вам, и потом потушить водой, стыдясь своей слабости не объяснить Вам моего состояния. Я не знаю, как Вы примете это письмо, может Вы тут же выбросите его, может не поверите в мое существование. Есть то, что терзает меня, Элен. Вы покорили меня. Думаю я о Вас так давно, что Вы стали частью моей жизни на этой одинокой земле. Знаете, словно гром среди ясного неба, моя привязанность к Вам перешла всякие границы. Я нуждаюсь в том, что Вы прочтете и может, если я узнаю, как Вы приняли это послание, если мне станет известно о Вашем трепещущем сердце, может тогда во мне наконец проснется жизнь настоящая, полная. Вы словно звезда, сияющая на небосклоне среди миллиардов других звезд, но такая одинокая среди них, такая независимая, такая особенная. Другие померкли в свете этой лучезарности для меня. Для меня нет никого, кроме Вас. Кроме тебя, Элен… Я счастлив только тем, что иногда вижу Вас и иногда слышу ангельский голос. Вы словно ручей прохладной воды в жару, словно пение птиц безмолвной ночью, словно первый неуверенный шаг на пути к жизни. Словно радость первых томительных признаний. О как тяжко мне это первое признание! Это первое признание моей слабости, моего счастья, моей любви к Вам, Элен. Элен… Не покидай меня. Будь всегда рядом. Всегда такой прекрасной, милой, нежной. Будь такой. И хоть я никогда не узнаю счастья быть любимым тобой, я счастлив уже хотя бы той мыслью, что ты будешь хранить мое письмо, как часть своей истории любви. Спасибо за то, что ты есть.
Твой навеки, А.»

Пожелтевшая и подгоревшая бумага нежно касалась руки и почти ласкала кожу своей мягкостью. Письмо легло на стол и пролежало там некоторое время. Потом оно снова оказалось в руках адресата, снова было перечитано без спешки и снова вернулось на место. «Кроме тебя, Элен… Моя любовь к Вам, Элен…» О, как же это было похоже на сказку.
Как же было похоже на то, что кто-то ошибся и переслал письмо не по адресу…
Это письмо, полученное от незнакомца, стало основным событием дня. Может даже основным событием года. Мысленно Элен рисовала себе образ этого герцога с таким точным и красивым почерком, с такими чудесными и простыми словами. Воображение уже гуляло по викторианской Англии, сопровождаемое вздохами рассудка и возвращаемое в нелепый реальный мир двадцать первого века, века розыгрышей, ошибок и лжи. И сиюминутно вновь возвращалось в Англию, создавало картинки цветущих садов, зеленых лугов и почтенных кавалеров, поддерживающих своих дам за руку. Красавец из прошлого. Вот кого представляла Элен, сидя на подушках в своей однокомнатной квартирке. Он был высок, с каштановыми вьющимися волосами и темными глазами. Его фигура похожа на античную статую Аполлона, а наряд – на наряд английских придворных в самый пышный бал. Четкие, правильные черты лица придавали истинное благородство его виду. Его манера держаться говорила о человеке воспитанном и сильном. Белые перчатки – признак опрятности, темный удлиненный камзол с рядом мелких, как горошины, пуговиц – признак совершенного вкуса. Эти детали ловко подчеркивали все мужественные черты его фигуры: широкие плечи, мускулистые руки, гордую осанку. Он знал, что ему нет нужды привлекать к себе внимание дам. Они все и так были от него без ума. И если бы он появился среди них в крестьянских лохмотьях, ничего не изменилось бы. Это был мужчина мечты. Мечты любой женщины. Рядом с ним Элен представляла себя: роскошный наряд, утонченная прическа и чувство превосходства и гордости… С этими мыслями она уснула. Во сне она снова видела тот же нарисованный ею образ мужчины в строгом камзоле и с каштановыми блестящими волосами.

Ее разбудил звонок в дверь, открыв которую она увидела мужчину с каштановыми волосами, но совершенно знакомого.
- Заходи, давно не виделись вроде. Как ты? – Элен обняла друга и поцеловала в щеку. – Ты не поверишь, что со мной произошло.
- Как не поверю? Зная тебя, можно рассчитывать на появление злой мачехи и кареты из тыквы. Куда положить диск?
- Диск? А.. ты таки принес. Ты – друг. Спасибо. Про мачеху, конечно, перебор, но вот сказка – это уже ближе. Мне написали письмо.
- Ну? С вирусом что ли?
- С вирусом?! Ты о чем? Я говорю про письмо. Настоящее письмо в конверте и с почтовой маркой!
- Письмо?! О да, с твоими передовыми технологиями письмо и правда сказка, - улыбнулся Леша.
- Ну да, конечно. Я забыла о наших вечных спорах о вымирающей стадии твоей любимой почты. Когда заканчивается твой отпуск?
- Сегодня, милочка. Теперь я снова стану приносить корреспонденцию в твой дом. И между прочим письма твои будут попадать сначала в мои руки. Так что не ссорься с почтальоном зря. Это может навлечь на тебя беды.
- Леша, мне написали письмо! Ты слышишь? И тебе не интересно от кого?
- Интересно. Говори. – И, выдержав небольшую паузу, с игривой улыбкой продолжил:
- Лена, ты уверена, что письмо написано тебе?
- Твой сарказм ни к чему. Идем пить чай.

Пока закипал чайник и нарезались бутерброды, доставался из холодильника свежекупленный торт и шоколадные конфеты, Лена рассказывала о письме. Его написал человек, который ее знает и иногда видит. Может она тоже знает его. К сожалению, он не назвался, или не к сожалению? Интересно, кто он? И письмо заинтриговало, это уж точно. Оно написано таким стилем, будто кто-то сошел с листов старинного романа. Там сказано, что она для него – звезда, которая затмила своим светом все другие звезды. Он дал понять, что любит ее. И эта любовь начинает что-то пробуждать. Что-то, что долго жило в глубине души, какое-то сладкое чувство, покалывание, головокружение. Она удивлена и рада и она хочет получать такие письма. Пусть это останется навсегда за гранью реальности, но это так приятно, так необычно, осознавать, что кто-то играет с тобой в роман, в сказку… Все, чего не хватает в этом письме, это лепестков роз… Лена бухнулась в кресло, взяла чашку с ароматным чаем и замолкла. Леша все это время просидел молча, терпеливо выслушивая признание лучшей подруги о постигшем ее счастье. Он смотрел в пол и о чем-то думал. Она смотрела в окно и кто знает, может надеялась увидеть там того, кто написал ей? Может он именно сейчас пишет? Может он сейчас выбирает розу? Так они просидели каждый в своих мыслях около получаса, пока чай окончательно не был выпит, торт не доеден до конца и за окном не начало темнеть.

- Я пойду, Лен. Или как ты у нас теперь называешься? Элен? Буду называть тебя так, чтоб письмо приобрело реальность. Я рад за тебя. И рад тебя видеть. Завтра увидимся, да?
Они попрощались и Лена снова осталась одна со своей призрачной новой мечтой. За окном будто слышались звуки грустной скрипки, шуршала веселая листва, на своем чудном языке общаясь с деревом. Вечерние тучки сражались с ветром и подыгрывали скрипке. Терпкий аромат чая окутывал маленькую кухню, превращая ее в сказочные хоромы восточной фирузе. И где-нибудь на другом конце города герцог держит в руке перо и задумчиво смотрит на пожелтевший лист бумаги… Звук смс вернул в реальность. Леша: «Знаешь, я бы написал тебе что-нибудь романтичное в письме». В темноте было видно, как Леша смотрит на ее дом. Ответом было «Мы друзья. Я знаю тебя двадцать лет. Я не восприняла бы всерьез твоих любовных писем. Спасибо за участие, Лешка. Ты настоящий». Сумерки за окном скрывали гуляющие парочки, Лешин силуэт медленно удалялся, пока совсем не скрылся из виду во мраке засыпающего города…

И спросит Бог:
— Никем не ставший,
Зачем ты жил? Что смех твой значит?
— Я утешал рабов уставших, — отвечу я.
И Бог заплачет.
(Игорь Губерман)

Перед глазами сплошная чернота, дышать почти нечем. С трудом он поднял левую руку, правая не подчинялась, и начал судорожно раскапывать свое лицо. Да, наконец, спасен! Свежий воздух ворвался в легкие, свет на время ослепил глаза... С трудом вытащив из под снега свою правую руку, человек сел. Ног не видно. «Всемогущий Асор, только не это», - в ужасе подумал он. Но нет, ноги на месте, просто глубоко под снегом. Он принялся их быстро раскапывать пока, наконец, с радостью не обнаружил, что все части тела на месте. Как мало иногда нужно для счастья! Теперь можно и оглядеться.

Человек обнаружил себя посреди широкой, давно заброшенной горной тропы. От отвесной горной стены до края пропасти примерно тридцать шагов. Печальное зрелище предстало перед ним. В снегу торчали руки, ноги, обломки лыж, куски повозок, раскиданные мешки, провизия, хворост, две собачьи спины. С трудом поднявшись, незадачливый путник принялся обшаривать все, что виднелось на снегу, доходящем до пояса, так что каждый шаг давался с трудом. Человек пинал, тряс торчащие руки и ноги, троих бывших соратников даже вытащил целиком. Но нет, все мертвы. С собаками то же самое - заиндевелые трупы.

«Что же здесь произошло? - Силился он вспомнить. - Вышли из Нарньяна, это я помню. Юс согласился нас проводить. Так, хорошо, а дальше?.. Мы поднялись на Дибар, спустились в какую то долину. Потом…».

Суровая правда предстала перед ним. Он один, все спутники мертвы, поклажа глубоко под снегом. «Неважно как, важно, что на нас сошла лавина. Придется идти в Долину одному. Шансы? Юс говорил половина наполовину. А в одиночку? Ладно, не время отчаиваться».

С таким невеселыми мыслями он ходил, собирая все, что может пригодиться в пути: обломки лыж, саней, хворост, вещевые мешки и прочее, сносил их в одну кучу у отвесной скалы. Не побрезговал он обшарить карманы трех бывших спутников: какие-то местные, их имен он не знал, правили санями с углем и дровами. Уже собравшись идти отбирать вещи, горой лежавшие у стены пика Лисий Нос, - интересно, и кто выдумал такое нелепое название, - он споткнулся о какой-то предмет. Остановился, посмотрел под ноги и обнаружил кусок саней. «Сгодится на дрова», - подумал путник, нагибаясь, чтобы подобрать этот кусок. Но не тут-то было. Дерево не желало покидать снежное ложе. Потянул еще сильнее, никакого толку. Наконец, человек кинул на землю найденные в карманах покойников вещи и, упершись в плотный снег обеими ногами, начал тянуть. Медленно начали выступать из под снега контуры повозки, которую местные называют «санями». Ноги увязли в снегу. Последнее усилие, и повозка легко вышла на поверхность, так что человек упал на спину. «А это как раз то, что надо, - обрадовано подумал он». Сани были небольшие, на них ехал сам Юс.

Наконец он остановился перед большой кучей хлама и начал отбирать вещи. Обломки лыж, повозок, саней он складывал на санях, путь впереди длинный. Все шесть дней, холод стоял сносный и время от времени валил снег. Хотя Юс говорил, что это большая удача, обычно на перевале царит лютый мороз.

«Повезло мне. Боги не оставили. Все погибли, а я жив. Ничего, прошел Тихий лес, пройду и этот перевал. Двум смертям не бывать, одной не миновать». Он обшарил шесть вещевых мешков, набрал в них кучу провизии, в одном из них нашел огниво: «А, старина Элдвин, прости, тебе это больше не понадобится». Вся провизия уместилась в два туго набитых мешка, один из них он положил рядом с повозкой, второй решил тащить на спине. На повозке скопилась изрядная гора топлива, так что пришлось связать доски найденной в одном из мешков веревкой. Остатки веревки были привязаны с двух сторон к передней части саней, так, чтобы их можно было тащить рукой.

Закончив приготовления, человек вырыл в снегу яму, развел костер и начал готовить себе обед из двух крупных ломтей мороженого вяленого мяса и сушеных овощей. А тем временем стоило заняться поиском самого главного – лыж. Снег на перевале доходил не то что до пояса, а до горла. Без лыж здесь не пройти и версты, это всякому ясно. Еще раз он обошел снежный завал, никакого результата: все лыжи, которые он находил, были изломаны, с санями то же самое. Тут ему стало по-настоящему страшно. Топлива хватит надолго, сани есть, но нет самого главного. Неужели из-за такой нелепости суждено сгинуть, спасшись от лавины? Отчаявшись, человек, пошел к костру, и на пол пути запнулся о какой-то предмет. Достав, обнаружил то, что надо! Замечательные лыжи в локоть шириной, подбитые лосиным мехом. Второй раз за этот день сердце прыгнуло от пяток к самому горлу, человек улыбнулся самому себе до ушей. Хотелось закричать от радости, чего делать было никак нельзя.

Выживший спустился в свою ямку и, помешав варево еще немного, снял его с огня и принялся есть, обжигаясь и радуясь этому, понимая, что здесь его ничто не согреет так, как горячая пища.

Закончив трапезу, человек надел лыжи, закинул один из мешков на повозку, другой себе на плечо. Пока он готовился, в голове мелькнула мысль: «А что, если вернуться в Нарньян? Таров со своими все еще там». Это заманчиво. Но что, если он не дойдет? До Нарньяна шесть дней пути, до Долины пять, как говорил Юс, конечно, если все будет в порядке. Расстояние в оба конца почти равное. Конечно, позади широкая, проторенная их отрядом тропа. Но даже если он и вернется, то кто сможет поручиться, что их вновь не постигнет та же участь? А тем паче возвращаться одному, без соратников. Что скажет дружина, когда из пятидесяти вернется один?

Раздумья длились не долго. Спасшийся человек понял. Путь у него только один. Вперед, в Долину.

«Да, шансы невелики. И все же отступать некуда. Братья ждут моей помощи». Взяв веревку с санями в левую руку, найденную неподалеку палку в правую в качестве посоха, человек двинулся в путь

* * *

Высоко в горах вилась узкая, разбиваемая бесконечными дождями летом и буранами зимой горная тропа, обвивая примерно до середины Черную гору и далее скатываясь в ущелье меж вершинами Золотой Горы и Снежного Клыка.

По тропе этой шел человек. Он был одет в мантию, под ней шуба, подбитая горностаем, что сразу выдавало в нем знатного человека. Ноги обуты в тяжелые, выложенные изнутри мехом сапоги, на голову накинут капюшон, из-под которого нельзя и лица разглядеть. За плечами походной мешок, левой рукой он тащит за собой причудливую маленькую повозку с длинными широкими досками вместо колес, дивное изобретение северного народа. В правой зажат посох, представляющий собой обычный сук. Сани наполнены хворостом и небольшими кусками дерева. Запас невелик, от силы на день. Удивительное зрелище для этих мест.

Но пуст был этот перевал. Даже летом пройти по нему крайне тяжело, не говоря уже о зиме, да и не пользовался им практически никто вот уже второе столетие. Северное княжество, названное за свое расположение Полярьем, кануло в лету, как и многие государства, созданные человеком. В 1197 году князь Ольрик Сивый, потерпев поражение в очередной усобице, собрал отряд смельчаков, числом около сотни, заручился благословением Великого Князя Долмира Седомира, и отправился пытать счастье на севере. Дивные легенды ходили о Цветущей Долине, что лежит в толще Серебристого хребта. Легенды эти пошли от тех немногих, которые смогли перевалить через него и вернуться обратно. Это были охотники с Золотых Предгорий, ходившие в долину за горностаем.

В этой долине в любое время года светит яркое солнце, луга утопают в роскошной зелени и цветах. Горы, окружающие ее, покрыты выходящими на поверхность жилами железной руды. Такова легенда и ясно, что прельстило в ней Ольрика. До него многие пытались перейти этот Хребет, посылались экспедиции, но никто так и не вернулся. Но Ольрику удалось подчинить эти земли своей воле, раздвинув тем самым и без того широкие пределы Блистательного Долмира. Однако связь с северными землями всегда была слабой, по сути, они были предоставлены сами себе. Что уж говорить о забытой богами Долине, путь в которую лежит через опасный перевал. Несколько раз из Долмира в Долину и наоборот отправлялись посольства, Ольрик и его потомки исправно платили Великому Князю железом, утаивая подлинные запасы этого благородного металла. Этим их связь и ограничивалась. В Долмире не знали о Долине почти ничего и наоборот. Так было до зимы 1307 года.

* * *

Крупный и пушистый снег неторопливо валил вот уже весь день, начиная с раннего утра. Согбенный путник шел медленно, с огромным трудом работая лыжами. Посох он использовал в качестве подпоры, переходя через особенно высокие наносы, а также втыкал его в снег, прежде чем сделать очередной шаг. Несколько раз посох проваливался в пустоту…

Все тяжелее давался человеку путь через сплошную снежную пелену, в которой едва было видно, что находится перед носом. Приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы ненароком не ухнуть в пропасть, расположенную по левую руку. Он не осмеливался остановиться и отдохнуть, утолить голод и жажду. Понимал, что потом едва сможет выбраться из сугроба. Казалось, не будет конца этой тропе, которая кольцо за кольцом обвивает гору.

Давно уже никто не тревожил эти горы своим присутствием, бывало, что целыми годами не появлялась на перевале нога человека. Не желали горы просто так отпускать пришельца, бросившего им вызов, но и поспешно губить его было неинтересно. Каменные громады играли с ним, как кот с мышью.

Тучи, пригнанные этой ночью со стороны Туманного залива, отходили к востоку, открывая ясное небо. Солнце клонилось к западу, в последних предзакатных лучах алели пики Серебристого хребта. Сумерки опускались на молчаливые горы, а в небе игриво вспыхивали первые звезды. Бледная луна вышла на очередную прогулку. Воздух стал на удивление прозрачным и свежим, что было обычным для этих мест.

Больше лавины, свирепой бури, горных хищников страшился путник этой чарующей красоты. Страшный холод стоял в Серебристых горах, отпугивая любого, дерзнувшего покорить их, даже в пасмурную погоду. Ясное небо превращало холод в поистине смертоносный мороз, не оставляя шанса даже закаленным холодом жителям Золотых Предгорий. Огонь и одежда могли лишь отсрочить неизбежное, притупить чувства незадачливого путешественника, и чем теплее ему было у огня, тем страшнее было вновь попасть в объятия стужи. В Серебристых горах Мороз был господином и повелителем, перед которым были бессильны самые могущественные властители.

Несмотря на усталость, путник прибавил шаг. Западный ветер, от которого защищала громада Черной Горы, разогнал последние тучи, над которыми уже сияли мириады звезд. Маленькие и шустрые, величавые и спокойные, все они словно подмигивали одинокому путнику, кто с жалостью, кто с пониманием, а кто и со злорадством, торжествуя над червячком, ползшим вверх.

Мороз стал невыносимым. Откуда ни возьмись, появились миллионы маленьких, невидимых льдинок, которые, врываясь в ноздри, превращались в беспощадных палачей, терзая легкие крохотными ножами; воздух стал сухим, каждый звук обострился в сотню раз, скрип подошв и повозки заполнил все вокруг. Одежда уже давно не грела, палачи разорвали ее и терзали тело иглами, проникающими до самых костей.

Солнце село, бездонная ночь, переливающаяся тысячами огоньков, вступила в свои полные права, а путник все шел и шел, с трудом переставляя застывающие члены.

Странник помнил о кусках дерева, лежащих на повозке, и понимал, что их от силы хватит на ночь и следующий день. А впереди еще долгий путь, который неизвестно когда закончится. Судя по карте, которую он последний раз изучал еще в Нарньяне, до начала спуска в долину было двадцать верст, здоровому, сытому ходоку, в летнее время да по прямой дороге, полдня пути. Но только не здесь!

Он оттягивал этот момент как можно дольше, теперь медлить было нельзя. Из остро режущей боль стала, тупой, давящей. Идти стало чуть легче, холод начал отступать. Тепло начало разливаться по телу странника.

Негнущимися руками путник потянул к себе повозку, достал лопату и начал разгребать снег. Через пару минут образовалась яма, края которой были ему выше пояса, столь велики были наносы. Он снял лыжи, с трудом выложил топливо на снег и достал из внутреннего кармана шубы огниво, трут и растопку - несколько сухих щепок. Руки отказывались служить ему, то и дело он попадал кремнем по пальцам, кромсая их. Наконец, выскочила еле видимая искра. Нагнувшись к древесной груде, путник начал раздувать трут. Веселые язычки пламени побежали верх, перебрались на следующую щепку, опутали своими объятиями хворост. Пламя весело разгоралось.

Диковинное для этих мест зрелище. Величавая тьма, холодные льды, недосягаемые горные пики. И вот, на узенькой горной тропе сидит человек, тесно прижавшись к огню. В ярость пришел Государь Мороз, он уже предвкушал скорую расправу над заблудшим путником, чужд был ему живительный огонь. Этот жалкий человечишка посмел посягнуть на его власть, нанести удар в самом сердце его владений, где он полновластный господин! В страхе отскочил Мороз от путника, убрал от него свои цепкие пальцы, попав в объятия которых, уже никогда не выберешься.

Огонь пылал, озаряя красновато-оранжевым светом лицо странника. Он сидел у пламени так, словно хотел впитать его в себя. Веселый, задорный огонек плясал в его глазах, уголки рта чуть-чуть приподнялись от радости. Это был человек лет двадцати пяти, с неухоженной короткой черной бородой, глубоко посаженными серыми глазами, худым и изможденным лицом, высоким лбом, который почти полностью закрывали черные волосы.

Теплом наливались его члены, цепенящий холод отступал. Из вещевого мешка ходок вынул узорчатую железную кружку. Одну ее сторону украшала искусно выполненная композиция - панорама огромного города, в центре которого возвышается величавая, многостенная и многобашенная твердыня. Несмотря на малый размер, каждый домик был столь искусно проработан, что, глядя на этот город, возникало желание войти в него. Другую сторону украшал могучий всадник в тяжелых стальных латах, восседавший на огромном коне, также закованный в железо.

В эту кружку человек набрал снега и поставил ее возле огня. «Мдаа… С жажды здесь точно не умрешь», - мелькнула мрачная мысль. Пока вода таяла, он достал сухарь из своего мешка и маленький кусок солонины. Таков был его скромный и поздний ужин. Быстро поев и запив скудный паек талой водой, он начал ходить вокруг костра, давая крови разбежаться по телу. «Вот и все, - подумал он, - последнее топливо израсходован, а до спуска в Долину самое меньшее день и еще ночь. Только до спуска! А сам спуск?» Вдруг он уперся взором в повозку, на которой вез топливо. «Ну конечно!», - радостно шепнул он себе под нос, нарушив холодную тишину. Выхватив из-за пояса небольшой бронзовый топор, человек направился к повозке и начал быстро ее рубить, стараясь как можно меньше шуметь; новая лавина ему совсем ни к чему. Через пару минут от повозки остался один лишь каркас: две обитые лосиным мехом лыжи, крепящиеся к ней рамы и две перекладины, их соединяющие. Сложив скудное топливо на рамах, путник подошел к костру, достал из вещевого мешка небольшой керамический горшок, нагнулся, взял двумя дощечки уголь и наполнил им сосуд. Крышка закрывалась намертво, так что можно было, не опасаясь за уголь, нести сосуд хоть вверх дном. Емкость нашла свое место в глубоком внутреннем кармане.

Тяжело было вновь ступать на тропу, но путник понимал, что выход только один. В самом деле, не возвращаться же назад? Все уже решено, не подобает воину сворачивать с избранного пути.

* * *

Мороз вновь вступил в свои права, жалкий огонек погас, человек вновь был в его власти. Те деревяшки, что он тащит за собой, не помогут против Его Величества. Пока что идти было сносно, еще не успело уйти тепло, а у сердца путника ютились тлеющие угольки. «Ну, ну, - посмеивался Мороз над ним, - ползи, ползи козявка, цепляйся за свою никчемную жизнь! Не долго тебе осталось, ох, не долго!»

Время ползло медленно, гораздо медленнее, чем там, на равнине. События последних месяцев неслись таким бешеным вихрем, что никому не давали передышки. Но что Морозу эти людские страстишки? Он был здесь всегда. Человеческие царства сменяли одно другое, люди приходили и уходили, а он оставался неизменным.

Довольно быстро холод изгрыз остатки тепла, и Мороз наслал на путника своих прислужников: Государь Севера не торопился покончить со своей жертвой. Крохотные палачи превратились в настоящих мастеров своего дела. Они терзали, ломали тело путника своими кошмарными инструментами. Доводящая до отупения и ужаса боль стала его всем. Он сам превратился в жалкий придаток, в игрушку ее величества Госпожи Боли.

Однако же недооценил Хозяин Холода силу человека! Уже давно должен был он упасть на колени, но он все шел и шел. Наконец, небо слегка посерело, одна за другой звезды стали гаснуть, так и не дождавшись развязки.

Если бы увидел себя путник со стороны, то наверняка не признал бы. Все его лицо заиндевело, брови, усы и бороду украшали маленькие сосульки. Походил он сейчас на Снежного Человека, которым жители Золотых Предгорий пугают своих малых детей, чтобы те не уходили зимой слишком далеко от дома. Небо становилось все светлее, заря в прямом смысле была не за горами.

Тропа, наконец, достигла плоской вершины Черной Горы. «Ага, скоро Хозяин Колесницы выйдет в путь. Здесь его и встречу», - сказал себе путник. Он развел костер, съел сухарь, запив его талой водой. На востоке, у самого горизонта робко выглянула едва заметная алая кромка. Постепенно она все дальше и дальше уходила ввысь, расталкивая тьму. И вот, наконец, солнце выглянуло на горизонте. Пламя разгоралось, освещая вершины красными лучами, снег переливался огнем. Казалось, Серебристые горы охватил пожар.

Давно уже наш путник не встречал пробуждение Огнеликого, многие радостные вещи успели забыться за это сумрачное время. Живя в достатке и уюте, человек разлучается радоваться простым вещам. Впервые за последние несколько дней на душе его стало спокойно и свежо, даже холод на время отступил. Но надо было отправляться в путь. Сосуд был наполнен новыми углями, каркас повозки изрублен на топливо и помещен в вещевой мешок. Странник двинулся вниз, к ущелью, выводившее на высокогорное плато Тано, от северной оконечности которого и начинался спуск в Цветущую Долину.

Путь под гору оказался куда легче подъема, благо, что был он неизмеримо короче и не петлял. На удивление быстро путник дошел до входа в ущелье. Громады Золотой Горы и Снежного Клыка нависали над ним, желая преградить путь. Ущелье было узким, двум конным не проехать, почти отвесные стены подпирают небо.

День вступил в свои права, но не принес путнику радости, нет жизни в северном солнце: оно светит, но не греет. Еще тяжелее стало путнику идти. Все тело ныло и ломало от голода, холода и истощения. Узкая полоска неба виднелась между громадами гор, ущелье петляло в разные стороны.

«Ничего, ладно ее усталость. Главное не останавливаться», - повторял себе путник. Солнце быстро прошло свой небесный путь. Недолог был Зимний день. И вот все началось по новой. Те же звезды, вернувшиеся досмотреть спектакль, та же ясная ночь.

Уже третьи сутки путник не спал, и теперь страшная усталость давала о себе знать. Все тело словно кто-то ломал, кости, плоть - все бунтовало против такого насилия, а тут еще и Морозу надоело ждать, пока обессиленный путник падет перед ним и лично принялся за свою жертву. «Нет, нет, - повторял себе человек, - не для того прошел я столько земель, сбежал от Тихих, чтобы сгинуть здесь, как заблудший волк»! И тут же другой голос вопрошал: «Куда идешь ты, зачем спешишь, к чему стремишься? Отдохни, приляг и усни, сон вселит в тебя новые силы». «Нет, нет, только не это, только не это!» - отвечал первый голос. «Лишь на часок, тебе нужно отдохнуть, иначе не дойдешь. Ты проснешься с новыми силами и отправишься в путь», «Это конец, нельзя здесь спать, нельзя!» - говорил первый. «Разве не властен ты над своими слабостями, разве не доказал ты в борьбе, в неистребимой воле побеждать, кто есть подлинный господин?» «Нет, я слаб и немощен, я разбит и опустошен, меня уже одолели, иначе бы меня здесь не было». Он чувствовал, что начинает сходить с ума, говорить сам с собой. «Остановись, остановись!» - говорил он себе. Или не он, а тот, другой…

Наконец, в бессилии, путник упал на снег. Прямо перед глазами он увидел бесчисленный лес снежинок. «Кто же тот мастер, что творит это чудо», - подумал путник. Дремота начала опутывать его своими чарами. Вдруг, ему стало тепло, холод отступил. «Правильно, - говорил другой, - всего пара минут и тебе будет легче». Путник вспомнил хмурого Гореслава, отправляющего его в северные владения; Чернаву, провожающую его в путь; Тихий лес. Казалось, все это было очень, очень давно. Действительно, а сколько времени прошло? Недели, месяцы, а может годы? «Им нужна моя помощь, хотя бы ради них…» С невероятными усилиями человек встал, его буквально выворачивало наизнанку. Слабость была во всем теле, ноги предательски дрожали и отказывались идти. Он упал на колени, перед глазами сплошная снежная белизна. "Как тепло, как хочется спать", - глаза нецмолимо слипались, не было сил противиться теплу. Последнее усилие вырваться из лап Мороза. Но нет, усилия тщетны. Тьма окончательно поглотила его.

