[ Новые сообщения · Обращение к новичкам · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страничка virarr (49) -- (virarr)
  • Адьёс, амигос (4) -- (TERNOX)
  • Обо всём на белом свете (381) -- (Валентина)
  • Воспоминания андроида (0) -- (Viktor_K)
  • Поэтическая страничка Hankō991988 (85) -- (Hankō991988)
  • два брата мозго-акробата (15) -- (Ботан-Шимпо)
  • Поздравлялки (3420) -- (vlad)
  • Флудильня (4262) -- (Viktor_K)
  • Зарисовка (52) -- (Hankō991988)
  • Что будет с человечеством после апокалипсиса (5) -- (Viktor_K)
    • Страница 2 из 3
    • «
    • 1
    • 2
    • 3
    • »
    Модератор форума: fantasy-book, Donna  
    Форум Fantasy-Book » Черновики начинающих авторов сайта » Черновик: фэнтези от боевой до эпической, сказки » Зарисовка (Начало истории нуорэт)
    Зарисовка
    Ботан-ШимпоДата: Вторник, 23.04.2019, 11:48 | Сообщение # 26
    товарищ шаман
    Группа: Aдминистратор
    Сообщений: 4632
    Статус: Не в сети
    Уважаемый Hankō991988, я не знаю что произошло с Вашим текстом и что с этим делать -- потому сегодня я сообщу об этом всём Товарищу Кингу.

    Кухонный философфф, туманный фантаст, Чайный алкаш))
    ===
    "Ня" или "не Ня" -- вот в чём Вопрос (с)
    ===
     
    Hankō991988Дата: Четверг, 25.04.2019, 08:11 | Сообщение # 27
    Первое место в конкурсе "Такая разная весна".
    Группа: Проверенные
    Сообщений: 434
    Статус: Не в сети
    Ботан-Шимпо, так официально? ;-) Я уже к Хане привыкла! Но все равно спасибо за обращенное внимание. На телефоне текст отображается, как одно большое стихотворение. (Видимо, не зря! B-))
     
    Ботан-ШимпоДата: Четверг, 25.04.2019, 08:58 | Сообщение # 28
    товарищ шаман
    Группа: Aдминистратор
    Сообщений: 4632
    Статус: Не в сети
    Цитата Hankō991988 ()
    так официально? ;-) Я уже к Хане привыкла!

    Лааадно, будешь Ханей)))))

    Кстати, текст я на выходных прочту и попробую более-менее вдумчивый коммент написать.


    Кухонный философфф, туманный фантаст, Чайный алкаш))
    ===
    "Ня" или "не Ня" -- вот в чём Вопрос (с)
    ===
     
    King-666Дата: Четверг, 25.04.2019, 11:04 | Сообщение # 29
    Гвардия
    Группа: Модераторы
    Сообщений: 1482
    Статус: Не в сети
    Hankō991988, всё исправил... будут вопросы спрашивайте ... в тексте есть место обозначенное ???? ... этот момент я не смог соединить один с одним т.к. у вас в оригинале была пропущена связь ... какое-то слово обрывалось ... "пу" и дальше текст ... поэтому соедините пожалуйста сами.

    И ещё может где пробел не поставил отредактируйте уже по фен шую как вам нравится сами ... будет нужна помощь пишите
     
    Hankō991988Дата: Среда, 22.05.2019, 23:00 | Сообщение # 30
    Первое место в конкурсе "Такая разная весна".
    Группа: Проверенные
    Сообщений: 434
    Статус: Не в сети
    Продолжение:

    Глубоко за полночь, миновав узкий проход в убежище Гайра, наша диковинная компания двинулась через лес к полоске домиков перед озером. Шли ночью, опасаясь внимания досужих глаз, шли медленно, оставляя за собой цепочку смазанных следов. Израненная рука «пленника» покоилась на моем плече, тяжелая, как кузнечный молот. Другую, периодически кривясь и с шумом втягивая воздух, парень прижимал к ребрам. Что это: печать игрищ Э’тен и Одина или исход застарелых пыток? С первой встречи незнакомец не проронил ни слова, безропотно снося нашу неумелую заботу. Только в карих, будто птичьих глазах, под сурово сведенными бровями все сильнее полыхала ярость.
    Позади, в уплывающем за горизонт лунном свете, почти осязаемое полотно тишины свивалось в тугие узлы. Гайр нес крепко спящую Сибилл осторожно, так же беззвучно пересекая вереницы сугробов на пути. Молчаливыми призраками за нами из леса вышли суровые волки и волчицы - Тарэ. Едва различимый Один, статная Анхат, угловатые: Осинка, Игла, Лучик, сбежавшие в предрассветный час из деревни. Волки, которых я видела сотни раз и незнакомые мне. Они, впитавшие часть силы матери, провожали в опасное путешествие не ее саму, но ее вместилище - хрупкую девушку с голубыми глазами. Семь лаковых бусин над доспехом Сибилл разгорались сапфировым огнём. Так покинувшие нас Призванные и их Тарэ пытались помочь ей. Но этой помощи слишком мало. Мало...
    Алые всполохи рассвета застали нас у границы деревни. Плотный круг молчаливых стражей распался. Старшие волки возвращались в обитель на опушке леса. Трое младших, в игривом рвении сталкиваясь друг с другом, кряхтя и подвывая, проносились мимо: к домам своих новых подруг - девочек, впервые прошедших обряд. И только моё сердце было не на месте. Знакомые стены и крыша, курящаяся труба хижины, что стоит особняком, непривычно суровые в мягких утренних лучах, разбудили подавленный страх. Тонкая, глянцевая корка наста у ограды дома сияла нетронутой белизной, и это значило, что во время схватки Э’тен с чужаками, Нойта никуда не выходила. Ждала ли она дочь или уже успела оплакать, рассмотрев в полупрозрачных видениях волчицу, которая едва не отобрала ее жизнь. Что скажет мне, если поймет, что это я изувечила Сибилл. Не в силах медлить, под грузом, кажется, отяжелевшего вдвое раненого юноши, я неловко отпихнула его к стене, толкнула входную дверь и ввалилась внутрь.
    Густые волны теплого воздуха, впитавшие ароматы кислых трав, коснулись кожи, заставляя щёки гореть хмельным жаром. Вслед за щеками жар растекся по телу, и я в спешке стянула с непокорных волос пуховый платок. Сизый дымок тлеющего очага, окутавший меня, довольно плыл над нехитрым скарбом, причудливыми завитками изгибаясь там, где преграды вставали на его пути, будто справившись с предназначенным ему делом. Вверху на стене, там, где ветер с улицы подхватывал дымные завитки и уносил их за пределы дома, на своем привычном месте не было медного бубна.
    Гайр, с Сибилл на руках, вслед за мной осторожно переступил порог дома, впустив сквозящие струи воздуха, которые, наконец, оборвали хмельной морок в голове. И теперь я слышала, как за невысокой ширмой с лисьими шкурами, в углу, у самого очага, вторя древнему мотиву, пела Нойта. Бело – голубая накидка с бахромой на голове ритмично подрагивала и, кажется, с каждой секундой поднималась все выше. Эта накидка, ширма у затухающего костра, и сама песня матери - наводили на мысль о каком – то неизвестном мне ритуале. Зная, сколько сил она тратит во время своих обрядов, я постаралась не создавать лишнего шума, знаком останавливая и Гайра. Вскоре, когда бахромчатый край накидки на лице выглянул из-за ширмы. Песня Призванной сменилась гудением и гортанным шепотом. В этом шепоте я разобрала свое имя.
    - Тарья, дочка! - вновь звала мать. Но, как и тогда, когда я покидала ее дом, голос утонул в голосах, ушедших к Аор, соплеменников.
    - Чужак в доме...
    - Привела, привела! - наполняющиеся чернотой не материнские - волчьи глаза, скрываясь за завесой накидки, следили за каждым движением. Горло Нойты сковывали судороги. Слюна, скопившаяся в уголках рта и превратившаяся в розоватую пену, делала колдунью похожей на дикое животное, удрученное недугом безумия.
    - Убийца! Человек с востока! - теперь белая накидка на ее лице уже не вздрагивала, а металась из стороны в сторону. Тонкое кружево подметало пол. Причудливый ритм медного бубна кружил в задымленной комнате.
    И вот, когда пьяный дурман вновь заполнил мысли, мое имя прошелестело вновь.
    - Тарья!
    Магия, бушующая в хлипком теле, схлынула. Дрожащей рукой матушка потянулась к бело-голубой паутине на своем лице, сдернула ее и привалилась к лисьей ширме.
    Тяжелое дыхание вздымало грудь, когда, не открывая век, она шепнула:
    - Зачем? Зачем ты его привела?
    Слабость наполняла тело Нойты, но этот вопрос был важен.
    - Матушка, Гайр и я....
    - Не говори мне о Гайре. Он здесь. Все сам расскажет. Чужак?
    Сумбурная речь колдуньи сбивала с толку не одну меня. Гайр, услышавший свое имя, удивленно застыл. За ним, еще приноравливая руку к внезапным углам комнаты, чуть ближе к костру шагнул парень.
    - Я нашла его в доме. Не говорит.
    - Хочешь знать, откуда пришел? Так ведь слышала уже: с востока! Враг он наш, хоть и сородич отца твоего. Как на том корабле оказался, что сегодня прибыл – не ведаю, да и не место ему здесь. Спрятать до поры его надо, а уж как вылечу – уведешь в пустошь!
    - Я? А если не пойдет?
    - Не пойдет, говоришь? Эх, Тарья, Тарья! С тобой, дочка, он на край света пойдет, а если нужно, то и дальше в путь пустится. Лигу – так ведь тебя зовут?
    С трудом скрывая впечатление, которое на него произвела матушка, юноша с ястребиным взглядом едва заметно качнул головой. Вверх, вниз.
    - Так вот, Лигу! Не зря вас судьба одной дорожкой ко мне вела. Не хотела я, чтобы дочери мой удел достался, но, видно уж, богиня за нас решила. Богиня…
    Тут Нойта открыла глаза. Медленно, словно еще общалась с духами, оглядела нас: меня, Лигу, Гайра, натолкнулась взглядом на Сибилл и чуть слышно ахнула:
    - Сибилл? Что?
    Хрупкая фигурка девушки не шелохнулась. Лишь со лба от страшной черной отметины к волнистым темно – коричневым волосам покатились две крупные капли влаги.
    Внезапная волна гнева колдуньи окатила нас с ног до головы. На мгновение показалось, что магия вновь проснулась е ее жилах, подтопив серый лед глаз. Магия, как хищный зверь, потянулась к давно раскаявшейся жертве, которой некуда было скрыться.
    - Ты! Снова ты! – ярость, с которой Нойта воззрилась на Гайра, едва не прожигала воздух, - Что. Ты. С ней. Сделал? – метнувшись, мать застыла, вскинув руку к его горлу. Я не сомневалась, у нее хватило бы сил опрокинуть старого кузнеца. Гайр тоже почувствовал это, но не смел сопротивляться.
    -Нойта! Нойта, не было меня там. А если бы был, не смог бы помочь ни ей, ни Тарье. Выслушай ее… - Последние слова, утопающие в сдавленном шепоте слегка остудили ее пыл и перевели внимание на меня.
    - Говори! – теперь ответа требовала не моя мать, но строгая жрица нашей богини, для которой связанная ритуалом Призыва волка девушка была ближе и роднее.
    В очередной раз, почти не сбиваясь и не останавливаясь, я рассказала ей историю встречи с Э’тен.
    Нойта слушала не перебивая.
    Наконец, когда я упомянула караул волков, матушка заговорила:
    - Эх, дочка. В грезах своих я этого нет, не увидела. Твой чужак глаза застил. Не в силах я упрекать тебя в том, что случилось. Э’тен ведь куда сильнее, чем духи, с которыми мне общаться дозволено. Но и они бед натворить могут, сама видела. А, Сибилл, хоть и у меня училась, слаба еще. Нет у нее свободы, чтобы волчицу приручить. Вот и получилось так. Ожог – то я легко залечу, только шрам останется. Но закавыка не в том. Люди, как она за тобой ушла, видели. А раз видели, значит скоро, и говорить начнут. С этого спрос и будет. Раз уже нашу семью наказывали, хоть и не справедливо. Боюсь, как бы чего похуже не сталось.
    Пододвинув ногой подушки к ширме, Нойта тяжело уселась на них.
    - Думать надо.
    Посчитав, что разговор окончен, я повернулась к нашему разношерстному отряду, что уже начал нетерпеливо шевелиться, но тут колдунья вновь окликнула меня:
    - Погоди, Тарья. И ты, Гайр, постой! Сибилл, здесь у костра оставьте, а ты, Тарья, уведи гостя нашего к себе. Пусть меня там дожидается. Нам, старикам поразмыслить нужно.
    Вновь рука уставшего стоять Лигу оказалась на моем плече. Вдвоем мы переступили порог и осторожно двинулись в сторону моей комнатушки, что наспех слепили позади дома люди, пожелавшие помочь Нойте, когда Эстэ ушел.
    Комната и вправду была маленькая. Кровать у узкого окна, за которым чернели стволы обветренных дубов, низкий, рассохшийся стол у кровати, с незапамятных времен сохранивший огарок лучины. Стул, сидя на котором по вечерам матушка читала отрывки из запыленных книг. Не любимая мной, комната эта выглядела заброшенной, ведь большую часть времени с девятилетнего возраста я провела там, у костра, где сейчас разговаривали Нойта и Гайр.
    Что они обсуждали?
    Глупая, подспудная мысль об уходе из селения, что закралась в голову во время разговора с Гайром и оформилась в момент битвы с Э’тен, теперь представлялась мне единственным возможным выходом. Но как же страшно и горько было смириться с ним. Чужака, что находился рядом со мной, по-видимому, такая мысль не пугала. "Человека с востока" в наши северные края могли привести только два пути: сам ли он шел на это, либо по чьей - то воле. Мне же, спасая мать от клейма врага племени, оставалось лишь бежать отсюда.
    Скрип занятой кровати напомнил, что Лигу еще здесь. Он спал. Молодое и сильное тело на узком и коротком ложе смотрелось странно. Руку, на которой чуть ниже локтя беспрерывно билась воспаленная жилка, так же как и в доме Гайра, юноша опустил на пол. Его ступни, упирающиеся в спинку кровати, добавляли громоздкости. Но черты, расслабившиеся в покое, можно было даже назвать красивыми. Точеная линия скул и мягко очерченные губы, подрагивающие ресницы и светлые волосы, которые он позволил остричь, широкая грудь, мерно вздымающаяся от спокойного и глубокого дыхания - все это заставляло невольно залюбоваться им. Через полчаса уснула и я.
    В туманной и зыбкой дремоте мне виделось, что Лигу здоровой рукой тянулся к копне распущенных волос. Тонкие пальцы перебирали прядь за прядью, ласково укладывая их на мои плечи. Потом обе руки коснулись лица...
    - Тарья! - крик Нойты прервал непрошеные грезы, возвратив меня в комнату, через окно которой уже пробивались лучи закатывающегося солнца. Лигу спал в той же позе.
    - Тарья, подойди! - еще раз позвала матушка. Неожиданно разговор, что состоялся утром, всплыл в голове. Неминуемость приговора холодом обожгла живот и, спустившись ниже, тянущей болью наполнила затекшие ноги. Через силу поднявшись, я вернулась в комнату с очагом. Но не колдунья заговорила со мной.
    - Ты присядь, присядь, девонька! - суетливый тон старика, прятавшего глаза и каменное молчание Нойты говорили об одном: решение, принятое ими, далось с трудом.
    - Кхм, стало быть, начну я! - еще озираясь вокруг, старик задергался и, наконец, в упор посмотрел на меня.

    Добавлено (26.05.2019, 21:40)
    ---------------------------------------------
    Окончание главы 3:

    - Да, Тарья, тяжеловато будет с вашей бедою справиться. Мы с Нойтой друг друга послушали, да к одному пришли. Чтоб грозу отвести, вам разойтись надо. Вот только к делу этому просто так не подступишься. Хорошо еще, что вы с Сибилл в ученицы нам отданы были. На том и стоим.
    Я это к чему девонька? Мы опять в мою каморку уйдем, на несколько дней, будто я тебя последним премудростям кузнечного дела обучить вздумал. Пересидишь у меня, а потом, если захочешь, на запад отправишься, к сородичам нашим. Нойта подруженьку твою, пока лечить будет, здесь укроет, на правах наставника. Пусть народ думает, что она с ней обряд тайный совершает. Саин в это дело вмешиваться не станет, а нам время выдастся дальше решить, что делать надобно. Вот только как с гостем поступить?
    - Долго ли лечить придется? – обернувшись к матери, Гайр на мгновение замолк. Мрачная Нойта, так ничего и не сказав, качнула головой из стороны в сторону.
    - Дня за два с колдовством твоим управимся? – еще один кивок головой.
    - Ну, вот и хорошо! Тогда я его на пути в деревню встречу, да тропу, что за рощей Тарэ проложена, покажу. Нечего ему на глаза деревенским попадаться, да земли топтать. Пусть идет восвояси.
    Разговор был закончен. Сухо попрощавшись с матерью, я с Гайром вновь уходила на ставшую родной опушку леса.
    Отведенный срок пролетел незаметно. Кузнец и вправду показал то, что являлось вершиной его мастерства: копию двойных ножен для клинков Кессы - украденной реликвии нуорэт. Решетчато - цветочный орнамент на них - тонкий и изящный, отражал саму душу нашего серебра. Эту частицу красоты моей земли я постаралась запомнить.
    Вскоре, сумка, которую я собиралась взять с собой, наполнилась тем, что могло пригодиться в пути. Куски подмороженной оленины и рыбы Гайр для меня выторговал за пару красивых безделушек в деревне.
    Ночь, которой я дожидалась, чтобы уйти, оказалась очень светлой. Последнее пристанище Аор - Луна - широким блюдцем застыла на темно-синей занавеси небес. Вблизи нее, так же как и в час моего рождения тускло светилась Взошедшая.
    Любимая куртка из дубленой кожи не спасала от холода. Кутаясь в нее и поджимая пальцы в теплых сапогах, я шла по стежке волчьих и человеческих следов, которые растянулись позади рощи Тарэ, все сильнее отдаляясь от дома. Внезапно, к хрусту мнущегося снега прибавился далекий, неясный отзвук. Я прислушалась. За оградой деревни тонко и печально выли те, с кем уже никогда я не буду близка. Крохотное облачко пара вырвалось из груди. Путь туда закрыт. Передо мной в мерцающем блеске расстилалась белая пустошь. Я знала, что дальше она перетекала в низину - излучину старого русла голубой реки, породившей наше озеро. Но что будет за ней? Петляющая дорожка следов тянулась к горизонту.
    Миновал час, затем другой. Холод, уже успевший пробраться под одежду и волной поднимающийся от ног, начал тихонько баюкать меня. В полуяви, полусне казалось, что волчицы Тарэ снова следовали за мной. Из мутной тени выступила Анхат, потом Лучик, Игла, Осинка, Один. Они шли за мной, и я знала, что не могу остановиться: угроза в разноцветных глазах становилась все острее. Стая чуяла, что я чуть не убила Херет - Э’тен и хотела мне отомстить. Еще немного и страх сковал движения. Искра огня на груди могла бы быть моим спасением, но нигде вокруг не было даже намека на деревья. Собраться и бежать, бежать... Наст раскрошился за спиной. Его разметали восемь волчьих лап. Ближе, ближе. Тело, успевшее испытать такое потрясение, содрогнулось. Я обернулась и приготовилась к худшему. Но тут морок отступил, и я поняла, что не волки идут за мной. Приближающиеся силуэты оказались выше и больше. Спустя несколько мгновений разобрала, что одна фигура поддерживает другую. После, в тридцати шагах от меня, луна осветила тяжело ступающего Лигу в одежде, которую ему, по-видимому, предложил Гайр. Сибилл держала его больную руку. Даже сейчас я видела, что ужасный ожог на лбу внимательно следящей за дорогой девушки затянулся. Лишь тонкая, белая линия появилась посередине.
    Зачем они увязались за мной? Зачем Сибилл вновь подвергла себя опасности?
    Подруга остановилась рядом. Не поднимая глаз что-то прошептала, но тут же поняла, что я не разберу ни слова. Голос окреп:
    - Тарья, прости меня...
    Слова, которые никогда бы себе не позволила вошедшая в силу правительница нуорэт, прозвучали жалобно. Она на самом деле извинялась
    - Прошу тебя, прости! Мне тяжело сдерживать Э’тен. А когда она уходит... - подругу бил сильный озноб. Наверное, ожог еще давал о себе знать!
    - Сибилл, не надо.
    - Я могла убить тебя. Убить и даже не понять, - бледные щёки рассекли дорожки долго сдерживаемых слез.
    Лигу, нашедший удобное положение, при котором не болела рука и явно непонимающий, о чем речь, удивленно переводил взгляд с меня на подругу. Он подошел чуть ближе, заставив на мгновение испытать то чувство, что было во сне в доме Нойты.
    - Это я виновата. Я оставила тебе это, - рука зависла над ее головой, но я не позволила себе коснуться кожи. Обожжённые пальцы пронзила давно утихшая боль. Пронзила и тут же отступила. Я вдруг почувствовала, что груз вины, который лежал на моих плечах с момента схватки, исчез. Сибилл еще не сказала этого, но я уже знала, что прощена.
    - Прости! - слово, облегченным выдохом вырвалось из груди, когда я, наконец, обняла подругу.
    И тут непослушная прядь моих волос вывернулась из-под теплого платка, повиснув прямо перед глазами. В этот момент почти вплотную ко мне подошел Лигу, от этого щеки запылали огнем. Вновь, как и тогда, в каморке Гайра, он подхватил нахальный кудрявый завиток, улыбнулся и старательно проговорил:
    - Таръя Аль Ке’ссад?
    Мое исковерканное имя, соединившееся с незнакомым словом, прозвучало вопросительно и странно. Голос молодого человека, который я слышала впервые с нашей встречи, был, без сомнения, приятным, но что он имел в виду?
    Тот же вопрос читался и во взгляде Сибилл. Спустя мгновение она нарушила неловкую паузу:
    - Да, ее зовут Тарья. А что значит «Аль Ке’ссад»?
    По–видимому, смысл вопроса все таки дошел до Лигу. Попытка объяснения свелась к нескольким непонятным жестам, направленным на меня и на него. Однако, к сожалению, мы так ничего и не поняли. Разочарованный парень только махнул рукой и, еще неловко спотыкаясь, обогнул нас, продолжив свой путь. Решив, что нам рано расставаться, я и Сибилл последовали за ним.
    Вскоре над белой пустыней заалел рассвет. Словно умытое, яркое небо с узкой полоской зарождающегося солнца отогнало мою тоску по дому и матушке. Сил для преодоления особенно глубоких сугробов, встречающихся нам по дороге, было еще вдоволь. За час до рассвета, у одиноко стоящей сосны на привале, мы съели по несколько кусков рыбы, обжаренной на костре. Там и согрелись: от сосновых лап было почти так же тепло, как от ветвей таадэт. Теперь затухший костер остался где – то позади, а мы продвинулись вперед. Несколько раз я пыталась заговорить с Сибилл, но разговоры со временем сами собой затихали, сливаясь с хрустом снега под ногами. Однако, когда тихая мелодия зазвучала за нашими спинами, где шел Лигу, мы будто очнулись. Спокойный голос пел на странном языке:
    - Н’талли Кесса гир Адар,
    Адар, куте ги Эстэ.
    Эс - кумине: Лимаэ,
    Эс кумитэ Аль Ке’ссад".
    Странно, но в тягучем напеве, который он повторял раз за разом, я услышала нечто знакомое. Кесса - так звали первую, после Аор, красавицу моего племени. Сибилл - потомок ее рода. А Эстэ? Эстэ был моим отцом. Откуда Лигу знал о нем? И что его связывало с этим самым "Аль Ке’ссад"? Лавина нетерпеливых вопросов потихоньку заняла голову. Не позволив ей окончательно обрушиться, я остановилась, дождалась чужака, приблизилась к нему вплотную и выпалила, даже не заботясь - поймет ли он:
    - Эстэ? Ты знаешь его?
    Парень, в замешательстве попятился назад, со свистом втянул холодный воздух и закашлялся, прижимая к боку здоровую руку. Когда кашель миновал, Лигу, наконец, выдавил из себя:
    - Эстэ? Сар – Эстэ. Ену Кирс - Аммален – поддерживая кивком головы жест, он коснулся груди и махнул рукой в сторону поднимающегося солнца. – Гир Камали: Таръя – показав на меня, развернулся так, чтобы была видна Сибилл и добавил: - Сибелль!
    - Тарья и Сибилл?
    - Си-билл.
    - Что, что он сказал? – к нам подошла подруга.
    - Он знает, как нас зовут, знает Кессу и, по–моему, видел моего отца!
    - Где – на востоке? А когда?
    Но Лигу уже не мог говорить. Со стоном усевшись на снег, он с тоской вглядывался туда, куда недавно указывала его рука. Наш боевой задор тоже сошел на нет. Всем троим, нужен был привал, для того, чтобы обдумать сказанное. Уже сидя на втором пуховом платке, который запасливый Гайр напоследок засунул в сумку, я вновь развернула его карту и попыталась понять, где мы находимся.
    Узкий край озера, отмеченный голубым цветом, был далеко позади. Три квелые рощицы, мимо которых петляла тропа, так же исчезли за горизонтом. Теперь впереди ждал только голый и пологий склон, который чуть дальше и левее перетекал в бывшее русло реки. После него наши дороги расходились. Тяжело вздохнув, я засунула темный сверток обратно и глянула на небо. Там, среди светлой лазури, уже собрались низкие, кучковатые облака. Из них, на белое полотно пустоши, словно меловая пыль с рук матушки, начал сыпать снег, подгоняемый слабыми порывами ветра.
    Приближались дни богини. Это значило, что вьюга застанет нас в пути.

    Добавлено (16.06.2019, 00:20)
    ---------------------------------------------
    Глава 4: Пиратка Сельма.

    Стая затерялась в пустоши.
    Набравшая скорость Э´тен легко скинула обрывки доспеха Сибилл и в невысоком прыжке взмыла над плотно усевшимся во льду кораблем.
    Приземлилась.
    Мощные когти, зацепившие снег, царапнули борт и заскользили, опрокидывая ее на бок. Тело, под ставшей глянцевой шерстью, столкнулось с тройкой рыжебородых, пахнущих потом воинов, которые не успели поднять оружие и вот уже они – смятые, очутились позади нее. Лапы с размаху уперлись в просоленное дерево, тут же оттолкнулись, и грациозное животное понеслось вперед. Струи холодного воздуха, прижимающие уши, надежно глушили крики испуганных людей. Серым росчерком волчица металась среди них, еще только предвкушая кипучий азарт в крови. Дальше, дальше…
    Зазевавшийся мальчишка у деревянных коробов вокруг мачты.
    Острые клыки впились в его запястье чуть повыше гарды клинка, и он полетел вместе с нею, роняя первые капли багровой крови. Э´тен легко перемахнула обширную преграду, но ошарашенному юнцу недостало ее ловкости. Спотыкаясь, он врезался лбом в угол ящика и затих неподвижным кулем. Волчица, пойманная в стремительном движении, взвизгнула по–собачьи, открывая не защищенную ни чем спину. Но за нею уже спешил Один.
    С глухим рыком он со спины напал на широкоплечего громилу, что уже занес топорик над подругой. Отяжеленный грузом волка, воин припал на колено, сбросил ношу. На мгновение короткое лезвие обожгло бок противника, слава богине, по касательной. Клочок срезанной черной шерсти тут же растворился в учинённом на корабле беспорядке.
    Э´тен кружила где-то рядом. Ее сознание, изначально помещенное в тело хрупкой девчушки, стремилось вырваться и из облика голубоглазой волчицы. Жаркой волной оно ворвалось в мысли Одина, оттеснив его в непролазную глубину памяти.
    Зрение раздвоилось.
    Перед зелеными и голубыми глазами обоих в оцепенении замерла нелепая пара: грузный старик, с лысой головой и бородой, заплетенной в косы и длинноволосый мальчишка в просторной зеленой рубахе. Мальчишка ли? Э´тен знала похожий запах. Так пах ее сосуд.
    В это же время черного волка со всех сторон обступили уже успевшие опомниться воины. Громко крича и улюлюкая, они сомкнули круг. Проблески металла, отражающие лучи холодного солнца ослепили глаза и, прижав уши к черепу, Один закрыл их.
    По другую сторону боя ошарашенно мигнула серая волчица. Короткие, не нужные делу мысли в ее голове прервались действиями старика. Легко и быстро отодвинув молодого с пути, он коснулся ремней, скрещённых на груди, и тут же позади него, гремя звеньями, опала длинная цепь. Тяжелый шипастый шар, прикрученный к ней, покалечил древесину под ногами. Неуловимым движением пират выхватил из–за спины короткую палицу, к навершию которой была прикована цепь. Неожиданно ловко размахнулся и навесом опустил било у самых ног Э´тен, так, что обожжённые до черноты шипы коснулись шерсти. Волчица, не предполагавшая такого отпора, отскочила в сторону, туда, где еще недавно яростно отбивались от атак животных люди. Сейчас живою там оставалась лишь кровь, что сочилась из открытых ран мертвецов и багровыми лентами расстилалась по карме.
    На одно короткое мгновение вмешательство живой богини ослабело.
    Хитрый прием матерого волка сработал как нельзя лучше. Плотное кольцо убийц над мнимой жертвой утратило маневренность. И Один уже почувствовал среди них слабое звено. Еще один мальчишка. Такой же, как он – зеленоглазый и совсем молодой. Хилая бороденка прикрыла дрожащий от волнения кадык. Юнец вытянул шею, чтобы видеть чуть больше, чем остальные.
    Высокий прыжок. Передние лапы оказались на уровне его плеч.
    В защитном жесте вздернул правую руку, неуклюже роняя осколок стали, способный его защитить. В горле парня заклокотало. Там, под светлой кожей чужака, в тонкой синей ниточке затравленно билось его сердце. Эту точку нашел острый зуб, прекращая жизнь человека, затем клыки в разгоряченной пасти превратили в беспомощную игрушку его тело. Голова, отделенная от него и лишь на секунду пережившая мгновение смерти, покатилась к низкому борту, собирая с кормы кровь и грязь и сверзилась вниз на красный снег.
    Горько - соленый вкус теплой крови во рту раззадорил Одина. Следующим прыжком он преодолел расстояние до оробевшей богини и вцепился в руку старика Сельма, когда тот попытался вытащить из зарубки свое устрашающее оружие. Мальчишка. Нет, девчонка, дочь Сельма - Корабелла силилась помочь отцу, однако получившая поддержку Э´тен была быстрее. Остановив движение Буревестницы рыком сквозь оскаленные зубы, она позволила Одину закончить дело. Скачок и веселая струйка крови из разорванного горла уже омывает оголенное выше пояса тело капитана корабля.
    Полный ярости крик разнесся далеко за пределы озера. Внезапная смерть отца разбудила в Корабелле такую силу, какой она не могла и предположить. Эта сила сожгла страх в ее душе.
    Буревестница не стала ждать когда вернется Один. Два широких кривых клинка в ее руках разошлись в стороны и поочередно со свистом резанули воздух перед мордой волка. Оскалившийся зверь отступил. Но стоило Корабелле, сохраняя хрупкий баланс отвести напряженную ногу, черно-серая пара атаковала с двух сторон.
    Толчок более крупной Э´тен, открытая пасть которой на мгновение обожгла лицо девушки пропахшим человеческим нутром дыханием, отшвырнул Корабеллу к дыре в борту. Скользкие от крови пальцы попытались ухватить обломки черного дерева, но тщетно.
    Рыжее пламя волос ухнуло вниз, увлекая за собой тело в зеленом балахоне.

    Сообщение отредактировал Hankō991988 - Среда, 22.05.2019, 23:01
     
    ИляДата: Пятница, 21.06.2019, 14:20 | Сообщение # 31
    Почетный академик
    Группа: Издающийся
    Сообщений: 799
    Статус: Не в сети
    Красивая история! Завораживающий мир! Спасибо!

    Только вперед!!!
     
    VasabistДата: Воскресенье, 23.06.2019, 18:56 | Сообщение # 32
    Неизвестный персонаж
    Группа: Пользователи
    Сообщений: 17
    Статус: Не в сети
    Цитата Hankō991988 ()
    Valentain, да это только начало. По совету знающего человека, для того, чтобы более полно описать придуманный мир, решила его структурировать, расписать по полочкам. Думаю, так лучше будет.
    В одной из конкурсных работ описывописывала небольшой кусочек из жизни нуорэт и хочу продолжить

    вроде как даже программы есть, чтобы расскладывать
     
    Hankō991988Дата: Среда, 26.06.2019, 21:58 | Сообщение # 33
    Первое место в конкурсе "Такая разная весна".
    Группа: Проверенные
    Сообщений: 434
    Статус: Не в сети
    Иля, большое спасибо!
    Vasabist, спасибо, находила такие на просторах интернета. Но мне привычнее ручками )).
     
    EllisДата: Четверг, 27.06.2019, 05:08 | Сообщение # 34
    двигатель форума
    Группа: Проверенные
    Сообщений: 735
    Статус: Не в сети
    Hankō991988,
    понял, что не так с текстами твоими, во всяком случаи для меня. Они написаны все в оооооочень ровном и размеренном темпе. Это очень похоже на заметки в философских пабликах в соц.сетях. Развлекаться и испытывать бурю эмоций - сложно. Это всё очень стерильно, всё написано в одном и том же эмоциональном тоне. Тебе нужно разнообразие. Попробуй писать с разными эмоциями, а не нейтрально-добро. Твой текст - это как зацикленная музыкальная композиция, которая проигрывает одни и те же ноты - ни ускоряясь, ни замедляясь, ни взрываясь, ни нарастая.Поймал себя на мысли, что даже абсолютное зло ты тоже опишешь в том же ключе. Больше настоящих чувств надо. Для разнообразия попробуй написать на скорую руку для себя пару набросков в стиле озлобленных школьников. Выпускай эмоционального зверя!


    Все люди мыслят одинаково. Верьте в это и наслаждайтесь жизнью.

    Сообщение отредактировал Ellis - Четверг, 27.06.2019, 05:17
     
    Hankō991988Дата: Четверг, 27.06.2019, 16:44 | Сообщение # 35
    Первое место в конкурсе "Такая разная весна".
    Группа: Проверенные
    Сообщений: 434
    Статус: Не в сети
    Ellis, спасибо за дельный совет. Постараюсь сделать как вы посоветовали.
    Дальше планировала еще несколько небольших эпизодов написать, а теперь подумаю, как их улучшить можно.
     
    VasabistДата: Четверг, 27.06.2019, 19:38 | Сообщение # 36
    Неизвестный персонаж
    Группа: Пользователи
    Сообщений: 17
    Статус: Не в сети
    Цитата Ellis ()
    Для разнообразия попробуй написать на скорую руку для себя пару набросков в стиле озлобленных школьников. Выпускай эмоционального зверя!


    особенно в стиле доисторического школьника

     
    Hankō991988Дата: Среда, 03.07.2019, 21:27 | Сообщение # 37
    Первое место в конкурсе "Такая разная весна".
    Группа: Проверенные
    Сообщений: 434
    Статус: Не в сети
    Vasabist, доисторический школьник как - то ближе и понятнее. А вот это чудо с телефоном даже не знаю как назвать.
     
    EllisДата: Пятница, 05.07.2019, 07:58 | Сообщение # 38
    двигатель форума
    Группа: Проверенные
    Сообщений: 735
    Статус: Не в сети
    Цитата Hankō991988 ()
    Vasabist, доисторический школьник как - то ближе и понятнее. А вот это чудо с телефоном даже не знаю как назвать.

    10 баллов из 10. Дело даже в не картинках. Словил себя на мысли, что буду делить школьников на доисторических и нет: в основном школьник 21 века страдает фигнёй, бессмысленной и беспощадной. Это я, как продавец говорю. :D Половине из них(сегодняшним школьникам) можно "страпоны" загнать, даже если они им реально не нужны.(они натуралы и вообще не девушки, но покупка типо "прикольная")


    Все люди мыслят одинаково. Верьте в это и наслаждайтесь жизнью.
     
    Hankō991988Дата: Четверг, 25.07.2019, 22:04 | Сообщение # 39
    Первое место в конкурсе "Такая разная весна".
    Группа: Проверенные
    Сообщений: 434
    Статус: Не в сети
    Так, до монологов школьников я еще доберусь.
    Но пока (пока не ушла в отпуск) есть у меня продолжение 4 главы. Выложу его сюда, чтобы нигде не потерять и не забыть. В главе коснулась одной щекотливой темы, поэтому прошу дать совет, как сохранить правдоподобность. (если есть какие - нибудь сайты на эту тематику - может кто подскажет?)

    Глава 4: Пиратка Сельма (продолжение)

    Нестерпимо яркая вспышка боли в голове, шее, спине пиратки затмила почти все знакомые ей чувства. Там, за белой пеленой, остался только слух. Вдалеке монотонно гомонили люди, но скрип снега под четырьмя парами лап был ближе. То тут, то там звуки замирали и, казалось, угроза миновала. Однако великаны - волки еще были здесь. Они обходили приобретенную вотчину в поисках раненных. Судьба их, в клыках диких зверей, по-видимому, уже была решена.

    Пятьдесят человек! Пятьдесят хороших, да что там: лучших воинов, вступивших под флаги отца, были разгромлены, раздавлены силой двух обезумевших животных. Голова Молодого Рааля, которого Корабелла считала братом, рядом с нею. Сутр, что на рассвете ремнями крепил клинки к ее спине, отец. Все они лежат на снегу, в лужах собственной крови. Мгновение безмолвия. Иноходь волчьих шагов. И снова тишина.

    Напряженное ожидание сменилось сонливостью. Холод снега ласкал открытые руки, затягивая в красно - белый, бездонный омут. Тело поддалось ему. Рыжеволосая девушка, внезапно ставшая крылатой тенью, простерлась над озерным краем, над черным остовом корабля, который теперь напоминал скелет огромной рыбины, вглядываясь в мертвые лица. Опустилась на берег, роняя горькие слезы. "Буревестница!" - неужто ее имя накликало беду? Мутная пелена, наконец, закрыла глаза - далекие голоса отца, Рааля, Сутра звали ее, ожидая по ту сторону. Но здесь, среди хаоса переломанных досок, людей, мечей она еще чувствовала не угасшую искру жизни. Светловолосый чужак. Брат расчетливой гадины, отправившей их на верную смерть, клыками неразумных тварей покончивший с Сельмом.

    Ублюдок жив?

    Горячая волна ненависти легко захватила ее, вскинула в едином порыве. Стиснув зубы от злости и боли, Корабелла поднялась. Пленник умрет...

    А дальше, дальше... Перед девушкой мелькнул длинный путь, который ее ожидает. Снежные поля, степные равнины и горы, горы красного песка, среди которых высилось гадючье гнездо: крепость Кирс - Аммален.
    Когда-то старший сын хозяина этих земель вселил в нее и в отца уверенность в успехе северного похода. А немалая сумма за то, чтобы навсегда исчез его младший брат, уже тогда приятно грела карман. Теперь, после смерти Сельма, пиратка жаждала одного. Она хотела, чтобы заносчивый хлыст расплатился за все. Это желание открыло ее глаза.

    Так же, как во сне, она начала кружить по крохотному участку суши вблизи поверженного корабля, в поисках выжившего.

    Свидетельств минувшей схватки было много. Широкая тропа людских следов уходила на запад, к частоколу неприметного селения. Ушел ли туда пленник? Интуиция Буревестницы, которая не раз спасала корабль в море, не позволяла ей думать так. Слишком мала была деревня, чтобы царственный отпрыск получил в ней помощь.

    Еще одно скопление собачьих или волчьих следов огибало пустошь. Несколькими часами ранее, пробиваясь сквозь пелену боли, Корабелла уже слышала многоголосый вой. Волков, а это были волки, набралось не больше дюжины. Но они шли сюда добивать раненых, а значит не нашли узника.
    Круг. У границы темной рощи отпечатки крупных лап, в некоторых местах перекрывающие легкий след одного единственного человека.

    «Вот и ты!» - хищная улыбка исказила черты лица. Такая же хищная и могучая сущность шевельнулась внутри, надежно укрытая просоленной до белизны сосредоточенностью. Ноги сами вынесли ее на хлипкую тропу, уходящую вглубь леса. Тут, среди веток изъеденного морозом дубняка, застряла пара клочков серебристо-серой и черной шерсти. Следов было больше. Кровь вскипела в жилах, оставив на коже ощущение колкой, до невозможности приятной дрожи: «Я на верном пути!»