1
Легкий ветерок шевелил черные перья ласточки. Птичка сидела на ветке березы и вертела головкой, ища глазами-бусинками незадачливых насекомых. Но вот, по перьям прошла легкая дрожь, птичка напряглась, оттолкнулась от ветки, спикировала и понеслась среди колосьев пшеницы, подобно маленькой черной молнии.
Рассекая воздух и набивая клюв жучками, ласточка стремительно приближалась к большому серо-белому пятну, постепенно заслонявшему горизонт. Как только поле закончилось – птичка взмыла в высь, словно собираясь перемахнуть через пятно.
При ближайшем рассмотрении, пятно оказалось огромным городом, расположившемся в излучине реки, как жаба на пригорке. И если бы нам посчастливилось наблюдать его с высоты птичьего полета (или не посчастливилось, учитывая, что ни летать, ни делать парашюты в Дакаре еще не научились), мы бы увидели огромную грязную слоеную (ибо город состоял из нескольких частей, обнесенных стенами) каплю. Вершина цвета белого мрамора, располагавшаяся на холме и являвшаяся древнейшей частью города, ныне занятая храмами и дворцами, обнесенная белокаменной стеной, перетекала в серовато красный район площадей и среднего класса (буржуа), который был укрыт серой стеной от бурого района ремесленников и рынков. Тут же располагалось большинство гостиниц, постоялых дворов, трактиров, а также жилой район для небогатых, но и небедных людей. Такая же, как и предыдущая, серая каменная стена отделяла этот район от района трущоб, дешевых забегаловок и улиц, по которым даже днем было небезопасно ходить. Большинство домов здесь были деревянными и, нередко, плохо сколоченными. За последней, самой толстой стеной (официально за которой город и заканчивался) располагалось множество землянок, глинобитных домиков, «полусельских» огородов и площадок для бродячих циркачей. Город сей звался Штромгард (или Стромгард) и являлся столицей могущественного королевства Дакара, раскинувшегося на сотни дневных переходов от Великих Черных болот на юге, до богами забытых пустошей на севере, от стальных пиков Подгорной Империи на западе, до океана на востоке и вечных эльфийских лесов на северо-востоке.
Поравнявшись с районом трущоб, птичка резко пошла на снижение и приземлилась в свое глиняное гнездышко, свитое под крышей харчевни «Свиной бок». В этот момент дверь харчевни распахнулась, и под смесь хохота и ругани из нее вылетел человек и приземлился лицом в грязь. Дверь захлопнулась. Человек тяжело поднялся из лужи. Рубаха некрашеного льна приобрела еще более неопределенный цвет, намокла и прилипла к телу. Золотистые волосы потемнели и слиплись. Здесь важно заметить, что большинство жителей Дакары имеют черный или темный волос, хоть и светлы кожей. Отец Энтони и его брат тоже брюнеты, что не раз заставляло Энтони (да и не только его) задуматься: «Уж не согрешила ли его мать с каким-нибудь варваром-северянином, пока мужа не было дома».
Человек стер рукавом грязь с лица, плюнул на дверь и поплелся прочь узкими улочками. Человека звали Энтони Трентон, и он был вором, мошенником и карманником по совместительству, и ничем другим не занимался, по крайней мере, в последнюю пару лет.
Когда-то давно он жил на севере королевства в приграничной деревушке (но не просто деревушке, а маленькой военной крепости) с гордым названием «Серебряный Ключ». Это была база (или, как любили говорить местные - оплот) солдат и оружейников, доблестно защищавших северные границы Дакары от гоблинов, варваров и иногда троллей.
Энтони, как и его брату Тому, предстояло стать солдатом, но в отличие от брата ни к военному, ни к оружейному делу он любви не испытывал. Эта нелюбовь послужила причиной многочисленных ссор с отцом и, в конечном счете, ухода Энтони из дома в возрасте четырнадцати лет (а именно в таком возрасте дети поступают на воинское обучение).
В последующие шесть лет он успел побыть и шахтером, и крестьянином, ну и, конечно, научился воровать, мухлевать и обманывать.
В своих странствиях Энтони уходил все дальше на юг, что, наконец, в возрасте двадцати лет привело его в столицу, где он и прибывал последние 2 года.
Только что подравшись (пьяные драки были доброй традицией нищенского квартала) и получив изрядную долю пинков и тумаков, обещающих превратиться в матерые синяки и кровоподтеки, он вынужден был ретироваться, пусть и не лучшим способом, чтобы поискать укрытия и ночлега в другом, возможно волей случая, более спокойном месте.
Выжав волосы, Энтони понуро плелся по грязным земляным улочкам. Протаривая в грязи путь, он бездумно хлопал по карманам в поисках денег, большую часть которых уже потерял в «Свином боку» после неудачной партии – шулерство не всегда помогало, особенно если противник оказывался более умелым шулером.
Путь Энтони лежал в другую таверну, издавна считавшуюся местом найма, а также обмена «новостями». У этого места был только один недостаток (не считая стражников, которые там постоянно толклись), и звали этот недостаток – Большой Билли – этакая помесь жадного ребенка и каменного истукана. Эта детина обладала каким-то сверхъестественным чутьем на контракты и терроризировала постояльцев, отбирая большую часть барыша под угрозой расправы. А бояться действительно было чего - кулаков размером с пивную кружку еще поискать надо. О происхождении Билли тоже задумывались, и большинство сходились на том, что его мать согрешила с троллем. А его невероятная сила и незаурядная тупость только подтверждали подобные слухи. В общем и целом, Большой Билли представлял опасность большую, чем стражники - те хотя бы не могли хватать человека без веских причин, а Билли мог.
Энтони толкнул дверь, и она с профессиональным скрипом распахнулась. Душный воздух вывалился наружу, впустив в помещение солнечный свет, который, впрочем, был готов ретироваться в любую минуту. Энтони присел за свободный столик и заказал пиво, а его лицо приняло сосредоточенно-отсутствующее выражение людей ищущих работу, но заранее разуверившихся в успехе.
Тем временем дверь снова открылась.
Вобрав в себя запах кислого пива, застарелой грязи, прогорклого жира и тухлого лука, человек резко отпрянул, но, совладав с собой и чем-то мазнув под носом, все-таки вошел внутрь. Оглядевшись, он направился к столику Энтони и уселся напротив.
Человек был высокого роста, примерно на ширину ладони выше Энтони (а Энтони и сам был немаленьким), но при этом худощав. Человек не имел ни широких плеч, ни упругих мышц. Незнакомец обладал бледной кожей (такой оттенок появляется, если много времени проводить в помещении), иссиня-черными длинными волосами, убранными в аккуратный хвост и такой же иссиня-черной изящной бородкой.
На нем была пышная хлопковая рубаха, размера на три больше, но при этом так подшита и приталена, что создавался эффект «так и должно быть». На ногах незнакомец носил короткие штаны светлой тонкой кожи и высокие, до колен, черные тоже кожаные сапоги.
Человек заказал пива (ничего другого здесь не было). Немного отпил и, ни к кому особо не обращаясь, спросил
- Ах, что может быть лучше кружечки пива?
- Кружечка хорошего пива или большая кружка этого, – вяло ответил Энтони, решив, что вопрос относиться к нему.
- Эм… вообще то, это был риторический вопрос.
- А-а…
- Меня, кстати, зовут Волтер.
- Энтони, очень приятно.
Волтер помолчал немного, изучая собеседника.
- Слышал последние новости? – тихо спросил он.
- Нет. – также тихо ответил Энтони и придвинулся ближе. (Обмен новостями являлся особым способом общения нанимателя и вора, ибо позволял под видом обычных городских сплетен обсудить дело, по крайней мере, в общих чертах. При этом такой разговор стража не могла использовать как причину для задержания. Но стражи, конечно, давно уже раскусили этот способ, а потому «обмен новостями» все равно представлял собой «прогулку по тонкому льду». Впрочем, в данный момент ни одного стражника, ни явного, ни тайного поблизости не оказалось).
- Я слышал, – прошептал Волтер, – что ювелира Тори Плешивого (его прозвали так из-за болезни, после которой он неровно облысел и волосы у него на голове росли клоками) хотят ограбить.
- Да? – процедил сквозь зубы Энтони. – А что же у него собираются выкрасть?
- Говорят, что-то ценное… ходят слухи, что этим заинтересовались какие-то состоятельные люди и готовы хорошо заплатить… золотом. – Энтони мученически скорчил лицо. Местные обитатели славились поразительно избирательным слухом: они могли услышать слово «деньги» или названия драгоценных металлов даже произнесенное шепотом, в таверне, где и себя-то не слышишь… утверждали, что некоторые, особо выдающиеся, могли даже услышать как вы подумали о деньгах.
- Тс… - процедил Энтони, поднеся палец к губам, – Здесь больше не надо.
- Если интересно, – продолжал Волтер, – следуй за мной… на расстоянии - не надо показывать, что мы знакомы… или хотя бы, что я знаю, кто ты такой.
Волтер поднялся, кивнул на прощание бармену и вышел из трактира. Через минуту за ним последовал и Энтони. Не потерять из виду высокий худощавый силуэт Волтера было довольно легко, к тому же он праздно разгуливал по улицам, вроде бы никуда особо не направляясь, но, тем не менее, неумолимо приближаясь к кварталу ремесленников.
Остановившись у внутренних ворот, он поприветствовал стражников, даже потрепался с одним из них немного, прежде чем пройти барбакан. С Волтером стражники тоже вели себя довольно мило, а вот на Энтони наоборот глядели настороженно и хмуро (и не удивительно - людей из трущоб в остальном городе не очень любили).
Постоялый двор находился на углу улиц Роз и Долговой (вообще-то она носила название Долгой, и когда-то была улицей только постоялых дворов, но в последнее время на ней появились лавки ростовщиков и даже отделение городской лотереи, так что в народе она приобрела другое название). Это был один из старых приземистых постоялых дворов, которые и видом своим очень напоминают гриб-боровик, и запахом, из-за укоренившейся сырости.
На пороге Энтони встретил мальчик лет двенадцати-тринадцати (таких мальчиков можно встретить практически в любой гостинице, обычно они являются дальними осиротевшими или просто бедными родственниками хозяина. Иной раз даже задумаешься: «А не культивируют ли их специально?»). Мальчик смотрел на него взглядом, говорящим, что ему подробно описали, как выглядит гость, но он все пропустил мимо ушей и теперь гадал, тот это человек или не тот.
- Вы пришли к мистеру Волтеру?
- Да, он меня ждет. – кивнул Энтони.
Мальчик повернулся, давая всем своим видом понять, что Энтони должен следовать за ним, и засеменил к дальнему коридору. Дойдя до двери, мальчик остановился и, ковыряя ботинком пол, пробубнил:
- Мистер Волтер говорил, вы заплатите за помощь. – Энтони выругался про себя, но, полазив по карманам, вручил мальчугану медяк. Тот благодарно поклонился и быстро ушел.
Энтони постучал.
- Знаете, некрасиво приглашать людей и заставлять их самих платить за проводника.
- Да? Я дал ему два медяка…
- Вот засранец!
- Хе, шустрый паренек. Вы… Энтони, что ты пьешь?
- Все что горит.
- Да? Хм… Даже масло? Ну, тогда тебе должно понравиться это прекрасное вернальское вино, совсем молодое: в нем до сих пор чувствуется привкус винограда… - Волтер передал Энтони бокал, наполненный сверкающей багряной жидкостью. Энтони выпил его залпом.
- А ничего так. – согласился он.
- Нда… - Волтер грустно посмотрел на бокал. – Ну, давай перейдем к делу, ты знаешь Плешивого Тори?
- Ну конечно, знаю. Он вроде как скупщик краденного… Ну то есть он ювелир, но вообще скупщик.
«И он знает меня, – подумал Энтони, – не хорошо воровать у людей, которые тебя знают, особенно если у них большая, злая охрана, честно отрабатывающая свою зарплату».
- А в его спальню заглядывал? Ну, так придется. Видишь ли, сундук, то есть ларец, где он хранит изумруд, находится в его спальне, рядом с кроватью.
- Изумруд?
- А, я ведь тебе не рассказал… ты должен выкрасть изумруд - такой зеленый камень, что храниться в ларце, рядом с кроватью Плешивого.
Энтони походил некоторое время по комнате, прикидывая ситуацию.
- Хотелось бы обсудить еще и цену… за работу.
- Конечно, конечно! – Волтер прошел к столу и уселся в кресло – Люди, на которых я работаю - весьма щедрые люди и готовы предложить сто золотых.
Последовала долгая пауза, во время которой тишина прерывалась лишь тяжелым дыханием Энтони, прикидывавшим, сколько всего можно купить на сто… СТО золотых.
- Я согласен. – коротко констатировал он – Но… есть одна проблема: Большой Билли. В общем, он обладает каким-то сверхчутьем на деньги, так что все равно отберет большую часть, если не все, а меня отправит гнить на свалке.
Снова наступила тишина, но теперь напряженно думал Волтер.
- Ну, хорошо, - Волтер потер подбородок, – думаю, я смогу избавить тебя от опасности быть ограбленным… улажу.
- Значит по рукам! Считайте, что камень уже у вас… но я хотел бы получить аванс, обычно я беру пятьдесят процентов...
- Тридцать.
- Хорошо. Тридцать. – быстро протараторил Энтони. – Но, если можно, не золотом, а монетами поменьше, десяток так вообще лучше латунью и медяками.
Энтони вышел на улицу. За пазухой ощущалась приятная тяжесть монет и неприятная тяжесть работы на душе.
Дом Плешивого находился в этом же районе, на Бронной. Крепкое двухэтажное здание, сколоченное из крепких сосновых бревен и даже с каменным фундаментом. Окна первого этажа зарешечены стальными прутьями. Сразу видно, что дела у Плешивого шли хорошо, и что он подошел к безопасности своих товаров всерьез.
Энтони почесал за ухом.
«Стены слишком высокие и гладкие, на такие не залезешь – прикинул он – а чтобы перепилить прутья одной ночи не хватит… да и шумно это».
Плюнув, Энтони пошел прочь - чего зря слоняться вокруг дома, привлекая внимание, если все равно нет мыслей.
«Не дом, а крепость: тут либо на второй этаж забирайся… а как на него заберешься, либо через входную дверь, мимо стражников… а они еще те ребята: распотрошат, да оставят в канаве подыхать. Нет, только через второй этаж… в высоту локтей пятнадцать-двадцать… без лестницы тут не обойдешься, но таскаться с лестницей…»
Мимо спешили люди, много людей и все в одну сторону. Энтони окликнул того, кто оказался ближе всего.
- Эй, человек, куда это все? – человек критически осмотрел грязные одежды Трентона.
- На площадь. Цирк приехал. Говорят, у них там акробат есть, ходит по ножам, прямо как по лестнице, чудно.
- Как по лестнице… - повторил Энтони, потирая подбородок. – Надо бы посмотреть на молодца.
Цирк расположился сразу за городом, вернее, перед ним, на утоптанной земляной площади (циркачей не любили, потому что им всегда сопутствовали воры и попрошайки, и в город не пускали… разве что лучшие цирки). Теперь площадь окружили пестрые палатки, флаги и гомонящая толпа. А в центр площади был вбит огромный деревянный столб локтей пятьдесят в высоту, не меньше. Из столба торчало множество ножей, точнее, их рукояток - лезвия полностью были вогнаны в дерево.
Вот появились песенники и зазывалы, и толпа оживленно загомонила, потом клоуны и уроды, и, наконец, акробаты.
Из шатра, ближе всего расположенного к столбу вышел человек в ярких фиолетовых бьющих в глаза трико и красно-синей клетчатой рубахе – ходок по ножам.
И он действительно ходил по ножам. Не лазил, а перепрыгивал с одного на другой, даже не держась руками. Толпа зааплодировала, когда человек поднялся на вершину колонны, и сорвалась в вопль восторга, когда акробат, перевернувшись, начал спускаться на руках.
Энтони ушел с площади с чувством, что пора тратить деньги, ибо одно дело решить, как забраться по стене, и совсем другое – подготовиться к краже.
Прежде всего, Энтони отправился в баню. Отправляясь на дело, от вора не должно смердеть за десяток шагов, в идеале, вор вообще не должен пахнуть, ну или пахнуть как можно слабее. Да и просто ходить грязным не очень приятно.
Отмывшись и выстирав одежду, Энтони отправился в доки, где закупился парусиной и пеньковой веревкой. Когда-то Филипп Кривой - предводитель воровской шайки - открыл Энтони секрет камуфляжа: ничто так не скрывает в ночи, как тряпье, вымазанное сажей или углем. Главное закрепить его так, чтобы оно закрывало все тело вместе с ладонями и ступнями, но чтобы его было легко сбросить и уже в нормальной одежде затеряться в толпе. В итоге из вора получалось что-то сильно напоминающее мумию, зато, поди - найди того, кто в ней прятался.
И, наконец, кинжалы - не каждый способен выдержать вес человека, особенно крепко скроенного. Для этого нужны ножи особые, какие делают разве что гномы.
«Двадцать золотых за десять ножиков, и ведь их, скорее всего, придется оставить! Недешево далась мне эта стена! - убивался Энтони, выйдя от оружейника. – Но главное, чтобы получилось!».
И вот настала ночь, и черная фигура, прячась в тени начала медленно приближаться к дому Плешивого. Было уже за полночь и в доме все спали, само собой, кроме охранников. Энтони остановился под окном спальни. Если бы кто-нибудь его сейчас видел, то вполне мог принять за ночного духа, вышедшего в поисках жертвы.
Нож вошел в стену со сдавленным скрежетом, будто то было не дерево, а камень. Потом еще один, третий… Энтони подтянулся и рывком вскочил на рукоять, и… сталь недовольно загудела и прогнулась под весом. Еще два ножа закачались в стене, еще рывок, и снова недовольных гул металла. Наконец, Энтони завис, закрепившись за раму. Перевел дух. На улице было безлюдно и тихо, казалось, напряги слух и услышишь, как скребется в канаве мышь. Из дома тоже не доносилось ни звука, да и как мог он донестись сквозь толстые ставни? Но и свет не сочился через щели – хозяин спал.
Энтони осторожно поддел лезвием засов, поднял и стряхнул с крючка – ставни, глухо ворча, открылись. А за ними оказалась обычная комната, ничем не примечательная: кровать с матрацем из сена, протертый до основы старый коврик на полу, тумбочка да стол… и сундук, настоящий окованный сундук, с замком, который и молотом не сразу вышибешь.
Энтони тихо выругался: если это и есть тот сундучок с камнем, то возиться ему тут до утра, а ну как хозяин проснется, что ж тогда - убивать? Конечно, убивали и за гораздо меньшие деньги, да что там, просто так убивали – подвернулся под руку. Но Энтони этого не любил и к оружию для драки и убийства прибегал крайне редко. Ведь не секрет, что убийц раньше отправляли в болота в рабы к темным эльфам (некоторые говорили, что и до сих пор) или ссылали далеко на север, на Ледяной Архипелаг, что было немногим лучше. Ни в южных болотах, ни на северных островах Энтони побывать не спешил, а потому предпочитал обойтись без убийства.
Он тихо перелез через карниз и прокрался к сундуку. Несомненно, это был тот самый сундук, просто потому что других сундуков здесь не было. Энтони запустил в замок отмычку и щуп, долго вертел, пытаясь поймать язычок, в конце концов, что-то щелкнуло, но замок так и не открылся.
Энтони еще раз выругался и поднял сундук – когда отмычки не помогают, остается только одно верное средство – сила тяжести.
Сундук со страшным грохотом рухнул на мостовую: мореный дуб разлетелся в щепы, а бронзовые кольца погнулись. За ним с невероятной скоростью, наверно, даже быстрее акробата спустился Энтони. И замер - сундук был пустой, из него вывалился только маленький сверток. Энтони ожидал увидеть все что угодно, но только не маленький беленький сверток.
Сверху донеслись вопли «Кража!! Кража!!» - видно Плешивый, наконец, сообразил, что к чему. Из дверей высыпала охрана – два здоровенных бугая, с одинаково квадратными мордами, поросячьими глазками и мясистыми носами. Еще один высунулся из окна. Заметив Энтони, охранники тут же ринулись к нему, доставая на ходу кистени, а Энтони, схватив сверток, - от них, туда, где умелому человеку легко можно было затеряться в толпе – к рынку. Ибо рынок не замирал даже ночью, он напоминал сердце города, которое без передышки гонит и гонит кровь даже тогда, когда мозг укладывается передохнуть. Да, по сути, так оно и было.
Энтони бежал, срывая на ходу тряпки. Не все, а только на руках – преследователям не за чем видеть одежду, а тем более лицо вора. Энтони несся во всю, а преследователи все не отставали, более того, к ним присоединилась еще пара стражников.
«Только бы дотянуть до толпы» - думал Энтони, а рука судорожно искала то, с чем в других условиях он не расстался бы добровольно ни за что – деньги.
Энтони врезался в толпу подобно тому, как крачки врезаются воду, за ним подобно брызгам воды в воздух взлетели медные, латунные и даже серебряные монеты. Толпа на мгновение затихла, а потом слилась в один сплошной комок, поглотив под собой деньги и некстати подоспевших охранников и стражу.
Энтони пролетел еще несколько переулков, отчаянно виляя, и, наконец, привалился к стене, тяжело дыша. Он взмок, и уголь растекся по тряпкам грязными черными полосами. Сейчас он как никогда напоминал жителя могилы.
Сорвав тряпье, Энтони блаженно рассмеялся.
«Все! Больше никаких охранников! Он сделал это - он украл изумруд! Он ограбил Плешивого! И оставил позади погоню! И теперь семьдесят золотых его! ВСЕ семьдесят!!»

Под куполом

Купол стоял очень давно. Никто не знал, откуда он появился и зачем. Никто не знал, как он устроен. Неизвестный Творец по неосторожности подарил людям под куполом вечную жизнь, а они, не найдя более достойного применения, прожигали ее на многочисленных балах. Вечность, разделенная между 6552 людьми, длилась нестерпимо долго. Количество людей никогда не менялось…
Холодное светило опускалось далеко на запад. Мастер сидел возле прозрачной оболочки купола и старательно вырисовывал контуры новых изделий, что-то просчитывал, сминая и выбрасывая листы тонкой бумаги…
- А ты все не унимаешься? – произнесли у него за спиной. – Смирись, эту загадку тебе не разгадать.
- А, это, ты, Льюисс… Так и не оставил привычку подкрадываться. А я и не хочу ее разгадывать, я хочу воссоздать. Мне просто необходимо, чтобы такое же светило было в нашем городе.
- Тебе не хватает света?
- Я хочу видеть его источник.
- Зачем? О куполе ничего не известно. Создатель не оставил никаких зацепок об устройстве мира.
- Мира?! Наш купол всего лишь устройство! Теплица для избранных. Настоящая жизнь там… - и он указал за прозрачную оболочку.
А небо продолжало гореть. Неистово, пламенно, даже в душе Льюисса что-то встрепенулось.
- Делай как знаешь. Но заказ должен быть готов послезавтра. - отрезал Льюисс
- Зачем вы продолжаете отсчитывать время? Сегодня, завтра… ничего же не меняется.
Ответом послужил тихий звук удаляющихся шагов
Мастер в ярости отбросил незаконченные светящиеся пятиугольники… Зачем? Зачем ему все это нужно, ведь его жалкие копии даже в подметки не годятся тем ярким, пронизывающим мглу, огонькам. Он даже не догадывался, чего не хватало его изделиям.
Мастер продолжал смотреть на угасающий закат. Его глаза слезились – типичное явление людей, живущих на границе. На границе с чем-то большим и непонятным. Мастер видел красоту за оболочкой, чувствовал ее манящий голос. И презирал свою трусливость. Даже он не мог рискнуть и покинуть купол… Вот и сейчас, как всегда, Мастер стоял возле двери, ведущей в неизвестность.
На него печально смотрели глаза электронной куклы - когда-то его любимого творения и после, его самого большого разочарования - Мастеру так и не удалось воссоздать в кукле хоть крупицу жизни. Несмотря на все его сопротивления, их даже запустили в массовое производство. Мастер принадлежал к тем людям, которые верили, что энергоресурсы купола могут исчерпаться и, не допуская расточительства, жил по времени внешнего мира. Другие же, выбирали ночь, немыслимую без ярких фонарей. Они считали его старым скрягой, не поддерживающим всеобщего веселья на ночных балах. Творениями Мастера до сих пор восхищались, но тишину его жилища, и одновременно мастерской, теперь нарушал лишь Льюисс.
Но однажды все встало с ног на голову. Мастер только закончил партию светящихся пятиугольников, и уселся на скамейку, окруженную искусственными деревьями. Он как всегда видел перед собой незапертую дверь, и как всегда не мог заставить себя сделать один единственный шаг навстречу другому миру, всегда манившему его... Иногда Мастеру казалось, что он окончательно свыкся с предоставленной ему ролью наблюдателя, но все чаще думал, что сходит с ума. Мастер тысячи раз представлял, как открывает злосчастную дверь и с головой окунается в незнакомые запахи... Но она так и стояла нетронутой.
Вдруг за куполом он заметил приближающуюся фигуру и жадно вгляделся - ведь никогда ранее ему не удавалось заметить людей из внешнего мира. За оболочкой поднимался пар, скрывая от наблюдателя долгожданную гостью. Он увидел расплывчатый силуэт и сам того не заметив, поднялся и сделал шаг на встречу. Мастер впервые прикоснулся к оболочке - на ощупь она оказалась теплой и пребывала в постоянном движении, подчиняясь определенному ритму, как оказалось бьющемуся в унисон с его сердцем. По ту сторону девушка тоже сделала шаг вперед, разрывая клубы пара, приложила руку к оболочке. Белые волосы развевались, скрывая от Мастера ее лицо, но на мгновение их взгляды встретились, и ему показалось, что он услышал ее голос...
***
Мастер не любил ночных путешествий, хотя, если быть точнее, он вообще не любил отдаляться от дома. Если бы не Окончание Цикла, то Мастер никогда бы не покидал бы свой дом. Как старый скряга, сетуя на все вокруг: и на судьбу, и на этот треклятый мир, и на Создателя, он в спешке собрал вещи и последний раз окинув ласковым взглядом свое жилище, с большой неохотой вышел вон.
Мастер заскочил в уже отправляющийся поезд, и вдруг вспомнил обрывки вчерашнего дня, но они так и не сложились в цельную картину... Он зашел в вагон, обитый красным бархатом. Мастер плюхнулся в кресло рядом с окном, благо железная дорога проходила прямо по границе с куполом, и это не давало ему впасть в панику, создавая иллюзию близости с привычным образом жизни. Его соседями оказались несколько довольно милых людей, и они с недоверием оглядывали нового пассажира. И немудрено, он сам бы испугался своего теперешнего вида: желтый цвет лица, не унимающая дрожь в коленях и нездоровый блеск в глазах - современные лекари не поленились бы выписать ему каких-нибудь капель для восстановления душевного спокойствия и отправить на один из курортов... Неловкую тишину нарушил капризный голос мальчика. На вид ему было не более десяти циклов.
- Мам, я хочу домой, мне надоело... - Мать раздраженно сунула сынишке моделирующую игру, и теперь, когда он окунулся в привычную иллюзию дома, смогла с чувством выполненного долга откинуться на спинку сидения. Мастеру стало интересно: не каждый день видишь ребенка. Он попытался вспомнить, кто же из старейшин отдал за него свою жизнь? Но память лишь выдавала обрывки торжественного действа Окончания Цикла. Мелькали огоньки фейерверков, звучала музыка, и когда на картинке часов появлялась цифра 6552, то они останавливались, их переводили и отсчет начинался заново. В этот день все люди собирались вокруг огромного механизма и выбирали нового старейшину, всего лишь на один цикл. По его окончанию он умирал, а под куполом рождался новый человек. Ведь каждая смерть - начало новой жизни... Но этот закон перестал действовать, когда старейшинам пришлась по душе вечная власть. И уже 10 циклов под куполом не было новой жизни.
Мастер проснулся от сильного толчка. Он почувствовал едкое прикосновение пустоты, сжимающее в тиски сознание. Тишина отражалась от углов, еще помнящих отзвук былой суеты. Мастер не понимал, что происходит, но жутко захотелось покинуть вдруг показавшиеся тесными стены вагона. Мастер спустился на рельсы, и что-то заставило его остановиться... Все казалось прежним - вот его дом, вот та же скамейка, окруженная деревьями. За стенами купола мелькнула тень, и он увидел себя, открывающего дверь для незваной гости.
***
Плакал ребенок. Вместе с этим звуком пришло тяжелое осознание беды. Неужели он смог открыть дверь или с ним сыграло злую шутку его воображение? И кого же он впустил? Последствия не заставили долго ждать.
Ребенок заливался все громче. Неосмотрительная мамаша куда-то отлучилась, оставив его наедине с моделирующей игрой. Но вдруг что-то изменилось. Мальчик неожиданно замолчал, встал и подошел к окну. Мастер поднялся вслед за ним. Мальчика манила к себе… тень. Как ни старался Мастер, ничего, кроме размытого черного пятна разглядеть ему не удавалось. На пол упала моделирующая игра, а провода змеями путались у него под ногами. Мастер увидел, как тень тянется к мальчику, вот она уже касается его руки… Мастер отчаянно тер глаза, но тень и не собиралась исчезать, подобно обычным ночным видениям. Наоборот, она вытягивалась и становилась объемней, и из темного пятна уже вырисовывалась женская фигура. Доселе тихий коридор впустил в себя звонкие голоса и беззаботный смех. Мастер узнал голос матери мальчика. Шаги ускорились, и она с нарочитым беспокойством взяла ребенка на руки, и, подняв остатки моделирующей игры, поспешила удалиться. Мальчик улыбался, и Мастер готов был отдать все что угодно, лишь бы узнать причины перемен в его настроении. А темная фигура, как привязанная, последовала за ними. Он похолодел, и ему показалось, что он слышал биение собственного сердца, которое вот-вот выпрыгнет из груди вдогонку за тенью.
***
Мастер стоял среди своих же декораций для церемонии. В зале продолжали работать созданные им куклы, а проходящие люди отличались от них всего лишь более совершенной формой. Ему стало жутко, и он вышел в сад. Каменные деревья дышали скованной жизнью.
- Я уже думал, что ты не приедешь, - как всегда подкрался Льюисс.
- Что это? – Мастер показал в сторону зала. – Это что, какая-то дурацкая шутка? Разве ты не понимаешь всю глупость затеи?
- А что, Миррек доволен. И это пожалуй единственная причина того, что ты еще жив… - бросил Льюисс.
- Жив? Я бы предпочел навсегда забыться.
- Что ты постоянно ищешь? Ты ведешь себя как глупый мальчишка.
- Наши дети так себя не ведут, тебе ли не знать!.. Их поведение заранее предсказуемо.
Льюисс смерил его ледяным взглядом.
- Не забывайся. Твои выходки не станут долго терпеть.
- Я могу поговорить с Мирреком?
- Нет, он болен. - отрезал Льюис, оставив Мастера в недоумении.
Он действительно не понимал необходимость своего присутствия. Все прекрасно обустроили и без его ведома, создав атмосферу, которой так и не суждено было наполниться жизнью. Мастер подошел к длинной полукруглой колоннаде и заглянул внутрь. Его шаги отдавались гулким эхом. Мастер постучал по стене… Так и есть, она полая внутри. Пожалуй, еще одна загадка, оставленная неизвестным Создателем. Он приложил ухо к холодной стене и услышал неразборчивый шепот. Мастер обернулся и увидел ускользающую тень, ее очертания шлейфом тянулись по земле.
Из оцепенения его вывел детский крик. Знакомый ребенок в слезах выбежал из зала. Ну вот, его «игрушки» уже пугают детей… Мальчик ловко забрался на каменное дерево. Мать, не подоспевшая вовремя, стояла в растерянности. Но Мастера уже не интересовала эта картина. Он пошел следом за тенью. Мастеру казалось, что она манит его за собой, и ему почему-то стало все равно, как закончится их путь. Лишь бы идти следом, видеть перед собой темный силуэт и если повезет, услышать ее голос. Мастер был уверен, что она все время хотела что-то ему сказать. Они шли мимо каменных деревьев, за ней было трудно уследить, тень то растворялась, приобретая очертания деревьев, то казалась ему обычной девушкой в черном платье…
Она привела его на заброшенную улицу фонарей. Это были добротные каменные фонари, выглядевшие куда величественней его «светильничков». Интересно, какому затейнику пришла идея нарисовать на них язычки пламени? Тень остановилась напротив одного из них. Мастер подошел ближе, и увидел, как она прикоснулась к фонарю. Именно прикоснулась, он смог увидеть очертания тонкой изящной руки.
Его как будто затянуло в трясину. Он стоял посреди зеленой поляны, чувствовал незнакомые запахи, легкое дуновение ветра, тихий шепот листвы. На мгновение показалось, что он ослеп от буйства красок – каждая деталь дышала совершенством. Мастер видел все те же деревья, но уже не скованные каменными узами. Он пошел дальше, повинуясь непонятному зову. В центре поляны возвышался замок, точнее то, что от него осталось. Каждый полуразрушенный камешек дышал величием. Откуда-то капала вода. Она, вероятно, единственная дарила жизнь деревьям, сплетенным с развалинами. Но вдруг небо затянули тучи. Листва из ярко-зеленой стала, багровой и вместе с этим пришло ощущение нереальности происходящего.
Девушка отдернула руку. И теперь перед ним опять стоял всего лишь каменный фонарь с нарисованными язычками пламени. Он смог увидеть ее лицо с тонкой полупрозрачной кожей. Мастер стоял в оцепенении, лицо девушки казалось ему верхом совершенства. Но все равно, что-то отталкивало, казалось, что ее уставшие серые глаза дышали отстраненностью. Девушка уходила, а вслед за ней тянулся длинный шлейф черного платья. Мастер провожал ее восхищенным взглядом.
***
А в зале царило веселье. Дамы беззаботно о чем-то судачили, господа многозначительно молчали, уставившись на стены, обитые темным бархатом. Он чувствовал фальшь, отработанную схему в каждом движении, в каждом звуке… Почему они ведут себя как его электронные куклы, почему никто не хочет увидеть то, что за стенами этого злосчастного купола?
Все время от времени поглядывали на огромные часы. Они всегда завораживающе действовали на Мастера, манили своей неразгаданностью. Почему все ждали, когда на картинке часов появится цифра 6552 и отсчет начнется заново? Старейшина не умирал, под куполом не рождался новый ребенок, и теперь ритуал Окончания Цикла все больше походил на восхваление Миррека. Они продолжают отсчитывать время, возможно так легче чувствовать, что их общее существование все еще подчинено цикличности.
Осталось совсем немного до остановки часов. Все ждали появления старейшины, но ему похоже доставляло удовольствие оставлять собравшихся гостей в неведении. Но сейчас Мастера интересовала только одна гостья, она стояла напротив него, разглядывая убранство зала. Ему показалось, что ее привлекли сделанные им фонари, бросавшие тусклые блики на ее тонкую кожу.
Мастер подошел и пригласил ее на танец. Играл вальс. Он опустил руки на ее талию, до последнего момента боясь, что девушка снова превратится в тень. Этого не произошло, и он жадно вглядывался в ее лицо, и наградой ему послужила случайно пойманная улыбка. Ее глаза сейчас казались нежно-голубыми, и в них он неожиданно для себя увидел заинтересованность.
В центр зала вышел Миррек. Его белая кружевная рубашка резко контрастировала с желтой кожей и впалыми глазами. Эх, а Льюисс не соврал – старейшина действительно выглядел болезненно. Все учтиво поклонились старейшине. Мастеру не оставалось ничего другого, и он слегка наклонил голову. Девушка оттолкнула его, и отошла к окну.
Настал долгожданный момент. Вот-вот остановятся часы, никто не мог думать ни о чем другом. Зажглись сотни фейерверков, пары закружились в танце… Мастер потерял тень из виду.
Вдруг музыка стихла. Люди некоторое время продолжали двигаться, но потом стали растерянно переглядываться. Их должен был остановить только старейшина, провозглашая начало нового цикла. Но он молчал.
Тень вдруг громко рассмеялась.
- Толпа… вы всего лишь безликая толпа. Вы уже десять циклов живете по мертвым правилам. Боготворите человека, ни на грамм не заслуживающего этого. Посмотрите на него, он такой же глупый как и вы. Вы создали себе искусственную жизнь, и упрямо отрицаете существование чего-то более достойного. Вы забыли, что значит быть Свободными.
-А ты… - она обратилась к Мастеру. – Ты создаешь, одну оболочку, полую внутри. Ты боишься прикоснуться к настоящей жизни, создавая вокруг себя несовершенные иллюзии.
- Что? Вы меня не видите? Ах да, вы же привыкли не замечать людей, непохожих на вас самих. И тихо сказала, словно обращаясь к себе: – А я думала, вы Боги…
Она развернулась и пошла прочь. А на лице старейшины навсегда застыла маска призрения.

ДНЕВНИК ПРИНЦЕССЫ

1
Вчера она покинула мой дом, мою постель, мою жизнь. Вчера я стал свободен, как альбатрос. Но почему-то свобода не грела душу. Квартира опустела, онемела, словно от шоковой анестезии. Лишь холодная постель, да розовые тапочки в прихожей, почему-то напоминающие восьмое марта.
Не политые со вчерашнего утра цветы – два красных колеуса - тоскливо ютились на кухонном подоконнике. Плохо закрытый кран пропускал каплю за каплей, точно плачущий метроном. А пустой чайник с ромашкой еще помнил прикосновение ее ладони. И я помнил. Ничего не хотел возвращать.
Это было ее решение - разрушить семью, не могу судить: правильное или нет. Я так же, как и она – жертва семейного кораблекрушения. Мы оба знали: наш брак обречен, наверное, с самого начала. Любые слова - незначительная отсрочка. Что ж, лучше пустота, чем ненависть. Хотя бы в памяти останутся теплые дни. Порой яркие, солнечные, как морской берег, где мы отдыхали много лет назад - порой тусклые, призрачные, точно контурные карты. И помнить не хочется – и забыть нельзя.
Я постоял немного на пороге, придерживаясь за стену, чтобы не упасть. Меня штормило после пива, выпил самую малость - бутылку-две-три. Сбился со счета. Хотелось больше, намного больше. Через край... Чтобы забыть...
Хотелось в туалет...
Оправив нужду, я задумчиво надавил клапан, слушая, как знакомый шум эхом поднимается по лестничной клетке. Входную дверь квартиры не удосужился закрыть. Не сложно захлопнуть, но это означало остаться наедине с прошлым. Нет! Нет!!! Не сейчас... Жутко в холодных стенах собственного дома, неуютно. Что-то сдавливает грудь. Сделать бы глубокий вдох, да вместо него получается жалкий всхлип. Не люблю уныние – оно неизменно ведет к депрессии. А депрессия может стать причиной суицида. Глупо, но, правда.
Покачав головой и застегнув молнию, я ополоснул руки. Кривляния возле зеркала не помогли: настроение – ноль. Только затуманилось проклятое стекло, чтобы не видеть мои опустошенные как квартира глаза.
На волю, на волю... На воздух!.. Нет сил, находиться здесь. Слишком много пустоты - не хватает воздуха, чтобы жить. Тяжело стоять, больно думать!
Прочь!!!
Щелчок двери – точно затвор автомата. Вперед! Смелее!.. Торжественным маршем к лифту. Два шага, подержаться за стенку, повернуть налево... Строго по квадратам кафеля. Плитки какие-то неровные – ноги цепляются. Раз-два... Вот и лифт. Какое блаженство. В лифте курить нельзя – надо достать сигарету. Подготовиться. Чтобы: едва двери настежь – глоток свежего воздуха!..
Не знаю почему чувствую себя лучше. Наверное оттого, что квартира осталась одна. Как я ее обманул, а? Не хочу туда возвращаться...
Сигарета выпала изо рта, пока зевал. Нехорошо...
Потянулся за другой. Долго лазил по карманам в поисках зажигалки. Нашел. Нажал. Зажег.
В лифте курить нельзя! А я не курю – дышу.
Металлопластиковая коробка выплюнула меня на первый этаж. Почти победа! Теперь по прямой - вон из подъезда.
Свежий воздух – взрыв эмоций. Я не виноват... Трезвость – кошмар нового дня!
Кажется, собирался выпить пива. Определенно... Самую малость: бокал, другой, третий... Может и водки - пару капель. Как воды из крана, плачущим метрономом.
Ночь пролетит незаметно. Утро подкрадется и убьет. Завтра на работу. Очнусь за столом. Цвет глаз откорректирую «Нафтизином». «Мешки» подожму холодными пятаками. Перегар зажую «Диролом». Все отлично и вполне прилично. Никто не заметит. Кому это надо? Я ведь психолог. Зачем интересоваться проблемами психолога, если полно своих, которые надо вылить на его голову.
Как всегда...
Вечерело. Город зажег неоны, распахнул приветливые двери ночных баров. Это кстати - особенно сегодня. Все для нас, для людей: радует сердце, греет душу.
Бар «Карамболь», куда я недавно заглядывал, располагался напротив дома – через дорогу, широкую, как сама жизнь. Пройти - не поле перейти. Машин много - я один...
К черту. Пусть передавятся или меня в лепешку - не буду смотреть по сторонам. Усмехнулся - так и пошел вперед с кривой улыбкой.
На удивление за спиной ни одного скрипа тормозов. То ли водители попались культурные, то ли меня уже задавили - скоро встречу апостола Петра... Ан нет, вот бордюр. Надо поднять ногу. Ничего себе упражнение.
Зачем я сюда пришел? Хотел пива... Ну конечно, и водки, чтобы не было обидно за бесцельно пройденную дорогу.
«Карамболь» принял меня изощренными напевами караоке и благодушным ароматом перегара. Я внезапно вспомнил о сигарете, которую не вынимал изо рта от самого лифта. Похоже, догорела.
Погасив окурок в пепельнице каких-то «братков», я «дико» извинился, струсил пепел со стильного пиджака и прошел в сумеречную утробу бара. Мой сегодняшний столик еще не заняли - хотя банки из-под пива заботливо убрали. Новые салфетки и пустая пепельница, похожая на аккуратно разбитый граненый стакан, стали украшением стола – в общем, сделали жизнь внешне красивой. Это правильно. Пусть хотя бы сверкает, если не может греть: все лучше, чем затхлая серость.
Щелкнул пальцами, на манер голливудских актеров - блестеть, так уж ярко. Подбежала улыбчивая девчонка лет шестнадцати. Милая, услужливая, с косичками школьницы, в клетчатой мини-юбке «а-ля джапан-секси». Кто таких на работу устраивает в подобные места, где всю ночь воняет перегаром, орет музыка, поют безголосые мыши и безухие псы, а жирные руки тянутся ниже пояса... Вот она: роскошная жизнь - растление душ.
Я дружелюбно улыбнулся. Она тоже, но как-то слишком откровенно. Однако голос оказался вполне заурядным, можно сказать: дежурным.
- Что желаете? Принести меню?
- Нет-с... Меню не надо.
- Тогда что вам угодно?
- А вы не помните меня?.. Я заглядывал полчасика назад...
Милая мордашка быстро кивнула.
- Кажется, помню. Вас обслуживала другая девушка. Позвать?
- Будьте... любезны...
Девушка удалилась, а я выудил из кармана пачку сигарет. Трудновато без них дышать.
Зажигалка всхлипнула узким язычком пламени, сигаретный дым пополз к потолку бара, причудливо извиваясь, словно скандинавские татуировки.
Другая девушка оказалась блондинкой, немного старше, немного раскованней, с кукольным лицом и красивой фигуркой. И откуда только они знают, что перед ними человек, у которого в данный момент есть деньги и время? Она кивнула в знак приветствия. Один легкий жест - я уже знал: согласна на все.
Нет-нет, не сейчас... Не люблю мешать хорошую выпивку с посредственной любовью.
- Помните, что я заказывал у вас?
- Конечно. – Голос приятный бархатный. Я представил, как она будет ворковать в постели.
Потом-потом...
- Повторить...
- Есть, капитан!
Я подмигнул. Она тоже.
- Может что-то еще?
- Не нужно...
- У вас проблемы?..
По возможности мягко улыбнулся в ответ. Не хочу грубить. Проблемы?.. На кой черт ей знать о них? Разве только, чтобы завязать разговор. А мне зачем ее пустословие? На самом деле, вопрос мог прозвучать более откровенно: «Почему бы нам не выпить у вас?», или «Почему бы не переспать, а после выпить?»...
- Просто повторите... – Снова сказал я.
Она снова кивнула – конечно, надеялась на другую реакцию.
Нет!!! Не хочу! Моя пустая квартира, как открытая рана – а эта туманная блондинка не похожа на бальзам.
Хотя… Могла бы помочь забыться.
Я снова щелкнул пальцами. Пусть думает, что у нее есть шанс. Кто знает: может, передумаю. Зеленый змий частенько навевает иррациональные мысли.
- Принесите-ка и водки.
- Сколько? – С интересом переспрашивает блондинка.
- Если не хотите бегать постоянно, захватите бутылочку.
- А если я не против... подходить?
- Хм. Тогда по сто грамм каждые пятнадцать минут.
- О-кей.
Ох уж эти русскоязычные англичане, вылупившиеся из голливудских фильмов - так и норовят запрыгнуть в постель.
Спустя пару минут, на столе появилось пять бутылок «Туборга» и одна «Амстердама». Не так чтобы я сильно любил пиво «Амстердам» - нравилось название. Кроме того, в тарелке красовались чипсы и вяленая тюлька. Но самое главное я держал в руке – стопка водки.
Она ворвалась в мое нутро, как северная пуля – холодная, обжигающая, смертельная. То, что надо. Заедать такую благодать не хотелось. Плеснул в бокал «Амстердам» и снова закурил. Сознание неторопливо уплывало в закулисные дали прошлого.
Когда же я познакомился со своей благоверной? Год назад, два, десять?.. Встретил на вечеринке у друга, его подруга пришла с подругой, а у той подруги оказалась сестра... Страшно представить, сколько людей замешано в нашем знакомстве. Почти следственное дело.
С тех пор минуло пять лет. Целых пять – серьезная дата. Такую хорошо видеть в кино, читать в книгах. Проживать самостоятельно – не лучшее времяпровождение.
В тот день, на вечеринке, мы познакомились, переспали и расстались. «Случайная встреча, - подумал я, - случайная постель». Оба понимали - не стали акцентировать внимание. Все сделала за нас судьба-злодейка.
Спустя год встретились в метро. Я помахал рукой. Вроде бы не узнала, потом обрадовалась, ровно старому другу. Зашли в бар, посидели, поговорили, пошли ко мне и опять переспали. Получилось настолько естественно, что мне захотелось повторить. Ей тоже.
Через неделю предложил поехать на побережье моря. Она, не долго думая, согласилась. У нее были каникулы. У меня - отпуск. Она только что рассталась со своим парнем. А я никогда не заводил долговременных знакомств.
Позже нам опять пришлось расстаться, ненадолго, наверное, на месяц – я переехал в маленький городок, недалеко от Москвы. Иногда хочется начать жизнь с абсолютного нуля. Почему бы не воспользоваться помощью института, который время от времени дает направления туда, где требуются люди с необходимой специальностью?..
Как же я удивился, когда узнал, что моя подруга родом из этих мест. Здесь у нее жили мама, папа, да еще полный комплект родственников в придачу.
Она закончила ВУЗ и вернулась, после чего наш роман плавно перерос в семейные отношения. Свадьбу сыграли не из пышных - простую, но теплую. Пригласили ее знакомых, кое-кого из моих друзей-однокурсников... Я не был уверен, что люблю, зато мог сказать точно - жизнь без нее казалась пустой и бессмысленной.
Казалась... Не понимал только одного - как она будет пуста вместе с ней. Дни потянулись серым однообразием: лощено-красиво, предельно понятно, доступно и просто.
Ей нравилась легкая музыка, танцы, шумные компании - я слушал что угодно, лишь бы не мешало работать. Она любила встречать меня. А я не хотел заводить детей. Просто - без объяснений. Дарил цветы... Даже принес домой кошку - черную с белыми лапками-тапками. Помню, как пошутил: почти в белых тапочках.
Кошку она забрала с собой. Я попросил взять, не в память обо мне. Кошка – живая душа: а я знал, что не смогу подарить ей домашнего тепла. Не смогу, возвращаясь с работы, заходить в магазин, чтобы купить корм, да еще и радоваться, слушая тихое урчание. Все остыло...
Допил «Амстердам», замедленно улыбнулся новой стопке сорокоградусной подруги, или симпатичной официантке?..
- Как зовут?
- Рита...
- Большое тебе... Рита.
- Спасибо?
- Оно самое...
Кокетливо заулыбалась:
- Может, еще что-нибудь?
- Не забуду твое э-э-э... Предложение. Но сейчас: водки. Для себя...
- Нет-нет. Я на работе...
- А после работы?
- Ну-у-у... – Многозначительный вздох.
Да. Готова на все. Хорошая девушка, покладистая...
Зато я - уже почти никто.
Чипсы после водки напоминали спрессованную вату. Все равно сжевал несколько штук, чтобы скоротать время. Еще пару тюлек - бутылка «Туборга». Снова водка... Все! Дальше не помню... Ни дорогу, ни подъезд... Сплошная пустота до двери родной квартиры.
Открываю глаза... Вот она - передо мной. О чудо: черная дверь в загробный мир – холодный и пустой. Немедленно уперся в нее лбом, исключительно с целью сохранить равновесие.
Руки монотонно «пробежали» по карманам в поисках ключей.
..Толстая лакированная сталь приятно холодит, если налечь на нее всем весом. Благодать - даже слышно ритмичные удары сердца.
Наконец, пальцы нашли нужную штуковину. Достал, присмотрелся – ключ. Теперь новая тема: попасть им в замочную скважину. Вопрос на сто долларов. Азарт! Что там футбол: посмотрел, и домой. Гм... А тут домой попади-попробуй...
Сначала, где-то на уровне подсознания, возникает вибрирующее чувство: наверное, его можно назвать возмущением. Как это так: моя дверь, моей квартиры... Не поддается... Сволочь!.. Ноги, между тем, устраивают забастовку – не хотят поддерживать тело. Затем, как второе дыхание, просыпается смутный лихорадочный ажиотаж, плавно перерастает в натужные нервные вздохи и сопение. На этой стадии, надо полгать, проскальзывают и различные реплики, крики, недобрые пожелания в адрес кого угодно, начиная от создателя двери, кончая создателем вселенной. От себя, разумеется, ничего подобного не слышал – цензура вырезала, оставляя многозначительное «пи-и-и», да эхо на лестничной площадке. В общем, от души надеялся на свое самообладание и высокий интеллект, неподвластный воздействию алкоголя. Я же психолог...
Черт возьми, тяжело быть пьяным психологом.
Наконец, дверь поддалась моим настойчивым притязаниям. Я попал в замочную скважину. Ура! Осталось повернуть ключ. Раз-два... Раз-два... Раз-два... Оп!
Судорожно цепляюсь за стену рядом со звонком – почти как муха за стекло. Возникает жуткое ощущение, будто сдвинулась вся планета, а я остался на месте. В голове шум-звон, масса переживаний и протестов. Даже желудок пытается выразить протест...
Не надо! Заблевать порог – совсем не «гут».
Вторая дверь у меня деревянная - но, черт возьми, прочная... Она напомнила мне значение слова «неприступная крепость». Кажется, в древности для таких готовили осадные орудия. Лестницы там всякие, стенобитные бревна... Да-а-а... Она и на трезвую голову открывалась с трудом. Сейчас вовсе казалась цитаделью тамплиеров.
С ней я провозился намного дольше. Разумеется, тоже сдалась. Куда ей против пьяного психолога... Неугасающая народная мудрость гласит: терпение, немного сопения и труд – любую непреступную крепость перетрут.
Приоткрыв вторую дверь едва ли на треть, я с трудом протиснулся в щель - изогнутой, словно резиновой, рукой подтянул за собой первую. Наконец, со вздохом облегчения перевалил через порог - успешно справился с закрытием квартиры.
От усталости едва держался на ногах. Превосходно! Значит, сейчас лягу и усну - ни о чем не буду думать. Это хорошо...
Не-ет... Не так быстро...
Взгляд опустился вниз – надо бы снять обувь. Голова заболела от одного предчувствия непредсказуемо сложных действий.
Онемевшие, почти омертвевшие, губы расползлись в стороны - так и скисли в грустный смайлик. Вот если бы еще выпить: наверное, смайлик бы расцвел...
Плавно, как в бреду, вытянул руки, не меньше получаса ковырялся с узлами, едва не уснул. Жаль, что не уснул...
Наконец протяжный вздох облегчения оповестил пространство о моей очередной победе. Развязал-таки треклятые шнурки-спагетти, даже отбился от туфель... Настоящий полковник!..
Попытался встать.
Ой-ой... Как все перемешалось в голове...
Руки судорожно впились в стены, пространство вздрогнуло, качнулось: направо-налево... На море шторм. Ш-ш-ш... Шумит прибой.
Да, море... Его не вычеркнуть из памяти. Ласковые волны ранним утром облизывают прохладный берег. Влажный песок исписан следами птиц. И носятся в воздухе чайки, кричат, скрипят, хохочут.
Вот бы туда вернуться...
Я будто почувствовал терпкий солоноватый запах, ощутил легкий вздох прибоя... Где-то вдалеке стоит парнишка-рыбак. Так сосредоточен: не замечает ничего, кроме удочки. Замершее мгновение - словно картина...
Так. Стоп. Моря больше нет! Умерло! За шепотом прибоя - тишина мертвого жилья.
Пустое... Все пустое... Как бочка из-под селедки. И запах гаденького прошлого кружился над головой, разбавляя перегар настоящего.
- Пустое... – Шепчу я самому себе.
Звук этого слова приятнее действительности. Напоминает старый барабан с ослабленной мембраной.
Бум-бум. Бум, бада-бум...

Она стояла в комнате возле подоконника, уперла руки в перекрестье рам - смотрела вдаль. У скрещенных неподвижных ног околачивалась кошка, извивалась и мурчала - обожала свою хозяйку... Я тоже когда-то обожал. Но с каждым днем между нами все глубже пролегала бездна отчаяния. Два острова в открытом океане - не докричаться...
Тонкий бежевый халат облегал фигуру и соблазнительно просвечивал... Мне нравилось, когда она замирала возле окна в таком виде. Хотелось подкрасться сзади и обнять...
Не в этот раз! Нет!..
Не обратила на меня внимания: не то, чтобы не услышала - не захотела слышать. И эти скрещенные ноги будто говорили: «не подходи, ты чужой».
Я разулся, нарочито громко бросил туфли – последняя надежда, что меня не заметили, растаяла, как утренний туман.
- Прости, задержался...
Меня не существует... Обида? Нет! Отчуждение.
Прошел на кухню, закурил, поставил чайник. Хотелось выпить горячего кофе, покрепче...
Закончился тяжелый день. Старая знакомая, Роза, школьный психолог, иногда консультировалась у меня. Сегодня привела запуганную замкнутую девочку, лет пятнадцати. Не хотела даже произнести свое имя. Диагноз налицо: униполярная депрессия, причем в запущенном состоянии. С первого взгляда мне показалось, будто никто не интересовался жизнью девочки много лет. И почему ее привела школьный психолог, а не родители? Значит, проблемы дома...
Чайник закипел.
- Будешь кофе?
Снова без ответа. Как я устал от такой молчанки. Иногда хочется спокойно поговорить, вспомнить прошлое, подумать о будущем. Вот только будущего у нас нет.
Подождав немного, чтобы убедиться - ответа не последует: я потянулся, открыл навесной шкаф, где стояла банка растворимого «Чибо». Две ложки – хорошо, три – лучше.
Она выглянула из комнаты, медленно, почти механически. Остановилась, облокотилась о стену, скрестила на груди руки. Глаза немного покрасневшие, взгляд опустошен, волосы растрепаны. Края волос мокрые: ну, конечно – плакала.
Кошка, словно тень или отражение в невидимом зеркале, вышла вслед за ней. Села возле ног, принялась вылизываться: наверное, тоже хотела выглядеть влажно.
Мир заполнила невыносимая напряженная тишина.
- Может, все-таки будешь кофе?
Она смотрела куда-то сквозь меня, кажется в окно. Там, в вечерней тишине шелестели деревья, радовалась весна. Ей так не хватало нас.
- Эй, - снова заговорил я. Голос дрогнул, как порванная струна - звук получился противный, фальшивый. Естественно, никто не ответил.
Холодильник тяжело заворчал, тихой вибрацией заполняя тишину.
- Я подала на развод. – Прошептала жена, будто обрела уверенность в его монотонном ритме.
Что ж, вполне естественно... Развод - так много в этом звуке.
Я поставил чашку на стол, погасил сигарету: дым застил глаза - не видно, куда сыпать кофе, куда сахар.
Все правильно. Все к тому шло. Отчуждение... Никакой тебе поэзии. Сухая проза жизни.
- Ты... – Слово вырвалось у нее случайно, стрельнуло, как пробка от шампанского. Должно что-то зашипеть. - Только не начинай снова.
Начинать? Зачем? Все давно сказано. Все решено. Слова пусты.
Бум. Бада-бум.
Я налил воды и осторожно размешал сахар, чтобы не показать, насколько взволнован. Чайная ложка полетела в раковину.
Бум!
За ней следом капля... Кран надо бы починить – сочится вода.
Маслянистая кофейная пена постепенно растворилась - по кухне потянуло резким запахом терпких воспоминаний. Когда-то мы вместе смеялись, пили кофе, прикасаясь головами друг к другу, будто случайно...
На этой же кухне... На этом вот месте...
- Присядешь? Или так и будешь стоять?
И снова сигарета. С кофеем очень полезно для бессонницы. Если еще плеснуть коньяка, можно пережить развод. Я отвернулся, посасывая сигарету, покусывая от безысходности фильтр, чтобы дать выход темпераменту – он один еще не до конца смирился с безысходной скукой банального существования.
- Почему ты молчишь... – Снова раздался женский голос. Никаких вопросительных интонаций – лишь отстраненное любопытство. Так дети спрашивают, прогуливаясь по зоопарку: «Что едят моржи?». Им ведь, детям, на самом деле, без разницы – в то же время интересно, почему бы не спросить...
А что сказать в ответ? Ну, вот к примеру: «Моржи едят морковку...». Следом возникнет вполне справедливый вопрос: «Почему?..». И так без конца – до новой клетки. Надо где-то остановиться, поставить точку. «Потому, что все едят морковку!».
Она прошла на кухню, села на табурет, напротив окна. На стене отпечаталась изящная тень – ровная и такая строгая, как стилет убийцы. Сквозь полупрозрачную ткань халата просвечивал темный бюстгальтер – узоры ножа...
- Когда закончится канитель развода?
- Думаю, через месяц, может, меньше. Но я съеду на днях.
Кошка запрыгнула к ней на колени и торопливо легла на спину. Любимая хозяйка...
- Недели две, не больше... Поможешь загрузить вещи?
То, что вместе нажили – делим пополам: и слезинки, и дождинки...
- Конечно.
- Спасибо.
- Значит, пару недель?
И слезинки и дождинки...
Бум...
Как плачущий метроном.
Надо починить кран.
- Думаю да. – Кошка потянулась, зевнула.
- Мушку возьмешь?
Она посмотрела на меня долгим взглядом. В глазах мелькнули какие-то чувства... Нет! Умело справилась с ними. Пустота...
Я вдруг вспомнил магазин игрушек - пару лет назад совершенно случайно оказался в нем. На прилавках стояли куклы с выразительным взглядом. Сначала будто чувства, за ними - ничего. Здесь наоборот: за пустотой – торнадо.
- Если хочешь...
- Да, хочу. Возьми...
- Хорошо.
Она отвернулась, пока я доливал в кофе коньяк.
- Я еще люблю тебя. – Услышал ее дрожащий шепот. - Но это уже ничего не меняет.
- Нет. Не меняет.
Коньяк с кофе помогает лечить разводы. Однако лучше не смешивать - разведенный коньяк похож на воду.

И вот вчера моя жена стала бывшей. Я помог спустить вещи, уложил в машину...
- Если что-то забыла – выкини. – С надрывной улыбкой сказала она и пожала плечами, словно оправдываясь.
- Ничего страшного - могу привезти. Я знаю, где ты...
- Не стоит.
Действительно – что-то заболтался. Все кончено. Назад пути нет. Смешны слова: «могу привезти»...
- Как хочешь... – Прошептал я. - Выкину.
«Не стоит» - значит, не надо. Разрушила мосты - даже такой крохотный, веревочный...
- Накупила тебе еды. Полный холодильник. Пиво внизу на дверце.
- Я не пью пива – ты забыла.
Не пил...

Сори, глава целиком не лезет. Хотя всего 31 т.з.н.

Это было вчера. Сегодня я его еще как пью. В холодильнике уже не осталось.
Буль-буль...
Негнущиеся ноги плавно перенесли меня на кухню. Руки сами собой открыли начатую бутылку коньяка. Что со мной будет завтра?
Ничего... Завтра не существует.
Но должна прийти пациентка. Как там ее зовут? Алиса? Анжела? Ах, да! Ангелина!..
Лина...
Сдвигаю два красных колеуса в сторону, присаживаюсь на край подоконника, сжимая в руке высокий бокал - о тонкие хрупкие стены сверкающего стекла бьются коричневые волны с резким запахом.
На самом деле цветы покупались именно с тайным умыслом искоренить нелепую привычку садиться на подоконник. Жена долго воевала с ней, наконец, сдалась - и развелась. Нормальный исход.
Да-а-а... Что тут скажешь? Пациенты всегда приходят и уходят – им нет ни конца, ни края, а развод случается не часто. Особенно развод с человеком, которого когда-то, возможно, любил.
Сигарета запрыгнула в приоткрытый рот почти сама собой. Можно идти работать в цирк. «Смертельный номер – сигарета до и после развода... Не пытайтесь повторить – обожжете кончик носа!».
Пошли они – пациенты... Жизнь личная куда важнее.
И что от нее осталось? Розовые тапочки за дверью, в углу прихожей. Выкинуть что ли, как просила? А может, прибить гвоздем к стене и молиться каждое утро, когда плохое настроение – кидать в них дротик.
Такая мысль показалась мне весьма жизнерадостной. Я прошел, вернее, прополз в прихожку, сгреб тапочки и сунул под шкаф подальше, чтобы не цепляться взглядом. Поскребывая двухдневную щетину, осторожно вернулся на кухню.
..Нет, пациенты не виноваты в семейных неурядицах. Они - всего лишь работа. Подростки, ранимые, и понимающие, особенно Лина. Необычная девочка, с головой погружена в себя. Такое ощущение, что она не желает общаться, открывать себя окружающему миру.
Странно: сегодня я почти согласен с ней - ничего здесь хорошего нет. Скука...
Лечение подобных расстройств довольно стандартно: применение антидепрессантов в сочетании с психотерапевтическим воздействием – так сказать: найти и обезвредить причину, чтобы она не могла в дальнейшем мешать развитию личности. Прописал лекарство... Присмотрелся и понял: она его не пьет – наверное, даже не показывала рецепты родителям. Ничего не поделаешь: девочка в стрессовом состоянии – что можно от нее требовать? Но где же мать или отец? Они должны прийти.
Да-а-а... По опыту знал – распутывать такой клубок нелегко. Проблема могла оказаться в случайной ссоре с другом. Да с кем угодно. После этого девочка замкнулась, и год от года в ней росло внутреннее давление. Тяжелая картина...
К счастью, она в прошлом. Я сумел найти с Линой контакт. В первую же встречу договорился, что она сама придет на следующий день. Девочка сдержала слово. Теперь мы регулярно встречаемся трижды в неделю. Беседуем. Надо сказать, общение влияет на нее благотворно. Научилась улыбаться... Большой шаг вперед!..
Тем не менее, это еще не победа.
Впрочем, в Ангелине меня поразило не само заболевание. В наши дни депрессия, либо агрессия у подростков, увы, почти норма жизни. Девочка будто затронула что-то в глубине моего собственного подсознания. Образно выражаясь: щелкнул выключатель, вспыхнул свет и тут же потух – лампочка сгорела. Но я успел заметить незначительную деталь, словно из иного мира...
Так, каждый раз в ее присутствии внутри меня словно что-то вспыхивало. Не мгновенно, как молния - скорее, костер с отсыревшими ветками. Подложили сухой мох, поднесли спичку – сырой хворост горит плохо. Но он просыхает. И с каждой новой встречей пламя кажется ярче.
А еще, я порой чувствовал: бреду по жизни, словно по пустыне – ни одной живой души вокруг, лишь облака пыли. Ветер приносит слова – пустые звуки... Пыль рождает бесчувственные восковые маски. Театр страха. И вот среди опустошения - дивный оазис: я знаю, в нем колодец Счастья. Глоток воды подарит блаженство или откроет смысл жизни. Каждому свое, но не каждому дано испить этот глоток.
Я очарован предвкушением, опьянен, стремлюсь всем сердцем. Тщетно... Как ни стараюсь – ничего не получается. Не могу приблизиться: кажется, чем быстрее бегу – тем дальше он становится; чем сильнее хочу пить, тем скорее колодец засыпает песком. Глухое отчаяние и безумная паника охватывают меня. Да еще странное чувство потери - словно умер близкий друг.
Это, конечно, аллегория. Но... Она, как нельзя лучше, отражала чувства. Может всему виной развод?
Тяжело вздохнув, я перешел в комнату, сжимая в руках бокал коньяка и полупустую пепельницу.
Сигарета уютно пристроилась в уголке рта. Больше не надо беспокоиться, что кому-то доставлю неудобство, если брожу по комнатам и выпускаю дым. Почти математический этюд: у каждого минуса – есть свои плюсы.
Подоконник в зале немного ниже, чем на кухне. На нем со вчерашнего дня примостилась другая пепельница – свидетель ночного дежурства. Я присел рядом, закинул ногу за ногу.
Пепельница, которую принес, будто приклеилась к руке. Широкая раковина рапана. Мы купили ее, когда отдыхали на море в бархатный сезон, два года назад. Это было примирение, хотя собственно и ссоры никакой не происходило. Решили попытаться стать ближе друг к другу. День великого «Мы», каждый хотел пойти навстречу. На том все и кончилось. Безуспешно... Только к памяти приклеились ярлыки бархатного сезона и наигранно-нежные поцелуи. Чуть не забыл: флюгер на крыше коттеджа, да чистый пляж с уголком голубого моря.
Больше всего мне понравились именно коттеджи и уход за ними. Остальное - вспоминать не хочу: гаденькая мыльная опера с приторной игрой актеров. Оба понимают безысходность, но продолжают фальшь - не в силах остановиться... Таковы правила...
Не хочу вспоминать.
Я приоткрыл форточку и выкинул рапана вместе с окурками. Затем помянул его коньяком. Надеюсь, никто не сунет голову под летящую раковину. Иначе - станет рапаном с окурками.
Она была права, очень даже права, когда сказала: «выкини». Остались одни тапочки. Их бы туда же, да лень идти.
Здорово! Так и надо жить. Выкинуть все - остаться свободным. Ничего с собой не заберем...
Глубоко затягиваюсь, стряхиваю пепел в другую пепельницу - металлическую шкатулку. Тщательно запиваю дым коньяком.
Браво!.. Бис!..
Да... Слишком часто она была права: говорила - я помешан на работе, засиживаюсь допоздна... Порой действительно трудно было переключиться на дом. Не потому ли, что потерял интерес к нему? Работа стала форточкой, где я мог сделать хотя бы глоток свежего воздуха. Оазис в пустыне мелочных обид.
На самом деле нет ничего занимательного в профессии подросткового психолога, даже такого успешного, как я. Неадекватное поведение, бесконтрольная агрессия, страхи – это ко мне: мой профиль. Лишь на первый взгляд кажется интересным. Если присмотреться – самая обычная рутина: серые будни, ожидание уикендов и отпуска. Все заурядно и предсказуемо.
Я тряхнул головой - с трудом удержался на подоконнике. Пепел слетел на палас.
Вот черт. Надо бы убрать...
Зачем? Пустая трата времени. Кому помешает капля мусора на свалке раздавленных чувств?..
Подняв обе ноги, облокотился спиной о стену. Рука с сигаретой обхватила колени... Тишь да гладь – божья благодать. Осталось допить коньяк, и с наслаждением затянуться.
За окном давно повисла ночь: звездное небо, Луна... Красота. А у меня на душе мрак - ни Луны, ни звезды. Небо заволокло тучами – мерзкая сырость, темень: не видать ни зги.
Вспомнилась странная картина, которую принесла одна из пациенток. Сказала: отражает ее внутреннее мировоззрение. За окном дождь. На широком подоконнике потрепанная женщина в мужской майке с измученно-отчужденным лицом, в такой же позе, как я. Напротив – в другом углу подоконника черная, как ночь кошка. Смотрит с глубоким пониманием и сочувствием. У женщины взлохмачены волосы, заплакано лицо, в глазах – серая пустота. В целом она напоминала мне асфальт после весеннего паводка.
Именно так я чувствую себя последние дни. Дождя за окном не хватает, да кошки рядом. Зато в душе льет беспросветно - наверное, не один год. Проливной – затяжной... Пожалуй, вместо кошки сойдет пепельница – тоже домашний зверек. Мужской вариант впечатлений.
Кажется, картина называлась «Тьма и Тень», или наоборот. Не важно: кто Тьма, кто Тень. Главное: пора раздеваться. Я безумно устал – хочу спать.
Выкинул последний окурок в форточку, плавно стек с подоконника и по стеночке направился в спальню. Не испугать бы робкую сонливость.
Да-а-а... Дорога жизни плавно завела нас в тихий заброшенный тупик, где мне уже за тридцать – и ей около того. Вокруг ни души – лишь холодная пустота одинокой спальни. Даже рамка от нашего семейного фото, что всегда стояла на журнальном столике – опустела, словно выжженная прерия.
Странно, как вчера этого не заметил? Отреставрированный на новый лад снимок валялся рядом. Я, с улыбкой на счастливом лице и вытянутой в сторону рукой. И больше никого. Половина фотографии переехала в другой мир, на другую планету. Только я и пустота...
Так почему же улыбаюсь?.. Откуда счастье на лице?
Любопытно.
Внезапное ощущение неправдоподобной легкости заставило меня улыбнуться. Вот это да: ампутированное прошлое. Как будто его попросту не было: ни нашей встречи – ни прощания. Ничего... Простым заурядным жестом она не только исключила себя из моей жизни, но и забрала мусор вчерашних дней. Раз – и нет истории. Один щелчок ножниц. Ура? Прощай, половина – я тебя даже не знал.
Бережно вставив снимок в рамку, я улегся так, чтобы видеть.
- Эх... Дрянь-дребедень... – Сорвался с губ бубнящий шепот, задавленный зевотой.
Откуда взялись странные слова: из книги, из фильма?..
Нет! Это слова моей пациентки, Ангелины.
Печальная, замкнутая девочка. Как ей помочь?

Пролог

« Без памяти мы были бы существами мгновения. Наше прошлое было бы мертво для будущего, а настоящее безвозвратно исчезло бы в прошлом, не оставив нам шанса на его воскрешение.»

Некогда, над нашим миром существовало два солнца. Они дали жизнь нашим землям. Но вскоре одно из солнц начало терять свою энергию и постепенно остывать. Собрав остатки своей силы, оно выбросило несколько сфер, с единым началом на нашу планету, они и образовали наш мир под названием Сефора.

Первая из сфер упала в «Мурьям», огромнейший лес тысячелетних сосен. Так зародилась раса « Ассура». Леса все росли и росли, стволы деревьев крепчали, их верхушки настолько уходили ввысь, что вскоре навсегда закрыли вход солнечным лучам, и Ассуры погрузились в сумрак. Народ приспособился к жизни в темноте. Лишенные света Ассуры очень изменились от своего первоначального вида. Их тела стали более тонкими, изящными, гибкими, кожа приняла темно- серую окраску, черные волосы, большие зеркальные глаза, длинные остроконечные уши. Все это сделало из них искусных темных охотников. Тонкий силуэт и кожа, в нужный момент помогали им прикинуться, к примеру, веткой дерева, или просто лежащей на земле корягой, большие уши слышали малейший шорох, ведь это самое главное в лесу, глаза скорей были для улавливания тепла исходящей от жертвы, чем для любования природой в кромешной тьме. Они строили свои города на массивных ветвях сосен, улицы были навесные мосты, соединявшие платформы с домами. Первый изначальный город Ассур был Ульятитьян, что в дальнейшем, когда появился единый язык, переводился, как «Спрятанный во тьме», но более известный под названием « Ильментар», в честь первого мага, и владыки Ассур. Со временем их темные сырые леса облюбовали животные и насекомые, предпочитающие такие условия. Самой большой проблемой Ассур стали выросшие пауки. Они уже не были похожи на маленьких безобидных насекомых живших ранее, теперь они стали чудовищами. Огромные туши с не пробиваемые обычным оружием хитиновым панцирем, острыми зубами перемалывающими металл за несколько поворотов челюсти, двумя мешочками яда. Один предназначенный для парализации жертвы, чтобы принести добычу живой и теплой своему потомству, и один с сильнейшей кислотой разъедающей мясо до самой кости. А самое главное, твердой, словно стальной канат паутиной, из которой они плети свои сети по всему лесу. В них попадали не только животные, но и Ассуры отправлявшиеся в охоту. Вскоре пауки открыто начали нападать на города, пожирая один за другим. И тогда Ильмент, по тем временам уже десятый правитель столицы темного леса, попросил у сферы помощь, для защиты от выросших пауков.
Ильмент был ранен в одном из боев с пауками за сохранение города. Его ногу пронзил острый зуб, обожженная плоть так и не зажила, оставив кость оголенной. Он ходил, опираясь на палку, которая вскоре стала Посохом тьмы. Ильмент, вместе со своими сыновьями и дочерями пришли на главную площадь города, где находилась Сфера, они встали на колени и попросили у сферы силы, которая сможет помочь их, так быстро редеющему народу. Тогда сфера зажгла магический огонь на изголовье палки Ильмента. Так появился Посох тьмы. Обретшие дар Ассуры смогли остановить, столь быстрое размножение пауков. Их численность была заметно сокращена, они сумели даже приручить нескольких самцов, ведь они были менее агрессивны самок. Самцы поднимали Ассурам бревна для постройки верхних уровней городов, а так же помогали восстанавливать уничтоженные. И тогда в честь великого спасителя, первого обладателя магической силы короля Ильмента и назвали город. Магические знания передавались из поколения в поколение, совершенствуясь Ассуры стали тем, кем являются в настоящее время. Бесстрашными, хладнокровными воинами - магами, владеющими знаниями великой силы их народа.
Вторая сфера упала на зловонные болота, тем самым породив расу Бодругов. Из-за отравленных газов черноземных болот изначальные гены подверглись трансформации. Их массивное тело приобрело темно зеленый окрас. Кожа стала толстой и грубой, в некоторых местах настолько ороговев, что превратилась в оголенный костяной покров, словно панцирь, защищая голову и грудь. Это помогало Бодругам выжить в едких топях, населенными москитами с острыми, как лезвие хоботками, и прочей живности так же подвергшейся мутации. Бодругам приходилось укреплять островки твердой почвы, на которых располагались их города. Постоянно растущие болота забирали все больше и больше суши, Бодруги беспрерывно осушали их, укрепляли подвижную почву. Осваивая новые территории болот, они сталкивались все с новыми видами населявших их существ. Краснокрылые москиты, болотные трутни, рогожабы и прочие твари сжирали Бодругов, не говоря уже о трясине беспощадно засасывающей их в бездну. Все больше мужей гибло при постройке городов и осушении почвы. Женщины, оставшиеся без своих защитников, оплакивали их тела, тогда сфера дала им силу воскрешать своих погибших мужей. Они обрели знания магических эликсиров жизни, изготовляемых из болотного сырья, а так же силу огня помогающую освещать поглощенные туманом болотные земли и вызволять своих мужей из оков трясины. Бодруги стали сильными воинами, их огромные топоры, и кастеты, изготовленные из рогожаб, в секунды разрубали тварей, желающих ими подкрепиться. На протяжении многих тысяч лет Бодруги освоили контроль над воющими болотами, и стали одной из самых сильнейших рас воинов в мире Сефора.