    Теперь Буревестница шла целенаправленно, изредка, на излете касаясь темных стволов деревьев. Предвкушение страха жертвы, гонимой беспощадными хищниками и ею, разбудило воспоминания.
    "Холодный трюм их корабля, по краям заваленный коробами и всевозможной утварью. Посреди него, под люком, куда еще пробивались лучи солнца – деревянная клетка, поставленная на попа, в которую под силу уместить взрослого человека. К открытому верху клетки изнутри прикручена сеть, оплетенная гибкими ободами. Но сеть не простая. Жилы ее – длинные и тонкие лезвия, в полтора раза длиннее, чем высота клетки. Их Сельм отобрал у охотящихся на пустынного ящера караванщиков по пути к морю, в год, когда питавшие пески реки окончательно пересохли. Сеть вязал добряк – Сутр, истративший на нее десяток кузнечных перчаток из дубленой кожи. Обода, при случае, стягивались тесный мешок.

    По молодости Сельм часто пользовался ею. Но теперь, когда Буревестница подросла, почетная обязанность перешла к ней. День, который она вспоминала, был ее днем. Отец позволил использовать багрянник на пленнике.

    Без сознания, закованный в кандалы, обнаженный и избитый до такого состояния, что кожа имела буро - красный оттенок, он лежал рядом: на зловонной куче соломы и тряпья, которое к тому же служило ему одеялом. В прочем, после непродолжительного разговора у него скорее всего отберут и это. Прошедший багрянник человек, с кожей, иссеченной в мелкую клетку, недолго оставался в живых.
    Скоро сюда явятся ее помощники: пара братьев с низких равнин. Крепкие кулаки с лихвой заменяли им потуги ума. Но для этой работы такие и нужны.

    Через пару мгновений они уже были здесь: высокорослые громадины с едва заметной шеей. Шидах и Герех.

    Корабелла, без долгих церемоний, устало махнула на каркас, давая начало изощренной пытке. Братья были к этому готовы. Проявив удивительную для их размеров ловкость, они расчистили чуть больше места посреди трюма. Придвинули к клетке деревянные короба и, соорудив подобие лестницы, развернулись к пленнику. Подхватили его под руки, так что исхудавшие и чудом не выскальзывающие из оков ноги вытянулись вдоль пола и начали цепляться за неровные половицы. Затем поднесли его к багряннику. Одновременно, так, как это умеют лишь близнецы, забрались на гигантскую лестницу и осторожно опустили тело в раскрытый мешок. Руки пленника, совершив непроизвольный взмах, тяжело опустились на деревянные балки. Корабелла цыкнула.

    Недовольно поморщившись, Герех стал проталкивать их сквозь горловину клети. Сеть внутри еще лежала комком у ног пленника. Но стоило потянуть за оплетенные несколькими слоями грубой ткани жилы, приводя в движение обода, механизм превращался в тесную и опасную ловушку.

    Сколько раз Корабелла наблюдала, как смыкались темные пластины, навсегда лишая свободы и жизни пленников. За это время боль, что так ярко отражалась на их лицах и заставляла кровь Буревестницы кипеть, смешавшись с рутиной морской жизни, почти потеряла свежесть.

    Но этот случай был особый! Незадолго до их исхода из крепости Кирс - Аммален отец и брат этого дохляка вздумали женить его на ней, с какой - то ведомой им целью. Сельм, заранее узнавший об этом, воспринял весть как добрую шутку. Но для его дочери желание царственной семьи было сродни пощечине. Такого она не прощала.

    Хищный механизм застыл в ожидании. С любовью отточенные и залитые маслом лезвия поблескивали своими гранями как спины рыб, собравшихся на месте прикорма. Непривычное чувство тугого узла в животе заставило Корабеллу смотреть на них, не отрываясь. Она знала, что боль приносимая сетью вначале была почти приятной и мягкой, словно касание крыльев бабочек в пустынных оазисах. Но со временем эта удушающая шелковая ловушка затягивалась все сильнее, оставляя за собой место чистой, ни чем не замутненной боли и крови, проступающей сквозь кожу крупными багровыми каплями. Этого и криков искупления жадно ждала Буревестница. Пусть сейчас недалекие и ничего не замечающие Шидах и Герех помогут ей удерживать пленника. Дальше, когда у него уже не останется сил кричать, только она будет с ним один на один. Она будет следить за его агонией, и купаться в позабытом чувстве восторга, который безраздельно принадлежит ей."

    Внезапно перегородившая путь ветка хлестнула ее по лицу, вырвав из груди судорожный вздох. Картина прошлого рассыпалась мелкими бисеринками снега. Слава богам, тропа еще была различима. Буревестница продолжила идти вперед, на ходу переводя сбившееся дыхание. Через несколько метров гуща леса начала сдвигаться, зажимая тропу в тиски. Слева и справа от нее поприбавилось бурелома. Сухие ветки не давали осмотреться, и это тяготило девушку. Ей, привыкшей к бескрайнему морскому простору, лес казался узким и темным коридором, у которого нет выхода. От этого потерявшие былую хватку воспоминания о пытке вновь вцепились в голову. Теперь, когда Корабелла закрывала глаза, она видела себя, оплетенной бесконечной сетью с лезвиями в том угрюмом месте, где она оставила пленника.

    Тяжело мотнув головой, так что рыжее пламя волос рассыпалось по плечам, она прогнала очередной морок.

    Слева и сзади, за черно-белой стеной отчаянно загомонили птицы. Вскинувшись, Корабелла подняла глаза к вершинам рощи, туда, где ветки молоденьких дубов терялись в синеве неба. Кроны некоторых слабо колыхались, будто там передвигался кто - то массивный. Зверь или человек? Девушка не разобралась. "Фрр!" - мимо нее испуганно тенькая и едва не касаясь лица, пронеслись две крохотные красногрудые пичуги. Треск валежника раздался чуть ближе, а потом на свободное пространство тропы выступил сильно хромающий на одну ногу Сутр.

    - Сутр! - Буревестница не поверила своим глазам. Еще недавно, после горького пробуждения, она видела его лежащим рядом с отцом. Из рваной раны на бедре в пополняемое со всех сторон багровое озерцо широким потоком стекала кровь. А сейчас, пускай с трудом, неестественно вывернув стянутую жгутом ногу, перед ней стоял Сутр: близкий друг Сельма, ее нянька с момента гибели матери и лучший кузнец, которого она знала.

    Как он выжил? Как его не тронула дюжина кровожадных зверей, что пришли вслед за великанами?
    - Веснушка, ты? - разделяющее их расстояние не помешало ей заметить, как удивлен мужчина. Детское имя, прозвучавшее просто и буднично, внезапно всколыхнуло душу. Лишь он один ни при каких условиях не называл маленькую пиратку по прозвищу, которое ей нравилось.

    - Слава богам, хоть ты живая! - в теплых карих глазах, окруженных сетью мелких морщинок, отражалась радость, смешанная с тревогой и горечью, - А я очнулся, гляжу по сторонам: кровь всюду и команда наша, будто сосунки малолетние, несмышленыши, разбитая лежит. У кого ноги нет, у кого рука оторвана, а кто и без головы остался. Дотянулся до Сельма, он рядом со мной оказался, по плечу хлопнул, слышу: холодный уже, закоченел давно! Эх, Сельм, Сельм! Ведь говорил же я, чтобы он с гадючьим гнездом этим не связывался. Еще при брате двоюродном царька их, можно было договориться, да работу себе ладную найти. Вот только теперь народец - то там - дрянной. Не поверил мне друг! Как же теперь?
    Сутр замолк. Корабелла тоже не могла проронить и слова. Слишком свежа была потеря.

    Сначала мать, теперь отец... Если бы и была она простой девчонкой, пусть переселенкой-изгнанницей из родных земель, то и заревела бы сейчас. Но пират - отец воспитывал ее морем, и море закалило ее характер. Перед глазами блеснула серебристая сталь, которая покоилась в ножнах. Ей тоже нужно стать сталью.

    Кузнец прервал ее мысли.
    - Ты скажи мне, веснушка, долго эти отродья волчьи среди нас порядки наводили? А то я ведь, как с кармы на этот снег, чтоб ему пусто было, грохнулся, так и не помню ничего.
    Корабелла рассказала, что знала. Что серая волчица едва не убила ее. Как Сельм пытался уберечь ее от ярости кровожадной пары и, как сам пал в капкане острых клыков. Закончила она тем, что потеряла пленника и теперь, во что бы то ни стало, попытается найти.

    Сутр отреагировал неожиданно.

    - Игрушку свою потеряла что ль? – лукавые глаза кузнеца смотрели на нее с каким – то противоестественным пониманием. Кривоватая улыбка проглядывала сквозь редкую поросль на лице.
    Рыжеволосая девушка вспыхнула. Ей показалось, что она, как занятый постыдным делом ребенок стоит перед изумлённым родителем. К счастью это замешательство быстро прошло. Однако Сутр увидел больше, чем надо.

    - Да ты не стесняйся, не стесняйся! Давно уж команда знает, что ходишь ты к нему, чтобы пар спустить. Неужто люб стал, малышка? То – то я смотрю, как ты от молодцов наших, что на тебя заглядывались, да хоть от Рааля нос воротишь! Ан, видно - не по вкусу тебе они! Ты гляди: народ в тех местах дрянной. Да!
    А гадюшонка - то Сельм оставил тебе на радость. Если бы не ты, так давно бы рыб за бортом кормил. Ха-ха! Ну, коли и теперь нужен, давай – ка поищем! Знаешь хоть, в какую сторону направился?
    Буревестница показала на стежку следов, что тянулись от того места, где они стояли, вглубь рощи:
    - Идем?
    - Идем!

    Вдвоем они двинулись дальше.

    День перевалил за половину. Вокруг посерело. Изредка солнечные лучи прорывали покров облаков, но тусклый свет не нагревал воздух. Наоборот, со временем в нем закружились крохотные белые иглы, которые дальше могли перерасти в крупную снежную бурю. Места между двумя стенами леса, по бокам тропы, почти не осталось. Корабелла шла, цепляя волосами сучья и остовы истлевших листьев. Сутр, с трудом управляясь с больной ногой, шел позади. Кузнец, периодически оступаясь на ямах в глубоком снеге, раздраженно ворчал. Корабелла молчала, мысленно обращаясь к отцу с одним вопросом: зачем он так поступил с ней? В ее голове к тому же снова минута за минутой разворачивался тот день, когда она испытала багрянник на Лигу.

    "Чужак все еще не приходил в себя. Шидах и Герех осторожно развернули правящие жилы, оплетая тело юноши ободами с мелкоячеистой сетью. Буревестница не хотела, чтобы пленник видел ее. Она стояла поодаль, там, где тени коробов надежно скрывали лицо. Однако эта предосторожность утаила от нее и лицо пленника. На виду оставался только левый глаз и часть стесанной щеки. Сеть сомкнулась. Щека в просвете острой ячейки мучительно дернулась. Глаз раскрылся.

    В темноте трюма, нельзя было понять, какого он цвета. Расширившийся от страха и боли зрачок занял часть радужки. Но вот – братья приложили чуть больше усилий и по окружности, узкой, как точка, зеницы проступил коричневый оттенок.

    Воздух камеры разрезал крик: «Та-а-а…», и тут же все стихло.
    Герех отпустил правило со своей стороны. Ему, как и Корабелле, нравилось, когда жертва умирала не сразу. Поймав неодобрительный взгляд брата, он с едва заметной смущенной улыбкой качнулся с пятки на носок, но нити так и не поднял. Обода багрянника чуть расширились, пропуская под собой внезапно расслабившиеся части истязаемого тела, но сеть, слившаяся с плотью, не сдвинулась с места, причиняя пленнику надсадную боль. На шее, спине, боках - везде, где лезвия касались кожи, словно мелкая роса выступила кровь. В своем тайном уголке Буревестница закусила полыхнувшие огнем губы.

    Обода сомкнулись, расчерчивая тело пленника новым багровым узором. Там, где линии скрещивались или проходили близко друг от друга, лезвие подхватывало верхний слой кожи и сдирало его, оставляя удивительно четкие окровавленные проплешины. "Та'хар!" - кричал Лигу, каждым движением врываясь в новую волну боли, - "Та'хар, ви, йамма!" Корабелла знала этот язык. На эрдени говорили ее предки: пустынные кочевники, ее мать и отец, когда еще маленькой девочкой она входила под своды прекрасного Кирс - Аммалена - города на двух песчаных холмах. "Йамма гир!" - женщина пустыни, так уважительно называли сероглазую, темноволосую красавицу мать - Ирику, до того момента, как ее, после долгого отсутствия мужа забрали в гарем. "Йамма" - Падшей, покинувшей пустыню, она стала спустя два года после этого. Отпрыску царского рода наскучила великовозрастная игрушка. Сломав, истерзав некогда прекрасное тело, он оставил Ирику умирать среди песчаных дюн.

    А теперь никчемный мальчишка - его сын, просит выпустить его!
    В сжатых кулаках Корабеллы побелели костяшки.

    - Еще! - резко выкрикнула она, уже не пытаясь скрыть присутствия.
    Мальчишка должен страдать, как страдала ее мать.
    До предела расходясь на ступенях "лестницы" Герех и Шидах растянули жилы багрянника, взрезая отчасти оголившиеся мышцы пленника. Сейчас данное Сельмом название орудию пыток полностью себя оправдывало. Кожа скованной судорогой жертвы будто бы прошитая тонкими стежками под слоем запекшейся крови на самом деле напоминала стеганный багровый плащ.
    - Та'хар! - сорванный криком голос Лигу почти превратился в шепот.
    С трудом сглатывая, он повторял: "Та'хар...Та'хар!" до тех пор, пока в горле не забулькало влажно, а по губам на иссеченную грудь не стёк розоватый комок пены.

    Лигу вновь окунулся в спасительное беспамятство. Гнев Буревестницы тоже сошел на нет. Сделав работу: вытащив пленника из деревянного короба, ушли молчаливые братья, а она, все так же скрываясь в тени, рассматривала тело юноши. Скоро на карму корабля ее позвал Сельм.

    К пленнику она, прихватив ведро чистой воды, несколько кусков ветоши и чудодейственную мазь с тюленьим жиром и северной водорослью, которая тут и там встречалась им на пути, вернулась за полночь, когда даже караульные спали сном младенца. Стараясь никого не будить, Буревестница сама оттерла застарелую кровь с кожи и смазала мазью его раны. Опустошенное ведро она оставила рядом. Через несколько дней такого ухода, проведывая пленника днем, когда он спал и ночью, когда не видела команда, Корабелла добилась того, что мелкие ссадины от учиненной ею пытки затянулись. На краях крупных – тонкой каймой засеребрились шрамы. Впервые, прошедший багрянник юноша - выжил.
    Все возвратилось на круги своя. Обычная морская жизнь, как и прежде, захлестнула девушку. И лишь тогда, когда по ночам ей снились кошмары, в которых она одна, оставшаяся без обоих родителей, грязная и оборванная, просила подаяния у безучастных прохожих на красных улочках Кирс - Аммалена, ее гнев просыпался вновь. Чужак, чья жизнь стала проявлением ее слабости, все еще был рядом. К нему она ходила на закате, таясь от всех. Ходила и смотрела издалека, как сеть шрамов на его теле, похожая на шкуру змеи, поблескивает в призрачном свете лучей солнца, пробивающихся сквозь неплотно сбитую дверь люка. Эти шрамы были ее отмщением.

    Да, пыткам узник больше не подвергался, но и выпускать его из холодного и сырого трюма Корабелла не желала. Втайне от отца, она лелеяла мечту о том, как обезглавит гадюку города красных песков, а потом на руках сломленного и опозоренного младшего сына отнесет ее к трону Аль Ке’ссад.

    До мечты было еще далеко, а пока измучивший отца поход почти достиг своего конца. Скоро, скоро в ночном небе забрежжит сияние первой северной звезды: Стратагалема, а на бортах, карме и мачте бывалого корабля дневные туманы и тяжелые облака оставят свой след: хрупкую наледь, что так похожа на осевшую соль.

    Удивительно, но бывшей обитательнице пустынь по духу была эта суровая погода. Северные ветра раздували рыжее пламя волос и приятно холодили кожу.

    Очередной приказ Сельма и вот, из заранее заполненных сундуков члены команды вытащили теплые комплекты одежды. Тяжелая кожаная куртка с меховым подбоем Сутра, утепленный доспех Рааля, рукавицы из собачьей шерсти Шидаха и Гереха, ее шерстяная туника, неброский цвет которой перекликался с цветом глаз. Лишь старый пират ограничился толстыми штанами на широком ремне. О пленнике вспомнили в последнюю очередь, когда серый воздух наполнился мелкой снежной пылью. Его дорогой хлопковый костюм цвета песка Сельм хотел обменять на часть провизии еще в первые дни пути, но того, что уже было припасено, хватило с излишком. Поэтому одежда юноши вернулась к прежнему владельцу."

    Там, куда Корабеллу и Сутра завела тропка волчьих и человеческих следов, пленника не было. У покосившегося и местами выбитого частокола, за которым угадывались черты заброшенной лачуги, прямо в сугробе лежала невысокая, темноволосая девушка.

    Подол ее длинного, стеганного, зеленого платья залепил снег. Покореженный, разошедшийся с одной стороны доспех, защищавший спину и грудь, даже сейчас был удивительно красивым. В тех местах, где его не скрывали волосы и капюшон с меховой обивкой, пристроченный к платью, виднелись изящно выкованные цветы, вот - вот готовые раскрыться. Сочетание красноватого и серебряного металла в них только дополняло иллюзию.

    Несколько прядей, выбравшихся из сложной прически, окутывали лицо до половины, но доспех едва заметно поднимался и опускался, а значит - девушка дышала. Середину лба ее от волос до бровей рассекала страшная черная отметина, по – видимому, ожог. Кожа выгорела, оставив после себя неровную, влажно блестящую поверхность. Бисеринки пота выступили и вокруг раны. Несмотря на увечье девушка, чуть помладше Корабеллы, была красивой: высокий лоб, тонкие дуги бровей, маленький нос и губы, в просвете локонов, казались смутно знакомыми Буревестнице. Они напоминали что - то...родное?
    Ее народ, более десятка лет назад покинувший пустыню и обрётший дом в месте разительно отличающемся от родины, все время своего существования управлялся мужчинами. Но и к женщинам относились уважительно. Хранительницы очага и семьи, если на то имелись причины, вооружались мечами из пустынной стали и с легкостью вступали в ожесточенные схватки, часто одерживая победы в них. Такой была Ирика - ее мать. Ее копия, видимая, словно через завесу тумана, сейчас лежала перед Буревестницей. Именно это помешало ей пройти мимо, оставить хрупкую фигуру позади. Обнадеживающее лицо улыбающейся матери в ярком солнечном свете мелькнуло перед глазами. К добру ли?
    - Сутр, помоги...- вздрогнув, тихо попросила она, вставая у ног молодой воительницы.
    Сутр помедлил, заняв удобное положение, и подхватил ее под руки.
    Рывком они вытащили девушку из сугроба и прислонили спиной к нескольким бревнам у занесенной снегом калитки.

    Лоб ее покрылся испариной. Буревестница рассеянно уставилась на него.
    - Веснушка! Что - то я в толк не возьму, на кого она похожа? - точно так же разглядывая девушку в броне, задумчиво буркнул Сутр.
    Корабелла молчала.

    Через некоторое время издалека с ветром на опушку долетел отголосок волчьего воя.
    Будто бы проснувшись, Буревестница огляделась. Ни человеческих, ни волчьих следов за частоколом не было. Но тропа не обрывалась здесь. Чуть - чуть извернувшись, она уходила направо, становясь шире и просторнее там, где к ней примыкал белеющий лес.

    - Пойдем! - громче сказала она, обернувшись к Сутру. Следы давней печали в зеленых глазах пиратки почти стерлись, уступив место сосредоточенному вниманию, но кузнецу хватило и этого, чтобы понять, о чем думает дитя Сельма.
    "Ирика!" - слегка простуженный, охрипший голос кузнеца произнес это имя с благоговением, так как произносят имена потерянных друзей.
    На некотором расстоянии от них, в каморке кузнеца племени нуорэт: Гайра, на его кровати в цепи бесконечных, темных сновидений терялся Лигу. Ему казалось, что он еще там: в трюме ненавистного корабля пиратов.