Третья сфера упала к подножью заснеженных гор. Предгорные земли были богаты упругой древесиной, но самая главная ценность этих земель были недра гор. На этих землях и основались гномы. Суровые климатические условия, продолжительная зима и короткое лето не дали развиться гномам в утонченных, или могущественных воинов. Их рост не превышал больше метра, тельце было покрыто густым волосяным покровом , а лицо бородой, защищающих их от суровых, обжигающих кожу зимних ветров. На их землях особо сражаться было не с кем, за исключением пещерных летучих мышей или снежных волков и барсов. Поэтому сфера не дала им особых магических умений, зато дала отменный ум, благодаря которому родились такие науки, как : химия, физика, техника и множество других. Гномы стали осваивать горы, строили шахты, они добывали железо, изготавливая из него различные сплавы, а затем в их многочисленных кузницах гремели отбойные молотки по наковальням, делая самое лучшее в Сефоре оружие и доспехи для воинов. Так же они славились своими диковинными механическими машинами, для разного рода дел. К ним со всего мира съезжались воины за отменным оружием. Поэтому гномы были самой богатой расой Сефоры. Их города не имели особых характеристик, двухэтажные домики, кованые скамейки на улицах и прочая железная красота. Но гномы были запасливы и очень любили сытно поесть, бывало раз по восемь за день. У них были огромные погреба, заваленные доверху едой привезенной с «Единого торгового города». Гномы были скупы, ради одного товара они могли стоять по нескольку часов и торговаться с продавцом за той или иной продукт, хоть и с забитым до отказа деньгами кошельком, за это их все и недолюбливали. Там же в торговом городе в их представительствах, принимали заказы на изготовления оружий или техники. Иногда выменивали свои товары на магические зелья, а затем выменивали их на сияющие, кристаллы Цвергов. Изготавливая из них украшения для своих жен.

Цверги дети четвертой сферы, упавшей в глубину Кристальной горы. В многократных пещерах затопленных водой свой путь начала эта самая красивейшая раса Сефоры. В огромных лабиринтах, они создали свой симбиоз с горой. Изначально Цверги были всего лишь детьми воды омывавшей огромные кристалл энергии. Вскоре под влиянием жизненной силы сферы, кристалл, вода и разум объединились, так Цверги и обрели свой телесный облик. Они не высокого роста, чуть выше гномов, изящные тела покрыты, лазурной кожей с мелкими вкраплениями драгоценных камней, иссиня черные волосы вперемешку с пурпурными, ультрамариновыми, серыми кристаллами встречались только у Цвергов женщин. В отличие от них мужские головы были полностью покрыты остроконечными магическими кристаллами и драгоценными камнями. В пустотах горы они и основывали свои города. Первым городом был « Ион» ( перевод на единый язык), в центре него располагался «кристалл вечности» и «сфера жизни». Вскоре их энергии притянуло друг другу, и эта сфера стала сильней остальных. Ее сияние доносилось до самых отдаленных концов горы, она и стала главным, мощным источником света и энергии их расы. Цверги строили города, осваивали новые лабиринты, добывали драгоценные камни. Из них и был построен замок «Салион», уже десятки тысяч лет от рождения Цвергов и по сей день правит в его стенах мудрейшая и красивейшая королева Эльнор, хранительница секрета вечной жизни и молодости. Маги Цвергов искусно владели силой воды, они отводили лишнюю воду из туннелей в озеро у подножья горы тем самым, создали огромную преграду ко всем своим входам и выходам.

Пятая сфера, сфера светлых эльфов. Упавшая в долины «Ильмансара» и леса « Ундин». Гармония с природой вот их жизненный смысл. Идеально сложенное тело, светлые волосы, остроконечные уши, ловкость, смелость вот составляющие части этого народа.

Шестая сфера упала на залитые солнцем луга полуострова Марилота. Три горных хребта с севера, востока и запада, словно обнимали, огромную долину, а с южной стороны тихие воды океана, делали ее недоступной для других рас. Единственный путь к ней лежал через перевал, спрятанный в снегах Вивьянской горы. Хотя так думали до недавнего времени, оказывается, был еще один в расщелине между Олмандским и Крипсовым хребтами скрытый от посторонних глаз Крипсонским водопадом. Рядом с ним была построена одна из известнейших крепостей Миардес. Владел ей потомок первой правящей династии «Солнечной долины» князь Рамер Миардес. Они строили свои города среди солнечных лугов, и обрывов скал. Их дивные города украшали сотни остроконечных башен, дикие горные реки пущены по искусственным руслам, проходящим прямо через город, смиренно текли или падали бурлящим водопадом.
Амеллы, обрели гармонию со своим внутренним миром, вторым «Я», обладатели огромных белых крыльев помогающих им перемещаться через свои владения, умелые контролеры своей внутренней физической силы, «иного» разума, казалось, они видят все наперед.

Последняя седьмая сфера, выпущенная умершим солнцем, истратила всю свою силу на пути к Сефоре, не долетев до земли, она зависла в небе и разорвалась на сотни кусочков, тем самым дав жизнь множеству других народов. Одним из таких народов были люди. Их жадный нрав не смирился с тем, что у них не было своей магической покровительницы. В их сердцах с каждым новым днем росла ненависть к остальным. Желание завладеть всеми шестью магическими сферами одурманила ни одну голову правителя людских земель. Бесконечные стычки, набеги на чужие земли проходили впустую, их сил не хватало.

Добавлено (05.05.2010, 18:23)
---------------------------------------------
собстна глава 1

8, сентября

« Как мало мы знаем о жизни, которую проживаем думая, что делаем так много. Что мы знаем о ней? По сути, мы идем по проложенной нам дороге судьбы с завязанными глазами, на ощупь, одни, ступая не уверенным шагом в новый день. Наши тщетные попытки открыть глаза всего лишь дают ощущение света просачивающегося сквозь тонкую кожицу века. Закрой глаза и посмотри на полуденное солнце. Яркий свет, нежно окутывающее тепло соблазняет тебя, любопытство, что если я открою, что я увижу, овладевает нами и заставляет поддаться соблазну. Боль, сильная нахлынувшая боль, награда за то, что нам увидеть, не дано, сжигает глаза тех, кто возомнил, что ему позволят увидеть мир не таким, каков он есть… »

Еще несколько строк я записала в свой дневник, перед тем, как лечь спать…

За эти годы, жизнь моя рушилась прямо на глазах. Работой, я довела себя до истощения. В отношениях с людьми, царил хаос. Серые улицы, бесконечный шум города, все эти люди - безжалостная толпа, и если ты упадешь, она тебя затопчет. Все это стало убивать меня изнутри словно кислота, которая разъедает твою кожу и оставляет от нее изуродованную обожженную массу. Жизнь за последние несколько лет превратилась в один обкатанный сценарий, и мне кажется изменить его не хватит сил. Город, меня поглощает, он диктует свои правила, если ты ошибешься, он тебя раздавит, он тебя уничтожит, как тысячи других людей, которые стали никому не нужны. Человек, словно вещь, и у него тоже существует срок годности, тебя всю жизнь используют, выжимают из тебя все без остатка, и когда ты уже не нужен, от тебя избавляются. Моя жизнь, словно очередь за водой во время великой засухи, я стою в ней уже несколько лет, а воды все нет и нет и даже если я упаду и умру, этого ни кто не заметит. Сейчас я могу сказать - я не живу, я просто существую. Я рискнула всем и сбежала.
Вчера утром я в спешке скидывала вещи в дорожный саквояж из вишневой кожи, будто вот- вот что-то случится. Туда летело все, что попадалось под руку, не помню, сколько ненужных вещей я туда накидала, но он был весьма тяжелый. Около получаса я ходила по комнате пытаясь найти что-нибудь подходящее, чтобы посадить туда кота перед отъездом. В захламленном чулане постоялицы, у которой я снимала квартиру, среди всякого барахла я нашла старую птичью клетку. Она была довольно больших размеров, чтобы мой кот поместился туда без труда.
- Не с комфортом конечно, но сойдет – пробормотала я себе под нос.
Я намочила тряпку и стерла с клетки «вековую» пыль. Пожелтевшая краска отваливалась с деревянного дна, на пол. Достав из шкафа полотенце для лица, я постелила ее на днище поддона, чтобы хоть как- то смягчить поездку Пончика.
Мой кот сидел на кровати и пристально наблюдал, за моей спешкой. Если не сейчас, то никогда, иначе я передумаю. Бежать, бежать и не оглядываться! Вдруг я почувствовала, запах гари, это догорала яичница на плите, ведь я же хотела поесть перед отъездом. Войдя на кухню, я увидела, что ее окутала пелена дыма, ее было очень хорошо видно на утренних, солнечных лучах пробивающихся в окно. Я целиком открыла одну из створок окна, и в носу зажгло, а в горле запершило. Это был городской смог, накопившийся в воздухе. Дождя не было, по меньшей мере, уже недели две, и ветра тоже. Выхлопные газы от дороги и отходы промышленной зоны неподалеку оставили свой след на стоящих рядом с домом деревьях. Зачем они вообще нужны, их серые, обгоревшие на солнце листья обволакивала пыль. Вся эта картина не внушала энтузиазма и позитива. Я закрыла окно, уж лучше дышать запахом пригоревшей яичницы чем окисями металлов и сероводородом с улицы, к всему этому еще слышать дикий шум города. Я схватила сковороду за горячую ручку, руку окатила сильная боль, я разжала обожженные пальцы, и сковорода с грохотом упала на пол.
- Черт, этого мне еще не хватало – с злостью в голосе вскрикнула я.
Подставив руку под ледяную воду в раковине, боль немного утихла. Я взяла кухонное полотенце и подняла злосчастную сковороду, яичница так пригорела, что потребовалось, как минимум сутки, чтобы ее отмыть, но ведь у меня не было столько времени, поэтому более или менее остывшую сковороду я выкинула в ведро с мусором.
Сняв с себя шорты и футболку, я взяла с кровати, заранее приготовленные вещи для отъезда. Нацепив черные зауженные джинсы, белую футболку с глубоким вырезом, я подошла к комоду с висевшим рядом зеркалом. Пару взмахов расческой и высокий хвост на затылке был готов, я перетянула его красной атласной лентой, надела лежавшие рядом красные, круглые бусы, накрасила губы помадой, чтоб хоть как- то разбавить мой бледный вид, взяла саквояж с тумбы и отнесла его в коридор. Так же лихо я запихала Пончика в клетку, ему оказалось там вовсе не так тесно, как я предполагала. Последний раз окинув комнату взглядом, я думала все ли я взяла. Хотя, если что-то осталось, так тому и быть. Надела свои черные босоножки на платформе, повесила саквояж на плечо, одной рукой открыла входную дверь, выставила на лестничную площадку мусорное ведро, потом клетку с котом, взяла ключи с прихожей и вышла прочь. Ступени под ногами пролетали одна за другой, я так неслась, что не заметила, как налетела на соседку. Она пробормотала мне что-то вслед, но ее слова не имели для меня ни какого значения. На первом этаже я постучала в первую квартиру. Дверь мне открыла пожилая женщина. Все ее пухлое лицо было покрыто глубокими морщинами, очки закрывали пол лица, первым в глаза бросались ее огромные щеки. Она стояла на пороге и жевала пирожок.
- Вот возьмите!- со странными нотками гордости, я протянула ей связку с ключами. Квартира оплачена до конца месяца, все свои вещи я забрала. Прощайте!
Не дождавшись ответа, я выпорхнула из подъезда на улицу. Солнце к тому времени встало уже высоко, и начало уже изрядно припекать, я выкинула ведро с мусором в стоявший рядом с подъездом мусорный бак. Яркий свет резал глаза. Я достала из бокового кармашка солнцезащитные очки и пошла на железнодорожный вокзал. Пройдя пару кварталов, я оказала около входа в метро. Люди, словно муравьи, входили и выходили из дверей станции. Я поняла, как мне не хочется еще раз, пусть даже и последний, очутиться в этом бурном потоке. Ни одна моя поездка за эти годы не прошла без того, чтобы меня изрядно не пихнули в плечо, после чего, кажется, что мою грудную клетки переломало, и легкие отказывались дышать, или не оттоптали ноги. Я решила поехать на такси. Около дороги стоял старенький синий «Форд» с шашечками по бокам машины. Я открыла заднюю дверь, сначала поставила на сиденье саквояж, потом, клетку с котом и села сама.
-На центральный вокзал.
Водитель убрал табличку «Свободно» с внутренней стороны лобового стекла и тронулся. Мы ехали, сворачивая то налево, то на право. В это время я замечталась, сначала, пыталась подобрать нужные слова, которые скажу родителям при встрече, потом вспоминала мою жизнь в этом городе, некогда казавшимся для меня раем, в те времена, когда я жила в родительском доме. Тут мои раздумья оборвал голос таксиста.
- Мисс, мы уже, как десять минут назад прибыли. Вы платить будете ? – Громким, низким голосом, повернувшись ко мне, сказал таксист.
Я достала из кармана десять евро и сунула их водителю. Хлопнув дверью, я стояла на огромной площади, с севера, востока, и запада ее окружали вокзалы. Спустя около десяти минут я добралась до касс. Больше десятка касс и везде огромные очереди. Я встала в одну из них. Прошло еще пол часа и наконец, я добралась до окошка.
-Один до Роузвалли, ближайший - я достала из кошелька последнюю сотню и протянула ее в окошко.
- Ближайший отправляется через десять минут с тринадцатого пути второй платформы. Я бы на вашем месте поторопилась. – кассир ухмыльнулась и протянула мне заветный билет.
Я бежала по галерее вокзала, перепрыгивая ступеньки, спустилась на цокольный этаж вокзала, где находился выход к путям. По громкой связи объявили, что 404 поезд отправляется через три минуты. Я успела добежать до нужного мне вагона, когда проводник уже закрывал вагонную дверь. Отдала ему билет и паспорт, и запрыгнула в вагон. Молодой человек улыбнулся и протянул руку с проверенным билетом и паспортом.
Мисс, вы чуть ли не опоздали- На этих словах поезд тронулся.
Наконец-то я сидела в своем купе, кроме меня и моего кота в нем никого не было, оно и к лучшему.
В «Роузвалли» я не была уже несколько лет, с тех самых пор как уехала от родителей. Я рвалась на свободу, как маленькая пташка рвется взлететь высоко в небо, сидя в клетке. Порой, мы совсем не слышим своих родителей, а они самое дорогое и самое ценное, что есть в нашей жизни. Так же и я не услышала их. Три года назад я собрала вещи и сказала, что навсегда покидаю родительский дом, что я не хочу возвращаться, как казалось мне, такое зеленое и такое зыбучее болото. Я обидела самых дорогих мне людей, и попросила не мешать их моей «Свободной» жизни. Свобода- как много в значении этого слова, я тогда не понимала, что рвясь на волю, я загоняю себя в клетку и сколько нужно пройти дорог, прежде чем ощутить эту свободу.
Сойдя с перрона, я шла по направлению к лесу, там, среди сгущающихся, вечерних сумерек было довольно сложно найти чуть заметную тропинку. По ней дойти до моего дома было гораздо быстрей, чем идти в обход по дороге. Не спеша шла по засыпанной облетевшими листьями земле. Солнце сейчас не отражало их истинный цвет, поэтому они казались багровыми словно кровь.
Спустя несколько минут я нашла путь через лес. Я стояла у тропинки и не решалась шагнуть вперед. Собравшись с духом, и закрыв глаза я сделала первый шаг, со мной ничего не случилось, подумала я и пошла вглубь, куда уводила меня тропинка. Лес, поглощенный сумерками, такой тихий такой умиротворенный, падающие листья пели мне песни, я так долго не слышала тишину, пусть и нарушенную шорохом травы. Земля, такая мягкая, чуть холодная, по ней так приятно идти. А может мне остаться в этом лесу, остаться навсегда, забыть про все, забыть, кто я. Вдалеке проблескивали между изогнутых стволов деревьев фонари, которые стояли вдоль тихой улицы маленького, спящего городка. Осталось совсем не далеко, и я выйду, прямо к дому своих родителей.
Я поднялась на крыльцо, и тихонько постучала в деревянную дверь. Спустя минуту я услышала до боли знакомое шаркание тапочками по полу, дверь отворилась и напротив меня стоял отец.
- Мэрилин! Доченька! : сказал папа прижав меня в себе.
Мы стояли несколько минут, просто молча, и только градины слез тихо стекали по щекам. Из комнаты послышался мамин голос -
- Роберт, кто там к нам пожаловал в столь поздний час ? - мама открыла захлопнувшуюся дверь и вышла на крыльцо.
Она увидела, как папа обнимает меня и не желая нарушать тишину, тоже тихонько обняла меня сбоку и взяла за руку, такую хрупкую и такую холодную. Мы стояли минут пять, не произнося ни слова. Потом папа опомнился от нахлынувших на него чувств, обнял нас с мамой и завел в дом.
- Мэрилин, милая, ты вся дрожишь, посмотри, у тебя даже губы посинели, и прекрати плакать, ты уже дома.
Папа взял с порога мой саквояж и клетку с котом.
- Элизабет, отведи Мэрилин к камину, она вся замерзла, я приготовлю успокаивающий зеленый чай, да и кот, наверное, проголодался. Я скоро вернусь: сказал папа и ушел на кухню.
- Мам, прости меня. Я ….
Это все, что я успела сказать, прежде чем мое сознание отключилось. Я рухнула на пол, словно мешок. Папа, услышав грохот, выбежал в гостиную и увидел меня лежавшую на полу.
- Она, наверное, сильно устала, прежде чем добраться до дому, да и замерзла. Вон, у нее кожа словно лед, я думаю, ей стоит отдохнуть.
Папа взял меня и отнес на второй этаж, где находилась моя комната. Как оказалось мама каждую неделю меняла постельное белье на моей кровати. Они ждали меня каждый день, каждый день верили, что я вернусь, и больше никуда не исчезну.
Сквозь сон я почувствовала запах знакомого с детства яблочного пирога. Мама приготовила завтрак, это означало пора вставать. Стащив ноги одну за другой, я присела на кровати. Все в комнате было до боли знакомо. Те же родные стены, тот же стол с бабушкиным торшером, даже посеревший с годами плюшевый белый заяц сидел на своем месте. Все напоминало мне о тех счастливых безмятежных годах моего детства. В них не было не алчности ни злобы, ни боли, ни предательства, все было совсем по другому. Оперевшись на тумбочку, стоявшую, подле кровати я собрала все силы, чтобы подняться. Окна были завешены шторами. Подойдя к балконной двери, я распахнула его стеклянные створки, к моему удивлению на дворе стояла ночь, я оставила двери открытыми, чтобы пустить больше свежего ночного воздуха в комнату. Выйдя на балконную площадку, не спеша подошла к перилам и легонько облокотилась на них. Они уже остыли от прохладного ночного ветерка. Я подняла глаза к залитому звездами небу, словно миллионы осколков чистого хрусталя они лежали на полотне кобальтого шелка. Воздух был наполнен озоном, и дышалось так легко, как никогда. В спящем саду стрекотали сверчки, а за ним шумела лесная листва. Я слишком долго не выбирались из города на природу, я думала, что уже и забыла, как поют ночные совы, забыла, что такое - жизнь.
Переодевшись, я умылась и спустилась на первый этаж. Мама гладила мои, недавно постиранные вещи, что до этого комом лежали в саквояже. Плюшка разместился на кресле неподалеку от горящего камина, а папа со спустившимися на кончик носа очками, читал очередной детектив. Все было так, словно я никуда, никогда и не уезжала. Я была – «Дома», хотя это всего лишь иллюзия.
Я вошла в комнату и плюхнулась на кресло. Мама мне приветливо улыбнулась, как же я соскучилась по ее улыбки, кончики ее губ изогнулись а в глазах читалось, что, чего бы я сейчас не захотела, все будет сделано.
- Выспалась солнце?
- Да, мам, я давно так сладко не спала. Только я сначала не совсем поняла, сколько же я проспала. Ведь когда я приехала, был уже вечер, а когда я встала и подошла к окну, поняла что сейчас ночь. Сначала мне показалось , что я просто пришла в сознание, ведь я же вроде отключилась, а когда спустилась вниз и увидела, как ты гладишь мои уже постиранные вещи. Как минимум сутки, и если бы не волшебный запах твоего пирога, я бы наверно так и спала – улыбнувшись ответила маме.
-Кстати о пироге, Элизабет, не пора бы нам уже поесть. – поправляя очки сказал отец, и встал с кресла.
Мы с мамой переглянулись и засмеялись.
-Пап, ты в своем репертуаре
-Нет, ну я серьезно, уж очень кушать хочется. Ох, знали бы вы, чего стоит не ловить носом этот вкусный запах с кухни. – папа с жалобным видом окинул нас взглядом.
Мама отключила утюг, поставила его на железную подставку и, обняв нас, повела на кухню. Мы зашли в мамино «царство» до блеска начищенное серебро стояло в стеклянном шкафчике, наглаженные полотенца висели на крючках, все сияло чистотой. Мы сели за круглый стол, а мама вытащила из духовки пирог с ягодами и яблоками и поставила его на стол. Когда она отвернулась, чтобы достать из шкафчика тарелки, папа воспользовавшись моментом, отщипнул от пирога маленький кусочек и быстро положил его в рот. Поняв, что я все видела, он посмотрел на меня и с жующим ртом улыбнулся, я улыбнулась ему в ответ, и взяла его за руку.
В глазах родителей я видела одновременно и боль и радость. Боль, рвала их сердца, ведь просто так я бы не приехала с вещами и с котом, значит у меня, что- то случилось, но как бы им не хотелось узнать, что произошло, они держали свое любопытство при себе. Ведь я сейчас дома, с ними, я улыбаюсь, значит, как бы то ни было, все пройдет, они не решались нарушить мое спокойствие. Наблюдая за тем, как они, молча, едят пирог и изредка переглядываются, дожевав кусочек, я сказала.
-Мам, пап, я вижу, что вы очень хотите у меня узнать, что же случилось. Просто простите меня, что я тогда, так поступила, что я бросила вас, я просто тогда ничего не понимала, я…
Как мне тяжело дались даже эти слова. Ком подошел к горлу от волнения, я немножко поперхнулась и глотнула горячего чая. Горло зажгло, да что же мне не везет то, с горячими предметами. Кружка с чаем упала на стол и разлилась. Мама подскочила со стула, налила с графина холодной воды и дала мне кружку.
-Ничего не говори Мерли. Ты сильно обожглась ?
- Нет, все в порядке, мне в последнее время везет- ухмыльнулась я и протянула ей ранее обожженную ладонь.
-Как это ты так?- спросил папа
-Да был не благополучный опыт со сковородой.
Маме все опять на месте не сиделось, она встала со стула и открыла нижний шкафчик кухонного гарнитура. Достала зеленую коробочку с лекарствами, нашла какую- то мазь и помазала мне ей руку. Она очень не вкусно пахла.
-Мам, да все нормально, не суетись, у меня ничего не болит, а это и так пройдет.
Я доела кусочек пирога и запила его водой.
-Что то меня усталость не отпускает, пожалуй я пойду прилягу если вы не возражаете.
Конечно иди- в один голос сказали они.
Я встала из за стола, взяла в левую руку тарелку, где некогда лежал вкусный кусочек, а правой потянулась за опрокинутой чашкой.
- Нет! Нет! Нет! Я сама все уберу, не беспокойся. – мама забрала у меня тарелку из руки, крепко обняла и поцеловала.
- Тогда я пошла наверх.
Я чмокнула на последок в щечку папу и маму.
- Спокойной ночи родители! Спокойной ночи Плюшка!

Я всегда просыпаюсь с чувством легкой злобы. Не хочется покидать заманчивый мир снов. Что б спустя несколько минут погрузиться в серую рутину дня. Но видит Бог сегодня особенный день. Пробуждение происходит с необычным чувством легкости и комфорта. Жизненный опыт говорит одну истину: всегда есть подвох. Открываю глаза и с видом крайнего изумления смотрю на комнату. Начинает бешено колотиться сердце, вот-вот выпрыгнет из груди, даже не спросив. Нахожусь в огромном зале, мрачном и неприветливом. Вокруг множество металлических столов. Смотрю на себя, на то где лежу. Такой же стол, но холода не ощущаю. Тело полупрозрачное. Первая мысль, что приходит в голову — морг. Помню одинокие посиделки в парке ночью. Каким чудом мог здесь оказаться неизвестно. Тем более, когда успел умереть. Провожу рукой по животу, столу. Предметы ощущаю на прикосновение, но не более. Мыслю, значит живой. Встать не могу, неизвестная сила не дает подняться со стола. От веселых и не очень мыслей отвлекают человек стоящий возле меня. Отлично, сейчас проясню эту мутную ситуацию с моей прозрачностью.
Лет тридцати мужчина кивает кому-то, стоящему возле моей головы сзади. В ответ мои виски сжимают руками.
—Здравствуйте. Мое имя Ларей. К сожалению, Вы оказались не в том месте и не в то время. Некоторые посчитали, что лучше прихватить Вас, чем возвращаться с пустыми руками. А теперь, пожалуйста, покажите мне ладонь левой руки.
—Не понимаю, что здесь происходит. Место это чудное. Где я? Почему могу видеть стол под собой? — решаю немного нагнать страху строгим голосом, хотя с моей стороны довольно глупо. Протягиваю левую руку.
—Не беспокойтесь. Дороги назад уже нет. Хотел сказать на Землю обратно не вернуться. А тело всего лишь проекция с дубль-кристала. Странно, нужно прошлое, а здесь образы будущего. Вы левша? Дайте другую руку.
На автомате подаю правую руку. Как это на Землю не попаду? Чертовщина настоящая, очень плохая шутка. Смотрю внимательней на Ларея. Да, странный он не то слово. Правда, ничем не примечательный, в толпе на такого внимания не обратишь. Когда всматриваюсь, понимаю, в чем дело. Большие добрые глаза, улыбка. Не поддельная, а в действительности «желающая всего наилучшего». Говорит медленно и вежливо. И здесь должен быть подвох. Одежда балахон с капюшоном. Неужели меня схватила секта сатанистов, а еще накачали наркотиками. Довольно правдиво звучит. И теперь или присоединюсь к ним или надо мной проведут ужасный ритуал. Ответ ясен, лучше всю жизнь врать, чем вообще лишиться жизни.
В лице Ларея произошли изменения. Брови сдвинулись, уголки губ зашевелились, ноздри слегка раздулись.
—Брак. Не подходит. Мрач пошли есть разговор, — Ларей отходит на несколько шагов. Мрач не заставляет себя ждать. Парень младше Ларея, но покрупней. Проходя мимо смотрит на меня. Ассоциации с именем оправдались: хмурый, убийственный взгляд, будто видит тебя насквозь. В моем случае это не метафора. Жуть. Весь в черном, но не балахон, а рубаха, рукава закачаны до локтей и штаны. Успеваю заметить еще два пистолета на поясе сзади. Небольшое открытые пугает. Еще один интересный факт брошен на чашу весов жизнь-смерть. Оба уходят. Оставляют наедине со своими страхами. Шутка явно затянулась.
Не знаю день сейчас или ночь. Голода не ощущаю. Спать не хочется. Решаю провести эксперимент. Сперва втягиваю носом воздух, удивляться уже устал. Так что просто констатирую следующий факт: или здесь абсолютно ничем не пахнет или нос вышел из строя. Пробую ущипнуть себя, в итоге получаем странное чувство безболезненности. Будто тело онемело. Опираясь на руки встать не удается. Спина словно приклеена к столу. Должен поблагодарить фантазию, на выдумки горазд. Много еще чем себя забавляю, время потеряло всякий смысл и значение.
Донимает, что со мной сделали. А может, меня похитили пришельцы? Еще раз осматриваю зал, ничего не изменилось, за время пребывания здесь. Потолка не видно, но стены точно каменные. Освещение идет из-под столов. Я здесь один. Какие-то скучные и примитивные пришельцы, из всей необъятной вселенной меня украли именно зануды. Счастливчик дня. Расскажу друзьям — не поверят. Лучше не надо, упекут в психушку.
Уместно поспать в данной ситуации. Время потянуть. Проснусь, кошмар кончится без моей участи. И вернусь к прежней жизни. Если спать не хочется тогда может потерять сознание? Мысль гения. Но воплотить в жизнь сложней. Вырубить себя грубой силой не могу, по причине положения тела. Еще несколько бредовых идей отбрасываю пока не появляется последняя. Правда, в ней не очень уверен. Решаю не дышать, и от недостатка кислорода потеряю сознание. Просто, как дважды два. Задерживаю дыхание и жду. Десять секунд, минуту, три, пять. Когда, согласно подсчетам, не дышу минут пятнадцать, признаю, что миссия не выполнима. Что б они не говорили это правда. Остается вопрос кто такие «они».
Оказывается время убить можно не только сном. Чувство апатии поглощает без остатка. В полном отупении жду новых сюрпризов судьбы. Спокойно, как в утробе матери. Ничему не удивлюсь. Даже если увижу единорога верхом на леприконе.
Ощущаю легкую вибрацию стола. Приятное колебания тела расслабляет. Неравномерно, толчками продолжается несколько минут. Всматриваюсь по сторонам. На всех парах бежит ко мне Мрач. И сходу хватает меня за голову. Одновременно с прикосновением, перепонки начинают разрываться от нахлынувших звуков. Такое ощущение, что началась третья мировая: выстрелы, взрывы и крики. Так еще и не слышу ничего без посторонней помощи. Оказывается Мрач вроде проводника. Ларей тоже пришел. В руках небольшой ящичек.
—Мрач, выполнишь мою просьбу? — с надеждой в голосе говорит Ларей.
—Я верю вашим словам. Сделаю. Вы должны бежать, они скоро будут здесь. Нужно позаботиться об усилителе. Здесь сам управлюсь. И прощайте, с вами было приятно работать…
—Спасибо. Надеюсь на тебя — переводит взгляд на меня. — Не разочаруй. Запомни тринадцать, пятьдесят два. Когда выберешься, сможешь найти меня по этим цифрам.
Последние слова уже слышу с трудом. Ощущаю, будто сознание, затягивает в водоворот. Падение с неодолимым чувством головокружения. Резкий скачок вверх, тело потяжелело. Теряю сознание всего на мгновение. Взрыв раздается всего в нескольких шагах.
Открываю глаза. Уже стою возле стола. Меня освободили. Делаю шаг, еще один. Бежать нужно. Осматриваюсь, в какую сторону лучше делать ноги. Поздно. В стене огромная дыра, и через нее уже забегают люди. С оружием, в одинаковой форме. Вояки. Так они пришли меня спасти, как замечательно. Поднимаю руки вверх и улыбаюсь. Сделан первый шажок пути домой. Так и хочется закричать: «я пришел с миром». Пафосное, но уж такие стереотипы. Солдаты, как я их окрестил, сходу начинают по мне палить. Оказывается им мир и даром не нужен. Пули просвистели совсем рядом. Одна попадает в правую руку, чуть выше локтя. Резкая жгучая боль и паника. Еще несколько попаданий: в ногу и плечо. Смотрю с ужасом на кровь по всему телу, мысли о смерти приходят сами собой. При всей боли по телу падение ощущаю особенно ясно. А потом пустота.
***
Лежу. Уже час как пришел в себя, а собраться с мыслями не могу. Не укладывается в голове происходящее. Раньше меня прозвали проекцией, заперли меня в ней, как понимаю. Сейчас же нахожусь в бетонной коробке три на три метра. По всем признакам похоже на тюремную камеру: койка, сортир, железная дверь. Окон нет. Слышны только шаги проходящих мимо камеры. Ранения перевязаны и не болят. Только легкая слабость дает о себе знать, что со мной поступили не совсем гостеприимно. С головы не выходит мысль, будто упускаю одну важную вещь. Уже готов схватить за хвост неведомое, вот-вот откроется передо мной неизвестная дверь. От усиленных раздумий разболелась голова.
Двери камеры резко отворяются. Входит человек в маске, которая закрывает все лицо, даже дыр для глаз нет. Одежда очень похожа на балахон Ларея. Серый плащ, закрывает тело от взора, а капюшон прячет волосы. Прямо человек-загадка.
—Мрач, в чем дело? Лаборатория в руинах, Координатор на связь не выходит,— сходу начинает задавать странные вопросы, голос сухой, нейтральный.
—Я … не… не понимаю, что хотите от меня… — сразу впадаю в ступор. Какой Мрач? Путает немного. Сажусь, в упор смотрю на серую маску.
—Не придуривайся. Договор разорвать не получиться, мне нужно знать, где усилитель.
—Та не Мрач я! — срываюсь на крик.
—Играть со мной вздумал. Или не узнал, тогда исправим — подходит, легким движением руки снимает маску. Под ней оказывается миленькое личико девушки. Правильные черты, утонченность во всем. Любуюсь зрелищем, немного отлегло от сердца. Неужели такая красотка может сделать больно? Улыбаюсь, как идиот, во все тридцать шесть. Моя реакция приводит девушку в замешательство. Плащ зашевелился, и показывается рука. Маленькая, нежная ручка. Идеально, кажется, влюбился. Слежу за манипуляциями красотки. Указательный и средний палец правой руки прижимает к моему лбу. Отводит взгляд в сторону. Холодок пробегает по телу.
—Ба да это не Мрач. Какая неприятная неожиданность, — оказывается маска, не только скрывает лицо, еще изменяет голос. Рай для ушей голосок у нее. Немного успокаиваюсь, вот таки признают. Но продолжение напрочь ломает мозги, — поздравляю теперь ты альтер эго, бесполезный дубль. Хотя есть еще шанс поговорить с нужным человеком.
Рефлекс самосохранения сработал быстрее, чем успеваю услышать последнее слова. Резко встаю, отбегаю в угол комнаты. Ноги совсем не слушаются. Не знаю почему, но внутри зарождается страх. Смотрю на нее огромными, от испуга глазами. В голове кашица из мыслей.
—Какой шустрый, я таких не люблю, — достает откуда-то из-за пояса кристаллик, величиной с вишню, и зажимает между пальцами. Направляется ко мне. Пытаюсь вжаться в стену, слиться с ней, чудом убежать от девушки. Закрываю глаза. Ладонь с кристаллом прикладывает к моему лбу. Что-то мощное давит на меня, необъяснимое. Из глаз пошли слезы, нижняя челюсть нервно задергалась — такой боли еще не приходилось ощущать. Даже ранения казались легкими царапинами по сравнению с этим. Если представить что тебя нарисовали на бумаге, каждую клеточку. А теперь медленно стирают, и ты чувствуешь весь процесс уменьшения себя. Кричу не сдерживаясь. Пытаюсь на чистой силе воле сдвинуться с места, ничего не получается. Все прелести средневековых пыток ощущаю на себе. Время тянется вечность. Будто каждую клеточку мозга сжимают в стальных тисках. Уже готов потерять сознание, когда боль затихает. Поднимаю веки. Неужели в глазах двоиться. Слезы мешают четко видеть происходящее. Сползаю по стене. Пес побитый.
—Повторяю, прекрати. Какое отношение имеет Третий отдел к моему заключенному? Отдай кристалл, — новенький участник веселья довольно хорошо показывает себя при разговоре со злюкой. Прекращение пыток позволяет прийти в себя. Девушка не задержалась с ответом.
—Ах, Азер, какая приятная неожиданность, — глазам не верю, еще секунду назад была злее мегеры, а теперь ягненка из себя корчит. — По долгу службы должен знать, процесс извлечения альта прерывать нежелательно. Но ничего, главное уже сделала, теперь нужно подождать результатов. Могу сказать точно. Достали на свою голову из Земли дубля. И не знаю почему, но сделали с него альтер эго. А я лишь пыталась вернуть, куда ему место, в кристалл.
—Ты не имеешь права без разрешения. Тем более если это альт то он попадает под юрисдикцию Первого отдела. Кристалл отдай — в ход пошли угрожающие нотки.
Девушка, игнорируя Азера, выдернула из его рук папку с бумагами. Будто и забыла про меня совсем. Начинает листать содержимое. В этой ситуации мне перепала роль наблюдателя. Лучше так, чем корчиться от боли у стенки.
—Дай ручку.
—Чего собираешься писать?
—Заключение телепата эксперта. Заключенный, известный под кличкой Мрач, слился с дублем из Земли. Экспертом изъято у альта более три четверти памяти. Объект считать безопасным и направить в резервацию.
—Мне решать, куда и кого отправлять. Сперва лично разберусь с ситуацией.
—Какая жалость. Хотела лишь избавить от лишних хлопот — отбрасывает бумаги на койку. Надевает маску, становиться прежней серой статуей. — Если хочешь кристалл попробуй отобрать.
Не задерживаясь более ни секунды, девушка идет к дверям. Мне остается только смотреть вслед. Я ее ненавижу лютой ненавистью. Страшно подумать, будто могла мне понравиться. При следующей встречи перегрызу глотку. Молодой парень, Азер, как его назвала та ведьма, попытался поднять меня. Как заору:
—Не трогайте меня! Оставьте в покое! Что здесь происходить!?
—Азер Сат, младший специалист, место службы Межпланетная Организация по Развитию, Сохранению и Защите Связей Большого Союза, Первый отдел, МОР, — отрекомендовался парень. Решаю про себя: или он расскажет, что здесь происходит или я ему разобью голову.
—Что она со мной сделала? — в горле ужасно пересохло, — пить хочу…
—Подождите секунду, пожалуйста — Азер выходит, но даже не успел соскучиться, так быстро вернулся. Принес бутылку. Жадно пью воду. Никогда с таким наслаждение не утолял жажду.
—А теперь мне нужно, что б вы наиболее честно отвечали на вопросы. Ваше имя, планета.
Как же меня зовут? Забыл. Быстро пошарился в памяти. Ничего не помню, только небольшие отрывки из прошлого. Не помню кто Я!
—Не знаю, как зовут. Планета Земля — отвечаю спокойно, без истерик.
—Хорошо, это предсказуемо. А теперь посмотрите сюда, — достает маленькое зеркальце, и дает мне. Неужели что-то c лицом? Смотрю с опаской в зеркало. Да нет, все хорошо, только вот лицо не мое! Мозаика начинает складываться. На меня смотрит с зеркала Мрач. Перевожу взгляд на руки, ноги. Раньше внимания не обращал, теперь вижу — не мое.
—Хорошо, — продолжал Азер — вспомните, процедура замещения эго была добровольная с обеих сторон?
—В любом случае я не сопротивлялся. Да и Мрач тоже. Он сам все сделал — а мысли витают совсем в другой стороне. Боже, когда я проснусь?
—Тогда попытаюсь объяснить происшедшие и решим, что делать. Вы уже не в своем мире. Сперва телепат скопировал ваше сознание на кристалл. Именуемые дубль-кристаллами. Такие вещи на черном рынке дорого стоят. Но тут постает вопрос. Мрач, и остальные из банды занимались похищением медиумов. Зачем ему вы, та и к тому же жертвовать собой ради жизни дубля.
—Не понимаю о чем говорите: медиумы, дубль — потерял нить разговора еще в самом начале.
—Дубль — копия чего-нибудь. В данном случае сущности. Дубль, заключенный в тело, а не в кристалл теряет ценность, становиться альтер эго, или альт. Медиумы: пирокинеты, криокинеты, телепаты, телекинеты, гештальты. Не будем останавливаться на мелочах, — о завелся вижу, уличка в школе тоже делала напыщенный вид когда объясняла урок. Хех, жалкий остаток памяти, лучше б посерьезней вещи сохранились. Слушаю дальше Азера, если не понимаю, так хоть запомню на будущее. — Баланс между альтом и носителем нарушен. Если принудительное слияние, собственное эго Мрача взяло б верх, но при добровольном произойдет только передел. Часть его сознания перейдет тебе, баланс восстановится. Но не волнуйся, способности телепата тебе не передадутся. Дубль не обладает возможностями оригинала, и не умеет управлять способностями носителя. Даже гениальность не передается. А так дубли не в кристаллах ничего не стоят, абсолютно. В таких случаях, когда к нам попадает гражданин не союзных планет, его отправляют в резервацию, где проходит обучение приспособление к жизни у нас. Но в твоем случае все сложней. Нужно учитывать кто твой носитель, и то что ты чрезвычайно заинтересовал МОЗ, они же Третий отдел. Одного из их представителей ты уже имел возможность видеть. Еще хочется с тобой поговорить, но не буду тебя утомлять. Зайду попозже.
—Стой. А как же языковый барьер? Я общался там с людьми, та и здесь не думаю, что успел выучить ваш язык, — один из тысячи вопросов который не дает мне спокойствия.
—Тут просто. Скорее всего, общения вначале происходило с помощью телепата. А когда слился с Мрачем, произошел элементарный обмен на низшем уровне знания. Даже не обмен, соединение. Сюда входит и языкознание. Обычно телепат устанавливает границы слияния. Неизвестные вещи интерпретируются в знакомые и схожие по смыслу. В подсознании заменяются. Речь может показаться очень похожа на земную, хотя истинное значение может быть немного иным. В вашем случае сделана работа грамотно, со знанием дела, — после долго разговора переводит дух. — Пожалуй, пойду, буду чуть позже. Может быть, Вы кое-что вспомнишь.
Азер уходит, захватив бумаги. Все вокруг сошли с ума, и меня хотят сделать полоумным. Внутри пустота, ничего не помню, не знаю кто я. Знаю точно — всю жизнь думал о бесценности своей жизни, а теперь узнаю: я не стою и ломаного гроша. Жить не хочется. С каким презрением говорила девушка слово «дубль». Тринадцать, пятьдесят два. Нужно искать Ларея.

Глава 1
Темно-вишневая девятка свернула с шоссе на проселочную колею, и её затрясло на ухабах. Старая дорога была проложена в незапамятные времена, и сейчас о том, что когда-то это была вполне цивилизованная трасса, напоминали лишь редкие куски асфальта, попадавшиеся в промежутках между рытвинами и ямами. На очередной колдобине машину подбросило и Аня, подпрыгнувшая на заднем сидении, больно прикусила язык. Рот девочки мгновенно наполнился железным привкусом крови, и она недовольно поморщилась то ли от боли, то ли от осознания собственной неуклюжести.
Аня посмотрела на затылки, сидящих впереди, родителей. Мать сосредоточенно разглядывала окрестности. Она настолько погрузилась в их созерцание, что не произнесла ни слова с момента отъезда. Впрочем, в последнее время она вообще мало говорила, зацикленная на собственных мыслях, женщина предпочитала свой внутренний мир окружающей её действительности.
Скользнув взглядом по маленькому зеркальцу заднего вида, Аня встретилась глазами с отцом. Он натянуто улыбнулся дочери, и она в ответ выдавила из себя вымеченную улыбку. Отец прекрасно понимал, как ей нелегко в такой момент оставить друзей, прежнюю жизнь и согласиться, пусть и на временный, переезд в незнакомое место. Но так захотела мама, а за годы совместной жизни все члены семьи привыкли прислушиваться к её желаниям. Но с чем девочка была в корне не согласна, так это с выбором места. Единственное, что успокаивало – это слово «временное», которое непременно произносилось в непосредственной близи со словосочетанием «новое местожительство».
Заморосил дождь. Низкие, серые облака нависли над дорогой. За окном автомобиля непрерывной чередой мелькали березы и осины. В последние полчаса пейзаж совершено не менялся. Разве что редкий лиственный лес плавно перешел в смешанный.
Аня и раньше знала - они направляются в глухой поселок, но теперь, когда она убедилась в этом воочию, настроение только ухудшилось. Они ехали уже около часа, а признаков цивилизации не наблюдалось. Девочка вдруг подумала, что возможно деревни под названием Стекольная и вовсе уже не существует.
Впервые она услышала об этом поселке лишь несколько месяцев назад, когда мать озвучила план поездки. Мама не была исконной москвичкой, но Аня и не подозревала, что её корни так глубоко уходят в деревенский быт. Девочка охотней поверила, если бы в чем-то подобном признался отец, но заносчивая, деспотичная, с признаками снобизма мать никак не вязалась с подобными представлениями. Мама никогда толком не рассказывала, откуда она родом, и Аня предполагала, что Людмила Антоновна приехала в Москву из Самары или, например, Ростова, но уж точно не из поселка под названием Стекольный, который даже на карте не отмечен.
И вот теперь, спустя столько лет молчания, в течение которых мать не то что не собиралась навестить родные места, но даже не заговаривала о них, она вдруг воспылала желанием вернуться домой. Оказалось, от бабушки с дедушкой (их Аня ни разу в жизни не видела) матери достался дом.
На все расспросы дочери о поселке Стекольный она отвечала, что в скором времени Аня составит собственное мнение об этом месте. На этом разговоры заканчивались. Тогда девочка решила выяснить подробности в интернете. Все что удалось найти – это короткое упоминание о поселке. Всего несколько строк, где говорилось о некогда подающем надежды, небольшом городке, названном в честь стекольного завода, стоящего неподалеку. Но после аварии, произошедшей лет двадцать назад, завод встал, а вместе с ним остановилась и жизнь поселка. В данный момент Стекольный, по представлениям девочки, был наполовину вымершей деревней, в которой доживали последние годы несколько стариков.
Ну, что им делать в заброшенном поселке, о существование которого уже давно позабыли? При мысли, что придется провести там три месяца жизни, Аня приходила в негодование. После случившегося это лето не могло стать веселым, но ведь ей всего тринадцать и хоронить себя среди обломков старого завода и деревенских пенсионеров совсем не хотелось.
Машина снова подпрыгнула, но на этот раз для Ани обошлось без травм. Она держала челюсти крепко сжатыми, помня о недавней оплошности. Кончик языка еще побаливал и даже немного опух.
Лес за окном закончился как раз в ту минуту, когда Ане показалось, что он будет там вечно. По бокам от дороги распростерлось поле. Никем не засеянное, оно представляло собой смесь грязи и бурьяна. Неожиданно вдоль дороги показались первые дома. В основном они были старыми и покосившимися. Резные ставни с облезшей краской выглядели нелепо. Но попалось и несколько милых домиков, которые на общем фоне выглядели вполне респектабельно.
- Должно быть, дачи горожан, – заметил отец, когда они проезжали мимо очередного двухэтажного здания из красного кирпича.
- Здесь что же и город есть? – с наигранным восторгом поинтересовалась Аня.
Мужчина ничего не ответил, лишь бросив на неё укоризненный взгляд, и девочка пристыжено замолчала. Деревня оказалось не такой уж и ничтожной. Домов пятьдесят не меньше. Дождь прекратился, и машина ехала медленно, километров сорок в час, девочка открыла окно и высунула голову на улицу. Изловчившись, она посмотрела вверх и обнаружила, что, по крайней мере, электричество в дома проведено. Еще бы был телефон, и тогда общение с друзьями обеспечено.
Увлеченная подобными мыслями, Аня не заметила, как машина остановилась.
- Кажется, приехали, – мать первой нарушила тишину.
Аня недоверчиво посмотрела на сооружение, перед которым стояла машина. Это был одноэтажный, покосившийся дом, выкрашенный когда-то темно-синей краской, которая еще не до конца смылась дождями и снегом. Окна закрывали кривые ставни, а дорожка, ведущая к крыльцу, заросла настолько высокой травой, что сразу становилось ясно, как долго по ней никто не ходил. Одним словом общее впечатление было удручающим.
- В нем вообще кто-нибудь жил? – спросила Аня с недоверием.
В голосе девочки проскользнул плохо скрываемый ужас, и отец решил как-то разрядить обстановку. Хоть он и сам с трудом верил, что кто-то в здравом уме способен испытывать восторг при виде такого дома, он очень постарался его изобразить.
- Да что ты, Анютка, в самом деле? – жизнерадостно обронил мужчина, выбираясь вслед за женой из машины. – Посмотри, как здесь здорово. Природа кругом, свежий воздух, – он вдохнул полной грудью, подавая пример дочери.
Но Аня, немного громче, чем следовало, хлопнув дверью, осталась безучастной к его словам. Как любой ребенок, выросший в мегаполисе и никогда не имевший тесного контакта с дикой природой, она искренне сомневалась, что они смогут найти общий язык. Конечно, она любила ездить отдыхать летом куда-нибудь в лагерь. Но обычно это была Турция или на худой конец Анапа, но уж никак ни поселок Стекольный.
- Мы быстро приведем его в порядок, – продолжал между тем отец. – Пару дней и нам будет завидовать весь поселок.
- Что-то я в этом сомневаюсь, – пробормотала девочка себе под нос, но так чтобы никто не услышал.
Ане совсем не хотелось расстраивать отца. Она прекрасно видела - под напускным энтузиазмом скрывалась усталость и боль. В конце концов, Светлана была и его дочерью тоже, вряд ли ему сейчас легче, чем матери. И все же он взял на себя обязанность заботить о них. А ведь ему тоже не помешало бы немного участия.
Людмила Антоновна тем временем, приминая траву, прошла к крыльцу. Ступени под её ногами заскрипели, но выдержали вес в шестьдесят пять килограммов. Ржавый замок на удивление быстро поддался и женщина, толкнув дверь, скрылась в доме.
Переглянувшись, отец и дочь последовали за ней. В доме было сыро и пахло плесенью, но в остальном все смотрелось не так уж и плохо. Мебель выглядела сносно. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что клопов в ней не водиться, а уже одно это - подарок судьбы. Дом оказался не таким маленьким, как Ане представлялось сначала. И хотя он был одноэтажным, помимо кухни и ванной здесь имелось еще три комнаты. Аня с радостью узнала, что небольшую спальню в конце коридора полностью предоставили в её распоряжение.
Неприятной неожиданностью стало отсутствие воды и электричества. Так как со смерти родителей Людмилы Антоновны, а это случилось более десяти лет назад, никто здесь не жил, необходимость в коммунальных услугах отпала.
- Завтра же схожу в ЖЭК и попрошу нас подключить, – заявил Сергей Викторович - отец Ани.
- Может, и об интернете замолвишь словечко? – с надеждой посмотрела на него дочь.
- Прости, милая, - папа притянул дочь к себе и обнял. Они остались на кухни одни, жена вышла осмотреть сад, и мужчина мог не бояться, что она их услышит. – Я знаю, как тебе не хотелось сюда ехать. Но ты должна понять маму. Ей сейчас очень тяжело.
- Можно подумать, что тебе или мне легче, – жестко парировала Аня, но, заметив муку в глазах отца, мгновенно об этом пожалела. – Ладно, забудь. Проведи сюда интернет, и я буду вполне счастлива. Пожалуй, даже смирюсь с этим ужасным поселком.
- Договорились, – Сергей Викторович протянул дочери руку. – С меня всемирная паутина, а ты обещаешь мне хотя бы попытаться хорошо провести лето.

* * *
В то самое время, пока Аня и Сергей Викторович разговаривали на кухне и пили горячий чай с бергамотом, в четырех домах от них хлопнула входная дверь. Семилетняя Лиза, открыв ярко-оранжевый зонтик, украшенный рисунком из блестящих страз, шагнула под вновь начавшийся дождь.
Мама девочки приболела, и старший брат с отцом поехали в город за лекарством от простуды. В такую погоду кто угодно может заболеть, подумала девочка. И именно сейчас в доме, как назло, закончился хлеб. Мать собиралась пойти в магазин, но Лиза, решив показать насколько она уже взрослая, и как заботится о матери, сама вызвалась сходить за хлебом. В конце концов, магазин всего в десяти минутах ходьбы от дома. Ей не трудно сбегать туда и обратно, тем более что она уже не раз проделывала этот путь. Вероятно, поэтому маму не взволновало предложение дочери, взяв с ребенка обещанье не задерживаться, так как дождь грозил только усилиться, она с легким сердцем отпустила малышку.
Весело шлепая по лужам в резиновых ботиночках под цвет зонтика, девочка направилась в сторону магазина. Несмотря на данное матери обещание, она не торопилась. Дождь лил уже неделю, и она устала сидеть в четырех стенах. Здоровый, детский организм требовал активности.
Наблюдая за брызгами, разлетавшимися из-под ботинок, Лиза полностью позабыла про окружающий мир. Так весело прыгать от одной лужи к другой и слушать, как дождь монотонно стучит по зонтику. В этот момент девочка чувствовала – она одна в целом мире, и он весь принадлежит ей. Она может делать с ним все, что пожелает.
Пакет, захваченный для хлеба, шуршал в руках. С каждым новым прыжком он взмывал вверх, чтобы через пару секунд снова опасть.
Но у порога магазина неожиданно налетел резкий ветер и с силой выдернул из маленьких пальчиков пакет. Он тут же взмыл в воздух. Девочка, задрав голову, заворожено наблюдала за ним. Он на мгновение задержался, зависнув в воздухе, а потом решительно полетел в сторону реки.
Лиза представила, что скажет мама, когда она вернется домой без денег и хлеба: «Тоже мне взрослая девочка, умудрилась потерять пакет». Она четко видела, как мать качает головой.
- Снова прыгала по лужам и забыла про все на свете, – говорит она, печально вздыхая. – И когда ты уже повзрослеешь.
Конечно, после этого мама оденется и пойдет в магазин, а потом будет еще несколько дней лежать с температурой, а Игорь будет укоризненно смотреть на Лизу и спрашивать: «Неужели ты сама не могла купить этот несчастный хлеб?».
Все эти мысли в долю секунды пронеслись в голове девочки, пока пакет висел у неё над головой. И когда его подхватил очередной порыв ветра, она, не задумываясь, побежала следом. Теперь все внимание было сосредоточено на злосчастном пакете, который то взмывал под облака, то опускался к вытянутым рукам девочки, но всякий раз оставаясь недоступным, как будто дразня её. И она подпрыгивала, пытаясь его схватить, но все никак не могла дотянуться. Лишь одно оставалось неизменным, пакет все так же неумолимо несся к реке.
Лиза заметила это, только когда ботинки наполнились водой. В ужасе она отпрянула назад, осознав, что зашла по щиколотку в воду. В этот момент наглый пакет остановился. Теперь он кружил неподалеку от берега, подлетая вверх на несколько метров или же касаясь воды, от чего на её поверхности образовывались круги. Лиза была готова поклясться, что ветер дует ей в лицо, но пакет плевал на это. Его мало волновали законы природы, он жил по своим собственным.
Прикинув расстояние до пакета, девочка решила - достаточно сделать всего пару шагов, чтобы достать до него. Глубина реки здесь небольшая.
Покрепче зажав зонтик в руке (почему-то Лиза не хотела его выпускать, как если бы он был спасательным кругом), девочка ступила в воду. Резиновые ботинки мгновенно залила речная вода, и каждый новый шаг давался с неимоверным трудом.
Когда вода уже доставала девочке до колена, она приподнялась на носочках и протянула руку, отчаянно пытаясь схватить пакет. Кончики пальцев скользнули по скользкому от дождя целлофану, но так и не смогли его зацепить. Всего лишь один маленький шаг отделял Лизу от заветной цели. Немного поколебавшись, она сделала его. В ту же секунду ноги соскользнули вниз, и девочка потеряла опору. Дно реки резко оборвалось. Тяжелые ботинки, полные холодной воды, потянули вниз. Минуты не прошло, как Лиза, так ни разу и не вскрикнув, с головой ушла под воду, чтобы уже никогда не вынырнуть.
Пакет повисел еще некоторое время над тем местом, где утонула девочка, как будто желая убедить, что все действительно кончено, а потом беззаботно полетел прочь.
Лишь ярко-оранжевый зонтик остался на поверхности реки горевать о внезапно потерянной хозяйке, но вскоре его закружило течение и понесло вдаль.

– Никитка, айда в лес! Земляника поспела.

Мальчик торопливо натянул штаны и поправил рубаху. Схватил со стола ломоть ароматного черного хлеба и дал стрекоча, пока мать не хватилась.

– Бежим скорей, а то всю ягоду оберут, – с небольшой корзинкой в руке, Ольга первой припустила по тропинке.

Далеко впереди зеленела березовая роща. Оттуда доносились чьи-то голоса.

– Догоняй! – крикнула девочка. Никита бежал за ней – только голые пятки мелькали.

Ему нравилась эта веселая хохотушка. Но даже ей он не мог доверить главную тайну: как тут расскажешь, когда дед строго-настрого запретил.

Еще свежа в памяти прошлогодняя прогулка в бор. Дед Иван взял с собой шестилетнего Никиту по грибы. Шли долго, пробираясь через бурелом и густые заросли малины. Мальчик устал, но виду не подавал. Остановились на маленькой полянке.

– Вот и притопали… – дед посмотрел на внука, щурясь от солнца. – Немного отдохнем, а потом я тебе покажу одну вещь.

Пока дед развязывал узел с едой, Никита ходил по поляне. Вокруг весело кричали птицы, радуясь наступившему лету. Над головой в голубом просторе неба быстро проносились белоснежные паруса облаков.

– Запомни, внук, – сказал дедушка, поглаживая рукой ладанку на груди. – В роду нашем всегда были такие люди, как мы с тобой. Когда собирались тучи, и приходила гроза, они первыми вставали на защиту земли русской.

Мальчик внимательно слушал старика, играя таким же кожаным мешочком на шнурке.

– Смотри, Никитка, не потеряй! В обереге сила великая. А теперь, первый урок…

Внук вопросительно посмотрел на деда.

– Сначала надень его на шею, потом повторяй за мной.

Дедушка лег спиной на землю. Положил правую руку на оберег.

– Закрой глаза, представь птицу или зверя и зови на поляну.

Заметив, что Никита смеется, дед сердито погрозил ему пальцем.

– Не отвлекайся, а то ничего не выйдет.

Тихо прошелестев крыльями, птица опустилась на дерево. Перебирая клювом иссиня-черное оперение, ворон одним глазом поглядывал вниз.

– Давай, – шепнул дед.

Мальчик зажмурился и не шевелился. Легкий толчок и незримая сила подкинула его вверх. Теперь он сидел на ветке и, склоняя голову набок, рассматривал свое тело, оставшееся под сосной на траве.

Ворон испуганно крикнул, раскинув крылья, поднялся над лесом. Наслаждаясь полетом, мальчик посмотрел на поляну. С непривычки немного кружилась голова. Никите захотелось вернуться назад. В глазах на мгновение потемнело. Он снова лежал на земле.

– Молодец! – похвалил его дед.

Так начались дни учебы. Всякий раз дедушка рассказывал и показывал что-нибудь новое и интересное. Никита быстро усвоил навыки управления талисманом. К концу лета он без труда мог покорить волю любого зверя: будь то волк или даже медведь. А осенью дедушка умер. Ушел к себе на пасеку, долго не возвращался. Когда отец Никиты, заподозрив неладное, отправился туда, было поздно.

Детство кончилось. Хмурым дождливым утром отец разбудил Никиту и привел в кузню.
– Пора тебе, сын, учиться моему делу. – сказал он, раздувая огонь.

*****

Тихий ветерок гулял по верхушкам буков. Листья шелестели, напевая незнакомую мелодию наступающего лета. Серая невзрачная птица высоко в кроне старого раскидистого дуба, водила смычком по струнам невидимой скрипки.

Они стояли, взявшись за руки, парень и девушка. Светловолосые и сероглазые, как брат и сестра.

«Как хорошо», – подумала Ольга. – «Вот счастье…»

– Погоди, - говорил Никита. – Через год стану работать как отец и женюсь на тебе.

Ольга покраснела, и смеясь, шутливо хлестнула парнишку букетом полевых трав.

– А что, я серьезно! Мне почти шестнадцать уже. Вчера сам лошадь подковал. Отец даже и не знает еще…

– Тоже мне, жених, – улыбнулась девушка. – Все вы, парни одинаковы.

– Не, я не таков. – Никита сунул руку за пазуху и достал что-то, завернутое в тряпицу.

– Это тебе!

– Ой! – девушка невольно залюбовалась играющей на солнце сталью.

– Твоя работа?

– Не, мы больше по гвоздям и подковам.

– А где взял?

– Хозяин коня отдал. – Никита ковырнул пальцем узор на белой льняной рубахе. – Денег у него не было, вот ножом за подковы и рассчитался.

«Глупый ты еще Никита, кто же девушке ножи дарит, ты бы лучше браслет сделал или колечко…» – подумала Ольга.

– На что он мне? – спросила девушка.

– В лес пойдешь, а там зверье всякое.

– Да у нас одни белки да зайчики.

– Бери, пригодится, – настаивал Никита.

Издали донесся высокий женский голос:

– Ольга, ты где?

– Мачеха ищет… Побегу я, – девушка, тряхнув тяжелой русой косой, скрылась за изгородью.

Никита задумчиво посмотрел ей вслед, вздохнул и пошел в кузню.

Ольге исполнилось пять лет, когда умерла мать. После работы в поле тяжелая лихорадка свалила женщину. Не помогли даже заговоры и травы тетки Анастасии.
Отец долго горевал. А спустя год понял, что без женских рук в доме не обойтись, и привел из соседней деревни уже не молодую высокую и худую Анну. Все бы ничего, но уж больно не ладили Ольга с мачехой. На то была причина.

При муже Анна падчерицу не обижала. Но как только хозяин за порог и начиналось...
Почему в доме такая грязь? Воды в бочке мало. Гряды в огороде не полоты. Скотина не кормлена.

Много позже выяснился и главный порок Анны. Жадна и завистлива.
И когда однажды увидала Ольгу и Никиту вместе, тут же мужу пожаловалась. Мол, совсем его дочь от рук отбилась. Рано ей с босыми парнями хороводы водить. Отец в ответ строго стрельнул на жену глазами. Потом сказал:

– Я ведь тоже не из купцов, что же ты бедняка выбрала? А парни, как Ольга решит, так тому и быть. – Сказал, как отрезал. На том разговор и окончился.

Когда девушка прибежала домой, отца все еще не было. Он с утра ушел в соседнее село. Хотел вернуться к обеду, но задерживался.

Мачеха как всегда надавала кучу домашней работы, а сама ушла к соседке, якобы за солью. Ольга знала, что соль в доме есть, просто любила Анна поболтать, посплетничать.

К вечеру, переделав все дела, Ольга, наконец, освободилась и убежала на улицу. Она давно собиралась зайти к тетке Анастасии, да все как-то не выходило. Дальше тянуть нельзя. Пора узнать свою судьбу.

Уважали люди Анастасию, но иногда побаивались. Женщина эта могла при желании и непогоду вызвать, и порчу и болезни на скот наслать. А ели надобно очень и приворожить. Темные дела не любила творить. И часто прогоняла того, кто явился с умыслом злым.

*****

– Держи, - сказала ведунья. И дала Ольге прозрачный как слеза кристалл кварца.

– Знаю я, люб тебе сын кузнеца, Никита Коваль. – Тетка Анастасия внимательно смотрела на девушку добрыми зеленоватыми глазами.

– А не боишься ли, что много плохого скажу тебе сейчас?

– Нет, тетушка, не боюсь, за тем и пришла.

– Хорошо, закрой глаза, слушай меня, и думы все гони прочь.

По телу, словно сквознячок прошел. Мурашки забегали. Тепло и хорошо стало.

– Вижу, испытания вас ждут. – Голос ведуньи звучал тихо и как будто из другой комнаты. – Разлука будет. Горе и слезы. Много слез. Вижу кровь и дым. Врагов кругом видимо-невидимо. А дальше все в тумане.

Слезы из глаз хлынули сами собой.

– Как же это? Неужто не быть нам вместе? – всхлипнула девушка.

Ведунья еще раз внимательно окинула взглядом Ольгу и сказала:

– Любовь у вас дочка настоящая. Если так, то не остановят вас никакие беды и преграды.

Когда Ольга переступила порог родного дома, ей навстречу выскочила встревоженная мачеха.

– Где ты так долго гуляла? Гости у нас, – радостно сообщила она.

За столом сидел толстый, бородатый мужик. В нем Ольга тут же узнала соседа – Федьку Быка. Жил он один, без семьи, а летом нанимал людей для работы в поле и на мельнице. Нынче у Быка трудились двое пришлых крестьян: Хрящ и Гвоздь. Народ о них разное сказывал. Ходили слухи, что Гвоздь раньше промышлял воровством, а Хрящ когда-то убил нищего в городе, но сумел откупиться. Чужаки не понравились отцу, а уж он в людях разбирался.

– Держись от них дочка подальше. – много раз говаривал он.

И вот сейчас грузный и неприятного вида сосед, не стесняясь, разглядывал вошедшую девицу.

– Пришел к вам с поклоном, - начал говорить Федор. – Завтра мои работники едут в город за товаром, может и вам чего привезти?

– Федор! Да у нас и денег-то нет, – засуетилась Анна.

– Деньги отдадите потом, а может дочка прийти и отработать.

– Вот еще! – фыркнула Ольга. – У меня своего огорода хватает.

– Да ладно, я пошутил. – спохватился Федька. – Повезем на продажу муку, – и твой Никитка с нами едет. Долго уламывал его отца. Никак не хотел сына отпускать. Пришлось посулить хорошие деньги. А что, Никита парень крепкий, даром, что в кузнеце молотом горазд махать. Пускай и мешки потаскает. А тебе подарок купит и привезет.

Ничего не сказала в ответ Ольга и молча вышла на двор.

– Гордая… – Федор с восхищением глянул вслед девушке и продолжил:

– Муж-то твой Анна воротился?

– Не вернулся Василий. Я уж и переживаю, не случилось ли там чего.

– Ничего, завтра вернется.

Бык пригладил густую длинную бороду и спросил:

– Говорили вы о моем предложении?

– Да пыталась я, муж ни в какую, сказал, мол, как дочь надумает, так и будет. А она заладила все одно: Никита ей люб и никто другой не нужен.

– Вот значит как, – сказал, поднимаясь из-за стола Федька. – С Никитой это дело поправимо. А вот с отцом не знаю, как договориться. Одна надежда на тебя, Анна. Ну ладно, прощай. Как вернемся, зайду.

*****

Утром Ольга побежала к Никите, да опоздала. На стук во двор вышел Иван, отец Никиты.

- Уехали они с первыми петухами. Да ты не плачь, завтра днем воротятся.

А слезы все бежали и бежали. Как будто беду чувствовали.

Весь день Ольга себе места не находила. И когда в поле ходила, и в огороде, и в доме, когда прибиралась.

Вечером прибежали в деревню двое испуганных мальчишек. И тут же слух прошел: в соседнем селе беда, степняки напали. Дома пожгли, а жителей, кого побили, а кого в полон забрали. Анна как услышала, так и села. Пришла Ольга с огорода, вместе проревелись. Оставалась надежда, что отец успел уйти из деревни до того, как появились разбойники.

Утром пришел пьяный Васька Хрящ и сказал:

– А Никитку-то твоего в городе поймали. Он там кошелек украл. Посидит теперь в яме, покуда откуп не принесут. Будет знать, как чужое добро брать!

Совсем от горя стала не своя Ольга. Куда пойти, у кого просить помощи? Бегом к кузнецу!

– Дядя Иван! – закричала прямо с порога. – Никита ни в чем не виноват, наговорил на него кто-то.

– Знаю, Оленька, вот сейчас пойду в город. Может, что и придумаю.

Как только кузнец уехал, явился Федька Бык. Встал перед избой во дворе и ухмыляется. На довольном и сытом лице написано, как он рад Ольгиному несчастью.

– А ведь я могу помочь, - завел Федька разговор.