    "Тонкая ткань не спасала от холода. Жилистому молодому человеку приходилось напрягать все силы, чтобы согреться. Его истерзанное тело зажило, но в тех местах, где кожа касалась нечистот, появились крохотные багровые пузырьки. Из них нередко сочилась кровь. Хуже был только зуд. Он и ветра, что часто гостили здесь, практически лишили его сна. Чтобы хоть как – то отвлечься и насытить себя Лигу тайком, пока не видела рыжая, прятал еду в самых укромных местах, до каких только мог дотянуться. Съедобного было мало: обыкновенный закоченелый хлеб и вода, слава богам, не морская. По особым случаям, во времена, когда к нему заходил Сутр, к ежедневной пайке прибавлялось мясо. То были либо убитые и сваренные ради забавы чайки, либо другая птица, которая по глупости оказалась на расстоянии выстрела из лука. Жесткие и безвкусные – они были слабым утешением. Но однажды ему действительно повезло. В какой – то особый праздник племени, к которому принадлежала большая часть команды, ему на закопченной до черноты тарелке с мерзостной розоватой слизью по краям, принесли мосол и жирный, недоваренный кусок свиной кожи. Кожа залежалась: небольшие участки мяса под ней уже начали вонять, однако по вкусу этот «деликатес» лишь немногим отличался от деликатесов, что ели на его родине.
    Незаметно для себя самого Лигу понемногу начал прибавлять в весе. Скруглились прошитые шрамами мышцы рук, окрепли от постоянной, спасающей от холода ходьбы, ноги. Тело под сетчатым узором почти вернуло свою ладность и теперь, на самом деле чем – то напоминало туловище ядовитого пресмыкающегося. Но это внешне. Внутри молодого человека кипел огонь львиной ярости.

    Не любимый отцом: Лигу был похож на свою светловолосую мать, которую правитель Кирс – Аммалена заточил на нижнем уровне крепости, и ненавидимый старшим братом, лишь за то, что родился, мальчик с детства находил отдушину в общении со средним братом, да и то, только до тех пор, пока Тень не сделал его калекой. После этого Иррэ по доброй воле и, не встречая сопротивления, ушел из крепости, но остался жить в самом городе. «Городской сумасшедший» - так теперь он себя называл, не утратил цепкого ума, однако чудаковатые выходки – проявление странного чувства юмора, все чаще вводили в ступор окружающих. Только шальной Иррэ мог сказать отцу и брату все, что о них думал.
    Лигу, по праву рода, такой чести не удостоился.

    Был, правда, когда – то рядом и его двоюродный дядя: Эстэ. Он тоже благоволил племеннику. Но его «гадюки» загнали в непролазную глушь, на северо – запад, туда, где в прежние времена жили их боги. С тех пор Эстэ Лигу не видел.

    Вот так и получилось, что остался он один в золотой клетке, среди сходящих с ума от злости и власти родственников.

    Право рода ограничивало во всем: царственным указом отец, не учитывая его мнения, послал на обучение в местную касту стеклодувов – сброд пьяниц и отребья. Но, через пару лет, как только молодой ученик нашел себе более или менее трезвого учителя и начал делать хоть какие – то успехи, еще одним указом, лишил его возможности продолжить. Затем жажда власти в воспаленном мозгу родителя натолкнула его на мысль о завоевании земель своих северных врагов через пиратов, женив никчемыша на дочери своей гаремной девки и их предводителя. Старший братец с радостью поддержал эту идею и заодно подкупил и самого капитана пиратского корабля – Сельма, чтобы впредь не видеть аммаленское отродье отца.
    Но все это было еще терпимо, по сравнению с тем, что с ним сделала рыжая. Она смешала его с грязью, заставила кричать от боли и молить ее о свободе. Его – не причастного ни к чему, что сделал отец и старший брат.

    Да, его немного позабавило то, как на него теперь смотрела рыжая. Вечерами, когда он делал вид, что спит, она все ближе и ближе подходила, разглядывая открытые участки его исковерканного тела. В этом взгляде уже не было того отвращения, что раньше. Это значило лишь одно: план Лигу начал исполняться.
    Лев в змеиной шкуре застыл в ожидании.

    Его тайное оружие: острые осколки кости, каждый - размером с небольшое лезвие вот уже несколько дней было при нем. Оно пряталось в обрывки легкой куртки, которая стала на несколько дюймов короче.
    И вот, наконец, счастливый случай представился.

    Корабелла подошла к нему вплотную. Влажная от волнения рука дотронулась до его предплечья, сбрасывая сгнившую сенную труху. Длинные и сильные пальцы пробежались по впечатанному в кожу узору, но как только они коснулись груди - Лигу атаковал. Острый костяной шип мимолетно черканул по запястью, но все же не так быстро, чтобы другим краем не ранить кисть юноши.

    Резко вскрикнув, девушка отдернула руку и прижала ее к себе. В луче призрачного света зло блеснули глаза. Через секунду, внезапно ставшая каменной, ладонь другой руки с размаху оставила четкий отпечаток на щеке юноши. Почти сразу под ним разлился кровоподтек. Удар пришелся в особо чувствительную точку, так что, пытаясь справиться с ослепительным взрывом боли, юноша прикрыл глаза. Ну же... Едва уловимая дробь быстрых шагов пересекла тесную камеру по направлению к лестнице. Скрипнула ступень, другая, третья. После коротко громыхнула дверь люка, и вновь по трюму разлилась тишина.

    Наверху высокий голос рыжей прокричал что – то бессвязное. Ей - спокойно и рассудительно ответил мужской.

    Уже к полудню от визгливого скрипа и скрежета вблизи двери в трюм некуда было деться. Звук, раздирающий барабанную перепонку, казалось, вместе с древесной пылью ссыпался в просветы люка. Внизу, с каждым ударом сердца становилось все темнее. Что - то тяжелое опустилось на грубо сколоченные доски, лишая молодого человека последней надежды на свободу. Лигу сокрушенно опустил голову.

    Сутр охрип. Собрать стайку молодых шалопаев, чтобы сдвинуть набитый всяким барахлом короб, оказалось труднее, чем он думал. Как с ними со всеми справлялся его старый друг, одним богам известно!
    Резкий порыв ветра лихо распахнул куртку. Исподняя рубаха под ней затрепетала, как приспущенный парус. Кузнец второпях вернул себе приличествующий вид, вздрогнул и закутался потеплее:
    - Зря, гадюшонок! Ой, зря...

    Постоял молча, массивными пальцами расчесывая отросшую рыжую бороду. Глянул на небо. Хмыкнул и пошел прочь, исполнять новый приказ капитана.
    Через несколько дней нос черного корабля преодолел устье замерзающей у берегов реки. Стремительные в давние времена, а теперь неторопливые черные воды изрезали береговую линию на короткие и широкие снежные языки. Река изливалась в закрытое озеро, большую часть поверхности которого занимал лед. На берегу, в отдалении, возле серо - белой стены леса угадывались теснящиеся друг к другу крохотные хижины. За ними, на востоке, от земли поднимался остов наполовину разрушенной башни.
    Ветер больше не наполнял паруса - корабль увяз в снежной каше, периодически подкидывающей обломки льдин. Один из таких кусков уперся в борт, заставив судно содрогнуться. Несколько коробов покинуло свои привычные места. Среди них был и тот, что закрывал вход в трюм.
    Наверху празднующая окончание похода и уже ощущающая вкус новой битвы команда корабля подняла невообразимый гвалт. Никто не обратил внимания, как в редкие минуты тишины к нему прибавляются ноты волчьего пения.

    Внизу, осознав, что между ним и свободой осталась лишь тонкая, изрешеченная прожорливыми древесными червями, перегородка, молодой человек счастливо улыбался".

    Добавлено (14.10.2019, 21:21)
    ---------------------------------------------
    Есть еще одна глава продолжения. ( Ellis, я не забыла про то, что мне нужно поработать с эмоциональностью!) В этой главе есть упоминание одной медицинской ситуации и поэтому мне важно, чтобы кто - нибудь указал на ошибки в этом деле, ну или посоветовал достойный источник для исправления. Так же есть несколько фраз на языке,который не всем знаком. По этой причине присоединяю еще один элемент / главу: словарь. Однако, хочу сказать, что он еще находится в разработке.( не приводила я его еще в порядок). Итак:

    (продолжение расположено ниже. Б.Ш.) :p
     
    Ботан-ШимпоДата: Вторник, 15.10.2019, 06:31 | Сообщение # 40
    товарищ шаман
    Группа: Aдминистратор
    Сообщений: 4632
    Статус: Не в сети
    Привет, Ханя (: В чате ты просила влепить смайлик -- вотъ он: al

    Ну а ещё я немножко разбил текст на абзацы -- чтоб читать стало проще.


    Кухонный философфф, туманный фантаст, Чайный алкаш))
    ===
    "Ня" или "не Ня" -- вот в чём Вопрос (с)
    ===
     
    Ботан-ШимпоДата: Вторник, 15.10.2019, 19:50 | Сообщение # 41
    товарищ шаман
    Группа: Aдминистратор
    Сообщений: 4632
    Статус: Не в сети
    продолжение текста Хани (ханкё)

    Глава № 5: Городской сумасшедший.

    - Н’Талли Кесса гир Адар. Адар куте ги Эстэ. Эс кумине Лимаэ Эс кумите Аль Ке’ссад!
    - Благословенна Кесса – жена Адара, Познавшая мужа. Кровью и плотью заплатившая за свои грехи И породившая отпрысков великого рода!

    Пронзительные, на одной ноте, голоса кашет – первосвященников с высоких шпилей башен по всему городу возносят благую весть. Сегодня Кашет – А‘Ран: праздник приветствия Кессы. Но на улицах не весело. Жара, обосновавшаяся в крепости Кирс – Аммален с момента прихода сюда пустынных племен в этот день решила занять новую высоту, разогнав местных жителей по их жилищам. Раскаленный воздух над красными камнями арок и стен дрожал. Пение кашет в нем приближало то состояние, что внезапно настигает человека перед трансом. Многим оно знакомо. Но лишь горстка знающих находила в нем особую прелесть.Иррэ, что сидел на укрытой сочными листьями винной ягоды веранде хорошо знал эту благостную четверку. Но не входил в ее число. Заносчивые старцы слишком углубились в трактаты о построении мира. Им ни к чему были мысли сорокалетнего юнца – калеки и тем более если они облекались в ту форму, которую так преданно любил Иррэ. Городской сумасшедший знал об этом, но не стремился измениться. По большому счету для полноценной философской беседы ему хватало себя самого.

    - Благословенна Кесса! Как же! – полусонный голос едва ли было слышно за стенами веранды. Иррэ всегда говорил тихо. Зачем мучить себя громогласной речью. «Тихая вода скорее наполняет кувшин», - так говорили в народе о таких, как он. И Городской сумасшедший был с этим абсолютно согласен. Правда, мудрую мысль, которую он еще не успел высказать, в городе посчитали бы за крамолу! Но Иррэ это не заботило. Времена, когда он тщательно следил за словами в попытке сберечь отличное от других мнение, давно прошли. Хотя бы в этом он был свободен. Новый надрывный куплет религиозного песнопения сбил его с мысли. Затравленные отцом и старшим братом первосвященники исправно восхваляли его предков, раз за разом поджигая благовония в тесных комнатушках наверху башен. В их душах, сердцах, речах не было даже тени сомнения в правильности их религии. Но для Городского сумасшедшего с юных лет эта фанатичная вера открыла изъяны. Он до сих пор не понимал, как можно было восхищаться Адаром – жестоким убийцей, жажда крови которого уничтожала народы, и сластолюбцем, не гнушающимся связью с девушкой, даже по меркам его племени, не достигшей зрелости. На ее глазах он убил тех, кто был близок к ней, от мала до велика. Как считать равным Богам того, кто подверг насилию ребенка, неделями удерживая его в темноте, лишая пищи и тепла. И, наконец, как считать благословением тот варварский акт над беременной женщиной, который, не стыдясь, теперь почитают кашет.От картины десятков маленьких и больших скульптур, барельефов и медальонов, изображающих беременную Кессу с мечом в животе, что когда – то ему приходилось видеть в дворцовых покоях, и которые тут и там встречались по городу, Иррэ поморщился. Крохотные фигурки «богини», сродни шахматам, что интересовали Городского сумасшедшего едва ли не сильнее, чем размышления, были даже у детей. Ими играли сорванцы Мирны, которые периодически наведывались к нему, чтобы помочь покалеченному мужчине. Девочки украшали глиняное тело девушки яркими цветами и платьицами, что шили сами из остатков белой хлопковой ткани. Мальчики, вооружившись игрушками, устраивали сражения или от начала и до конца повторяли в своих детских играх сюжет легенды об Адаре и Кессе. Их не в чем было винить. Семь поколений их предков воспитывались так: в вере и уважении к новым богам.

    Иррэ - средний сын Тарона и один из наследников престола Кирс - Аммалена, с детства находящийся в обществе умнейших мужей, знал, что в древности люди преклонялись перед другими героями - истинными богами этого мира: Аор и Сигиром. Его народ, взявший начало от Сигира предал Аор. Молчаливая ушла из их земель, оставив наместницей и жрицей свое детище - кровожадную волчицу Э'тен, взлелеянная жестокость которой обрушилась на кессад. Этой истории Иррэ верил больше, хоть она и дала начало расколу царственной семьи. Все началось около двадцати лет назад со дня рождения Городского сумасшедшего. Молодые Иррэ и Тень еще дружные и любящие длительные конные прогулки, отправились на охоту в сады Карин – оазис, близ дома отца. Там водилась пустынная редкость: винторогая лань эшем калу. По пути они разговорились.

    - Так записано в их книгах, брат…Иррэ подгонял неторопливо плетущуюся белую лошадь. Животное недовольно пофыркивала: ему не нравился путь через пустыню к усадьбе отца братьев. По близости не было ни тени, ни источника свежей, журчащей воды. Но принцы страдали сильнее – их темноволосые головы обжигало солнце.

    - Предки Кессы и Адара пришли с севера. Они были потомками первых богов.

    - Глупости! – сильный голос Тени уже наполнялся нотками, присущими строгому правителю. – Ты, как всегда, отвлекся, когда слушал проповедь кашет. Араи – церковник сказал, что племя Адара

    дальнейшее продолжение предусмотрено в следующем сообщении)) б.ш.


    Кухонный философфф, туманный фантаст, Чайный алкаш))
    ===
    "Ня" или "не Ня" -- вот в чём Вопрос (с)
    ===
     
    Hankō991988Дата: Вторник, 15.10.2019, 20:00 | Сообщение # 42
    Первое место в конкурсе "Такая разная весна".
    Группа: Проверенные
    Сообщений: 434
    Статус: Не в сети
    Ботан-Шимпо, Большое тебе спасибо: и за смайлик, и за перенос главы! :)

    Добавлено (15.10.2019, 20:30)
    ---------------------------------------------
    Продолжение главы 5:

    ...пришло с юга. Только Кессу они взяли на севере.
    - «Взяли на севере»! Ты же не о козе говоришь?
    - Нет, не о козе. Кесса… Кесса! Ты знаешь, я недавно ходил в купальни отца и видел там ее скульптуру. Нет, не ту, что там и тут встречаются по городу. Она была... почти живой! И поверь, Иррэ, красивее женщины я не видел.
    - Тень, а много ли ты видел? Нам в покоях отца только и дело, что учиться. В городе девушки от нас прячутся. Может в титуле дело, а может…Одним богам известно, от чего они прячутся. Только при мамашах степенных малышки – Камали и остались, - Иррэ огорченно вздохнул.
    - Ха–ха. А тебе-то нужны, девушки? Ты одними книгами увлечен. Что отец скажет, когда ты, в то время когда нам семьи создавать придется, книги в дом принесешь? Книга ведь не приласкает. А жарко от нее будет, если только сожжёшь. Но ты ведь не такой, братец, а? – озорной блеск глаз вновь расцветил узкое лицо Тени.
    - Хэй, хэй, - царапнув бока своей темно – серой лошади он умчался вперед, растворяясь в рыже – красном облаке пыли и песка, поднятом с земли.
    - Куте амма! – выругался Иррэ, пытаясь догнать своего ухмыляющегося брата, - Стой!
    Но тот уже не слышал его.
    Поравнялись они только у ворот усадьбы. Тень спешился и потянул за длинную рукоять – колотушку. Визгливый скрип не смазанных петель резанул воздух.
    - Готов, брат мой?
    - Готов.
    За воротами в своей первозданной силе застыла лесная чаща. Кипарисы, кедры и могучие папоротники, дубы и мелколистная акация в обрамлении невысоких колонновидных пальм – удивительный изумрудный лес, зеленое око пустыни, раскрылось здесь благодаря полноводному источнику на дне небольшого озера, дающего воду ручьям. Озеро и поместье отца расположились на дальней оконечности садов Карин. К ним вела узкая круговая тропа из белой речной гальки. Крупные и поменьше камни шуршали под ногами Тени, Иррэ и разнузданных лошадей. В пределах круга, в глубине садов множество животных голосов поддерживало тайный разговор. Мускусные запахи сливались с ароматом леса, приглашая принцев на пир дикой свободы.
    Охота здесь – невероятно ценный подарок, сам по себе. Однако, желанней короткой стрелы, пронзившей трепетную плоть тонконогой, белохвостой лани: эшем калу, ничего быть не могло.
    Спиралевидные рога и копыта благородного животного, отливающие жемчужным сиянием, уходили в руки ювелиров только после долгого торга. Но даже той суммы, что получал владелец товара, с лихвой хватало на покупку табуна самых крепких и красивых пустынных лошадей. В этот год в садах выросли и уже были готовы к спариванию три лани: две самки и один самец. Для продолжения их рода достаточно пары, а значит, на одну эшем калу можно было поохотиться.
    Тень деревьев, пересекающая каменистый путь, запахи и далекий плеск воды разбудили в юношах поутихший интерес. Вскочив на лошадей, они помчались вперед.
    - Ты знаешь...что я думаю...Иррэ? - перекрикивая ветер, свистящий в ушах продолжил незаконченную братскую перебранку Тень, - если бы Кесса жила сейчас, я не пожалел бы ни табун лошадей, ни десяток эшем калу, ни сокровищ нашего рода, чтобы быть с нею.
    Эта юношеская горячность взрослого брата слегка позабавила и озадачила Иррэ.
    - Ее мнения ты бы не спросил?
    Он подумал о своей матери: светловолосой хрупкой аммаленке Эвесси Мелат. Она проделала такой же путь, как и Кесса. Брак с нелюбимым мужчиной и последующая замужняя жизнь - лишь хорошо подготовленная ширма для интересов отца - самого крупного торговца шелком в Кирс - Аммалене. До этого момента Иррэ полагал, что и брат помнит об этом. Но он ошибся.
    -Нет, – Тень, будто поняв, что его слова – единственно правильное решение, ответил жестче, чем обычно, - я бы не спросил!
    Иррэ не нашел, что ответить.
    Неловкая пауза затянулась до тех пор, пока пугливым пятнышком хвост эшем калу не мелькнул на близлежащей тропке. Увидев его, Тень остановил лошадь. Так же поступил и брат. Жестами он указал на относительно свободный клочок земли подле себя. На влажной почве сохранилась пара следов. Вдвоем они ринулись навстречу лани, да только опоздали: рога показались в просвете деревьев и тут же скрылись. Жестко скрипнул очин стрелы Тени, с досадой он втолкнул его в богато украшенный колчан.
    - Эх, не к добру это. Как бы не случилось чего…
    Иррэ молчал.
    После недолгих раздумий Тень отпустил уставших от ношения сбруи лошадей вверх по течению одного из ручьев. Много раз бывавшие здесь они знали дорогу к дому: в прохладу просторных стойл, где расторопные конюхи расчесали бы спутанные ветром гривы. Хотя и по - настоящему царский ужин был тоже им обеспечен.
    Братьям же оставалось следить за тем, чтобы в древесном лабиринте не потерялся легкий след эшем калу. К полудню они преодолели большую часть пути к дальнему концу оазиса. Над низиной, среди барханов красного песка, в которых приютились сады Карин, уже в полную силу вошло солнце. Деревья скрадывали его мощь, однако испарения, проскальзывающие через павшую листву, только усиливали неприятные ощущения. Руки и ноги Иррэ под слоями хлопковой ткани вспотели, от чего одеяние облепило худощавую фигуру со всех сторон. Некогда роскошные темно-русые волосы приобрели неопрятный вид, свернувшись в сальные кольца. Почти так же выглядел Тень, правда пятна пота, проступившие на груди и спине, сильнее окрасили серый хлопок туники. Небольшие кожаные бурдюки с водой, рассчитанные на легкую конную прогулку уже не обвисали на поясах. Братья осушили их на три четверти и, вдыхая влажный, пахнущий разложением воздух, изнывали от жажды.
    Вскоре за раскидистыми кустами папоротника начали просматриваться очертания усадьбы отца. Тонкие колонны с витым растительным узором. Причудливые, но не лишенные изящества арки и ниши здания с решетчатыми окнами, окруженного яркими цветущими клумбами неуловимо напоминали внешний вид дворцовой крепости. Однако, стены здесь сияли мраморной белизной, а в самом замысле зодчего было больше воздуха и легкости, необходимых для спокойного отдыха правителя. Кроме того здешние покои занимали лишь один уровень, в то время как крепость Кирс - Аммален славилась системой катакомб, подземной тюрьмой, библиотекой, купальнями и залами, расположенными на разных этажах, но под одной крышей. Братьям необходимо было миновать боковые ответвления с опущенными до земли оконцами, под защитой декоративных решеток, чтобы оказаться у главного входа в дом. Но прежде странные звуки за оконными сетками привлекли их внимание. В помещении, куда не проникал дневной свет из - за плотного слоя тяжелых тканей, слышались женские голоса. Ни Тень, ни Иррэ не знали, сколько женщин находилось внутри, но судя по тому, что возбужденный гомон не стихал ни на минуту, их было много. Некоторое время спустя из общего гула выделился один голос. Женщина, по-видимому, уже не молодая, спокойно и властно говорила на эрдени, перемежая речь городским диалектом:
    - Тише, Ине. Нэ н'та Эстэ эвету тор Кирс - Аммален. Риэй талеб яка Цэрет.
    Ее голос вновь утонул в шуме:
    - Сэди, йамма. Сэди...На Лимаэ...
    Иррэ и Тень переглянулись. Они много раз слышали о "йамма" - падших, женщинах, покинувших пустыню, ради поисков плотских утех в городе. Правда, никогда не видели их. Любопытство Иррэ побудило его тронуть оконный занавес за решеткой. Однако Тень, мотнув головой, тут же его осадил.
    - Пусть так. Тот, кого вы называете господином - разрушил мою семью. Извел мужа. Заставил просить подаяния мою дочь. Но оглядитесь вокруг! Разве не одинаковы наши судьбы. Разве не похожи наши лица и шрамы, оставленные его рукой.
    Теперь уже старший брат едва сдержал себя от того, чтобы не откинуть полог, скрывающий незнакомок. Крики женщин могли разбудить не только стражу садов. Тарон, питающий особую любовь к хищникам, всегда держал при себе пару подростков - ягуаров. Их буйный нрав был известен далеко за пределами Кирс - Аммалена.
    Кошки не пугали Тень, но рядом оставался неповоротливый Иррэ. Он должен сыграть свою роль немного погодя.
    Кроме того, умышленное промедление будило тайные фантазии будущего правителя крепости, охватывая тело ледяным жаром. Это необычное чувство хотелось растянуть на более долгий срок.
    - Посмотри, Ине! Погляди. На пелету себ кан? Надар–ие аль, шаати амма. Тахар торуне - валеди кене…
    Сильная женская рука за окном рванула непроницаемый занавес. Грубая ткань неохотно сдвинулась. Из-за нее несколько пар любопытных серых глаз воззрились на братьев. Женщин было больше десятка. Все темноволосые, с явным с первого взгляда родством черт. Невысокие, ладно скроенные фигуры не уступали по красоте встревоженным лицам. Но не одна красота единила их. В облике каждой чувствовалась надломленность – тщательно скрываемая или выставленная на показ.
    Всему виной следы на их коже. Увечья самой старшей почти не бросались в глаза. Зигзагообразные линии шрамов со вздыбленными каплями живой плоти на плечах и груди она могла получить не здесь. Но она, несомненно, пользовалась уважением, замешанным на брезгливости.
    Женщина разглядывала братьев враждебно:
    - Ну?!
    Суровый голос красавицы заставил Иррэ испуганно отшатнуться.
    - Тень! Нам нужно уйти. Сейчас!
    Тень, кажется, не слышал его. Приблизившись к окну и опустившись на колени, он медленно протянул руку сквозь решетку. Тыльная сторона раскрытой ладони с длинными, ухоженными пальцами коснулась по - детски нежной кожи совсем еще юной девушки, что стояла рядом с говорившей.
    Та завороженным ягненком застыла под чарами внезапной ласки.
    - Ине! - было трудно не подчиниться повелевающему тону старшей "сестры", но у девушки получилось.
    В это время Иррэ пытался привести в чувства Тень:
    - Брат, пора уходить.
    - Что? - темные с поволокой глаза родича никак не могли оторваться от плавных изгибов тела прекрасной незнакомки.
    - Пойдем...Отец может увидеть нас! Я не хочу здесь быть! Идем?
    - Я никуда не пойду.
    Гнев робкими волнами розового тумана наполнял разум Иррэ.
    - Мы и так здесь задержались, брат. Время позднее. До города еще несколько часов пути. О чем подумает матушка, если не найдет нас во дворце до захода солнца? О том, что ее бездельники - сыновья опять ввязались в какое-нибудь дрянное дельце? Не стоит попусту тревожить Эвесси. Ей и так достанется, когда она узнает о них, - коротким жестом, стараясь не всматриваться в лица, он указал на зарешеченное окно.
    - Я не уйду, Иррэ. Брат мой, не об этом ли мы спорили с тобой по пути сюда. Каким же черствым надо быть, чтобы исполниться равнодушием при виде этих благородных жен?
    - Благородных жен? - горькая усмешка исказила лицо младшего брата, - Тень, это гарем Тарона. Он предал нас, он обманул Эвесси...
    - Не говори мне о ней! - резко перебил старший. Настроение его изменилось мгновенно. Голос вновь приобрел жесткие нотки, - наша мать… не достойна... отца. Глаза пронзительные и злые обратились к брату:
    - Она не достойна своего высокого титула... Простая светловолосая аммаленка, беременная выродком.
    Слова - плевки, обращенные к далекой матери, казалось, воняли не лучше дохлых крыс из катакомб.
    - Тень, она и наша мать. Как ты можешь...
    - Не удивлюсь, если она родит и отец упрячет ее в темницы, - колючий смешок превосходства прервал речь. - А здесь, Иррэ... Погляди на них. В этих девах течет кровь Кессы - той, что возродила наш род. Отец не зря собрал их в дни Кашет - А'Рана. Повторив подвиг Адара, он получит благословение богов. И я буду рядом с ним. Я буду здесь! А ты! Ты ничего не расскажешь Ей! Короткая стрела с узким лезвием, предназначенная для эшем калу, со свистом покинула колчан. Остриё указало на Иррэ.
    - Тень?
    В старшего брата будто демон вселился.
    - Нам не удалось сегодня убить лань, но и без добычи я не останусь!
    Тихо, тихо щелкнуло по пальцам древко стрелы, давая начало движению невидимого маятника. Маятника, растягивающего время неминуемой гибели Иррэ.
    Однако, там, где ход мгновений жертвы практически остановился, безостановочно летел отпущенный срок убийцы.
    Крохотный камень, едва заметной искрой покинувший зарешеченное окно, почти не задел его. Лишь слегка отклонил в сторону очин сорвавшейся стрелы. Стрела вонзилась в бедро юноши.
    Огненный всполох боли ожег бок Иррэ и заставил пошатнуться. Одновременно с этим по ноге и в паху начало растекаться мокрое пятно. Непонимающий взгляд уперся в эту точку. Широкие штаны под стрелой уже утратили первоначальный цвет. Лучи темно - багровой кляксы устремились вниз, с легкостью пропитывая складки хлопковой ткани. Но хуже было другое: нога потеряла чувствительность. Не удержавшись на другой, Иррэ воткнулся в россыпь камней под ногами, основательно расцарапав левую щеку.
    Тень неприятно скривился, борясь с последними проблесками родственных чувств глубоко внутри. Его давно никто так не выводил из себя. Видят боги, Иррэ не заслуживал такой смерти. Но и прощать ему обвинение отца в предательстве он не желал. Ради кого? Ради никчемной матери, которая, как отжившая свое гончая, уже не способна дать здоровое потомство. Или ради еще не рожденного щенка, в котором не будет ни капли чистой крови?
    В Тени вновь забурлила злость. Тело мертвого, как он думал, Иррэ на мелкой гальке его не беспокоило. О нем позаботится прислуга. Ей не впервой убирать следы кровавых игрищ своих господ.
    Грязную девку из гаремных, помешавшую точному удару он отыщет сам. Тень, на недавнем примере уже видел, как его красота и ласка действует на этих запуганных одалисок.
    Но как объяснить многочисленным дворцовым вельможам, философам и другим прихлебателям, что второй по старшинству наследник престола больше никогда не сядет на свое законное место: по левую руку от трона властителя Кирс - Аммалена? Кобру города среди красных песков, обладателя клыков Кессы, успешного стратега и политика переполняло сомнение в этом вопросе.
    Задумавшись и привычным кивком головы раскидав по плечам уже успевшие высохнуть волосы, Тень еще раз обернулся в сторону заветных окон.
    Там, у открытой занавеси перепалка разгоралась с новой силой. На этот раз возмущенно восклицала одна из красавиц средних лет.
    - Лимаэ Гир. Ма аддеду кан? Ма аддеду тору дан ла ниарэту дэ Рани? Ла селима дэ Лалаен! Ине, ла селима нэ шауди! Да сал талледу дэ н’та Эстэ себ ли иннеку.
    - Йамма, йамма! Лимаэ! - со всех сторон ее поддерживали голоса воспрявших сестер.
    - Фелен...
    - Тирайнэ, манэсау виэй?
    - Давени ли.
    - Каа'н.
    - Ирика?
    - Прости, девочка.
    По обрывку разговора Тень понял, что в его неудаче виновата та самая статная особа, которая осмелилась без страха смотреть ему в глаза. Жертва, во много раз превосходящая в цене эшем калу. Темное отражение давнего родича, уже давно владевшее им безраздельно, ликовало: почти все детали его хитроумного плана заняли свои места.
    Оставалось только изобразить перед свитой своего венценосного родителя праведную неосведомленность: на время забыть о его восхитительной задумке с гаремом, чтобы потом захлопнуть ловушку вокруг гордых красавиц своими руками. Ну и, конечно, в нужный момент проявить на глазах у всех братские: любовь и тревогу. Это растопит сердца придворных. За другим дело не станет. Его политические и военные таланты уже сейчас у всех на слуху.
    Почувствовав себя лучше, Тень развернулся и, преодолев заросли, направился в обратный путь.
    С момента, когда со счастливой улыбкой из сада удалился старший наследник престола, прошло не более пяти минут.
    Возле головы затихшего Иррэ под чьими-то босыми ногами чуть слышно зашуршала галька. Едва заметное движение воздуха дало понять, что невидимая фигура присела. Легкие женские руки пробежались по растрепанным волосам юноши, а потом чуть жестче, но так же аккуратно развернули его подбородок так, чтобы он мог беспрепятственно вдохнуть.
    Другая пара рук ощупала щуплую юношескую грудь, проглядывающие сквозь тунику ребра и, не выказывая никакого стеснения, узкий таз, облепленный поджарыми мускулами. Пальцы дрогнули только тогда, когда между ними оказалось липкое ребро стрелы, до половины ушедшее в тело. Но дрожь тут же исчезла. Через секунду рядом с ногой раздался звук разрываемой материи. Какой - то ребристый валик своей продольной частью уперся во внутреннюю сторону бедра у самого паха, в то время как тонкий стержень с опушкой по краям с другой стороны почти впился в кожу. Плотная и мягкая ткань сразу же укрыла их несколькими слоями. Похоже была зажата нога и ниже стрелы. Небольшая передышка и вновь ее, будто разряд молнии, пронзила боль.
    Глаза Иррэ распахнулись. Последние лучи закатного солнца, словно ожидавшие этого действия, ослепили его, но, слава богам, только на пару секунд. Уже через несколько мгновений, сквозь иллюзорную рябь багровых пятен, проступили силуэты двух женщин. Юноша видел их сквозь решетку окна поместья. Обе, похожие друг на друга, как сестры. Правда, у одной темный, волнистый поток волос, спускающихся ниже талии, рассекала узкая серебристая прядь. Вторая: молодая девушка, отступив на шаг, стыдливо опустила глаза. Ирика и Ине. Уделив их фигурам внимание чуть больше, чем того дозволял этикет, юноша перевел взгляд на окно.
    Вязь кажущихся хрупкими, растительных элементов, которые крепились к металлическим стержням, нигде не прерывалась. Решетка была цела. Это значило лишь одно: рядом, возможно, за теми кустами роз, что разрослись у одной из стен, есть потайной ход. С помощью него гаремные девушки проникли в сады Карин. Отчего же они не сбежали отсюда?
    Вопрос, который хоть на немного занимал его мысли, отвлекал юношу от желания взглянуть на рану. Но чем дальше Иррэ уходил в размышления, тем сильнее давала о себе знать нога.
    В конце концов, взгляд молодого человека остановился в этой точке. Краем глаза он приметил, что обломок стрелы в два пальца длиной и несколько щепок, которые сильно мешали спасительницам закрыть обрывками одеяний рану, уже валялись неподалеку, почти сливаясь по цвету с галькой. Теперь, в четыре руки, они обматывали стрелу тканью так, чтобы больше не сдвигать. Темная кровь пропитывала перевязь, но женщины не отчаивались. Напоследок, дождавшись мгновения, когда юноша посмотрит на нее, Ирика плавно коснулась образовавшегося над раной кокона, прижав еще один кусок тонкого хлопка, и отступила.
    Развернувшись к "сестре" она пробормотала:
    - Атэди, Ине, - и растворилась в ночном сумраке.
    Силуэт второй девушки мелькнул перед глазами Иррэ слишком быстро, чтобы успеть поблагодарить ее. Но даже на это у младшего брата Тени не хватало сил. Дремота мягкими лапами прикрыла голову, не давая сосредоточиться на чем-то одном. Вязкие мысли о пленницах, разговоре с братом о матери и его поступке теряли смысл, и вот уже кружево сновидений спустилось к нему откуда-то сверху. Молодая, белокурая красавица-мать Эвесси качала его на своих руках и пела колыбельную о стаарте ги аль амме - звезде, покровителе их рода. Звезда плыла в ладони юноши, озаряя сумрак.
    Ярким фиалковым пятном она бесцеремонно раздвинула кисею сна, с каждой секундой становясь все больше. Достигнув размеров человеческого тела и распластавшись впереди, пятно разделилось на несколько частей и мерно закачалось в синеватом воздухе. Тело юноши, которое ощущалось, как один сгусток боли, поддалось ритму движения, периодически подрагивая. Вскоре к раскачиванию добавился тихий скрип колес. Окончательно проснувшийся молодой человек понял, что его куда – то везут.
    Не прикрытые ничем доски впивались в спину грубо обтесанными краями, от древесины шел легко узнаваемый смрад перепревших овощей и фруктов. Бедняцкая телега? Иррэ много раз наблюдал, как такие недолговечные коробки на колесах, запряженные исхудавшими лошадьми, ползут от сторожевых ворот к крепости Кирс – Аммален, чтобы снабдить правителей припасами, что долго собирали обитатели самых бедствующих кварталов пригорода. Но сейчас ни овощей, ни фруктов не было. Не было и извозчиков.
    Через прорехи в бортах он видел, как лошадь – его приученную ко всему лошадь, насильно вели за собой двое слуг отца, облаченных в светлые одежды. Дальше, за ними не удавалось ничего рассмотреть. Однако, судя по тому, что журчание воды почти растворилось в звуках леса, можно было понять, что везут Иррэ обратно к воротам садов Карин. Тень был прав: охота на эшем калу не удалась.
    Еще несколько мгновений плавного покачивания и вот уже холод ночной пустыни коснулся открытых участков кожи юноши, заставив поежиться. Это движение отозвалось резкой болью в ноге, но Иррэ и не думал привлекать к себе внимание. Закусив губу до солоноватого привкуса во рту, он безмолвно ожидал рассвета.
    Вскоре алые, пурпурные, золотые - первые лучи солнца окрасили остывшую за ночь пустыню. Сейчас действительно можно было сказать, отчего жители крохотных селений в пригороде называют крепость Кирс - Аммален городом среди красных песков. Высокие, древние, каменные стены его с широкими воротами и бойницами ничем не отличались от стен других городов. Но за ними скрывалось то, что не в силах были понять ни правители - соседи, ни, отчасти, даже народ, населяющий крепость. Один из потомков царственной семьи, обладающий недюжинными магическими способностями и исколесивший вдоль и поперек узкие улочки города, мог, с помощью клыков - парных клинков главного божества Кирс - Аммалена - Кессы, расправиться с любым, опасным для него человеком, какой бы властью он не был наделен. Тень клыков обрезала нити жизни жертвы, обрекая на скорую или мучительно долгую смерть. По началу, когда неугодных наследнику Тарона можно было пересчитать по пальцам руки, царская семья еще пыталась скрывать его пагубную страсть. Однако, когда семей, испытавших горе внезапной кончины близких, стало больше, ропот людских масс перерос смирение и возможно, в скором времени, вылился бы в бунт. Слухи о нем докатились до садов Карин и Ирика - жена вождя пустынников и одна из самых красивых пленниц властителя Кирс - Аммалена, рискнула ответить его жестокости и порочности таким шагом. Добровольно спасая Иррэ, она надеялась, что он: не по годам мудрый сын своего отца, станет ее оружием. Ради этого она очаровала молодых слуг, которых еще не успели сделать скопцами, и подговорила их вывести юношу из садов. Ради этого она отправила Иррэ на центральную площадь Кирс - Аммалена.
    Телега, запряженная Нисиль, прямо сейчас везла его туда.
    Там, на площади, в одном из домиков из бурого песчаника жила умелая целительница: Миррна, способная поднять на ноги даже тех, кто лежал на смертном одре.
    Почти все предусмотрела гордая йамма - Гир. Но одно было неведомо ей. Поверженный молодой человек, успевший обдумать свое новое положение в течение коротких предрассветных часов, сам не желал становиться орудием в ее руках. Его пытливый разум открыл перед ним мрачную картину будущего, которое могло наступить, прояви он настойчивость в обретении престола. Гибель близких людей: не рожденного младшего брата, матери, его самого, от рук Тени страшила не меньше, чем город среди красных песков, купающийся в крови молодых, беременных женщин. Миррна, даже будь она целительницей, равной целителям далекого северного племени: нуорэт, не спасла бы их всех. Да, таким было будущее. Но даже в нем виднелся лучик надежды. «Тихая вода скорее наполняет кувшин» - излюбленное выражение Иррэ тут было к месту. Отгородившись от семьи, став для нее невидимкой, медленными шагами продвигаясь к назначенной цели, молодой человек мог справиться со злом, поселившимся в покоях крепости Кирс - Аммален. Но для совершения этих медленных шагов нужно было еще очень много времени. Времени, необходимого для выздоровления.
    Рана, не плотно прикрытая еще одним куском чудесного одеяния Инэ или Ирики, напомнила о себе судорогой в сведенных мышцах.
    Воспоминание оборвалось неожиданно.
    Уродливый шрам, на бедре Иррэ, оставленный стрелой из колчана Тени, и заставивший на много лет забыть о свободных прогулках по коридорам крепости и лабиринтам любимого города, разболелся вновь. Он все еще сидел здесь – на уютной веранде дома, выстроенного рядом с домом Миррны, в благодарность за преподавание детям знатных вельмож, не узнанный ни одним из них.
    Его происхождение скрылось за обликом, который он тщательно поддерживал. За это время изменилась фигура: суховатое и поджарое тело юноши, стало тонким, до болезненной худобы. Отросли некогда густые и послушные русые волосы. Теперь, с начинающими пробиваться прядями седины, они напоминали птичье гнездо. Острые скулы и подбородок укрыла щетина, которую любой цирюльник принял бы за бороду. Птичий взгляд, исполненный несказанной мудростью - родовую черту мужчин рода Аль - Кессад, Иррэ довел до таких высот, что уже никто не стремился заглянуть ему в глаза.
    Так из великолепного наследника престола Кирс – Аммалена возродился «Городской сумасшедший» - юродивый, с чудаковатой речью и взглядом на привычные вещи.
    Но не только этим прославился бывший преемник трона. Видение, которое пришло к нему однажды, было первой вехой нового предназначения. Вещие сны о месте, где он жил, темные и мрачные так походили на явь, что, в конце концов, это начало пугать юношу. Попросив у Миррны и ее семьи, ставшей ему почти родной, совета, он выторговал у караванщика, везущего безделицы из глубины пустыни, хрустальный шар. Рассматривая его днем, а по вечерам выпивая горькие сонные настои, которые ему давала целительница, он справился со своими страхами.
    Спустя некоторое время слухи о Валаэне – пророке, разнеслись по городу и к «городскому сумасшедшему» потянулись люди. Их простые вопросы о пропажах, скоте и личных проблемах, не давали Иррэ опуститься в гущу мрака. Но, иногда, когда он находился один на один с собой, все то, что пытался забыть «Городской сумасшедший» прорывалось сквозь хрупкие стенки шара, накрывая его с головой. Этот ужас гнал его от родных стен и оставлял только в пустыне, после нескольких дней бесцельных перемещений и попыток собраться с мыслями.
    Однако в нынешний месяц Кашет-А‘Рана все было по-другому. Несколькими днями ранее необычные всплески в янтарной и слоистой пучине шара привлекли его внимание. Проблески солнечного света, что ловила сфера, сменились холодной синевой снега. Иррэ заинтересовался! Чуть позже снега расступились, и перед ним предстала одинокая крепость, рядом с которой то появлялась, то пропадала удивительной красоты незнакомка, облаченная в меха и доспехи. По ее левую руку всегда стоял пес, черный, как сумрак безлунной ночи. Каждое мгновение, которое Иррэ проводил над шаром, раскрывало суть этой двоицы. Ближе и яснее очерчивался их облик. Изумрудная зелень глаз животного странным образом перекликалась с небесной лазурью печального взгляда владычицы этих земель. Да, девушка, как две капли воды, похожая на повзрослевшую Кессу – святыню и рок Кирс – Аммалена не могла ею не быть. Она источала силу, первородную силу хранителей севера – вождей племени нуорэт. И… Иррэ чувствовал это: эта мощь в скором времени могла покинуть пределы племени. Развернется ли она на юго-восток или подомнет под собою север, «Городской сумасшедший» пока не знал. Но уже сейчас ощущал, что неразрывно связан с нею. Ей – гордой северянке, наделенной необузданным могуществом, необходима его помощь. Нужна концентрация, чтобы одолеть кровожадную сущность, ставшую вторым «я». Ему знаком этот страх, и он знал, что не подведет ее…
    Поджарый мужчина встревоженно огляделся. Бархатное покрывало сумрака спустилось на город, в одночасье залив его плотными волнами тишины. Прекратилось пение кашет. Не загорались призрачным светом огоньки свечей на вершинах башен. И только едва ощущаемые порывы ветра тревожили гребни блекло – красных дюн, заставляя крупные песчинки тихонько насвистывать колыбельную небесам. В них, на западе, с каждой минутой разгораясь все ярче, сиял Стратагалем – звезда – предвестник и знак судьбы.
    Он сообщал Иррэ, что встреча с властительницей нуорэт близка...