– Помоги, ой, помоги нам Феденька, - запричитала Анна. Как только услыхала голос Быка, тут же и во двор выбежала.

Ольга сперва обрадовалась, но тут же смекнула. Не бескорыстно Федька помощь предлагает. С какой-то своей тайной выгодой, не иначе.

– Что надобно сделать?

– А ты сама не догадалась? Выходи за меня. Сразу и Никитку вызволю.

Соглашайся, дочка! – вмешалась мачеха. – У Быка хозяйство большое, будешь жить безбедно. А Коваль твой, гол как заяц весной.

– Хотите, чтобы я Никитку на богатство променяла? – Ольга вскочила с лавки. – Не бывать этому никогда!

Хлопнув дверью, ушла в дом.

– Ничего, Анна, – Федька почесал рыжую бороду. – Я ее быстро уломаю. Коли сама не пойдет, могу и силой заставить.

– Да ты что, Федр, такой грех брать на душу.

– А если денег посулю, согласишься?

– Грех-то, какой! – воскликнула мачеха, а потом махнула рукой. – Неси, и побольше.

Возможно, кто-то бы удивился, узнав, что среди приезжих нет ни одного взрослого. 12-15 лет – один из критериев, по которому я высылал 12 приглашений. Но самым важным критерием был потенциал человека в области сверхвозможностей. Ни директоры школ, ни их медсестры так и не узнали, что в мае этого года проходил особенный медосмотр: проводился анализ сверхспособностей каждого из учеников 7-10 классов. Обладающие наибольшим потенциалом в этом районе были приглашены на сегодняшнюю встречу.

Я уверен: все они придут, потому что не захотят вернуться назад.

Почему именно дети? Именно 12-15 лет? Большинство детей, младших этого возраста, несамостоятельны, их решения зависят от решения родителей, которым они верят, которых они уважают. Достигая указанного возраста, ребенок начинает противостоять родителям, постоянно ищет приключения, хочет доказать свою самостоятельность. И мы дадим ему такую возможность! А старший этого возраста – далеко не каждый принесет жертвы во имя приключений, а, скорее, на первый план выдвинет образование, семью, карьеру и другое.

Что же касается меня, то мне 21. Я сотрудник магической фирмы, которая обеспечивает связь между нашим миром и Землей и выполняет заказы нашего мира на Земле. Я получил заказ: доставить в наш мир 7 потенциальных магов для дальнейшего обучения магии. Именно поэтому я пригласил 12: останутся самые сильные, а 5 более слабых погибнут в пути…

* * *

– Сегодня, 6 июня, в нашем городе произошел страшный пожар в доме № 66 на улице Катунина, – говорила сотрудница местного телевидения в телекамеру. – Мы находимся на месте происшествия и можем видеть обломки сгоревшего дома. Несмотря на оперативную работу пожарной службы, никого не удалось спасти. Сейчас происходит опознание сгоревших тел…

Ангелина смотрела новости в последний раз в своей квартире. Изображение на экране начало трястись, после чего спокойный голос женщины на экране сменился испуганным писком.

– Есть выжившие!!! О Боже! Обгоревшее тело какой-то девочки шевелиться… Врача и выживших жильцов для опознания…

Тело черного цвета поднялось на ноги и завопило в экран:

– Убрал живо камеру от моего лица! – сказала восставшая из мертвых и пригрозила кулаком, который горел огнем. Заметив огонь, девочка исказила свое лицо, переполнив его недоумением, после чего глаза обгоревшей, но выжившей, начали внимательно рассматривать необычный цвет кожи, значительно темнее, чем африканца.

– На ее теле огонь!.. Пожарные! Немедленно надо потушить, – вновь запищала ведущая, пристально глядя на девочку и не понимая, как та осталась в живых.

Пожарные начали действовать мгновенно, и уже через несколько секунд Ангелина видела на экране на месте африканки длинноволосую блондинку с бледной кожей, которая, казалось, до сих пор ни разу не видела солнце, а на блондинке была совершенно целая, не прикасавшаяся к огню летняя майка и такие же шорты, а еще прикольное выражение лица, на котором можно было прочитать: «Я не понимаю, что со мной».

«Что за бред?! – думала Ангелина, выключая телевизор. – В это кто-нибудь поверит? И в новостях лапшу теперь вешают!»

Ангелина достала из кармана кусок бумаги и еще раз внимательно прочитала, пытаясь найти подвох:

«Уважаемая Ангелина!
Учитывая состояние вашей семьи (ее нецелостность и неблагополучие), а также низкую успеваемость в школе, виной которой являются вышеуказанные причины, мы предлагаем вам провести лето в специальном лагере. Его основной целью являются развитие способностей, которые не смогли раскрыться в связи с внешними неблагоприятными условиями. Если за лето вы сможете разжечь в себе искорку, вам будет предложено общежитие и благоприятные условия для дальнейшего развития на весь следующий год. Встреча состоится в деревне Мухорка 6 июня в 17 часов. С собой необходимо иметь личные вещи. Огромная просьба не пренебрегать встречей. В случае если вас не устроят условия лагеря, оговоренные на встрече, у вас будет возможность вернуться назад».

Нет подробностей и конкретности – это пугало Ангелину. Ни названия лагеря, ни контактного адреса, телефона. Но стоит две печати. Это внушало веру в правдивость записки. А Ангелина вчера потеряла последнее, что удерживало ее в этом городе, – своего парня. Теперь ее ждала только одна дорога – деревня. И она получит общежитие: ничто не заставит ее сюда вернуться, а ненависть к этой квартире заставит проснуться упорство невероятной силы.

Она подошла к зеркалу и улыбнулась красавице, которая мгновенно подарила улыбку в ответ. В детстве ее дразнили ангелом из-за белого цвета волос. Ни желтого, ни седого, а именно белого. Незнакомый человек никогда бы не поверил, что это натуральный цвет волос. Пожалуй, Ангелина была одной из немногих людей, которые любят свои клички, выговариваемые неприятелями с насмешкой. После первого просмотра фильма «Ангел-А» она сменила имя. Знакомство с этой особенной персоной выглядело примерно так:

– Меня зовут Ангелла.

– Ангелла? Не Ангелина? А разве такое имя существует?

– Раньше не существовало, а теперь так зовут меня.

Имя Ангелина сохранилось лишь в школьном журнале, медицинской карте, свидетельстве о рождении и некоторых других официальных документах, а также на устах родителей и школьных преподавателей.

Еще одной причиной смены имени стала схожесть с Ангелом-А: Ангелла была высокой обладательницей длинных ног, стройной талии и модельных пропорций. Однако высокий уровень самооценки позволял ей считать себя значительно красивее Ангела-А.

Ангелла подмигнула голубым глазам в зеркале.

– Все получится, – заверила она свое отражение.

Оставалось самое малое: найти деньги на билет в деревню и немного в дорогу. Сумка с вещами стояла в коридоре, а деньги лежали в спальне родителей. Ангелла была уверена, что их можно найти в кармане отцовских брюк, только взять брюки надо было тихо, чтобы не разбудить отца.

Ангелла медленно открывала дверь в спальню, не издав ни единого скрипа, ступала по определенным участкам пола, избегая лишних звуков, и вот она добралась до кучи одежды на стуле, на дне которой лежали брюки. Аккуратно переложив на пол вещи, Ангелла добралась до отцовских брюк и поднимала их над полом в тот момент, когда ремень с железной пряжкой вырвался на свободу из петель брюк и громко ударился о пол. Взгляд Светы мгновенно устремился на отца:

«Открыл глаза! О Боже! Закрыл глаза! Слава Богу! Не обратил на меня внимания! О нет… Сквозь сон подумал и все понял – снова открыл глаза…»

– Что? Снова по карманам лазишь? – спросил отец и, не дожидаясь ответа, схватил Ангелину за волосы и ударил о стену головой. – С утречка пить вредно! Сейчас я тебе покажу, как отцовские штаны трогать!

Отец нагнулся за ремнем.

«Я не выйду из дома… Меня не выпустят… – боялась Ангелла. – Это был мой последний шанс вырваться из кошмара, но я его упускаю. Нет, я должна бороться! Любыми средствами достичь свободы!..»

Ангелла не осознавала, что делала, но руки сами потянулись к утюгу в углу комнаты, после чего со всей силы ударили по голове отца, мстя за все синяки на теле. Второй удар… Отец, издавая жалостные стоны, лежал на полу.

– А-а-а… Ах, ты, сучка малолетняя! Я тебе сейчас покажу! Куда ты денешься, куда бежишь – некуда!

«Надеюсь, есть», – подумала Ангелла, выскакивая из комнаты, хватая босоножки и сумку и босиком выбегая из дома. Не оглядываясь, есть ли погоня, Ангелла побежала за троллейбусом, останавливающимся на остановке возле ее дома.

«Успела! Осталось придумать, как быть с деньгами… Не хочу автостопом ехать!» – подумала Ангелла, обувая босоножки на высокой шпильке.

* * *

– Эй, Пушкарева, рыжий цвет волос – это твой цвет! Да-да, правильно, что обернулась: к тебе обращаюсь. Жаль, что в фильме была еще брюнеткой. Даже Мисс Вселенная рядом с тобой – это ничто! Я бы так хотел склонится перед твоей красотой, стать на колени… Дашь автограф? Смотри, какая хамка: с ней разговаривают, а она даже не смотрит в глаза собеседнику! – издевался надо мной парень в автобусе, поднимая настроение себе и своему другу.

– А знаешь почему? Это не Катюша! Она круче! Ей предложили роль в фильме еще до Нели Уваровой, но она отказалось: гонорар маленький – не хватило бы на пластическую операцию! – поддерживал тему приятель.

– Пластическая хирургия тут уже боюсь бессильна! Хотя есть один хороший способ заработать много денег…

– Ты что? На панели?! Ха-ха… Никто и рубля не заплатит…

– Нет, я не про это. Слушай внимательно, красавица, совет ценный даю: вылови олигарха какого-нибудь на улице – он испугается и сразу все состояние тебе отдаст! Лишь бы ты близко к нему не подходила!

– Ты что? У олигарха охрана – такую к нему и близко не подпустят, даже за миллион взятки!

– Какая охрана?! Она как только эту уродину увидит, тут же разбежится от страха!

Я, Вера, молча слушала их издевательства. А что я могла сказать? Толстая… Рыжая… Кривозубая… Маленькая по росту… Лицо, руки, плечи – все осыпано крупными веснушками… Пухлые губы, выпученные зеленые глаза… Хорошо, что хоть нос не кривой, а то клички бабы-Яги мне не миновать! Не виновата же я, что, как и Катя Пушкарева, не родилась красивой, а все издеваются… Внешне я похожа на зубрилу, да и по жизни я такая – ботаник. Но это ведь правильно! Зачем же школы, если не для получения знаний! Жалко только, что это не все понимают…

Двое не замолкали, продолжая привлекать мое внимание к себе. Хотелось бы отойти подальше от них, но автобус ездил всего-то пару раз в сутки, и потому был набит людьми. Я ехала в деревню – место встречи для отправления в лагерь, куда меня пригласили на лето за отличную учебу. Обещали таких же отличившихся учеников, как я, а эти двое держали в руках сумки с вещами… Нет, такие придурки не могут отличиться в учебе! Не дай Бог мне отдыхать вместе с ними… Эта мысль совсем меня не радовала. У меня были проблемы с друзьями: в классе я была единственной, кто рвался к знаниям, и учеба забирала у меня почти все свободное время, а то, что оставалось свободным, я, в отличие от большинства одноклассников, не хотела тратить на распитие спиртного в компании несовершеннолетних друзей и подобную ерунду. Мои друзья очень ценили меня во время контрольных, а вспоминали о нашей дружбе незадолго до начала проверочных работ, а до того времени просто поддерживали неплохие отношения. Поэтому в лагере я надеялась подружиться с ребятами, у которых такие же интересы, как мои…

Наконец-то автобус приехал, и разговорчивая пара замолчала и двинулась к выходу. Один из парней толкнул приятеля локтем и указал в мою сторону, друг не посмеялся – значит не очередная шутка. Видимо, увидели мою сумку.

Я ступила ногой на землю. Ясное солнце освещало мои веснушки, ветер гладил рыжими кудрявыми прядями щеки. Странно, но я сразу сообразила, куда идти, и, лишь придя, подумала о том, что могла неправильно выбрать маршрут.

Я оказалась на поляне, покрытой бархатистой зеленью. Молодой худощавый брюнет с коротко стриженными волосами сидел на траве, глядя вдаль и не обращая на меня никакого внимания.

– Здравствуйте! – обратилась я, с опаской осматриваясь. – Э-э… Я по поводу лагеря.

– Ты не единственная. Подождем остальных ребят.

– А сколько человек едет? И почему в письме не было указано название лагеря? – не унималась я.

– Мы ждем, пока соберутся все 12 человек, а потом я отвечаю на все вопросы.

Как так получилось, что я пришла первой, выйдя из автобуса одной из последних?!

Вскоре подошли еще 10 ребят, среди которых стояла та самая пара шутов. И вопросы каждого завершались упреком и требованием тишины.

– Так кого мы ждем? – нервничали и другие ребята. – Объясните нам, что и как? Разговаривать нам нельзя ни с вами, ни между собой. Вы что медитируете, что вам тишина нужна?

– Да, медитирую, – серьезно ответил парень. Однако своим ответом, введя в замешательство ребят, он добился желаемого – тишины. Никто не понимал, но никто не собирался уходить: может, их руководитель ненормальный, но всем было интересно, что же он скажет и как объяснит цель сборища. В глазах каждого промелькнул страх: «А вдруг все они сектанты, а меня принесут в жертву сатане», после чего взгляды ребят побежали друг по другу, прочитали в чужих глазах схожие мысли и успокоились.

Может, в другой ситуации страх не ушел бы так быстро, но сейчас подсознание работало непривычно активно: оно знало, куда идти и чего ждать. Я даже была уверенна, что 12-ый человек, которого мы ждем – это длинноногая беловолосая девушка. Естественно, я ошибалась: не бывает таких…

Но ее силуэт появился вдали. Неужто она идет в белой косынке? Нет, это волосы развиваются на ветру. Может, белые нити, вплетенные в косички? Нет, пышные распущенные белые волосы! Не могут они быть крашеными: я же знаю! Только вот откуда? Не понимаю…

* * *

– Итак, все мы собрались здесь, – заговорил я, сотрудник магической фирмы, дождавшись опоздавшей Ангеллы, – чтобы отправиться в необычный лагерь. Лагерь для начинающих магов, потому что каждый из вас – носитель магического потока, пока не развитого. И именно для этого мы здесь и собрались: чтобы устранить этот недостаток!

Я прикасался к потоку каждого из них, стараясь предугадать, кто из них самый сильный, способный и гибкий и, преодолев препятствия, сможет дойти до финиша. Ангелла была самой слабой, а ее опоздание лишило ее возможности открыться для потока. Ее ждала смерть – это я понял сразу. Зря она сбежала из дома, ехала автостопом, чуть не сев в машину к насильнику (я не позволил ему подъехать к бедной и одинокой девчонке и устроил аварию), а потом еще на высоких каблуках она шла по болоту, хорошо еще что не по засасывающему и неглубокому. Тем не менее, там, где кончалась ее юбка, начиналась болотная грязь. Зря она украла одежду у подруг, соврав, что возьмет на сутки, чтобы не показаться бедной новым друзьям, и зря ударила отца утюгом, но я уже не мог ничего не изменить. В принципе мог, но не должен был и не собирался менять.

– Смеетесь? Телепрограмма «Скрытая камера», что ли? Где она? Камера ваша? – закричала Ангелла, стараясь вызвать чувство вины и сожаление к своей персоне у окружающих. Не ожидал. – Давайте посмотрим в кадр и улыбнемся: «Ах, какой веселый прикол!» Знаете, что я пережила, чтобы прийти сюда?! Вы себе и представить не можете! И не могу я вернуться назад, а тут телешоу…

Она сдалась: слишком устала, потратив много сил, чтобы выбраться из дома, а теперь, не позволяя открыться потоку, не верила. Остальные уже почувствовали присутствие сверхдопустимого…

И самой боевой была Лилова Света.

– Пережила многое? Может, лак на ногтях стерся? Тебя никто не держит здесь! – закричала Света. – Странно, что ты додумалась взять большую сумку. Как это так?! Она ведь под цвет каблуков не подходит! Ты с ними и на физкультуре не расстаешься?! Додумалась, блин!

– Не надо на меня орать! – начала защищаться Ангелла. – Неужели остальные не видят?! Это же та самая курва, что в новостях из негритянки неожиданно перевоплотилась в желтоволосую Лилову Свету? Это все подстроено!

– Как ты меня назвала? – закричала Света, идя к Ангелле. – Это я столько пережила, за сегодняшний день побыла негритянкой и хочу понять, что со мной, а ты называешь все это блефом?! – говорила Света, крепко сжимая майку Ангеллы. Выражение лица Ангеллы принимало все более и более испуганный вид: сперва она боялась, что Света ее ударит, а потом она поверила утренним новостям: Света на глазах Ангеллы превратилась в загорелую брюнетку…

– Света, замолчи и отпусти Ангеллу! – вмешался я. – Посмотри в ее глаза – она тебе уже верит.

– Она меня оскорбила! – возмутилась Света, не отпуская кофту.

– Ты не умеешь контролировать свою силу. Ты уже брюнетка, и вот-вот станешь черной и обожжешь Ангеллу. Успокойся!

Я прикоснулся к ее потоку: она хотела отпустить, но уже не могла, а кожа ее темнела. Контроль эмоций с появлением магии становился одной из самых важных составляющих обучения. Ангелла начала стонать. Я не мог понять: от боли из-за уже поступающих ожогов или от осознания того, что на майке навсегда останется черный след ожога? Но я не мог вмешаться, и для Ангеллы это был последний шанс открыть поток.

– Помогите, кто-нибудь! – стонала Ангелла. – Сумасшедшая, мне же больно!

Вера, отозвавшись на мольбы Ангеллы, подскочила и вцепилась в руки Светы, корча лицо от боли. Крик Светы сменил стоны Ангеллы. Вера убрала руки от бледной блондинки, оставив тонкий слой льда вокруг ее рук.

– Что это было со мной только что? – глаза Веры потребовали от меня ответа.

– Разойдитесь по своим местам, тогда я все объясню и отвечу на все вопросы.

Вера возвращалась на свое место, и двое приставучих парней отступили назад, боясь, что она может оказаться злопамятной.

– Магия – это поток, протекающий повсюду. Некоторые люди имеют к нему доступ. Они способны пропускать магию через себя, а человеческий организм преобразует поток в то, из чего получаются чудеса. Сила мага зависит от того, насколько широко человек открывает поток, сколько этой энергии он способен принять. Сила мага непостоянна и зависит от многих факторов, например, от эмоционального состояния. Основная задача нашего лагеря – научиться контролировать поток, то есть научиться контролировать эмоции и другие факторы и научиться правильно превращать поток в чудеса. Мир магов отделен от человеческого мира, и именно в магическом мире мы будем жить и учиться. Вам немного не повезло, потому что в нашем мире сейчас война между магами, но мы воюем не танками и автоматами, а магическими чудесами. Мы сильнее наших противников, но нас меньше, поэтому мы собираем магов с человеческого мира и обучаем их. Обученный нами маг становится практически непобедимым. Теперь я готов выслушать ваши вопросы.

– А вы и вправду медитируете?

– Нет, я ловил магический поток и нуждался в тишине. Каждый из вас был уверен в выбранной дороге к этому месту, потому что я ловил ваш поток и тянул сюда.

– Почему именно мы? – спросила Света.

– В человеческом мире немногие способны чувствовать поток. В вашем районе вы самые чувствительные. Поэтому вы здесь. Ты, Света, смогла нащупать поток раньше моего появления, во время пожара. Только что Вере удалось тебя остановить, ощутив магию, а остальные будут этому обучатся в будущем.

– Между кем и кем идет война? И из-за чего? – спросила Вера.

«Умная девочка. Задает продуманные вопросы, уже не ребенок, а нам нужны дети. Придется врать», – решил я.

– Некоторые маги презирают человеческий мир и считают, что мы не должны брать таких учеников, как вы. Это и послужило причиной войны, – ответил я.

– А после года обучения? Куда мы потом? – взволнованно спросила Ангелла. Она так и не соприкоснулась с потоком, но уже верила в реальность происходящего.

– Вы будете жить среди магов. Если пожелаете, сможете вернуться в человеческий мир, – сказал я то, что она хотела услышать, но понимал, что она не узнает правды… Не доживет.

– А как же родители? Нас с братом, например, они собирались навещать, – сказал один из двух ребят, достававших Веру в автобусе.

– Не будут. Они вас и проводить хотели, но я создал аварию, в которую попал твой отец. Стой! С братом? Вы братья?

– Да, – кивнул брат.

Теперь все было решено. Одно из основных правил: не дать подружиться людям друг с другом, потому что дружба порождает заботу друг о друге, страдание при смерти друга, что может быть неминуемым, и готовность отдать жизнь ради друга, а должна двигать человеком лишь забота о магах, благодарность магическому миру и смелость на самопожертвование во имя магии.

Передо мной стояли 12 людей, способных подключаться к потоку, но только 7 из них попадут в магический мир, обучатся новой игрушке – магии, точнее боевой магии. Но разве интересно знать, как играть в игрушку? Нет, интересно в нее играть, и мы предоставим им поле битвы – война, в которой дети будут играться с боевой магией, даже не подозревая, с кем и против кого они воюют.

По дороге два брата будут оставлены в лесу Смерти… Три девчонки, которые успели соприкоснуться и сложить первое обоснованное впечатление друг о друге, останутся в горе Вихор… Их останется ровно 7, а значит нужно будет контролировать каждого из подростков, чтобы никого не потерять. Это несложно, если не произойдет одно непредвиденное событие… Надеюсь, не произойдет.

Сегодня, мы играем в домино. Никас с Феодором, против меня и Васила. Рядом со мной сидит Мишель, возле Никаса – Саш. В углу, прислонившись к стене, дремлет Алекс. Игра настолько захватила нас, что мы не замечаем бега ускользающего времени.
- Ну?! – нетерпеливо произнёс Никас, презрительно разглядывая Феодора, сидевшего напротив и изучавшего зажатые в руке костяшки домино. – Ты будешь играть?!
До конца рабочего дня оставалось ровно четыре часа. До конца обеденного перерыва десять минут. До конца игры – несколько минут. Я сидел и смотрел на напарников по игре, чувствуя, как взволнованно стучит сердце. Собственно говоря, особых причин для волнения не наблюдалось. И всё же…
В эти выходные мне предстоит совершить нелёгкое и опасное путешествие, я не хочу идти в одиночку. Достаточно предыдущих рейдов. Несколько последних дней мне пришлось заново изучать своих товарищей по работе, забыть все приятные и неприятные моменты, сопровождавшие нашу совместную работу. Потому что задуманное мною мероприятие не вписывалось в привычный уклад жизни. Прежде чем сделать выбор, мне хотелось взглянуть на этих людей свежим, не предвзятым взглядом. Я мысленно вспоминал слова, поступки, взгляды моих товарищей, пытаясь отыскать в них что-то твердое, настоящее, позволяющее ухватиться за этих людей, опереться. Мне было интересно, имеется ли у моих коллег бойцовский дух, крепость характера. Хочется знать, как они себя поведут, оказавшись в опасной ситуации. Не струсят ли? Не спрячутся за спиной? Именно опоры, твёрдого товарищеского локтя мне не хватало в предстоящем мероприятии.
Время истекало, а у меня до сегодняшнего дня не имелось чёткого представления, каковы они на самом деле. Пришлось взять в руки ручку и набросать на каждого краткую словесную характеристику, подсчитать все существующие плюсы и минусы. Для принятия окончательного решения у меня оставалось совсем немного времени. Столько, сколько полагалось на обед.
Обедали мы в комнатушке размером три на четыре метра, которая служила нам столовой и раздевалкой одновременно. Проглотив дежурные бутерброды, компания из четырёх человек быстро разобрала костяшки домино. Играли сосредоточенно, сопровождая ходы соперников соответствующими комментариями. Шесть человек, наблюдавших за игрой, напряженно всматривались в костяное творение, созданное усилиями четырёх игроков.
- Рыба!- выдохнул Феодор, обдав сидевших за столом игроков волной горячего воздуха, смешанного с алкогольными парами. Когда-то его мама, женщина простая, наученная горьким опытом, просила сына: «Не пей, Фео, а то станешь козленочком». Феодор, повзрослев, забыл мамины наставления и стал пить по поводу и без повода, превратившись в хронического пьяницу.
Шмыгая простуженным носом и подслеповато щурясь, Фео грохнул о стол своей лапищей, завершая строение безобразной «рыбы». Стук костяшек, брошенных на стол, прозвучал как револьверный выстрел, заглушив звук работающего телевизора.
- И это надо было столько думать?! Академик! – недовольно пробурчал Никас, вываливая из обеих рук неиспользованные прямоугольники. Он мог сказать эти слова добрее, душевнее. Но не вышло. Не хватило душевности. В воздухе запахло грозой. Так всегда было, когда Грач – так мы за глаза называли Никаса – проигрывал.
- Играть научись, верзила. Круглое к круглому, квадратное к квадратному.
Сидевшие за столом игроки дружно посмеялись, радуясь, что неудачливому партнеру по игре вновь «досталось».
- А-а? - по привычке отозвался простуженный Феодор, поворачиваясь к Никасу ухом. – Что ты сказал? Это кто верзила?!
- Ты, недоумок, - ответил Никас, отворачиваясь к телевизору, стоявшему на боковой полке.
- На себя посмотри, недоросль. От горшка три вершка, а туда же, - Фео сжал железные кулаки так, что захрустели суставы, и впился в Никаса хищным взглядом. Казалось, ещё немного и безобидная игра перерастёт в драку
- Мальчики! Не ссорьтесь! В следующий раз выиграете, - разрядил обстановку улыбчивый Васил, выстраивая из домино пирамидку. – Сегодня повезло нам, завтра повезёт вам. Посмотрите на Ариана, он от счастья онемел и окаменел.
Васил в какой-то степени был прав. Я смотрел в одну точку, не обращая на крикунов внимания. В последнее время меня стали посещать странные видения. Вот и сейчас, за спинами людей возникли призрачные образы невиданных животных, пронзительно закричали черные птицы, зашелестели листвой гигантские растения. По стенам, оклеенным фотографиями полуобнаженных красоток, поползли невесомые тени, колыша лоскуты пыльной паутины по углам. Вспучивая пол, из земли вырастали странные создания. Сумрак затемнил углы комнаты, сгустил воздух, наполнил мою душу страхом.
Спорщики, обсуждая проигранную партию, продолжали сидеть за столом, не прятались, не пугались, потому что перемены, происходящие в комнате, являлись игрой моего воображения. Я потел и нервничал, будто совершил наказуемый смертью поступок, словно за столом сидят не мои товарищи, а неподкупные судьи.
- «Сказать сейчас или ещё немного подождать? Отправиться самому или же пригласить одного из сидящих за столом? Вдвоём всё же веселее». К тому же, мы должны вести себя так, чтобы в дружеские отношения, существующие между нами, поверил Океан. Если он поверит в душевную привязанность, то удачный исход затеянной мной авантюры, обеспечен», – размышлял я, разглядывая игроков.
- Ты не уснул? – обратился ко мне Никас. – Что сегодня за день такой?! Спят даже во время игры, а нам ещё работать. Считай камни, Везунчик! – строгим голосом, не терпящим возражений, приказал он. Металлические нотки, прозвеневшие в голосе, заставили меня подобраться, отбросить в сторону страхи, гнездившиеся в душе.
- «Чего, собственно, я боюсь?! – задал я себе мысленно вопрос. – Всё то, что должно было произойти, уже произошло. Почему бы моим друзьям не испытать то же самое, что пришлось пережить мне?! Что за эгоизм? Только следует решить, кто отправится со мной».
Кандидатов в мои спутники насчитывалось шестеро. Напротив меня сидел высокий и нескладный Феодор. Странный на первый взгляд человек. Ростом под два метра, немного сутулый, жилистый Фео никогда не испытывал чувства жалости к бесполезно потраченному времени, и особо не беспокоился о том, что его ждет в будущем. Феодор постоянно пребывал в состоянии, называемом в народе «под мухой». Приняв определённую дозу, он сосредоточенно хватался за рукоять полуавтоматического сварочного аппарата, собираясь тянуть беспрерывные километры шва. Если бы ему позволили пошалить, он бы сварил заготовленные отрезки квадрата, полосы и профиля в одну большую, эклектическую скульптуру, напоминающую вселенский хаос. Одевался Фео без всякого вкуса, иногда и не по сезону. В тёплый летний день мог прийти на работу в пиджаке, а в промозглый, дождливый – приходил в летних туфлях на босу ногу. Пахло от него перегаром, табачным дымом и дешёвым дезодорантом. В молодости этот большой и сухощавый человек, увлекался греко-римской борьбой, скручивая в бублики неподатливые тела соперников, и выступал в городских соревнованиях, где занимал призовые места. Прошло время, и увлечение спортом осталось в забвении. А сила осталась. Его рукопожатия, сжимающие ладони в узкие колбаски, поражали неимоверной силой. Никто не решался бороться с ним, предчувствуя хруст собственных костей, ломаемых Феодором. В минуты откровения, Фео рассказывал, какое удовольствие он получал, когда работал на строительстве дома каменщиком:
- Берёшь один кирпичик, ладненький такой, намазываешь раствором, как хлеб маслом и ставишь в рядок. Легонько пристукал, смотришь – он на своем месте, готов служить людям.
- А что же и дальше не строишь? Почему в фирму перешёл работать?
- Жизнь заставила, - вздыхал Фео, отвечая на мои вопросы.
Феодор смотрел на меня, как на младшего брата и относился соответственно. Возможно, в его теле и тогда присутствовал бойцовский дух, но он был спрятан где-то в глубине души.
Сидевший против Феодора Никас, неформально являлся заместителем директора по кадрам и техническим вопросам. Невысокий крепыш, остреньким, похожим на клюв носиком, и с маленькими пуговками глаз, Никас прекрасно разбирался в людях. Резким, грубым голосом, он моментально «казнил» проштрафившегося работника, заставляя его трепетать и сожалеть о допущенной ошибке. Прозвище «Грач» приклеилось к нему из-за грачиного носа и чёрных блестящих глаз, которые внимательно следили за всем, что происходило в мастерской. Он носил очки, улучшавшие слабое зрение. Огромные выпуклые стёкла вызывали неприятное ощущение. Казалось, что ты находишься под стёклами микроскопа. Кому же захочется, чтобы тебя просвечивали и вытаскивали спрятанные в потайном шкафу «скелеты»? Никас часто любил повторять:
- Мне бы ваше зрение!
- Современные технологии позволяют его улучшить. К тому же, в нашем городе находится одна из лучших глазных клиник. Почему бы Вам туда не обратиться?
- Доживёшь до моего возраста – поймёшь. Давай, Везунчик, не отвлекайся.
Одевался Никас добротно, его одежда всегда была чиста и опрятна. Занятия карате привили ему качества, присущие настоящим бойцам. Тонкий живой ум, живое воображение, упорная и неограниченная воля позволяли ему неоднократно одерживать победы над своими соперниками. Чемпионом он не стал, но зато какое-то время трудился тренером. Пользуясь отсутствием Никаса, мы шутили, что его тренерская деятельность заключалась в том, чтобы изображать грушу. Несмотря на дружеские разговоры, Никас всегда держался отстранённо, считая себя высокопоставленной особой. Он никогда не лез за словом в карман, дерзил, провоцируя драку. В моём списке кандидатов Никас числился первым номером.
Вторым номером числился Васил, замыкающий нашу четвёрку игроков. За темперамент, неординарность характера, постоянное бузотёрство мы звали Васила «Бурей». В молодости Буря занимался рестлингом, а на его счету насчитывалось немало драк и стычек, давших возможность судить о людях, как о существах трусливых и не способных постоять за себя. Васил посещал гимнастический зал, выглядел атлетом на отдыхе. Широкие плечи, узкая талия, крепкие ноги… Хоть он и был стопроцентным мужчиной, в линиях его фигуры была какая-то женственная мягкость, а большие глаза смотрели мечтательно и добродушно, что никак не вязалось с его драчливой натурой. В своих костюмах Васил выглядел важным господином и пах дорогими одеколонами. Работа в фирме, встречи с солидными заказчиками не изменили его непоседливого характера. Если в Феодоре сила пряталась в сухих, когтистых руках, то Васил смело демонстрировал её горой бугрящихся мышц, сохранивших свою крепость. Выше среднего роста, с атлетически сложенной фигурой Васил мог работать моделью, сниматься для журналов. Таких людей обычно называют душой компании. Он мог приготовить прекрасное жаркое, развеселить компанию шуткой. Как и Никас, Васил был бойцом, позволявшим течению плавно огибать его мощную фигуру. Буря любил посещать столярную мастерскую, расположенную недалеко от нашего цеха.
- Там опилки, стружки, лесом пахнет. Не то, что здесь.
- Почему ты тогда не перейдёшь в плотники, не станешь столяром? – поинтересовался я однажды.
- Какая разница, где работать? Лишь бы денежки платили. Могу пойти плотником….
Наш директор, Мишель, являвшийся одновременно и нашим мозговым центром, и отделом капитального планирования, старался держать своих подчиненных в «чёрном теле», загружая множеством работ. Он внимательно наблюдал за происходящим, позволяя при этом Никасу контролировать процесс. Несмотря на внешнее спокойствие, Мишель, в моём представлении, тоже относился к людям, готовым всегда дать отпор, но был похож на мудрую, познавшую истину, черепаху. Эмоции не отражались на его лице; за перемену настроения отвечали только глаза, менявшиеся в зависимости от настроения. Они могли быть мрачными и метать молнии, либо изливать тепло и дружеское расположение.
Ростом с Никаса, Мишель выглядел солидным и степенным директором. Он постоянно ходил в костюмах, меняя в летний период тёмный цвет на светлый. От него пахло дорогим табаком и именными одеколонами. Проводя с нами совещания, Мишель говорил долго и расплывчато, ввергая наш разум в полосу тумана. Слушая его речь, нам всем без исключения хотелось спать. Если Васил и Никас выглядели бойцами, то Мишель сам нуждался в чьей-нибудь защите.
Следующим в моём списке шел Алекс-Лексус, высокий человек, исполнявший обязанности шофёра, снабженца и завхоза одновременно. Несколько лет Алекс служил в армии, с тех пор он не мог избавиться от привычки подчиняться всем, кто имеет командирский голос. Нравился мне Лексус своим невозмутимым спокойствием, трезвым образом жизни и четкой жизненной позицией. К тому же с ним можно было говорить на любые темы. Он любил охоту, метко стрелял из ружья и говорил, что из боевого оружия стреляет ещё лучше. Внешне безобидный и даже мягкий, он, однако, имел все бойцовские задатки. Просто жизненные коллизии не разбудили в нём воина, способного дать достойный отпор. В отличие от остальных одевался завхоз просто, не курил, а к парфюмерии относился вообще равнодушно. Алекс подходил мне в качестве спутника по всем параметрам. Чего, к сожалению, нельзя было сказать еще об одном участнике нашего коллектива – Саше – отчаянном выпивохе и лентяе. Никто не понимал мотивов Мишеля, принявшего на работу ленивого, безынициативного работника, который ко всему старался как можно скорее избавиться от неинтересной работы. Постоянно потный, воняющий дешёвыми сигаретами и перегаром, Саш вызывал самые неприятные эмоции. Рос в нашем огороде куст чертополоха, колючий и никчемный. Не понятно, за какие прегрешения мы должны были терпеть его присутствие. Однажды, во время застолья, будучи изрядно захмелевшим, я поинтересовался у Саша, отчего он себя так ведёт. Мне показалось, что ничего вразумительного на свой вопрос я не получу. Саш посмотрел на меня мутными глазами, провёл ладонью по лицу, снимая хмельную тяжесть:
- Ты спрашиваешь, почему я не такой, как вы? Хороший вопрос, взрослый. Ты моложе меня, все твои свершения ещё впереди. А меня кроме пенсии ничего не ждёт. В моей жизни нет места первой безоглядной влюблённости, я знаю, что после восхода последует закат. И если сверкнула молния, то вскоре грянет гром. Скучные настали времена. Работа, дом, работа. Мне скучно. Ни работа, ни заработанные деньги мне не приносят удовольствия.
- Ну а как же мы?! Работаем, развлекаемся, живем, в общем-то, нескучной жизнью? – ответы моего собеседника привели меня в изумление.
- Вы просто не поняли то, что осознал я. Ты же читал книги?
- Конечно.
- Вспомни, какие раньше были времена. Рыцарские турниры, дамы сердца, поиск сокровищ, неизведанные земли. Времена для настоящих героев. А что осталось на нашу долю?! Кризис, инфляция, террористы, глобальное потепление.
- Мне кажется, ты преувеличиваешь романтизм средневековья. В те времена, люди страдали от неурожаев, эпидемий, войн.
- И всё же, тот период для меня был и остаётся героическим временем.
На эту фразу я ничего не смог ответить. Разговор с ним заставил меня посмотреть на этого человека другим взглядом. Как бы я не хотел, список рассматриваемых мной людей заканчивался именно на Саше. «Кто-то из этих людей должен стать моим спутником. Но кто?» Я запутался в собственных мыслях. Выбрать одного человека из шести присутствующих мешало даже само помещение. Оно было наполнено запахами горелого железа, растворителя, масляных красок, пота и слежавшейся рабочей одежды. Из автомобильного бокса, расположенного рядом с бытовкой, к привычным для нас ароматам примешивались запахи бензина, дорожной пыли, машинного масла.
Если бы мы оказались на свежем воздухе….
«Рыба» объявленная Феодором принесла мне ровно десять очков, позволивших достойно завершить игру. Закончив состязание, игроки степенно выходили из-за стола. У меня, как у победителя, было бы превосходное настроение, если б не разболевшийся на руке шрам, опоясывающий предплечье белой едва видимой нитью. В общем-то, таких шрамов-ниточек у меня на обеих руках, да и на теле, хватало, но разболелся именно этот. Я поморщился, стараясь как можно меньше привлекать к себе внимание, попытался вспомнить, как называется рыболовный приём, позволяющий поймать крупную хищную рыбу. В голове крутилось множество терминов, но мне не удавалось выловить подходящий для этого случая. В эту минуту Никас спросил меня:
- Ты смотришь на нас, как на обречённых. В чём дело, турки-окурки? В последнее время ты ходишь, думая о чём-то своём. У тебя проблемы?
Его слова словно отрезвили меня. В голове прозвучал тихий, но внятный голос, произнёсший нужное определение: «Ловля на живца!» Я встряхнул головой, избавляясь от навязчивого наваждения. Никас продолжал:
- Ну что, ты едешь с нами? Или снова, как в прошлом году, будешь ломаться, изображая из себя капризную девочку? Надеюсь, что в этот раз ты никому ничего не обещал?
Время, данное мне на обдумывание, давно истекло, и медлить с ответом было невозможно. Если бы сидящие в комнате знали, что именно в этот момент наша жизнь разделилась на две составляющих: на жизнь до и после заданного Никасом вопроса…
Каждый год, завершая рабочий сезон, весь наш коллектив выезжал за город дней на семь - десять, устраивая себе отдых. Ловля рыбы, собирание грибов, игра в карты и домино, долгие беседы у костра - все это входило в наше «отдохнуть на природе». Не рассчитывая на щедрые «дары» природы, мы везли с собой мясо, хлеб, картошку и консервы, колбасу. А также сыр, кофе, чай, соль и сахар, масло и специи, питьевую воду и, естественно, водку. Дрова, палатки, столы, тенты и матрасы, одеяла, скамейки и ведра, удочки и снасти - это все помещалось в наш небольшой, но трудолюбивый и вместительный грузовичок, управляемый Алексом.
Традиция выезда была давняя, устоявшаяся и этого ждали, как большого, национального праздника. Работа, планы на будущее откладывались в сторону, на время вычёркивались из памяти. Не смотря на то, что заказчиков у нас в этом году был гораздо больше, чем в прошлом, никто не собирался отменять устоявшуюся традицию. Наша маленькая фирма работает с черным металлом. Возраст моих старших напарников успешно пересёк тридцатипятилетний рубеж. Не всякому удается благополучно пережить кризис среднего возраста. Кто-то ищет выход из кризиса на дне бутылки, кто-то – в любовных утехах на стороне, а для кого-то он кажется очередным развлечением. Только Мишель и Никас благополучно миновали его. И вот они, чтобы поддержать у работников уверенность в собственных силах, придумали завершать сезон работ выездом за город на непродолжительный отдых.
В прошлом году по причинам от меня не зависящим я отказался от поездки. Всё упиралось в обещание, данное мной товарищам-охотникам, собиравшимся поохотиться на перепелов. Меня уговаривали, просили не портить настроение своим кислым видом, и ехать вместе со всеми. Особенно старался Васил. Все бы обиделись, если б я не компенсировал свое отсутствие несколькими бутылками водки и полной сумкой закуски. Мое прошлогоднее отсутствие было прощено и забыто, как оказалось, только до сегодняшнего дня. До отъезда на природу оставалось несколько дней, и пришла необходимость срочно решать: соглашаться мне или нет. Я мог бы спокойно поехать вместе с ними и прекрасно отдохнуть, но события последних дней заставили меня пересмотреть свой первоначальный план. Вопрос Ника не застал меня врасплох, и, несмотря на то, что в нем звучало плохо скрытое чувство обиды, я был готов к достойному ответу.
- Я поеду. А вы уже решили, в каком месте будем отдыхать?
- Наверно там же, где и в прошлом году, - ответил Буря. - Ничего другого не предвидится.
С небольшой ленцой в голосе, словно опытный рыбак, проверяющий наличие рыбы в водоеме, я произнёс давно вынашиваемую фразу:
- А что, если нам в этом году изменить место отдыха? – интонация моего голоса должна была сказать напарникам по игре, что я сам не понял, что предлагаю. Вопрос задавался всем, но ответа я ожидал от нашего директора, Мишеля. Любое предложение, любой свежий взгляд на старую проблему рассматривались им со всех сторон, и только после этого поддерживались, или же рубились. От его тщательно продуманных планов веяло солидностью, оправданной необходимостью, так что никому в голову не приходило оспаривать то, что предлагал Мишель.
Заданный мной вопрос повис в воздухе, словно ничего и не было. Я замер, прислушиваясь к ударам падающего куда-то сердца. Ничего особенного не случилось, свет не померк, мир не рухнул. Только мне нужно было их согласие… чтобы остановить нашествие сумрака. Спрашивал легко, без видимого интереса, чтобы в случае неудачи на меня не смогли повесить собак больше, чем полагалось по рангу. Но, не смотря на прозрачность и легкость вопроса, мои коллеги напряглись, пытаясь осознать его смысл. Потом я неоднократно клял себя за то, что затеял эту непродуманную и поспешную авантюру. В тот момент я мысленно молился о том, чтобы коллеги прислушались к моему предложению и дали согласие на поездку.
- А что, у тебя есть что-нибудь интереснее? Поездка на Майами? Карибские острова? – Буря любил отпускать шутки, считая их остроумными.