    Добавлено (15.10.2019, 21:24)
    ---------------------------------------------
    Вспомогательный материал:
    Словарь Эрдени:
    А:
    А - предлог: и.
    аль - небо, потомок;
    Айнэ - спокойствие
    амма - песок;
    А'Ран - (уважительное) приветствие.
    Араи - строгость
    Аддеку - глагол: вижу;
    Аддеди - глагол: смотри;
    Аддеду - глагол: видеть;
    Аддету - глагол: видел;
    Атэку – глагол: бегу;
    Атэди – глагол: беги;
    Атэду – глагол: бежать;
    Атэту – глагол: бежал
    Аншез - земля
    Б:
    Ба'ари - вода
    Ба'ареку – глагол: умоюсь;
    Ба'ареди – глагол: умойся;
    Ба'ареду – глагол: умяться;
    Ба'арету – глагол: умылся;
    Бан – Улак – непереводимое, обозначение даты в первом месяце осени: темный праздник, день скорби. В религиозном культе кашет – запрещенная дата. При рассмотрении Кашет – Сотран: дата, когда Кессу отлучили от семьи и Э’Тен. Среди кессад не празднуется, но проводится среди ополчения и выходцев из пустыни.
    В:
    Ви - местоимение: меня;
    Ва - местоимение: я;
    Вэ - местоимение: мой;
    Виэй -местоимение: мне;
    Вале – нужда, желание;
    Валекку – глагол: пожелаю;
    Валеди – глагол: пожелай;
    Валеду – глагол: пожелать;
    Валету – глагол: пожелал;
    Валаэн – (образованное от игры слов: Эс валету пеледу Лалаен – пожелавший забыть святость. Текст взят из проповедей Кашет, которые отрицательно относились к любым видам переиначиванивания Кашет – Сотран: книги жизни Кашет, кроме своего толкования.) – в обычном значении – пророк, провидец.
    Валак - перенятое из норд - тасси: день, завтра, будущее.
    Г:
    Гир - женщина;
    ги - предлог,
    Д:
    Дан – что;
    Ди - местоимение: нас;
    Да - местоимение: мы:
    Дэ - местоимение: наш;
    Диэй - местоимение: нам;
    Давену- неправильный глагол: выслушаю;
    Давени – неправильный глагол: выслушай;
    Даведу – неправильный глагол: выслушать;
    Давету – неправильный глагол: выслушал
    Даэ - отец, папа.
    Е:
    Ену – из.
    Ё:
    Ж:
    З:
    И:
    Иннеку – падение. В процессе развития языка видоизменялось. При употреблении с «амма» - иннеку амма – падающий песок, преобразовалось в «йамма» - падший, падшая.
    Иррэ – мужское имя, составное, производное от «кирс рэ» - «его второй», уважительное ко второму ребенку в семье. Эвесси – мать престолонаследников Аль – Кессад, назвала своего сына так, чтобы привлечь к нему внимание и заботу своего мужа.
    Й:
    Йамма - покинуть пустыню. В сочетание с "гир" приобретает вид уважительного обращения к женщине из пустынного племени. Без прибавки "Гир" - нецензурное выражение: падшая.
    К:
    Камали - девочка (с рождения до 12 - летнего возраста). При прибавлении слова "Гир" на письме, и при чтении, когда читается раздельно - девушка. Гир - Камали - женщина, любая женщина племени. Множественного числа не имеет. Как женское имя никогда не используется;
    Кумине - кровь и плоть; Родственные: кумите, куте;
    Кумите - отпрыск (кровь и плоть рода). Родственные: кумине, куте;
    Куте - соитие. Носит религиозный и эротический смысл. При употреблении с предлогом: "Ги" носит смысл познания как эротического и религиозного термина;
    Куте амма – ругательное: совершивший соитие с песком.
    Кирс - первая часть названия города: Кирс - Аммален. На первом эрдени и норд-тасси: обозначение цифры два.
    Кессад - вторая часть родовой фамилии правителей Кирс - Аммалена. Образовано от имен: женского - Кесса и мужского: Адар. В общем значении: великие. При употреблении в качестве фамилии все зависит от ударения. Если ударение падает на первый слог - обращение к женщине царского рода, если на последний - обращение к мужчине. Так же применяется, как обращение ко всей родовой линии, в этом случае пишется с маленькой буквы.
    Ке - предлог: "от"
    Кашет - измененное (кессад) - первосвященник религиозного культа Кирс - Аммалена.
    Кан – это
    Каа’н – частица – нет, нет нужды.
    Кене – предлог: только
    Калак - перенятое из норд - тасси: день, сегодня, настоящее. Входит в состав устойчивого словосочетания языка эрдени: " Ке кан калак а тор валак", что переводится как "отныне и впредь".
    Л:
    Лимаэ - грех, оплата греха. Перевод зависит от употребления в предложении;
    Лалаен – святыня, обитель, святое место.
    Ли – местоимение: ее;
    Ла - местоимение: она;
    Лэ – местоимение: ее;
    Лиэй – местоимение: ей;
    Лен – дюна, холм.
    Лигу – мужское имя – в переводе с первого эрдени: пламя (свет, огонь)
    М:
    Ми – местоимение: вас;
    Ма - местоимение: вы;
    Мэ – местоимение: ваш;
    Миэй – местоимение: вам;
    Ман – кто;
    Манэсау – кто со… Произошло из слияния двух слов «ман» и «су» - кто с. В процессе развития в состав слова вошли две гласные: «э» и «а» - манэсау.
    Митраи – брат;
    Митраэ – братья;
    Н:
    Н'та - благо, добро.
    Н'талли - благословение.
    Ни - местоимение: тебя;
    На - местоимение: ты:
    Нэ - местоимение: твой;
    Ниэй - местоимение: тебе;
    Норд - (с норд - тасси) - север;
    Ниарон – превращение, чудо (высший эрдени);
    Ниарэкку - глагол: превращу;
    Ниарэди - глагол: преврати;
    Ниарэду - глагол: превратить;
    Ниарэту - глагол: превратил;
    Надар – ие – голубой цвет;
    Надан – сто
    Ниги - мать, мама
    Найле - местоимение: себя
    О:
    П:
    Пелен – забытье;
    Пелену – глагол неправильный: забываю;
    Пелени – глагол неправильный: забудь;
    Пеледу – глагол неправильный: забыть;
    Пелету – глагол неправильный: забыл;
    Р:
    Ри - местоимение: его;
    Ра - местоимение: он;
    Рэ - местоимение: его; (смотри падежные склонения);
    Риэй - местоимение: ему;
    Ран - привет, здравствуй; пожелание здравствовать;
    Рани – жизнь, здоровье, существование (зависит от положения в предложении). От «Ран».
    Рети - предлог: перед.
    С:
    Сал – не склоняемый глагол: должен (долженствовать);
    Сар - мальчик (с рождения до 12 лет);
    Стаарта - путь;
    Стратагалем – (перенятое у норд – тасси, перенятое у эрдени: «Стаарта ги аль – амма» - путь небесного песка, путь великих потомков – Взошедшая или Полярная звезда.) Мифическая – давшая жизнь божествам нуорэт звезда и подлинная звезда на небосклоне, имеющая удобное положение для ориентации при путешествиях на кораблях.)
    Секу - глагол: молчу;
    Седи - глагол: молчи;
    Седу - глагол: молчать;
    Сету - глагол: молчал;
    Селима – от «Лимаэ» - грех – осквернение;
    Себ – предлог «о»
    Сот – книга.
    Сотран – (образованное от Сот Рани – книга существования (книга жизни)) – в общем религиозном значении: писание. При употреблении с Кашет: Кашет – Сотран: книга жизни Кессы и Адара. Почитаемый Кашет литературный труд.
    Си - местоимение: его;
    Са - местоимение: оно:
    Сэ - местоимение: его;
    Сиэй - местоимение: ему;
    Себба’ареку- глагол: омоюсь;
    Себба’ареди – глагол: омойся;
    Себба’ареду –глагол: омыться;
    Себба’арету –глагол: омылся;
    Т:
    Та'хар - свобода;
    Та'хар - ие - свободная; «-ие» - окончание, характерное для прилагательных. Предположительно от этого слова образовано имя девушки – кузнеца, наследницы рода Аль – Кессад: Тарьи.
    Тасси - двойное значение: при ударении на первый слог - язык, на котором говорят. При ударении на второй - язык, как часть тела.
    Тассэ - (первый эрдени) - язык;
    Тассеку - глагол: говорю;
    Тасседи - глагол: говори;
    Тасседу - глагол: говорить;
    Тассету - глагол: говорил.
    Тор - предлог: "В"
    Тору – предлог: «во»
    Тира – рядом
    Торуне – во плоти
    Таро (Тару) - сила, Предположительно образованно от слова "Тарэ" на первом эрдени. Оттуда перекочевало к нуорэт, где приобрело значение - жрица.
    Талеб - несклоняемый глагол: нужно, нуждаться;
    Талле - слово;
    Талли – слова;
    Тирайни – сестра;
    Тирайнэ – сестры;
    Ти - местоимение: их;
    Та - местоимение: они;
    Тэ - местоимение: их; (смотри падежные склонения);
    Тиэй - местоимение: им;
    Тамуэн - тело
    Там - ие - телесный
    У:
    Улак – Уджи: жестокий, но горячо любимый религиозный праздник кашет и кессад. День просветления. Празднуется, спустя девять месяцев после Бан – Улака. Одна из основных традиций праздника: одевать миниатюрные статуэтки Кессы в одежды красных и багровых цветов или оборачивать красные ленты вокруг меча, проткнувшего ее живот. Среди приезжих, караванщиков и пустынников считается кощунством.
    Ф:
    Х:
    Хаскаль – дитя, чадо, ребенок. На эрдени существует три формы употребления слова ребенок. «Аль» - потомок, употребляется в религиозных текстах, носит официальный характер. «Кумите» - отпрыск. Понятие <

     
    Ботан-ШимпоДата: Вторник, 14.01.2020, 22:18 | Сообщение # 43
    товарищ шаман
    Группа: Aдминистратор
    Сообщений: 4632
    Статус: Не в сети
    Приветствую, Ханя, ты просила меня влепить сюда смайлик -- чтоб ты смогла продолжить выкладку.

    Ну вот, держи:



    Если чо -- обращайся ещё))))


    Кухонный философфф, туманный фантаст, Чайный алкаш))
    ===
    "Ня" или "не Ня" -- вот в чём Вопрос (с)
    ===
     
    Hankō991988Дата: Вторник, 14.01.2020, 22:28 | Сообщение # 44
    Первое место в конкурсе "Такая разная весна".
    Группа: Проверенные
    Сообщений: 434
    Статус: Не в сети
    Ботан-Шимпо, спасибо!!!
     
    EllisДата: Четверг, 23.01.2020, 06:10 | Сообщение # 45
    двигатель форума
    Группа: Проверенные
    Сообщений: 735
    Статус: Не в сети
    Ох, несколько раз пытался начать читать - но то ли отвлекали имена, либо было не интересно, либо читал через силу, но обещаю попробовать почитать дальше первой главы(хотя помню, что читал после неё главы 2 или 3). А теперь по первой главе - не отписывался по ней ранее: читается на одном дыхании, яркие образы, хорошие метаморфозы, врезается в память(а читал-то давно!). Пока навскидку опишу свою реакцию, зная себя и роясь в глубинах своей памяти: первая глава оригинальная и аналогов мало, потому и выглядит свежо и взахлёб. Что было дальше - это то, что читал сотни раз в других вариациях. На днях попробую освежить память.

    Все люди мыслят одинаково. Верьте в это и наслаждайтесь жизнью.

    Сообщение отредактировал Ellis - Четверг, 23.01.2020, 06:11
     
    Hankō991988Дата: Воскресенье, 26.01.2020, 20:53 | Сообщение # 46
    Первое место в конкурсе "Такая разная весна".
    Группа: Проверенные
    Сообщений: 434
    Статус: Не в сети
    Ellis, огромное спасибо за такое мнение. Мне очень приятно! Спасибо и за то, что по возможности уделите внимание моей зарисовке. Понимаю, что мои задумки не всегда свежи, ведь на каждого из нас, наверное, оказывает свое влияние прочтенное или услышанное! Хоть как - то исправить это возможно. Я, по крайней мере, постараюсь. И буду стараться дальше! Поэтому для меня важна такая критика.
    Еще раз большое спасибо!
    А пока я продолжу:

    Глава 6: Пещера

    Долгие дни пути убегала от нас узкая полоска горизонта, скрывая за собой тусклое солнце Сигира. Пологий склон, который на карте занимал отрезок длиной чуть больше фаланги пальца, тянулся и тянулся, причудливо изгибаясь вблизи возвышений.
    Как талая вода сквозь пальцы утекали припасы. Первыми опустошились мои мешки, затем пришел черед набедренной сумки Сибилл, и только у бережливого Лигу в запасе оставалась пара — тройка отрезов промерзшей рыбы и похожей на поленца вяленой оленины. На общем совете, в котором он почти не принимал участия и обходился только кивками в понятных ему местах, мы решили сохранить рыбу до последнего дня совместного пути. Там, если рядом найдется какая – то древесина, мы разожжем костер и потрапезничаем на славу богине. А пока, рассасывая по куску мяса, мы двигались дальше.
    Затишье между вьюгами закончилось, и с неба под пение ветра повалил снег. Вскоре мы почувствовали, что пробираться сквозь него стало труднее. Под белым покрывалом земля вздыбилась буро – коричневыми глыбами камней. Затем уже они выросли до размеров невысоких скал. А потом и скалы срослись в хребты диковинных животных. Студеные струи воздуха, цепляясь за них, озлобились и теперь выдували из-под одежд последние крохи тепла. Изредка в беспрестанный свист вплетались далекие отзвуки волчьего воя. Тогда я вглядывалась в бусы Сибилл, которые она для удобства вытащила из полости доспеха. Но пристанище ушедших Призванных и Тарэ, не разгоралось сапфировым светом. Короткие, едва уловимые искры в его глубине говорили, что защита моего народа незримо оберегает нас. Это успокаивало, хотя в остальном я еще испытывала чувство неловкости в компании чужака. В часы привалов и остановок на сон, когда нам приходилось отыскивать глубокие места в снегу, тяжелыми рукавицами приминать его, сооружать временное убежище, и после, согревая друг друга теплом, мысли о его близости не давали мне покоя.
    Злясь на себя и держась на расстоянии, я не сразу уловила, что Лигу обучает Сибилл своему языку. Медленно, день изо дня: с жестами, по слогам и фразами он говорил с ней. Певучее наречие расцвечивало тишину пустыни в промежутки между буранами или сливалось с непогодой, усмиряя ее. Приятный голос то низко, то высоко летел над землей:
    - Ад–де-ди, - плавным взмахом юноша касался век и чертил рукой линию к горизонту, - Сибелль. Кан аль, - ритуальный жест к небу, - кан аншез, - кисть указывала на холмистую скатерть под ногами. – Мэ аншез, - он обращался к нам.
    - Небо и земля? Наша земля?
    Лигу закивал облегченно.
    - Лати, - натягивая перчатку на больную руку, он потревожил рану. Скривился. Со свистом втянул воздух, замер на мгновение и выпустил изо рта сизоватое облачко. Огляделся и потом здоровой кистью поправил съехавшие на бок полы куртки.
    - Мэ аншез лати. Лати лене, - чуть отступив, он пробил теплым сапогом начинающую устаиваться корку наста на сугробе. - Каа'н амма.
    Как раз в это время подруга заметила, что я наблюдаю за ними. Беззвучно, одним движением глаз она спросила, понимаю ли я Лигу. Но я только мотнула головой в ответ. Затем подошла ближе. Мне вспомнился день, когда чужак впервые заговорил с нами. Пара знакомых имен и слов, о значении которых можно было догадаться. Можно ли повторить это? Широко раскрытые глаза Сибилл дали понять, что и она помнит. Слегка задумавшись, мы, наконец, вдвоем и на распев прочитали то короткое четверостишье и так же, как показывал он, разделили себя на "Гир Камали" и "Сар Эстэ". Неуклюжие движения сначала вызвали легкую улыбку на лице юноши, а потом колокольчики смеха заполнили окрестное пространство. Смеялись мы втроем, но не долго. Теплый взгляд карих глаз Лигу опять смутил меня, хотя лед между нами и растаял.
    С этих пор обучение пошло быстрее. Сибилл легче давался эрдени. Так этот язык называл Лигу. Размашисто шагая, вдвоем они повторяли, как считалочку:
    - Аддаэ?
    - Глаза.
    - Руки?
    - Сичети.
    - Ниги?
    - Мать.
    - Отец?
    - Даэ…
    Однако не одни мы учились языку. Лигу стремился общаться с нами на равных. Рассказать ему даже о простых вещах, так чтобы он понял, на языке, который мы с подругой впитали с молоком наших матерей, оказалось сложнее, чем мы предполагали. Путаясь в окончаниях, добавляя лишние звуки, разбивая слова на части так, что они теряли первоначальный смысл, Лигу стал с завидной регулярностью выводить из себя быстро закипающую Сибилл. То, что выглядело, как попытка обучить, в скором времени перерастало в волну яростного раздражения. Пока еще Сибилл сдерживалась, но на деле зная, какая сила кроется внутри нее, я попыталась уводить юношу от подруги в особо опасные моменты. Лигу, видевший Э’тен в настоящем обличии только один раз и не подозревающий о её связи с Сибилл, до последнего противился такой помощи с моей стороны.
    Переубедили его: ясный, голубой свет, которым однажды загорелись бусы моей подруги и вой, затопивший тоскливым потоком белое безмолвие, окружившее нас. Но сильнее – рык: слабый отголосок рыка великой жрицы Аор. Почувствовавший на себе эту внезапную агрессию юноша резко одумался и уже через пару дней продолжил «ученичество» со мной.
    Как и прежде, когда уроки давала Сибилл, мы с Лигу повторяли знакомые ему слова. Однако полагаться на них уже было нелегко. Парень задавал вопросы. Простые и сложные, откровенные, не удобные, они лились, как воды первой реки, возрожденной Аор. Наблюдая за угрюмой Сибилл, которая вот уже какой день избегала общества юноши, он вполголоса спрашивал на эрдени:
    - Ке ден ла банир-ие? Отчего она грустит?
    И я возвращалась к давно законченным разговорам. Ограничиваясь безобидными кусками легенд о Тарэ, охраняющих деревню, я надеялась узнать новое и о нём. Но Лигу, сам вел какую-то игру, легко ускользая от вопросов. Его рассказы сводились к описанию места, где он жил: красным пескам, которые сухой ветер сгоняет в холмы, и яркому синему небу. Так, теряясь в догадках в бесконечной "охоте Призванных", мы одолели еще одну часть пути.
    Однако, там где мы с Лигу стали находить общие темы для разговора, тоска Сибилл по дому и родным стала расти, как снежный ком. Обостряла ее пропажа Одина, большого друга и союзника Э'тен. Еще не оправившись от того, через что его заставила пройти Э'тен, Один покинул Сибилл. Не находя себе места, подруга то отставала от нас, то шла впереди, но поделать ничего не могла. По обычаям Тарэ и Призванных, волк, выбравший свободу, сам решал свою судьбу. Я беспокоилась за Сибилл, ведь с каждой минутой снег, заметающий следы и пустоты вблизи каменных пластин, становился все более опасным врагом. Особенно для тех, кто боролся с ним в одиночку.
    Улучив момент, мы с Лигу начали уговаривать Сибилл остановиться между трех скал, привалившихся друг к другу. Между ними, на границе с землей темным оком открывался широкий вход в пещеру. В глубине образовавшейся ниши, легко вмещающей трех человек, можно было укрыться от снежной стены, которая надвигалась на нас со стороны деревни и чащи Тарэ. За день до этого в затихшем перед бурей воздухе разлилось пение волков. Судя по голосам, их было чуть более десятка. Бусы Сибилл, ее надежная связь с умершими и живыми Тарэ и Призванными, на удивление не откликались на этот вой, а, значит, нам грозила серьезная опасность. В конце концов, подруга согласилась с нами.
    Бурые, с зазубринами и уступами, обломки скал, будто сросшиеся укрытыми сединами снега головами, стали нашим временным пристанищем. За его границами разразилась еще одна из Великих бурь. Восточный ветер с залихватским посвистом гнал по небу стадо облаков, которые скрывали за собой и слабое, медное сияние скупого на тепло солнца, и серебряную вязь лучей луны Аор. Взамен облака роняли хлесткие копья снежной крупы, иногда перемежая их слипшимися хлопьями с пол ладони величиной. Эта кутерьма лишала цвета привычную пустошь, превращая ее в первородную обитель Молчаливых богов. Сумрак сгущался. Вскоре покрывало черноты укрыло окрестности, провозгласив ужас и благодать племени нуорэт-долгую ночь.
    Сгрудившись в дальнем углу пещеры, месте, куда не долетали струи холодного воздуха с востока и не сыпались сверху мелкие белые пики, без надежды на огонь, мы постарались не упустить единственный шанс согреться: кучу рыхлого снега, с тремя ходами и отдушинами. Так, в холоде, голоде и тоскливом расположении духа мы встретили пятнадцатую ночь пути. Тяжелые крылья сна опустились на нас почти сразу.
    Смутное, голубоватое сияние, всполохами отражающееся от стен, раскрыло мои глаза чуть позже. Резь, с которой смыкались веки два часа назад, исчезла, но вместо нее пришла ноющая боль в ступнях. Им, прижатым друг к другу, в попытке сохранить тепло, уже досталось немало, однако сильнее меня тревожила мысль — каким будет утро? Что ж отряду было суждено подняться раньше. Сквозь слой снега, отделяющий облюбованную мной нишу от лежанки Сибилл, было видно, как с каждой минутой ярче разгорается сапфировый огонь бус. Тревожные мысли ворвались в голову, отогнав дремоту так глубоко, как только это было возможно. К сожалению, связь, единившая наш народ с волчьим племенем, по настоянию старейшин деревни, обошла меня стороной. Но даже без нее я слышала тихие аккорды песни Призванных и клича Тарэ наполняющие пещеру. Верные зову Э'тен были близко. Какая угроза заставила их уйти так далеко от деревни? Испуганное лицо матушки всплыло перед глазами, в то время как из-за толстых стен убежища донесся шорох. Кто-то обходил пещеру кругом. Шаги, несколько мгновений тишины, перекрываемой воем ветра, снова шаги, по другую сторону скал. Отголоски страха прокатывались по коже, под несколькими слоями одежды, с каждым движением неизвестного.
    Ровно так же пульсировали отдельные бусины на ожерелье Сибилл. Миг. Потоки света окончательно растворили призраки тени по углам, лишая меня ощущения времени. Как раз в этот момент из заснеженной пустоши по ту сторону бурых плит и раздался едва различимый волчий вой. Новый наплыв звука пронесся по коже волной мурашек. Тело будто сбросило непосильный груз и, наконец, отреагировало. Бездействовавшие до этого ноги раскрошили сугроб, в котором я спала, давая свободу действия. Я вскочила. Рядом, немного левее от нас, в своей колыбели заворочался Лигу. Только Сибилл еще не проснулась.
    Вой повторился: сейчас, с перерывами и придыханием он напоминал жалобу голодного зверя. Я вновь обернулась к подруге:
    - Сибилл!
    По мертвенно-белому, в голубоватых лучах, лицу промелькнуло что-то необычное: обострилась линия щек, нахмурился лоб, даже губы сжались тонкой линией, добавляя подруге строгости и возраста. Хотя уже не она лежала позади меня. Тридцатилетнюю девушку с изящными, но хищными чертами лица соплеменники называли Херет - Э'тен. Она была предвестником матери волков, ее броней и воплощением на Земле. Выражение лица подруги вновь поменялось, она скалилась, как дикий зверь. Э'тен по капле перенимала контроль над ее телом. Зная, что будет потом; зная, как обычно тяжело дух волчицы покидает тело Сибилл, я едва слышно и с опаской коснулась ее плеча, под защитой доспеха из серебра таадэт и чуть громче произнесла:
    - Сибилл! Сибилл, проснись!
    Морок голубых, животных глаз, раскрывающихся на лице девушки, дымкой промелькнул в воздухе пещеры, уступив место человеческому взгляду. Я облегченно вздохнула. Подруга вернулась из своего дальнего путешествия и теперь была с нами. В полувсхлипе — полустоне, слетевшем с ее губ, угадалось:
    - Тарья?
    Девушка затравлено огляделась.
    - Что...Что случилось?
    Уложенные в замысловатую прическу, кудрявые волосы растрепались и свободно скользили по примятому снегу. Она еще не понимала, что здесь произошло.
    -Тарэ звали меня во сне! Но ведь они далеко... Почему я слышу их здесь... Тарья! Ну что ты молчишь? Что-то в деревне?
    Последние слова прозвучали громче. Пытаясь помочь ей выпростаться из-под снега, я мотнула головой.
    - Говори...
    Мягко отстранив своей рукой мои, она села. Теперь снегом были укрыты только ее ноги.
    На мгновение мы отвлеклись — шевеление в дальнем конце пещеры усилилось и, наконец, из-за сугроба показалась светловолосая голова нашего гостя. Теплый, меховой капюшон слез с макушки, позволив голубому свету посеребрить длинные пряди. Птичий взгляд обратился к нам и в этот же момент хриплым ото сна голосом юноша произнес:
    -Таръя? Сибилл?
    Не к месту я вспомнила, что его особенность вот так задавать вопросы, сильно раздражала Сибилл. Сейчас, хоть она себя и сдерживала, до точки кипения было не далеко. Но, слава богине, все обошлось.
    -Тише. Тарья, говори!
    И я рассказала о шагах на улице и о вое. О том, что, возможно, стая волков, которую мы слышали два дня назад, вернулась и теперь ждет только нашей слабости.
    - Если бы Один был здесь... - горько закончила я и, как будто вторя словам, песня волка за стеной взлетела высоко и оборвалась коротким и жалобным скулежом. Неуверенные шаги звериных лап раздались у входа, и навстречу отряду выступил волк: непроглядной тенью в голубом сиянии бус. Изумрудные глаза глядели так, словно волк уже и не надеялся увидеть нас живыми. Зверь придвинулся на несколько шагов.
    - Один.
    Строгое обращение дочери вождей казалось таким только со стороны. На самом деле в голосе Сибилл сквозили радость и беспокойство за друга.
    Тихим, отрывистым визгом и слегка поджатым хвостом он просил у нее прощения. И это растопило сердце моей подруги. Выбравшись из остатков снега и быстро опустившись на колени, она обняла мощную шею побратима и уткнулась лицом в густую шерсть. Пальцы в серебряных кольцах, на которых уже не было перчаток, перебирали жесткие пряди с неизбывной нежностью. Сквозь смех и слезы лились слова обиды и обещаний.
    Когда накал чувств сошел, Сибилл дала нам приблизиться к ней и Одину. Горделивый волк окинул меня внимательным взглядом, а затем, смилостивившись, разрешил коснуться кончика подвижного уха. После маска спокойного стража заняла законное место, но все еще ненадолго. В резком развороте к Лигу, угрожающей усмешке оттянутых волчьих губ и гримасе, сжавшей морщинами черную шерсть и кожу над носом, читалась одна мысль: "убить!" Зверь, участвовавший в пляске крови на борту корабля, мог простить и забыть властность своей госпожи, но врагов не забывал никогда. Никогда!
    Лигу притих.
    Уловив, что побратим Сибилл не собирается останавливаться, я шагнула назад, перекрывая ему дорогу.
    - Один, он нужен...
    И тут меня поддержала подруга:
    - Стой, Один! Это еще не все!
    Ее бусы уже не пульсировали. Они разгорались маленькими солнцами, с каждой минутой становясь все ярче.
    За пределами пещеры ветер завыл, как плакальщицы нуорэт на проводах к Аор матерей племени. Однако, через некоторое время в этом звучном гомоне послышалось и нечто другое. Голоса! Смысл отрывистых фраз пока был не ясен, но голоса приближались.
    Я с тревогой повернулась к Сибилл. Рассеянный взгляд девушки упирался во вход пещеры. Щеки и губы подрагивали, а дыхание: одновременно глубокое и частое колыхало грудной доспех. Сквозь привычный облик начали проступать черты Херет – Э’тен.
    На мгновение ветер за стеной сложил крылья. В тишине, дробный, с небольшой заминкой, хруст снега предупредил нас о том, что чужаки уже не далеко. Мужской голос устало басил:
    - Ху-ух, Веснушка, видать уж не дойду. Равнинка – то, куда он подался, за горизонтом, небось?
    Тот, кого мужчина назвал «Веснушкой», фыркнул что – то неразборчивое.
    - Так и я о том! Мне, калеке… этот путь ни в жизнь не пройти. А у тебя – то ноги крепкие. Выдюжишь! Оставь меня, старика, здесь. А коли выгорит затея – за мной вернешься.
    Один из путников остановился.
    - Я ведь дело говорю…
    Его товарищ был не согласен.
    - Сутр! Силы побереги, - голос говорившего оказался молодым звонким и… женским.
    Женщина была знакома нашему гостю. Это отражалось в том, как побледнела его кожа, а в глазах снова поплыли волны ярости, которые поддались его контролю только по дороге сюда.
    Девушка – веснушка, продолжила:
    - Видишь, вон скалы друг к другу привалились? Там мы вьюгу и переждем.
    Времени на расспросы Лигу уже не было. Встреча с путниками, выискивающими кого – то в белой пустыне и обсуждающими, по – видимому, опасное дело, не сулила ничего хорошего. Наше широкое, но не слишком глубокое укрытие играло против нас, так же как и чувствительный амулет Сибилл. Поэтому стянув пуховый платок и, впопыхах свернув его в четыре слоя, я, со всей осторожностью, на которую была способна, накинула его на плечи Сибилл. Резкая надвинувшаяся темнота слегка ее растормошила. Мягко подхватив под руку, я отвела Сибилл в угол, где две соприкоснувшиеся скалы образовали зазор. С другой стороны, в таком же темном закутке нас ждал Лигу.
    Резкой вонью застарелой крови пахнуло от входа . Гости явились.
    Сумеречный свет, пробивающийся с улицы, обрисовал силуэт странной пары. Коренастый мужчина, обряженный в какие-то лохмотья, с клочковатой – не то русой, не то рыжей бородой, ступил за порог, сильно припадая на левую ногу. Рядом шла девушка: в таких же обрывках одежды, но тонкая и прямая, как тростинка. За ее спиной мутными бликами отливали рукояти клинков.
    «Пустынная сталь!», - далекий голос Гайра послушно подсказал название сплава, за секунду до того, как позади раздался громоподобный рык.
    Скрипнул снег под лапами огромного зверя. Клацнул ломающийся от напряжения доспех. Холодный ветер обжег лицо: от подбородка ко лбу - в воздухе над головой неожиданно легко промелькнуло очертание сильного и гибкого тела. Изящный, для своих размеров, серебристый волк оказался на несколько шагов впереди. Скудный свет, на излете касающийся кончиков густого, взъерошенного меха только усилил трепет от наблюдения за творением богини. Раздраженный зверь в одночасье навострил уши, стеганул хвостом по глянцевитым бокам и, наконец, молнией бросился вперед к самой слабой из нынешних жертв: мужчине. Горячий вкус его крови, которую с удовольствием лакала Мать волков на поле боя; крови, стекающей на тряпки, окутавшие бедро, разбудил ее, играючи разрушив магические барьеры в сознании Сибилл и Херет.
    Длинным прыжком Э’тен достигла цели. Ожерелье клыков едва не раскроило ногу чужака чуть ниже бедра. Но человек все равно был обречен. Толчок волчицы, зацепивший по касательной "Веснушку", опрокинул старика наземь, головой ко входу. Там взбухла уродливым шрамом в свете звезд каменная осыпь. Разномастные обломки застыли причудливым частоколом. Один из них вошел в затылок оступившегося слишком быстро, чтобы успеть помочь ему. Осколок увяз в ране, сломавшись у основания и оборвав жизнь бывшего пустынника, верного нордам кузнеца и друга Сельма и Корабеллы мгновенно.
    Тяжелая тишина повисла в воздухе. Любое движение: поворот головы, взмах руки, неосторожный шаг к разбуженному божеству, могло привести к катастрофе. Э'тен в порыве ярости не различала своих и чужих. Ей безраздельно правила жажда крови. Поэтому я, Один и впервые поверивший легендам Лигу вжались в стенки укрытия. На виду осталась спутница старика. Едва слышный стон с ее стороны поведал о том, что она жива. Серый зверь недовольно рыкнул и затих, слегка развернув уши и приподняв хвост. Игра была еще одной страстью волчицы. Придя в себя, девушка попыталась подняться, но тут же потеряла равновесие, поскользнувшись на краю лужицы рядом с головой Сутра. С ужасом взглянула на руки, запятнаные чем-то темным и, по-видимому, липким. Притворно - спокойная, но уже готовая к схватке Э'тен, издала кашляющий звук, который сильно напоминал снисходительный смешок. Услышав его и запаниковав, "Веснушка" повторила попытку. Встала, с трудом возвращая ватным ногам удобное положение. Вновь покачнулась и, наконец, выхватила из — за спины один из клинков. Тонкое лезвие, больше похожее на чешую зеркального карпа, мигнуло тусклыми переливами перламутра, взлетев над головой девушки, и резко опустилось у ног застоявшегося зверя. Но все же не успевая его задеть. Пластичное тело волчицы в изящном, танцевальном изгибе оказалось на безопасном расстоянии чуть раньше, позволив ей приготовиться к новому броску. Мое сердце, пропустившее несколько ударов во время атаки «Веснушки», с резкого укола вновь начало отстукивать бесконечный ритм.
    Я осознала, что сейчас передо мной в опасной близости к борющимся сторонам оказалась и моя подруга. Переродившаяся в облике Матери Волков, загнанная в глубину своего я, но еще старающаяся сохранить целостность, она была там. Она изо всех сил сражалась со своим страхом. Одна…
    Вероятно, в голове побратима Сибилл не находили себе места те же мысли. Четыре ноги волка мигом вынесли его ко входу в пещеру. Скалой он встал по левую руку Э'тен, защищая ее от нападения сбоку. На своих двоих я успела лишь отвести от нее очередной тычок второго клинка. Зазубренный обломок серебряной пластины в моих руках, надежно припрятанный в подсумках с момента встречи с Лигу, мелодично взвизгнул при ударе металла об металл, разгоняя волну приятного тепла от кончиков пальцев к предплечьям и шее. Однако взбешенная волчица восприняла нашу помощь как досадную помеху. Поочередно поворачивая голову от меня к Одину, угрожающе скалясь и глухо рыча, она понемногу начала пятиться к выступу в стене за нашими спинами—удобной позиции для финального прыжка. Сердце в груди заколотилось с новой силой. Рядом с ним, наливаясь жаром, как в минуты особой опасности, обвис тяжелеющий амулет Эсте, переданный мне матушкой. И хоть мне и не досталась даже небольшая толика ее силы, неожиданно нахлынувшая мрачная уверенность подсказала, что если мы не остановим Э'тен, Сибилл—моя подруга, дочь вождей нашего народа и надежда нуорэт, исчезнет под ее гнетом.
    Серебристый молоточек на шее раскалился докрасна. Из—под защиты сомкнутых плит, в несколько шагов преодолев разделяющее нас расстояние, выступил Лигу. Задумавшись на минуту и словно все решив для себя, он с необыкновенно серьезным выражением лица и вызовом в птичьих глазах, коснулся моего рукава, чуть выше запястья.
    Именно в этот момент случилось то, чего я меньше всего ожидала. Тепло, собранное пластиной из серебра таадэт и путешествовавшее по телу, отделилось от него крохотным, вибрирующим и полупрозрачным шаром загустев в районе груди. Влилось в тонкое плетение медальона, пробуждая искру, что оставила там Нойта, и сорвалось ветвистой молнией с пальцев, угодив в пространство над косматой головой Э'тен. Разделившийся на двое, разряд протянулся к ее вискам, сократив в точку расширенные предчувствием добычи зрачки и заставив волчицу завыть от боли, ослепительно вспыхнул и тут же угас. Пещеру, впервые с начала ночи, накрыла кромешная темнота. Поврежденное вспышкой зрение не спешило возвращаться. Когда мне удалось сморгнуть туманную пелену с плывущими островками ярких пятен, я увидела, как сосредоточенно натирал лапами глаза Один и смахивал рукавом невольные слезы Лигу.
    Еще я заметила, как ошеломленная девушка по другую сторону от входа, напрочь позабыв о кусках пустынной стали в руках, разглядывала то место, где до вспышки стояла Э'тен. Последовав ее примеру, я обернулась. Сейчас, под выступом скалы, куском измятой бумаги покоился ее силуэт. Спустя мгновение контуры фигуры дрогнули, и из — под истлевших клочков шерсти тусклым голубым светом мигнули бусы Сибилл. Дрожь усилилась, открывая очертания лежащей на боку подруги: изящные руки без перчаток, складки ее любимого стеганого платья, которое теперь было безнадежно испорчено кусками серебряных пластин доспеха, теплые меховые сапоги, забитые снегом локоны. Наконец, когда последними лепестками прах осыпался с ее лица, на свет проступили страшные следы того ожога, который заставил и меня, и ее покинуть деревню. Воспаленная кожа вокруг отметины ничуть не изменилась, словно и не было тех дней, что провела Нойта, пытаясь залечить рану. Все еще не забытая, острая, как лезвие, вина за содеянное, полоснула мою душу и, не совладав с болью, я осела на холодный пол пещеры.
    - Ты? Ты...Тамани Ирика? Нег! - высокое, почти на изломе, восклицание девушки прорезало предрассветный сумрак. Словно рассмотрев в еще не очнувшейся Сибилл кого — то другого, она обратилась к ней.
    - Ты знаешь ее? - в страхе за подругу я пододвинулась чуть ближе. Молчаливой, грозной стеной за моей спиной встали: наш гость и черный волк, - ты понимаешь меня?
    Но, "Веснушка", казалось, не слышала. Так же, как и я, упав на осыпь, она продолжила бормотать.
    - Постой, Таръя! - Лигу. Так и не научился произносить мое имя правильно, - похоже, Рыжая, говорит на норд — тасси, на языке пустынников. Я могу...
    - Рыжая? Ты все — таки ее знаешь?
    - Я, я...
    - Кеден руват? Кеден на валету хасседу Сутр?
    - Эрдени? - уже не скрывая интереса, я оглянулась, а Лигу мрачно кивнул, вновь набрасывая на голову капюшон. И тут слова малознакомого языка опять потекли рекой. Девушка говорила? Нет, скорее выкрикивала слова, чуть коверкая их, но от этого ее голос, как и сама речь не теряли своей экзотической красоты. Утопая в волнах этого мелодичного говора, как и в детстве, когда матушка пела мне колыбельные, я отвлеклась. Очнулась только тогда, когда Лигу стал переводить:
    -...Сутру!
    - Сутр? Этот старик, что был с ней?
    Лигу еще раз кивнул. В его глазах на мгновение мелькнуло сожаление, но на смену ему тут же вернулась ярость. Ох, неспроста он вел себя так странно, как только они явились сюда.
    - Кеден на эррету Рани Сельм? Не Эстэ, эс амаэду шауди — Ирика?
    - Отчего ты... Н'талли Кесса! Да как ты смеешь? Ты и твой отец пришли сюда, по наговору Тени, чтобы грабить и убивать. Вы и меня убили бы—там, на корабле, в трюме с багрянником. Помнишь это? Я помню! Помню, как ты вела себя, когда с прихвостнями раздирала мое тело! Как смотрела на кровь и шрамы. И теперь ты спрашиваешь, отчего она лишила жизни Сельма? Ты это хочешь знать?
    - Лигу?!
    - Не перебивай, Таръя.
    - Она спасала себя и свой народ. А ты? Твой отец? За пару сотен золотых, что дал братец, решили для него кусок того, что вам не принадлежит, оттяпать? Амаэ валету?
    Разгоряченный юноша, будто скинув с себя тяжелую ношк, расправил плечи, чуть поприбавив в росте. Из—под его капюшона выпала непослушная светлая прядь. Вот тут "Веснушка" и узнала его. Голосом, в котором уже не осталось ничего, кроме страха, она шепнула:
    - Ты...отродье...?
    Но этого звука хватило, чтобы Лигу услышал. Одним, слитным движением он рванулся к ней, зажав в здоровой руке какой—то шип. Миг, и острый обломок почти воткнулся в ее шею. Свободной рукой, все еще кривясь от боли, Лигу удерживал ее за подбородок:
    - Повтори, Рыжая!
    Из горла девушки вырвался животный хрип. Но рукой она еще пыталась дотянуться до одного из брошенных клинков. Этот жест не утаился от глаз юноши. Опережая новую попытку, он резко наступил на кисть другой руки. Под ногой сухо хрустнуло и "Веснушка" закричала от боли. Шип, чуть изменив положение, сильнее впился в ее кожу.
    - Ты чувствуешь это? Это последнее, что ощутил твой отец, когда уже был на пути к смерти? Тебе нравится? Ответь, Буревестница?
    Брезгливо отбросив самодельное оружие, он обеими руками обхватил шею девушки. Мускулы забугрились, приходя в движение и тоненькая фигура "Веснушки" оторвалась от пола. Хрипы сменились тихим свистом, и я поняла, что сейчас оборвется и ее жизнь. Потрясений этой ночи уже было достаточно всем нам. Еще одного я не хотела.
    - Лигу! - постаравшись вложить в этот оклик остаток сил, что у меня были, ровно, как и тогда, когда я впервые приказала Одину, я стала дожидаться его ответа.
    Но юношу трудно было остановить. За моей спиной зашевелилась Сибилл, верный ей черный волк лег рядом, теплом тела согревая подругу. Эта спокойная картина воодушевила меня, и я опять позвала юношу:
    - Лигу, постой! Слышишь: Э'тен на самом деле спасла нас и отомстила за тебя. Корабль чужаков пуст. Я сама была там и видела... Одна она осталась в живых. Слышишь? И, если ты, Лигу ену Кирс—Аммален, веришь мне... Если она и есть дочь капитана — отпусти ее! Она, она поможет нам!
    Парень чуть выше поднял Буревестницу. Оценивающе оглядел ее одеяние, покачал головой, разжал руки на горле и отступил.
    - Чем она может помочь?
    Девушка кулем свалилась на камни и сдавлено охнула, уже даже не пытаясь подняться.
    Я постаралась ответить на вопрос быстро, чтобы не будить в нашем защитнике очередной всплеск злости:
    - Скорее всего, она видела карты, по которым строил путь ее отец. Да и сюда со стариком они как — то дошли!
    Высказанная мысль не слишком обрадовала молодого человека. Едва слышно хмыкнув, он с каменным лицом вернулся к нише, что приютила нас во время превращений Сибилл, и затих там надолго.
     