Всегда вперед, всегда вперед
И Космофлот не подведет!
Гимн ударно-космических сил

-Такие песни могут петь только люди со
вскипяченными мозгами,- заместитель
командира пятой бригады спецназа Яков Ли.


Часть 1.

В расчетах была ошибка. Но группа спецназа догадалась об этом только после приземления. Десантный космобот жестко присел на почву, при этом несколько раз сильно ударившись обо что-то. "Опять чего-то напутали, -привычно злобно подумал о планировщиках акции командир, -обещали гладенькую соляную пустыню, а тут, видимо камни какие-то. Скоты".
Посадка происходила в автоматическом режиме. Сейчас десяти матерым диверсантам надлежало быстро покинуть бот и уйти как можно дальше. Вполне вероятно, что их спуск, хотя и замаскированный режимом "невидимки", засекли радары мятежников, и к месту приземления уже неслись атмосферные штурмовики с весьма неприятной для спецназовцев миссией.
-Выход, -заорал командир и осекся, -отставить!
Огоньки датчиков на пульте управления ботом мигали вразнобой, хотя им полагалось вообще не гореть. Это означало, по мнению компьютера, что маршрут полета еще не завершен.
Техника на десантных судах стояла сверхнадежная, и ей обычно доверяли. Надо было осмотреться. Вполне возможно, что-то случилось.
-Камеры работают? -спросил командир, ни на кого не глядя. Диверсант, отзывавшийся на кличку Стоппер, протиснулся к пульту и начал жать какие-то кнопки. Вспыхнули три экрана. Спецназеры молча наблюдали поломанные деревья с необычно синеватой листвой.
-Привязка к месту! - рявкнул командир. Стоппер стал выводить на средний экран аккуратные цифровые строчки. Вскоре они замелькали и исчезли. Экран продолжил воспроизведение сиреневых зарослей.
-Командир, -Стоппер почесал щеку, -привязки нет.
-Съемку посадки, -у командира зачесались уши, но он сдержался. Нельзя волноваться на виду у подчиненных. Хотя самое время психануть. Надо срочно выбирать путь отхода. А так как они сели не там, где планировались, прежние варианты накрылись. Нужно определить новые. Очень быстро. Без компьютеров бота это не сделаешь. А штурмовики хлопунов все ближе и ближе. Время, время.
Стараниями Стоппера на экранах появилась приближающаяся зеленая планета. Мелькнула белая полярная шапка. Стал быстро надвигаться синий континент. Изображение несколько раз тряхнуло, это при посадке срабатывали тормозные парашюты.
Диверсанты смотрели на экраны, заполненные сиреневыми деревьями, кое-где на краткий миг показывались серые реки. Потом посадка, прямо в чащу. Все, запись остановилась.
-А ведь это не Частун, -сказал кто-то.
-Стоппер, -командир все-таки почесал ухо, -жить здесь можно?
Снова на экранах замелькали цифры. Это передавались сведения с активированных Стоппером наружных датчиков. Но сейчас они не исчезли бесследно, а замерли через пару секунд.
-Дэнк, -не оборачиваясь позвал командир, -разберись.
Диверс, исполнявший в группе обязанности медика и потому считавшийся ученым человеком, протиснулся к пульту и начал внимательно изучать данные.
-Вполне, -заявил он, повернувшись к командиру, - давление, состав атмосферы нормальные. Есть, конечно, какие-то хреновины, но, думаю, неопасные.
Спецназеры похмыкали про себя. В каждого из них вкачали с десяток прививок от болезней планеты Частун, а здесь, видимо, на каком-то другом шарике, они могли и не помочь.
-Прокрути посадку еще раз, -приказал командир, - медленно.
На экранах еще раз появился сиреневый пейзаж.
-Городов не видать,-отметил диверс по кличке Танука,-здесь, может, и нет никого.
"Долбанные флотские! Куда они нас запустили?!"-подумали все.


Корабль обеспечения десанта "Риск", не торопясь, кружил по орбите. Экипаж, состоящий из первого пилота и второго, спал. Небрежно пристегнутые ремнями, космические волки, храпели и пускали слюни. В помещении спального отсека парили остатки закуски и пустая бутылка с надписью "Джин солнечный".
Проснулись навигаторы одновременно.
-Какой бардак,-грустно сказал первый пилот,-Серега, прибраться надо.
После того, как пилоты запихали летающий мусор в пластиковый мешок, они слегка взбодрились ромом. Потом решили определиться, сколько времени прошло после высадки десанта.
В рубке управления летали пустые тюбики из-под космического рациона и бутылки без содержимого. Пульт управления был неприятно липкий на ощупь.
-Эй, шеф,-второй пилот с выпученными глазами жал кнопки,-режим невидимки не включен. А мы здесь уже двенадцать часов.
Командор охнул. Как только их не засекли хлопуны. Ошибку следовало немедля исправить, иначе можно было окончить полет с развороченными ракетами бортами.
Пилоты быстро стали вводить в компьютер необходимые команды. Через пару минут загудели генераторы, окутавшие корабль силовым полем, надежно прикрывшим его от электронных глаз мятежников.
Навигаторы облегченно вздохнули и начали облизывать пальцы, ставшие прилипчивыми от касаний к пульту.
-Орбита какая-то странная,-всмотрелся в мониторы Серега,-ты, что-ли поправки сделал?
Первый пилот мотнул головой, отчего его унесло на потолок.
-Да это не Частун,-продолжил Серега,-другое что-то. Да сам гляди.
Командор уже считывал данные, накопившиеся в компьютере за двенадцать часов орбитального вращения. Параметры планеты не совпадали с заданными. Ясно, что столкнувшись с этим, электронный навигатор сам определил новую орбиту для корабля.
-Говорил я тебе, не пей с десантом!-заорал второй пилот.
-А сам, что, книжки читал?!-криком ответил командор,-чего делать-то будем?


Диверсанты осторожно вышли из бота. Пахло горелой древесиной и резиной.
Командир приказал Тануке и Акбасту осмотреться. Парни бесшумно исчезли в зарослях.
Дело было плохо. Связь с "Риском" наладить не удалось. Утешало одно. Просканировали все частоты. Они были абсолютно пусты. Только естественные шумы гремели в наушниках Стоппера. "Робинзоны"-досадливо подумал командир. То, что флотские их не бросят, он не сомневался. Будут крутиться на орбите, пока не умрут от старости. Но лучше бы нашли их пораньше.
Если связи нет, они будут прочесывать всю местность по той орбите, какой они шли, когда скинули бот. Но вероятней всего, бортовой компьютер, получив новые сведения, изменил орбиты. Так что вероятность возвращения "Риска" на прежний маршрут облета уменьшается.
Тем временем диверсы приготовили скудный обед из сухих пайков. Пищу стоило экономить. Неизвестно еще, можно ли есть местные продукты и пить воду. Еще одна проблема. А узнавать придется на себе. Исследовательского оборудования никто в десантные боты не кладет.
Доставая ножом из банки куски мяса, командир размышлял о способе подачи сигнала на орбиту. В такой бодяжной ситуации он еще не оказывался. Двенадцать боевыходов, из них пять командиром.
Всегда без особых происшествий. Выброс, акция, отход на место эвакуации, сигнал на ожидающий корабль, подтверждение, дальше подлет борта, посадка, взлет и скоростной уход.
Но такого не бывало. Да он и не слыхал о подобных вещах. Два года назад, из-за неверного сброса, группа Кирьяна прошла пешком три тысячи километров до цели. Группу Баюбая высадили в море вместо суши. Но чтобы ошибиться планетой. Тут надо было крепко подумать. Вспомнилось, как они с пилотами "Риска" нахлебались черного рома, и он попросился "порулить" кораблем. Сирена еще выла, пульт мигал. Хохотали до упаду. Потом поспали и на выброс.
Вернулись разведчики. Вокруг тишина, только мелкие зверьки бегают. Крокодилов, динозавров и прочих монстров, в том числе аборигенов, не видели, и ничего страшного не слышали.
Дэнк, любознательный больше всех, подошел к поваленным деревьям и начал копаться среди них. Древесина под синей корой оказалась красноватой, и попахивала камфорой.
Внезапно Дэнк разогнулся, держа в руке какие-то листья. Понюхал их и подбежал к командиру.
-Смотри,-Дэнк сунул под нос пучок синевато-желтых ягод,-это же виноград!
Диверсы подошли поближе. Командир взял кисть в руки. Если не считать непривычного оттенка, то перед ними был обыкновенный дикий виноград.
Дело менялось. Виноград сам по себе по космосу не летает. Значит, его сюда привезли. И очень давно. Так давно, что ягодные лианы расползлись по лесу и одичали. Тут есть земляне или их потомки. А может, и нет. Но надежда появилась.
Командир принял решение. Выходить надо к реке, и вниз по течению. Так где-нибудь можно наткнуться на поселения. А там можно будет, наверно, получить техническую помощь. Задача-найти нормальный мощный передатчик, или собрать его. С борта их бота можно давать только очень трудноуловимый сигнал. Но кто знал, что так получится. Хотя, судя по чистому эфиру, надежды на помощь аборигенов маловато. Но ждать, когда флотские смогут найти узконаправленный луч десантного передатчика, времени нет. Надо как можно скорее убираться с этой синюшной планеты. А для этого надо шевелиться.
-Так,- командир поднялся на ноги,-слушай приказ! Танука, Рыба и Кружаный остаются здесь. Задача-ждать, когда флотские козлы нащупают радиолуч. Остальные пойдут со мной, направление-запад. Там река, на ней будем искать людей и решать вопрос о помощи. Думаю, у них остались остатки космической техники, на которой они сюда прилетели, и виноград привезли. Кружаный, ты старший. Если "Риск" появится раньше нас, возьмете у них вертолет, и пройдете по нашему примерному маршруту. Собирайтесь.
Мужики начали паковать вещи.
Вдруг от сидевшего в дозоре Отката командир получил сигнал. В наушнике гарнитуры раздались два щелчка.
-К бою,-негромко крикнул командир. Диверсы бесшумно залегли по всему периметру вокруг бота.
Из леса вышли четыре человека. Трое были одеты в балахонистые куртки и просторные штаны, одежда была синеватых оттенков и сливалась с местной растительностью. В руках мужики держали винтовки. "Оружие старинное,-отметил командир,-но парни уверенные, видимо, охотники или рейнджеры какие-нибудь".
А четвертый дядя был одет в сине-рыжий комбинезон. На голове вязаная шапочка ярко-оранжевого цвета.
Не замечая залегших спецназовцев, четверка подошла к десантному боту. Мужик в шапочке потрогал борт аппарата и засмеялся.
Повернувшись к камуфлированным спутникам, он сказал несколько слов. К своему удивлению, командир уловил смысл. Было сказано что-то вроде: "Хорошая штука, и совсем целая".
-Эй, парни!-командир встал,-кто вы такие?
Четверка повернулась к нему. Они даже не удивились, смотрели на командира спокойно.
Дядя в шапочке подошел к нему поближе и старательно выговорил слова: "Добрый день, мистерсы. Вы приехал на земля Большой Старик Колтог. Что вам помочь?"
Командир улыбнулся.
-А вы кто?-спросил он,-как называется планета? Есть здесь города? Инженеры, ученые? Вы воююте с кем-нибудь? К вам прилетают из космоса?
Местные тоже улыбнулись.
-Мы люди. Наши старики прилетел очень давно с планеты Зилмян. Сейчас мы живем здесь,-ответил дядя в шапочке,-я главный команды этой. Мы увидели, что-то падает с неба и пришли посмотреть. Давно-давно никто не прилетал с неба. Вы будете кушать?
В лесу послышался далекий рокот. Он приближался, и вскоре диверсы увидели, как, ломая деревья, на место посадки выехали три гусеничных трактора с санями.
-Повезем это на этом,-местный главный показал, как будут грузить бот на сани.
Спецназеры уже все поднялись на ноги. Каждый оставался на своем месте, но оружия из рук не выпускали.
-Вы ехать с нами?-главный спросил у командира,-сколько вас? Помощь вам надо?
Командир немного оторопел от такого разворота событий. Вроде и не жалко, все равно бот не летает, и подлежит списанию, но отдавать задаром...
-Помощь нужна,-ответил он,-и мы поедем с вами.
Из тракторных саней приехавшие мужики в черных комбинезонах начали выволакивать какие-то тюки, мешки, баллоны.
Один такой баллон, с нарисованным зеленым квадратом поставили примерно посередине площадки, и открыли вентиль. Раздалось шипение. Мужик, вертевший вентиль, начал с натугой крутить баллон во все стороны, равномерно обрабатывая все вокруг.
-А что он делает?-командир обратился к главному.
Но вдруг почувствовал, что засыпает. Попытался зажать нос, но руки не слушались. Он мешком свалился на землю.



Часть 2.


Очнулись диверсанты и не поверили своим глазам. На руках и ногах ржавые наручники. Вместо привычного обмундирования оранжевые балахоны. Все они, включая и бывших в дозоре Отката и Черного, погружены в бот. Ревут моторы тракторов, земной летательный аппарат волокут куда-то. Все трясется и качается. Тут же рядом сидят двое местных, с винтовками. На спецназеров даже не смотрят.
Несмотря на головную боль, командир попытался сосредоточиться. "Мы в плену, это ясно. И что с нами будет?". После недолгих раздумий он решил спросить об этом у охранников.
-Эй, мужики,-позвал он,- и что все это такое?
Командир поднял вверх скованные руки. Один из конвоиров посмотрел на него и нехотя ответил: "Вы же дикари. Поэтому и связали вас. Приедем к Старику Колтогу, он решит. Наверно, продаст вас всех за реку. Вы сильные, здоровые. А за рекой Старик Пугар большой дом строит. Ему рабы нужны".
-Мы не дикари,-командиру стало обидно,-мы с другой планеты прилетели. Мы хорошие, и мы не рабы.
Мужики засмеялись.
-Летать могли только очень давно,-отсмеявшись, сказал один из них,-потом Старики решили, что летать нельзя. Сейчас все ходят, ездят или плавают. Но вам можно так думать. Вы дикари и тупые. Старики недавно завоевали эту землю. Все дикари, которые здесь живут, должны стать рабами Стариков. Надо много строить. А мы не можем быть рабами. Раньше Старики воевали между собой, и брали рабов из пленных. Потом решили, что лучше брать рабов из дикарей. Их много здесь, на этой земле. Вас поймали на земле Старика Колтога, значит, вы его рабы. Вас будут кормить, вы будете жить под крышей. Самым старательным из вас дадут женщину. Потом, когда вы умрете, вас выбросят в реку. Дикари очень рады, если их кормить и давать женщину. Вам тоже понравится.
Командир решил встать, он хотел врезать по морде этому козлу, решившему сдать в рабство лучших спецназовцев шестой бригады, но обнаружил, что ножные кандалы у всех скованы между собой цепью, а ее концы приварены к стенкам бота.


В отделе контрразведки мятежников на Частуне стоял переполох. С утра поступило сообщение от разведки. Агентура из метрополии информировала, что на Частун направлена бригада спецназа с задачей уничтожить центр управления полетами. Диверсанты должны были прибыть на корабле, могущем входить в невидимый режим полета. Все было серьезно. И командир повстанцев Марко Син велел докладывать ему каждый день о делах по поиску вражеских спецназовцев.
Руководитель контрразведки был матерый оперативный работник. Узнав о важном задании, он решил, что здесь, в случае неудачи, можно сломать себе шею. Поэтому он поручил своему заместителю, молодому премьер-лейтенанту, составить план мероприятий, организовать предварительный доклад, а сам, действуя в интересах дела, улетел на орбиту Частуна согласовывать действия с планетарной охраной.
Там он думал отсидеться четыре-пять дней, пока не уляжется горячка, во время которой посыплются неизбежные шишки на его зама.
Премьер-лейтенант быстро принялся за дело. Сперва он начал собственноручно составлять план действий. Первый пункт документа гласил: "Установить местонахождение вражеского корабля". Дальше заместитель написал: "Задержать диверсантов до совершения диверсии". Потом идеи у него закончились.
Премьер-лейтенант был парень молодой, недавно закончивший филологический факультет частунского университета. На службу в контрразведку его устроила тетя, имевшая связи среди военного руководства мятежников. Она практично рассудила, что, чем дальше от всяких пушек и космических сражений, тем больше шансов уцелеть, и больше возможностей для служебного роста, получения чинов и наград.
Мятеж или революция, как высокомерно называли свое восстание жители пяти давным-давно колонизированных планет, длился уже лет шестьсот. И перспектив на окончание не имел. Поэтому племянник-филолог имел все шансы, вдали от фронта, дорасти до генерала и спокойно уйти на пенсию. Главное было-проявить себя на службе.
И шанс представился. Шеф, с хмурым лицом давший ему поручение, сказал перед отбытием: "Смотри, Цебовал, я на тебя надеюсь".
Премьер-лейтенант еще раз перечитал свой первый в жизни план. И он ему очень понравился. Нажав кнопку интеркома, молодой заместитель вызвал к себе начальника оперативного отдела.
Седой Ханг Полко ненавидел нового зама. Впрочем, он ненавидел всех замов, и прошлых, и будущих, потому что считал, что именно он должен занимать эту должность. На место шефа контрразведки Полко не замахивался, так как очень боялся начальника. Тот, зная о его застарелой нелюбви к руководству, как-то раз сказал ему по секрету, что шефа контрразведки обязательно подвергают проверке на детекторе лжи, а начальник оперативного отдела считал, что при этом выплывут его махинации с казенным топливом для личного катера. Поэтому пределом мечтаний для него было место заместителя.
Цебовал жестко и уверенно, как ему самому показалось, зачитал пункты плана, подписал его, и попросил Полко поставить свою роспись.
Начоперот вздохнул, и заметил, что не мешало бы назначить ответственных за исполнение каждого пункта.
-Это чтоб было с кого спрашивать,-сказал он.
Премьер-лейтенант усмехнулся и надписал около каждого строчки своего первого в жизни оперативного плана свое звучное имя-Цебовал. Потом он протянул документ Полко и отрывисто произнес: "Выполняйте!".
"Вот дурак какой",-подумал седой Ханг, взял листок с планом, попросил поставить личную и служебную печать около каждого пункта, вложил бумагу в кожаную папку и молча ушел.

Глава 1

- Ну что, кто нибудь хочет попробовать?- учитель улыбнулся и осмотрел зал.
Ученики молчали. Заклинание «огненный змей» было довольно опасным и непредсказуемым, требовало большого внимания и сноровки. А вдруг что-то случится?
Учитель Зурис явно наслаждался реакцией. То, что довольно легко получилось у него, не выйдет даже у самых умных и дотошливых заучек. И он готов был уже сказать: «Записывайте силы и форму потоков», как вдруг поднялась рука.
Эту руку маг знал и безошибочно определял с любого расстояния. Она, и ее обладатель, снилась всем преподавателям в кошмарах
- О нет, Престо… - тихо проговорил учитель
Не слыша этих слов, на помост поднялся худоватый парень, с большой копной русых волос. Он с улыбкой снял колпак и шутовски поклонился, после чего, засучив рукава, вынул трость.
Престо, Престо.… Этот ученик был известен всем педагогам. Без исключения. Он всегда был очень настойчив, но… Его характер. Он совсем не подходил магу. Характер был воинским. Престо на все кидался с кулаками, и хотя у него они и не были слишком сильными, для мага очень даже ничего.
Пару резких движений, с десяток незапоминающихся фраз… Вуаля! Появляется маленькое окошко-портал и из него вылезает огненный змей. В зале сразу становится жарковато, шторы начинают коптиться, по комнате пробежался легкий вихрь, расшвыривая, подбрасывая в воздух и сжигая листы бумаги, книги, карандаши и перья. Змей что-то зарычал, схватил ученика в оранжевой ливрее, на которого был накинут капюшон, полностью скрывавший лицо.
Зурис без промедлений закрыл портал. Парень, ранее зажатый в пасти змея, упал и не шевелился.
- О, боже мой, - воскликнул один из учеников – Они убили Кенни!
- Сволочи! – вторил другой.
-Ну, чтож, Престо, в принципе неплохо,- совершенно спокойно осмотрев класс, сказал Зурис и даже позволил себе улыбнуться. – Но тебе нужно попрактиковаться с защитной сферой, а также с магией управления. Ах, да. И не забудь убраться в школе, в качестве наказания.
Ученики недоумевающее посмотрели на преподавателя и спросили:
- А что делать с Кенни?
- С Кенни? Оставьте его здесь, его наверняка воскресят в следующей же главе.

Жак не волновался так уже давно. Сегодня в школе воинов самый главный день – испытание. Все воины будут сражаться за звание чемпиона, и за оценку. А он – Жак. Не любит драться. Он и пошел то сюда, будучи мальчишкой, когда все хотели стать крутыми парнями. С каменными лицами, и такими же каменными мускулами. И не смотря на все мышцы и силу, которые приобрел Жак. Он остался очень мирным и трусливым. Вот почему он так трясся перед предстоящими «экзаменами»- он был просто рохлей.
- Наверно в каждой школе есть такой – невесело подумал он, смотрясь в зеркало.
При первом взгляде на Жака, в нем можно было узнать воина. Мускулистое тело, челюсть, немного неправильной формы, так бывает. Когда часто бьют в лицо. Модная прическа для бойцов – еж. Но это лишь сначала. В дальнейшем человек бы понял, что это лишь видимость.
Бросить школу «воин» тоже не мог, хотя и очень хотелось. Но тогда зачем он проучился здесь столько лет, на что потратил все годы?
Жак вздохнул и грустно пошел на испытание.

Эдмин вертел в руках лук и никак не мог понять, зачем он нужен. Он не ненавидел это оружие больше всего на свете.
Отец эльфа тоже был лучником, и довольно известным. Он то и отдал сына в школу лучников, так как сам учить по своим причинам не мог.
И Эдмин показал «класс». Никогда учителя не видели настолько бездарного ученика. Он не мог выстрелить в яблочко, даже с небольшого расстояния, не то, что вслепую, на коне, при сильном ветре, или находясь очень далеко. Когда ему впервые дали лук и сказали попасть в цель, тот взял стрелу и бросил ее как дротик. И этот эльф, сын известного лучника!
Впрочем, именно по этим двум причинам его и не выгоняли. Пусть себе учиться, живет здесь, может хоть чему-то да научиться.
А ведь сегодня вечером испытание Филида. Великий лучник. И только он прошел его полностью. Всего мишеней там было около сорока, но двадцать уже считалось на пятерку.
Эдмин был уверен, что не пройдет ни одного. Эльф прекрасно это знал, а поэтому сидел в школьной таверне и заливал горе.
-Эдмин, подумай, ты же после этого даже выстрелить нормально не сумеешь – заботливый трактирщик попытался предостеречь ученика.
- А я и так не выстрелю. Но выпивка вселяет в меня уверенность. Ну-ка, еще Кормильского…
Трактирщик вздохнул и налил еще бренди. Школа разрешала пьянки.

Ты болтун, Зелф. – Килтон понуро опустил глаза и вновь принялся есть сырое мясо.
- А еще и вегетарианец. – Человек странного вида отодвинул от себя свой кусок мяса.
Выглядел он и вправду странно. Взъерошенные волосы, глаза, с вертикальными зрачками, волчьи лохматые уши, такие же лапы, клыки, торчавшие из-под нижней губы… Зелф был оборотнем. Не обычным человеком.
Да и оборотнем он тоже был необычным. Ел овощи, а не мясо. Много и часто болтал, почти без умолку, к тому же в своем серединном состояние он не мог стать полноценным человеком, полноценным зверем. Но, как ни странно, друзья у него были.
Они находились в школе для тех, кому закрыт путь в другие школы. Это была всякая нечисть типа вампиров, оборотней, существ с демонской кровью, а также для тех. Кому нужно было овладеть тайной магией некромантов и демонологов. Не такой уж тайной, но для этой магии нужен талант, Особый дар.
- Что-то в столовой кроме нас почти никого нет. – Недооборотень оглянулся и снова посмотрел на друга.
- Тебе лишь бы поболтать.- Вдохнул тот. – Уроки ведь, забыл?
- Да? Хитро улыбнулся Зелф – а почему же ОНИ не идут туда?
Килтон посмотрел в том направление, куда указал его товарищ и зарычал. За дальним столиком ржали двое прогульщиков. Оборотень совсем по-зверски оскалился. Вскочил, и, перепрыгивая столы, устремился к ним.
-Чего надо?- заметив приближающего Килтона, нагловато улыбнулся один из прогульщиков.
- Почему не на уроке?
- А вы?
- Мы, дежурные! – хвастливо поднял голову Зелф. – А поэтому нам не надо ходить на занятия. Нам разрешено свободно разгуливать по школе и …
- Заткнись!- прервал его тираду один из прогульщиков. – Мы не пойдем на урок.
- Разберемся? Здесь и сейчас!- хищно улыбнулся Килтон.
- Согласен!
Зелф вынул кинжал и стал наблюдать, как превращается в волка его друг, и прогульщики.

Впереди мелькнула тень, и Парт снова схватился за свой деревянный молот.
- За мной следят… - пробормотал целитель и осторожно пошел вперед.
Тень все ближе приближалась к нему, он уже слышал приглушенное дыхание…
С воплем человек выпрыгнул из-за угла и со всей силы ударил подозрительного типа по голове.
- Ау! Ты в своем уме? – отшатнулся тип, который на самом деле оказался его другом. – Хорошо, что я надел шлем, зная твои повадки.
- Прости, – улыбнулся Парт и торопливо убрал кувалду. – Я думал это Они!- Пойми друг. Их и быть не может на территории Учебного округа. Сюда не пролезет даже вражеская муха!
- Если бы я не знал тебя так давно, я бы подумал, что они тебя купили.
Элар возвел глаза к небу и вздохнул. Его друг был параноиком, но он давно смирился с этим, в отличие от других.
- Пойдем на площадь, там большой ажиотаж!
- Где люди, там и враги… - пробурчал целитель. Но все же последовал за Эларом.
На площади и вправду, яблочку негде было упасть. Все радостно галдели, весело прыгали, махали флагами. Первой причиной радости учеников (целителей, монахов, паладинов), было приближение лета, а с ним и каникул, ну а второй – футбольный матч между командами «ЦСКА» и «Хорошими парнями»
- Ого. Да там что-то интересное! – Элар потянул друга за собой.
С трудом протолкнувшись сквозь очередных зевак, Парт вдруг увидел на площади, ровно посередине, человека рядом с главой школы Айрбриша – мастера Глэмда. Мастер стоял на одном колене, а незнакомец опускал на него свой меч…
- Убийца! Предатель! – захлебываясь от ярости и гнева завопил Парт и метнул свой молот в голову человека.
Оружие попало точно в лоб, и убийца, потеряв меч. Потерял еще и сознание.
Голоса потихоньку начали затихать.
-Что ты наделал, Парт?! – Элар с испугом посмотрел на друга. – Этот человек посвящал Глэмда в рыцари! Разве ты не понял?
- Ой-ой-ой! – целитель медленно попятился назад.

До матча оставались считанные минуты, но Хресу было наплевать. Команда не выйдет без своего лучшего нападающего. Уж что-что, а в том, что без него игра не начнется. Паладин был уверен.
Из окна была видна площадь Айрбриша. Человек без интереса посмотрел туда. « Видимо что-то случилось. Такая толкучка… Убили что ли кого?» - усмехнулся Хрес.
- ты еще здесь? Капитан уже бегает, ищет тебя. Игра почти началась! – послышался голос Калорда, полузащитника.
Хрес выступал за команду « Хороших парней – сборную паладинов Айрбриша. Но это не значило, что он был хорошим парнем. Скорее наоборот. Его не выгоняли лишь из-за того, что он был лучшим игроком команды, и Вэлорн – ее капитан, всегда умолял оставить его в школе.
Калорд нетерпеливо поманил рукой, и нападающий пошел следом.
- Значит, запомни, играем за счет контратак, старайся бить издали. У «ЦСКА» сильная защита, но пугливая. Один сильный удар – и мяч в створах ворот.
- Я это знаю – огрызнулся Хрес – мы играли против них уже сто раз!
- Просто это самая важная наша игра. Разве ты не чувствуешь запах волнения перед игрой?
Все что сейчас чувствовал Хрес, проходя мимо раздевалки, это запах пота. И эту вонь нельзя было назвать волнующей.
- а вот и вы! Вперед, все уже заждались! – Вэлорн уже собирался выходить на поле, как увидел их. – Идем!
Зрителей было много. Кто-то из них пришел поболеть, кому-то просто нечего было делать. Но абсолютно все собравшиеся были счастливы: из-за матча перенесли итоговые испытания, этот день все отдыхали и набирались сил.
На противоположной стороне поля, выходили противники: «ЦСКА» - Целители Северного Крыла Айрбриша. Странно. Но команда Целителей Южного Крыла Айрбриша не допускалась к чемпионату ровно до того момента, пока они не переименовали себя в «Гриин Птиц»
Оглядев трибуны, Хрес заметил рядом с главой школы Айрбриша человека с перевязанной головой. «Интересно кто это? Наверняка важная персона.»
А тем временем капитаны пожали руки (перед этим хорошенько высморкавшись в них), игра началась.
«ЦСКА» отнюдь не медленно начали нападать. Только сейчас Хрес увидел, что у них новый нападающий, и что держится он неплохо. Но вот он уже теряет мяч, и один из полузащитников делает пас Хресу. Помня совет Калорда, паладин со всей дури посылает мяч вперед.
По злому року он попадает прямо в голову человеку с перебинтованной головой. А ведь он еще не оправился от молотка Парта…

Швабра послушно скользила в руках, и Престо, не раз убирающийся по школе, отметил насколько она стала лучше. Хотя парень и не владел магией как остальные, он очень увлекался механикой и техномагией.
Недавно он «разобрал» свою швабру. Распилив деревянную ручку вдоль, и сделав в середине полость, Престо сделал сложнейший ля того времени механизм. Перед тем как окончательно завершить ее, юноша снял щетку с той же швабры. Закрепил на вращающуюся поверхность, провел туда проводки, и, сделав особый клапан для воды, прикрепил обратно. Чтобы проводов не было видно, маг оббил ручку металлом. Теперь элегантная «Электра» черно-зеленого цвета, исправно и вдвое быстрее мыла пол.
Еще одно изобретение Престо под названием «наушники», ловили звуковые волны, позволяли слышать и музыку, и далекие звуки. На них Престо затратил много магии, но дело того стоило. Теперь ему не было так скучно как месяца два назад.
Он спустился в подвал. Здесь пахло крысами, было много ящиков.
-Вот подвал за неделю загадили, - возмутился ученик – Ну ничего, мы сейчас быстренько здесь приберемся.
В этот раз крысы вели себя как-то странно. Раньше они спокойно сидели по углам, или в своих норах, а сейчас бегали как сумасшедшие. Потихоньку их писк начинал выводить Престо из себя, и он уже вздумал сжечь их, подобно Заку и Невилу, применив «огненный ковер», но не успел.
С потолка начало что-то сыпаться, земля стала трястись и одна из стен вдруг повалилась. Маг увидел огромного земляного голема.
Из-за шока. Все его знания про големов, заклятия, и инстинкты самосохранения куда-то улетучились. Престо. Сам не понимая, что делает, понесся на врага со шваброй наперевес.
Парень со всей силы мутузил противника. Который, кстати говоря ничем не высказывал свою враждебность. То ли удары швабры не доставляли ему никаких неудобств, то ли приказа нападать голему не дали.
- Престо, что происходит? – в комнату за Зурис, и уже хотел было поругать нерадивого ученика. Как заметил каменного великана. Учитель враз направил на него заклинание, и тот рассыпался на куски.
- Господин Зурис, я убирался здесь. Как вдруг, стена упала, и вышел голем. На мои атаки он не отвечал, просто стоял на месте.
- Мда? – маг подошел к обломкам и взял какую-то вещь – Очень-очень странно… Похоже это знак. Иди-ка спать, Престо, я позабочусь об этом… эээ… инциденте.
В голове у него пронеслась мысль. О том. Что пора созывать совет.

Воинское испытание Жака несколько отличалось от испытания других. Ему не надо было победить пятерых врагов, выстоять против монстра… Ему нужно было, всего-то, убить волка. Задание для второго класса.
Но Жаку от этого не легче. Странно, он боялся причинить вред. Человеку, животному, не важно. А еще он боялся почувствовать боль, да и просто боялся.
Весь дрожа от страха, он вышел на арену.
Вдруг земля задрожала как в самом настоящем землетрясение, и впереди, сломав стену, появился каменный голем.
- Это что, испытание? – тонким голоском спросил боец и упал без чувств.

А сейчас, время проходить испытание Филида у Эдмина Магаркина!
Эльф, услышав громовой голос, бесстрашно направился к мишеням.
После бутылок двух – трех Кормильского бренди, которых он выпил в пришкольной таверне, он почти не мог нормально соображать. Зато в пространстве ориентировался преотлично. И в отличие от многих пьяниц, нормально передвигал ногами. Теперь его ситуация не казалась такой уж плачевной, какой она виделась прежде.
- Подойдите к стойке, Магаркин. На ней вы видите 120 стрел. На каждую мишень даются три стрелы. После третьего промаха, вы должны перейти к следующей мишени. Все понятно?
- Какие вопросы!
-Тогда начинайте.
Эльф взял лук, стрелу, улыбнулся чему-то, и почти не целясь, выстрелил в первую мишень.
Бэнг! Стрела с треском попала прямо в яблочко!
Вторую и третью стрелу, пущенную в следующие цели, постигла та же участь.
Теперь учителя прекратили разговоры, и стали внимательно следить за Эдмином. Они не ожидали, что он попадет хоть в одну.
Парень направил лук в четвертую мишень, где стрела должна была пролететь через очень тонкое отверстие, и уже без оперенья. Кое-как попасть в цель. К несчастью он икнул, прицел сбился. Но стрела все равно попала точно в центр!
Следующий снаряд не сдуло магическим ветром, который мешал долететь до следующей мишени. Стрела со свистом и бешеной скоростью попала прямо в яблочко.
Ни огонь, ни двигающаяся стена, ни сильный магический туман не помешал стрелку попасть в центр следующих мишеней.
Брови деканов непостижимым образом поползли наверх. Мало того что Эдмин ПОПАДАЛ в цель, он к тому же попадал с первого раза.
Стоит ли говорить, что все остальные цели, эльф так же красиво и точно поразил прямо в центр. Стоит ли говорить, что все учителя сидели с открытыми ртами. Второй раз в жизни. Все 40 мишеней испытанья Филида были поражены. И кем? Неумехой - эльфом?
А сам этот неумеха. Отметил. Что не чувствует никакой дрожи рук. Обычно именно из-за нее у него и не выходило хорошо прицелиться.
«Ура! Я прошел! Я прошел испытание!»
Но его радость длилась не долго. Вдруг все вокруг затряслось, и из стены вышел самый что ни на есть каменный голем.
«Ого-го!»- успел подумать Эдмин пока на его голову не упал камень.

Драка между оборотнями была в самом разгаре, такие драки – обычное дело, если ты оборотень, и очень раздражительный.
Зелф мало чем мог помочь в этой схватке. Килтону приходилось драться за двоих, но говоря честно, он был намного сильнее прогульщиков.
«Эх. Как не справедлива судьба!– думал Зелф – «Сначала она делает из тебя вервольфа, а потом и вовсе, уродом. Теперь я не могу ни стать человеком. Ни зверем. Что за судьба?»
Изредка ему удавалось кольнуть кинжалом в то одного, то в другого противника, но чаще всего он стоял в стороне и терпеливо ждал, когда эти разборки закончатся.
Поэтому только он заметил каменного великана. Разрушившего полстены в столовой.
- Парни! Давайте разберемся позже. Здесь у нас проблемка посерьезней, - закричал он
Волки повернули головы, и, заметив нового врага. Весело оскалились. Предчувствуя хорошую битву.
- Вперррред! – зарычал Килтон.
Острые когти трех оборотней вонзились в каменную плоть голема лучше любого меча, оставляя ужасный след на магическом существе. Один из прогульщиков уже вскарабкался на голову великана, и со всей силы пытался свалить ее вниз, и это, надо сказать, у него получалось.
Голова с треском упала вниз. Голем был повержен.
- Зелф.- крикнул Килтон – Иди, скажи директору. Что у нас был не прошеный гость. А я пока покажу этим осталопам, что значит не ходить на уроки.
Недооборотень кивнул и побежал к директору.

«Черт возьми! У этого парня и так голова болела, а я еще и добил его!» - Хрес плюнул себе под ноги. Не сказать, чтоб ему было так жаль этого человека, но он предвидел большие проблемы…
Сейчас он был бы рад любой возможности смыться в школу, тогда, возможно и не все узнают. Что мяч пнул именно он…
И эта возможность появилась. На поле вдруг появился… самый настоящий голем! Тут – то и началась неразбериха. Паладин с довольным видом побежал к школе.
- Он уходит, – беря в руку свой молот, сказал Парт.
- Кто уходит?- не понял его друг.
- Тот человек, который ударил по мячу. Бросил целитель и побежал к выходу из трибун.
Похоже, это был единственный человек, что заметил уход нападающего с поля. Остальные были слишком увлечены дракой с големом.
- Стоять! – закричал Парт. Бросая молот в ногу паладину.
Хрес упал, и, взвыв от боли, начал ругаться так, что морякам и не снилось.
- Я думал, паладины не должны ругаться, – удивился Парт.
- Я думал, целители должны лечить, а не калечить! – со злостью в голосе прорычал Хрес. – Зачем ты это сделал?
- Ты обвиняешься в покушение на убийство, пособник дьявола!
- Чего? Да это была случайность, я же не кинул в него оружие.
Целитель покраснел.
- Вы все так говорите, служители Сатаны! Ты не уйдешь от гнева праведных!
- Уйду. Еще как уйду… - пробурчал паладин. И кинул песок в глаза целителю.
Пока Парт мучился и тер глаза от боли. Хрес успел убежать.

Этой же ночью, в специально отведенном для этого месте, был созван совет учебного округа, где собрались практически все учителя и директора всех школ этой территории.
- Для начала, дайте слово мне, – просил Зурис, поднимаясь. Сегодня, как я понял, все школы видели каменных големов. которые ни на кого не нападали. То есть это был не захват. Скорее некое сообщение, оставленное для нас.
Здесь Зурис остановился, оглядел всех присутствующих, и, вынув из кармана какой-то синий шар.
- Посмотрите сюда! Это я нашел в големе. Похоже, эта штука не только дала жизнь ему. Но несет послание. Но в шаре лишь одно слово: это война.
- Но это два слова! – нахмурился Карианис., директор школы тайных искусств.
- Эммм… Не суть! В общем, кто-то официально объявил нам войну.
- Но кто?- толстенький человек, Эддинктон, заведующий целителями испуганно оглядывался по сторонам.
- Это мы и должны выяснить. Кто может желать нам войны?
- Возможно, враги? – со смешком сказал Карианис.
- Хм,… а помните ли вы пророчество? – неожиданно подал голос Глэмд
- Пророчество?- нахмурился Эддинктон – Это где говорилось о тех идиотах, которые согласятся стать директора…
- Нет, - прервал толстяка директор Айрбриша. – Я говорю о другом пророчестве.
Все в зале начали шептаться. Мало кто знал о другом пророчестве.
- Я о том, где говорится о том…
- Мы поняли, о том.
- Ну да. Где говорится. Что настанет время. Когда ученикам придется спасти свои школы и найти Ценные артефакты самих Основателей.
- Подожди… ты хочешь сказать. Что Основатели завещали свои вещи… ученикам????- Зурис схватился за сердце.
- Так говорится в пророчестве.
- То есть мы должны отпустить этих недозрелых, зеленых учеников на поиски?
- Так говорится в пророчестве.
Ненадолго в зале наступило молчание.
- Хорошо. Давайте организуем из учеников бригады по семь человек.
- Так говорится в … ой! Что-то я отвлекся.
- Если распределить их на бригады, у них будет больше шансов выжить. В этом злобном мире. И отправляем только выпускные классы. Согласны?
- Да, да! – подтвердил Глэмд – Но у меня маленький вопрос.
- Ну?
- Что делать с теми, кто как-бы … худшие?
- Из них мы организуем отдельные группы. И целенаправленно пошлем по ложному следу. Не думаю, что они хоть на что-то сгодятся. Ну и давайте не сильно полагаться на учеников. Сами тоже будем искать решение этой головоломки. Все-таки это лишь пророчество…
- Да, но то пророчество про идио…
- Замолчи! – прервал его уже Карианис. – Завтра днем собираемся на ранее оговоренном месте.
Все с умным видом кивнули, и стали собираться.

Where is my mind?

Красные, желтые, зеленые, синевато-сиреневые всполохи зари расцвели в небесах над излучиной. Не иначе, диковинный этот цветок дарован людям богами. Чтоб дивились, да помнили, что есть жизнь земная, и что есть в ней человек…

Кузнечики давно облюбовали излучину, а теперь, перед самым закатом, и вовсе расстрекотались на славу. Вездесущие воробьи, ни в чем не отставая от меньших братьев, веселым чириканьем радуя и услаждая душу, бесстрашно сновали меж людьми, отыскивая в высокой траве угощение. Не иначе, знали мудрые птицы, что сегодня люди не страшны.
С ними говорят сами боги, даруя этот волшебный закат…

Свежий ветер разогнал к вечеру удушающую жару. Редкие белоснежные облачка скользили по небу, радуя глаз, и оттеняя этот изумительный небесный цветок…
Сегодня на излучину вышли всем миром, и невозможно было не радоваться, видя, как разглаживаются лица. Казалось, вырасти у тебя крылья, так и вознесся бы к небесам…

Нежная соловьиная трель неожиданно сменилась пронзительным карканьем. И небо зачернело от вороньих крыльев. Вот, ведь темные птицы!
Поистине, нет на свете такой напасти, которую не принесет ворона на черных своих крылах.
И сгущаются уже злые тучи. И срывает ветер листву с примеряющих осенний наряд деревьев…
И гневается великий и грозный Перун. За что, только, неведомо.
И разверзлись врата небесные. И хлынул ливень невиданный. И спустилась на Землю тьма ночная. И сверкают молнии, словно освещая всполохами арену битвы небесной.

А ветер разыгрался не на шутку. И вот уже след за листвой с тучами песка, летят и с корнями выдранные молодые деревья…
И неслись корни те над головами людскими аки когти вороньи...
И в ужасе метались люди. И нигде не видели спасения…

- Совсем размечтался, Огнич. И не жить тебе долго, ибо, воистину, покарают тебя боги. Бог грома Перун, да бог земли Велес, – стараясь говорить нараспев, подражая жрецу Перунову, Слав изо всех сил пробовал сдержать рвущуюся наружу улыбку. Но ничего из этого, похоже, не выходило: рот его успел расплыться до ушей.
- Но есть же еще и Радагаст, бог воинства, как люди сказывают, – прошептал Вихор, покраснев и опустив глаза, устыдясь своего порыва. И тут же вскинул их, горящими праведным огнем, – нельзя поминать только своих богов, Славка. Боги на то и сотворили силу, чтобы ее уважать. Что это еще за новые боги, Огнич! И, Славка прав, не жить тебе долго, прогневаются на тебя небеса!
- Боги на то и создали честь, чтобы ее не терять, – ответил, подняв глаза Огнич, – нет ничего презренней и хуже для богов, чем такое вот поклонение!

- И, все-таки, Огнич, не подобен ли ты тем, которые сами создают себе богов, чтобы через них тайно поклоняться гордыне презренной? Вместо того чтобы со всем миром вместе молиться богам истинным… и что это за боги твои новые, которые миру неведомы? И как у человека могут быть две матери?
- Пылающий взор Вихора требовал ответа. И ясно, что никакой ответ не утолит жажду его великую. Не накормить огня деревьями.
- Эти богини ведомы каждому. Где они живут, да что делают, про то всяк знает. А богиня у меня одна. И имя ей… – ответил Огнич.
- И выглянуло среди туч солнце. И положило оно конец спору жаркому.
- Побежали лучше на обрыв, да покарают тебя боги, неверного, – простодушно предложил Слав.
- И пусть накажут они нас жизнью вечною, чтобы достало времени для кары великой, – прозвенел голос Тауль, – здравствуйте, ребята. Меня берете в компанию?
- Пошли, Таулька. Без тебя нам будет скучно, поистине, – Слав добродушно взмахнул рукой, – что, выпустила мамка?
- Выпустила, – Тауль слегка покраснела, потупив очи карие, – когда же еще гулять, как не теперь!

И было нам в ту пору по двенадцать лет от роду…

- Что же ты заступился, дурень! – спросил Славка, шагая рядом со мной, в то время как Тауль с Вихором наперегонки убежали далеко вперед… – ты хоть понял, зачем он сотворил такое?
- Зачем?
- Все, вот, ради Нее, Таульки твоей ненаглядной. Присушила она его, горемычного!
- А не рано присушила-то?
- Это тебе, балде, рано. Он-то, почитай, в самом уже возрасте.
- Что в этом мире принадлежит мне одному? Только Ей и выбирать суженого!
- Правда? – Слав обжег меня туманным взглядом… – ну, тогда догоняй, воин!
И пятки наши засверкали. Вместе с утренним солнышком.

Купаться там, конечно, хорошо. И берег пологий. Если с обрыва спуститься. И вода пока что теплая. Да, и коряг никаких. Сколько раз уж проверено… да, вот только так было до вчерашнего вечера.
А теперь, нам как раз и пришлось разбирать все эти деревья. Да, и по дну хорошенько побродить. Не завалялось ли чего, недоброго.
Да и хорошо. Завтра прибежим. А теперь, возиться нам тут, считай, до вечера. Или, пока мужчины с охоты не вернутся. Там, уж конечно, дело сыщется каждому…

Как-то так уж вышло, что мы оказались в паре с Таулью.
Когда брались за очередное деревце, обратил я внимание, что у нее ресницы дрожат.
- Так тяжко?
- Да, уж, куда тяжелей… Наказанье какое-то!
- Неужели, обо мне?
- О ком же еще! О тебе, о голубчике… я… понимаю… что тебе еще рано. Но… надо же и голову носить на плечах! А еще лучше – свою, а не бычью… брал бы вот пример… хоть с ребят-то.

Она покраснела, и молча, закусив губу, вцепилась в крону очередного деревца.
- Послушай, – заговорил я, собрав всю свою рассудительность, и толком еще не представляя, о чем собираюсь говорить.
- И ладно бы нас было… сколько… душе угодно… а то, я же одна! Одна! Понимает дурья твоя башка? За второй куда еще идти… да и выкуп немереный… который тебе, без отца не собрать ни в жизнь!
- Люди не умирают?
- Что? Что ты сказал?…
- Ты вся светишься. Ты понимаешь это? Великая богиня Тауль! Что вам, богам, до нас презренных! Полулюдей, полузверей! Я сказал, что люди не умирают!
- Я не хочу быть богиней, – сказала она, заметно веселее, – хочу быть просто женщиной. Человеком!
- А я хочу научиться летать! И чтоб глаза голубые … – с жаром возразил я, а она пронзила меня карим взглядом, – тебе нравятся голубые?
- Нравятся? Да, нравятся! У меня тут пропасть голубых. У всех голубые. Вот, кроме тебя, Наказание!
- А, не знаешь, почему меня так зовут?
- Ты имеешь в виду, Так? Как я тебя сейчас назвала?
- Нет, это я сейчас об имени.
Тауль внезапно посерьезнела, – ты меня прости. Но мой выбор должен быть хорошо обдуман. Поэтому, конечно же, знаю. Но тебе пока не скажу.
- Сердитая!
- Я не сердитая. Я взрослая. А тебе не скажу, поскольку мал еще… и, поверишь ли, не знаю, дорастешь ли… до Такого-то.
- Я и сам не знаю, что это со мной происходит. Но вот только…
- Зато я знаю!
- Откуда? – спросил я, ничего не понимая. Высокому искусству лукавства, Тауль, вроде, не обучена.
- Мамка сказала. А что до всего остального, уж будь уверен, таких женщин, как ты думаешь, не бывает!
- А откуда ты узнала, как я думаю?
- Да у тебя на лбу написано!

- Между прочим, ты пока еще не женщина!
- Но скоро ей стану, уж это-то совершенно точно!

Что-то заставило меня бросить довольно тяжелый корень, и рвануть вперед. Таулька, не ожидая подобной выходки, не удержалась, и с перекошенным от злости личиком повалилась в траву.
Ну, конечно, она же была спиной! А я поскользнулся на мокрой от ночного дождя листве, и рухнул сверху. Заслонив, выходит, ее своим телом.
И что-то темное, больно зацепив по пути когтями, пролетело над нашими головами…

- Ты хоть знаешь, кого уложил, Наказание?… – прозвучал в темноте голос Тауль, излучая неожиданную теплоту. Я, помня выражение ее лица, не поверил своим ушам, – лежи, лежи, горе-охотник. За знахаркой уже пошли…
Тут, наконец, дошло, что можно открыть глаза. Вокруг собрались, наверное, всем миром.
- Что, мужчины вернулись?
- Пришли, пришли, лежи, герой, – послышался рядом голос знахарки, – глянь, какого зверя завалил. Специально для тебя берегли. Не уносили. Голову повернуть можешь?
Я чуть приподнялся на локте, поворачиваясь на бок. И тут же скривился от боли. Дикая кошка, больше меня, наверное, длиной, лежала рядом.

- Вообще-то, она за Таулью охотилась, – сказала знахарка, легко перевернула меня на живот, и ее крепкие пальцы вцепились в мою горемычную спину, – так больно? Терпеть можешь?
- Дда… могу…
- Несите в мою избу. Жить будет… вообще-то она за Таулькой охотилась, – повторила знахарка, бросила на меня ободряющий взгляд, – а ты сбил ее с толку. Вот она, уже прыгая, и сменила направление. Ну,… и напоролась прямо на корень.
Подошли мужчины, и понесли нас с кошкой. В разные стороны.

***
…трудно сказать, что было бы, не выбери она меня тогда. Но всей этой истории не было бы и в помине, это точно! Почему выбрала? Одно время казалось, что женщины просто хотели меня сохранить. От выбраковки. Которая, скорее всего, грозила по настоящему. И чего от меня даже и не скрывали. Ну, и выбраковали бы. Ну и что? В то время я совершенно искренне не понимал, что это значит.
Теперь-то я оказался герой. Меня решили пока не браковать. О чем и сообщил, между прочим, сам князь. Почему она и теперь не изменила своего мнения? Уж, во всяком случае, измени она его, и ей, и мне, да и всем было бы легче… не знаю. Пусть лучше скажет кто-нибудь другой. Кто знает женщин получше, чем ваш покорный слуга…

***
- Послушай, красавица, ты сводишь меня с ума, а нам всего по двенадцать!
Тауль только что появилась в проеме двери знахаркиной избы. Я лежал в углу у глухой, без окна стены на деревянном топчане. Услышав мои речи, она остановилась и приложила палец к губам.
- Помолчи пока, – она окинула меня обеспокоенным взглядом, и явно смутилась, – прости, но я буду тебя сейчас зашивать… меня… знахарка… учила… правда…

Последнее она скорее пролепетала, и мне пришлось прийти на помощь, – а что, там есть, что зашивать?
Тауль недоверчиво улыбнулась, – ты даже не удосужился взглянуть?
- Просто не пришло в голову. Да и как бы я извернулся? Спина ведь! А я – не кошка!
- Ну, ты и даешь, Огнич! – раздался в дверях Славкин голос, – мы-то тут и не чаяли, что выживешь, да, лежи, лежи, знаем, слышали уже эту твою песенку!
Славка был сама деловитость. Едва войдя, он уже решительно сдвинул все со стола, раскладывая там что-то…
- Ты молодец, ты настоящий воин! Что бы там кто ни говорил. Только, почему ты именуешь великого Дажьбога богиней Солнцем? – Вихор начал смущенно, но потом его глаза, как всегда, налились огнем.
- Я слабо улыбнулся ребятам, – прости, я не знаю, Вихор. Просто, Солнце, его видят все, вот, я его так и называю.

Вихор засобирался, – прошу прощения. Я должен идти к старику Ягнецу. Он обещал научить, как править лук.

Лицо Тауль появилось совсем рядом. Видимо, она подсела на край моего топчана.
- Ну, потерпи теперь… много я шкур перешила… но, что и твою придется зашивать… ни сном, ни духом не чаяла…

Низко склонилась над моей злосчастной спиной, и занялась своим делом. Здесь в избе было довольно темно.
И я поплыл, залюбовавшись ее фигурой.
- Послушай! – Подняла она вдруг голову, пальцами продолжая затягивать какой-то шов, и пристально глянула мне в глаза, – Ты жив там еще?
- Еще бы… – смешно признаваться, но я, аж захлебнулся от счастья.
- У тебя вид, будто я согласилась выйти за тебя замуж.
- А я красивый?
- Было бы, на что посмотреть!
- Что, так сильно порвала?
- Исполосовала. Хорошо, знахарка успела заговорить. Да, и мази были готовые.
- Послушай, когда она успела?
- Ты хоть видел, кто это был?
- Большая кошка, кто же еще!
- Старики говорят – колдун, – лицо Тауль сделалось серьезным, – тащили-то мы с тобой осину, а это священное дерево.
- Послушай, колдун – это человек, – начал я, как мог рассудительно, – и он хотел тебя съесть? И еще у него была полосатая шерсть. И хвост.
- Он хотел меня украсть… ну вот, – она легонько хлопнула по спине, и тут же прелестные глазки испуганно отыскали мои глаза, – не больно? – я отрицательно мотнул головой… – ну, тогда до свадьбы заживет!
- До нашей с тобой? Учти, не согласишься, ухожу в жрецы!
Она спрятала улыбку, – почему в жрецы?
- Они не женятся.
- Ну, уж это тебе точно не грозит! – и, убегая, щелкнула меня по носу, – лежи, герой и надейся.
Ее звонкий смех утих где-то, за дверью. Славка к тому времени незаметно исчез, и я остался один.

***
- Тауль, пойдем, погуляем, я хочу тебе что сказать…
Пробормотал Славка. Он ждал на улице у плетня, усердно разглядывая черные комья земли, обитающие во множестве здесь же под ногами. Комки были круглые и увесистые, как раз на славу, чтобы пнуть вот такой в пасущихся рядом знахаркиных коров. Обычно-то она выгоняет их подальше от села. Там и трава погуще, и выпас лучше, да и коровам спокойнее. Подальше от таких вот шалунов… да… вот, сегодня-то недосуг было. Врачевать пришлось Огнича, защитившего Таульку от колдуна лютого.
Тауль выбежала во двор, толком не успев отсмеяться, дверь-то избы сама по себе захлопнулась. И встала, переводя дыхание.
- Пойдем, ухажер…
- Правда, пойдешь? – Славка с надеждой поднял голову, – ты не подумай, что мы там чего с Огничем… просто пойдем, погуляем.
Тауль, наконец, справилась с дыханием, и окинула его задумчивым взглядом с ног до головы.
- На обрыв, что ли пойдем? Погоди, только к мамке загляну. Сообщу, где искать, коли беда, какая приключится.
- Да что стрястись может! Не будет ничего… – Славка, когда горячился, оказывался ужасно смешным. Его веснушки делались красными, да и хохолок на голове начинал топорщиться как у диковинного птица. Тауль, щадя его чувства, спрятала улыбку, – пошли, пошли, герой, оробел, никак, перед мамкой-то!

***
…свесив ноги с обрыва, они сидели и любовались разноцветными всполохами заката, который, надо сказать, удался на славу, под стать недавнему.
Да… вспоминать бурю не хотелось. Однако начинал, накрапывать и мелкий дождик…
Тауль озабоченно посмотрела на небо, – не повторится буря, как думаешь, герой?
- Славка тяжело вздохнул, – нет, Тауль, я думаю, он на такое дело больше не решится… а почему… ты за него не выходишь?
- За этого лопоухого? Лопоух уж больно. Не то, что ты, вот. Знаешь, небось, каким богатырем вырастешь?
- Тауль, причем тут я? Ты же выбрала Огнича!
Она вздохнула, – его отца-то кто видел? Ты видел?
Дождик потихоньку начал усиливаться.
Слав встрепенулся, – погоди-ка. Тут местечко есть такое. Я присмотрел. Взрослые не поместятся, а нам двоим как раз…
Он спрыгнул на выступ, торчащий прямо под ногами, – давай сюда, я тебя приму.
Тауль еще раз тяжело вздохнула, и аккуратно сползла прямо к нему в объятия.
- Ну, показывай, герой, свое гнездышко!
Казалось, не замечая его ладоней, которые так и гуляли по ее теплому, тонкому и такому податливому телу.
Это оказался выступ под мощными корнями давно заваленного дерева. Здесь и, правда, можно было укрыться от дождя. Вот, даже травы кто-то набросал…
- Сам, что ли, постарался? – Тауль кивнула на траву.
Слав покраснел, и, ничего не ответив, сжал ее в охапку, и принялся жадно покрывать лицо поцелуями.
Поначалу, она стояла столбом, не в силах шелохнуться. Потом начала оттаивать, и даже руки положила ему на талию…

- Послушай, герой, ну и что же дальше-то? – они уже лежали на этой самой траве, покойно наблюдая за пеленой дождя… – а дальше ничего, – констатировала она безжалостно, – поскольку, мал еще…
Его рука легонько сжала ее грудь. Вздохнув, Слав навис прямо над ней, – все будет, дай срок. Сама сказала, подрасту, богатырем буду. Огнич не может. Он черный. Мужчины не позволят!
Тауль, печально взглянув ему в глаза, аккуратно высвободилась, и начала надевать одежды, – он черный, а ты зеленый. И не потому что мал еще. Послушай сам, что говорят уста твои неразумные. Уста будущего богатыря нашего…
Слав, готовый провалиться сквозь землю, яростно сгреб свои одежды…
- Эх ты, герой, – она взлохматила ему волосы… – если правду говорят старики, и колдун это был окаянный… возлегла бы я сейчас на ложе его поганое. А не здесь с тобой развлекалася… не горюй, богатырь…

Одевшись, Славка горячо зашептал, – спасибо, Тауль, научила уму-разуму. Станешь моей аль нет, а все одно, быть мне опорой роду нашему…

***
Дверь избы распахнулась, впуская солнечный день. И тут же свет заслонил силуэт высокой, полной женщины. Лица с непривычки было не видать, но, уж конечно, и рассматривать тут было нечего. Знахарка.
- Тетушка!
- Зови меня Ярилой, Огнич. Хорошо, небось, познакомились!

Голос звучал неожиданно тепло. И сердце невольно подпрыгнуло…
- На вот, не обессудь, что не принесла одежды тканые. Не моя на то воля, старушечья!
- За что ж, Ярила, я тебе понравился?!
- А за то, паршивец, что Таулька внучкой мне приходится. А ты, подумать только, Ты! Защитил кровинушку от колдуна окаянного.
- И… он… что… умер?
- Как же, этакий умрет, дождалися… – Ярила тяжело опустилась на скамью, и смахнула пот со лба, – а умерла-то кошка неразумная.
- Почему же все говорят, что это был колдун? – спросил я, пытаясь тайком смахнуть слезу.
- Потому, как пожила поболе тебя малого, – она присмотрелась, и разглядела в моих глазах слезы, – да, не плачь, милок, уже не дитятко! – Знахарка протянула руку, и запросто, из средины избы потрепала по плечу и взлохматила волосы, – А послушать, слышишь речи мудрые… эх, родился, видать, ты не ко времени…
- А знаете, тетушка, – во мне проснулся Родомысл, бог красноречия, – я еще и не родился ведь по-настоящему. Вот сейчас и рождаюся, как вижу Тауль, внучку вашу ненаглядную!
- Смахни слезы, пострел, во дворе она, проказница. Выйдешь, вот сейчас, считай, и встретились.
Знахарка тяжело встала, и заходила по избе, – что плачешь-то, какое горе горькое?
- Да… вот… кошку… жалко!
- Эх ты, Наказание на наши головы. А умри колдун жалел бы окаянного?
- А он точно не умер? – я сглотнул слезы, сел на топчане и принялся одеваться.
- Да знаю я, сорванца! Вот, мальчонкой малым, как и ты, бегал. И волос черный, как у тебя. Думаешь, почему мужики тебя не любят?
- Может он и есть отец неназванный?
- Кишка тонка, в отцы к тебе-то ластиться! Видела я отца твоего как тебя сейчас.
- А куда ж он делся теперь?
- Долго твоя мамка убивалася. Как ушел однажды он за речку-то. Да, с тех пор его не видели…