    Ботан-ШимпоДата: Четверг, 02.04.2020, 20:57 | Сообщение # 47
    товарищ шаман
    Группа: Aдминистратор
    Сообщений: 4632
    Статус: Не в сети
    Привет, Ханя, ты просила в чате:

    О, форумчане, у кого есть свободный смайл, чтобы продлить мою историю в черновиках: фентези: от боевой до эпической, сказки. Напомню: там темка называется: "Зарисовка ( начало истории нуорэт). Пожалуйста!


    вотъ:

    :p


    Кухонный философфф, туманный фантаст, Чайный алкаш))
    ===
    "Ня" или "не Ня" -- вот в чём Вопрос (с)
    ===
     
    Hankō991988Дата: Четверг, 02.04.2020, 21:09 | Сообщение # 48
    Первое место в конкурсе "Такая разная весна".
    Группа: Проверенные
    Сообщений: 434
    Статус: Не в сети
    Ботан-Шимпо, спасибо, о, товарищ шаман! :)
    Просто для продолжения жизнедеятельности форума, до проведения межфорумника, решила продолжить мою незамысловатую историю!

    Глава 7: Путь на юг (будет продолжение!)

    За стенами пещеры рассвет вступил в свои права. Свежий утренний ветер прекратил снегопад, отогнав свинцовые тучи подальше к горизонту, и оставил за собой полосу ясного розовато-фиолетового неба. Первые лучи солнечного света разбросали по белой пустоши с бурыми клыками скал россыпи рубинов, заставив ее сиять, как яркие стекла в занятной игрушке, которую мне в детстве подарила Нойта. Для нас: замерзших, измотанных ночью, полной событий — эта красота была еще впереди. А сейчас: меня, Лигу и Буревестницу, что лежала поодаль била крупная дрожь.
    Только Сибилл и Одину, свернувшимся в один тугой клубок, было тепло. И как бы мне не хотелось позволить им отдохнуть, я все равно тихонько разбудила Одина. Вместе с черным волком и юношей, прежде связав по углам и расстелив на полу два самых больших платка, что были частью моего груза, мы постарались переместить хрупкую фигуру моей подруги ко входу. Снег, свалявшийся и утоптанный нашими ногами до состояния крепкого, глянцевитого наста, помог в этом нелегком деле. У устья пещеры нам показалось, что целебный сон начал покидать девушку. Но Один теплым боком привалился к ней, и вздохнув, Сибилл заснула еще крепче.
    Нам тоже требовалась передышка. Последствия ночи еще напоминали о себе. Первая радость от чистоты окрестностей: яркой белизны снега и свежести воздуха, который за каменными оковами пещеры казался живительным эликсиром, схлынула.
    Статный светловолосый юноша после жаркой речи в пещере, еще не проронил ни слова. Мрачный, как туча, он бесцельно бродил вблизи нашего укрытия, пока замкнувшаяся дорожка следов не вернула его к поверженной путнице. Мерзкий холодок предчувствия очередной неприятности вновь задел мою душу, но раж Лигу уже сошел на нет. Молодой человек присел на корточки и осторожно снял с пояса забывшейся сном девушки пару не больших, но увесистых мешочков – кошелей, затянутых тонкой бечевой. Отошел подальше, с трудом разминувшись с пятном крови у головы убитого Сутра, и наконец, на уступе скалистого клыка, который был виден с того места где сидела я, потянул за петли хитро завязанных узлов. Плетение поддалось не сразу. Однако, повозившись с этим делом, юноша одержал победу.
    Из темных недр кошелей он по одной выуживал вещи, которые могли многое рассказать о своей хозяйке и ее занятиях. Связка отливающих металлом и костяных игл, грозди рыболовных крючков всевозможных видов и форм, обрывки тряпок, толстых и старых шнуров, веревки: тонкие и прочные, словно их только что вынули из крепящего раствора. Яркими пятнами в скарбе Буревестницы мелькали бусины. В нескольких из них я с удивлением узнала работу мастеров нуорэт, из артели косторезов. Собралась остановить Лигу, чтобы внимательнее рассмотреть находку, но тут, добравшись до второго дна кошеля, он вытащил на свет крохотную шкатулку.
    Безделица захватила все его внимание. Юноша и так, и эдак вертел коробок, тонкие пальцы ощупывали, продавливали каждую грань и выступ, в поисках замка. В очередной раз после оборота и сложной фигуры из пальцев, прикрывших большую его часть, внутри что-то щелкнуло, будто деревяшкой ударили по деревяшке, и между крышкой и основанием появилась тонкая щель. Юноша приложил чуть больше усилий, и ему открылось содержимое шкатулки: невзрачного вида маслянистый порошок буро — зеленого цвета. Странным огнем загорелись его глаза, когда, на мгновение, он поймал мой взгляд. Зубами стянув со здоровой руки перчатку, Лигу горстью зачерпнул снег. Дождался, когда от тепла тот начнет таять, а затем, чуть сдвинув руку над шкатулкой, по каплям залил воду в порошок. Над уступом скалы протянулся явственно — зеленый дымок. В воздухе запахло морем и еще чем — то: не то приторным, не то горьковатым. Подобно Нойте в колдовские ночи, молодой человек одним из осколков кости — части самодельного оружия, которое он уронил при встрече с Буревестницей, стал вымешивать буро - зеленую массу до тех пор, пока на острие она не поменяла цвет на голубовато - белый. Теперь уже осторожно он снял перчатку с другой руки, набрал на широкий край осколка, по-видимому, ценную мазь и разложил по бугристым краям раны с внешней и внутренней стороны ладони.
    Почти сразу на его лице отразилось облегчение. Вновь взглянув на меня и Сибилл, юноша прикрыл крышкой остатки целебного средства в шкатулке, подумал и, наконец, вручил ее мне. Рассмотрев его руки вблизи, я увидела, как под слоем мази утратила воспаленный вид его кожа.
    Долго уговаривать применить снадобье для лечения Сибилл меня не пришлось. Воспользовавшись обломком, который, по-видимому, Лигу оставил в шкатулке специально, я нанесла мазь на ожог. Однако здесь и сейчас чуда не произошло, только глубже и длительнее стали ее вдохи и выдохи. Ритм ее дыхания успокоил меня, и, закутавшись в слои своего одеяния под теплым волчьим боком, я уснула.
    Сон, наполненный мешаниной ярких образов, улетучился слишком скоро, напоследок одарив едва заметным покалыванием в висках. Но голова болела не только по этому. Судорога в мышцах от того что я лежала на каменных плитах (Один по какой - то причине покинул пост верного стража и скрылся в неизвестном направлении), не прибавляла радостного расположения духа.
    Повернув шею до хруста в позвонках, я глянула на Сибилл. Ожог на бледном треугольном лице под слоем снадобья уже не пугал своей унылой чернотой. Тонкая серебристая сеть, словно путы незадачливого паука, легла по краям раны, задев здоровую кожу. Это стало доброй вестью, ведь такие же сети я видела на груди и ребрах Лигу, как только с ним встретилась. Начало лечения было положено, а уж какой срок оно займет, знала только великая богиня.
    Удостоверившись, что с Сибилл все в порядке, я вновь оглядела окрестности.
    Рыжая, как ее называл Лигу, спутница мертвого Сутра никуда не исчезла. Прислонившись к неровной стене пещеры и обхватив поджатые ноги, но, по-видимому, не испытывая холода, она не мигая всматривалась в одну, только ей известную точку на горизонте. Огненно - красные пряди, выбившиеся из-под ворота туники, своим цветом выделяющие белизну кожи под слоем грязи и диковатую искру широко раскрытых темно - карих глаз, только подчеркивали ее своеобразный облик. Изредка из этих глаз на подрагивающие губы стекали слезы. По большому счёту я знала их причину. И хотя Буревестница до нашего "неприятного" знакомства примыкала к чужакам - врагам моего племени, мне было жаль её. Жаль, что ни слова, ни действия не уймут её скорби. Тяжкие мысли снова начали роиться в голове. В угоду им я некоторое время пролежала без движения. Однако беспокойство никуда не ушло. От чего-то не полная картина окружающего: пещера, я, Сибилл, Буревестница, мертвый старик, пропавший Один - мелькала перед глазами, цепляясь за края туманного сознания. Вспышкой озарения, как порывом холодного ветра, высветило: "Лигу! Лигу нет!", но сопротивляться очередному призыву сна не было сил. Поэтому, в последней попытке сохранить тепло, я придвинулась к подруге и закрыла глаза.
    Алые всполохи, пробивающиеся через тонкую кожу век, и ненавязчивый стрекот тлеющих веток разбудили меня ближе к вечеру. Маленький костерок у отрога скалы, там, где над зельем поутру корпел Лигу, коротенькими языками пламени тянулся к темнеющему небу, но земля не отпускала его. Поэтому, в притворной злобе, он закидывал ее багровыми искрами. Стылый воздух пещеры прогрелся, а значит, огонь разожгли давно, но все еще две внушительные тени по обеим сторонам кострища, точно они были героями старинных мифов, оберегали его пылающее сердце. Присмотревшись, в более низком и удлиненном силуэте я узнала Одина. Рядом с ним, погрузившись в мысли, сидел Лигу. Желая присоединиться к ним, я пока легонько пошевелила закоченевшими пальцами и тут же нестерпимо горячий ток крови, метнувшийся от ступней к бедрам, заставил меня беззвучно ахнуть. Позже, на смену этой бодрящей волне пришла череда невидимых колких булавок, увивающих тело с головы до ног. Когда и это чувство исчезло, я нетвердой походкой добрела до костра, по мере сил стараясь не нарушать тишины, наводнившей преддверие пещеры. Села и украдкой залюбовалась видом спутников. Отсвет пламени, что колебалось от легчайшего касания ветра, окрашивал шерсть черного волка оттенком крепкого дубового настоя. Лоснящийся мех мягко очерчивал контуры мышц, делая зверя достойным его легенды. Блики на лице Лигу жили собственной жизнью, то высветляя, то затеняя отдельные части, но при этом не лишая юношеской свежести. Только теперь я заметила, как облегчало его одеяние. Теплую домотканую накидку с плеча Гайра, что скрывалась под курткой, молодой человек отдал Буревестнице. Девушка так же сидела у стены, но от дара не отказалась, только помедлила, ожидая, когда Лигу отойдет как можно дальше. Это временное перемирие между врагами, по воле Аор ставшими моими спутниками, укрепило мой настрой.
    Ночь едва пересекла свою середину. Сухих веток, припасенных нашим гостем и Одином, должно было хватить до утра, и значит можно было расслабиться. Но, кроме Сибилл, еще никого из нашей молчаливой компании не сморил сон. Четыре пары глаз: карих, голубых и зеленых - с затаенной радостью, решимостью, надеждой и печалью вглядывались в осколок небосвода над пустошью, где еще не рассеялся древний след знакомой всем нам Взошедшей звезды.
    Около пяти дней мы оставались на месте. Скудный запас оленины, (Рыбу берегли на особый случай.) - почти сошел на нет. Ветра, бушующие в Великую бурю, еще не сменили направления, наравне с только крепчающими морозами, докучая по ночам. Рыхлого снега по близости не осталось, ведь даже тропы, по которым Лигу и Один приносили к нашему убежищу сучья убитого холодом дубняка и сероватое крошево трав, разрослись до ширины небольших дорог. Эти прогулки наших добытчиков с каждым разом сильнее заботили меня. По-видимому, в тех местах, до которых они доходили - заканчивалось пригодное для розжига сырье. Все это говорило о том, что нам в скором времени предстоит покинуть ставшее родным укрытие и вновь отправиться в путь. Но готовы ли остальные члены нашего отряда? О телесном недуге Сибилл я уже не переживала. На исходе второго дня она открыла глаза и теперь моя помощь заключалась только в том, чтобы два раза в день наносить целебную мазь на ожог. Серебристые сети, которые вначале окружали его едва различимой каймой, теперь иссекали почти всю рану, стягивая края к центру. Удивительно, но даже несмотря на размер, рубцующийся шрам не уродовал черт лица Сибилл. Однако с остальным не все было так хорошо. Замкнутость, которая сразила девушку в начале пути, когда пропал Один, вернулась. Моя подруга ела и пила, когда я просила об этом, обнимала и гладила волка, каждый раз после его возвращения в пещеру, но ни к чему больше интереса не проявляла. Вытряхнуть ее из этого мрачного расположения духа помогла Буревестница. Отдавшись скорби по спутнику на три дня и, в конце-концов, устав проливать слезы, заложив камнями вытянутое за пределы пещеры тело Сутра и проведя над могилой чудной ритуал: в ход пошел странный красноватый песок из еще одной шкатулки в ее сумках, рыжеволосая девушка по-сестрински начала присматривать за Сибилл. Кускам ткани и веревкам из ее поклажи тоже нашлось применение. Ловкие движения обветренных пальцев выплетали из тесьмы грубоватые узлы и петли, которые накручиваясь друг на друга, создавали изящные цепи браслетов. Рыболовные крючки и мелкие бусины, вставленные в звенья, украшали их. С крупными, среди которых были и те, что вырезали мастера моего племени, Буревестница затеяла какую - то игру. Раз за разом она расставляла их в несуразные башенки и причудливые фигуры, а потом по несколько штук двигала к Сибилл, приговаривая: "Ирика! Нэг Ирика!" Но как только этими действиями заинтересовывался Лигу - рушила сделанное и возвращалась в свой угол. Парень, глядя на это, раздосадовано хмыкал и уходил прочь. Такими были дни, проведенные в пещере. И пусть вначале Сибилл только отдергивала руки, когда Рыжая пыталась на них надеть браслеты. К исходу пятого дня она уже увлеченно играла с бывшей спутницей Сутра, только изредка отвлекаясь на то, чтобы послушно вытерпеть мою заботу и ощупать свой амулет. Молчавшие с момента ухода Э'тен лаковые бусы теперь отвечали на ее прикосновения теплым мерцанием - Великая жрица Аор, Призванные и Тарэ простили ее и отныне вновь делились с ней мыслями и мощью. Эта перемена слегка напугала Буревестницу, но бросать новую подругу она не стала.
    Пять дней миновали, возвратив наши силы, и, напоследок отужинав оставшимися кусками мяса, мы вышли на проторенный путь.
    Дорога скатывалась по клыкастой пустоши, но еще не скрывала света неласкового северного солнца. В остальном глазу здесь не за что было зацепиться: наши невольные стражи истребили хилые древесные островки на несколько лиг вперед. Именно поэтому, чтобы не замерзнуть, нам пришлось увеличить длину пеших переходов.
    Там, где замыленный взгляд вовсе не различал границ тропы, на помощь приходил Один. Зеленоглазый зверь успевал не только проверить наш будущий путь, по наитию отводя нас от ям и скалистых обломков. За то время, пока мы преодолевали очередное препятствие, он обходил отряд по кругу и едва ли не каждый раз получал порцию ласки от Сибилл. Изредка, когда бусы вспыхивали слишком сильно, легкая черноногая молния взрывалась скоростью и оставляла нас без опеки. Однако побратим подруги всегда возвращался и амулет на ее шее успокаивался надолго.
    Эти, как я их назвала про себя – «волчьи вспышки» вводили в оцепенение еще одного участника отряда. По–видимому, память Буревестницы о встрече на озере, притупленная смертью отца и Сутра, все-таки обрела прежнюю остроту. И теперь, как только разгорались бусы и в чертах Сибилл на мгновение мелькал волчий образ, Рыжую начинало ощутимо потряхивать.
    Наконец, на горизонте показалась крохотная рощица, куда не вели следы Одина и Лигу. Однако, даже издали было видно, что место, куда не ступала нога человека и волка, облюбовано диким зверьем и птицами. Пестрые, как лоскутное одеяло от задиров коры развилки кустов, темные грозди спревших ягод, неглубокие ямки в насте, оголившие мшистые спины скал – странной формы каменистый склон, похожий на скелет огромной рыбины был пронизан жизнью. После него, судя по картам Гайра, в которых горные уступы отмечались тонкой прерывистой линией, расходились наши пути. Этот неприметный рубеж отделял наши земли от всего остального мира. И вскоре мне и Сибилл предстояло его пересечь.
    А пока… Пока, в угоду договору, что в начале пути связал нашу троицу, мы решили развести костер и обжарить на прутьях припасенную рыбу. Сушняка тут было вдоволь и «мужчинам» не составило труда собрать его на окраине рощи. Слюдяные камешки из сумок Буревестницы заменили нам истраченное огниво: искры, отскакивающие при сильных ударах, ничуть не хуже поджигали тонкую, лохматую кору. Костерок, разведенный от них, быстро дорос до размеров огнегривых тварей из легенд о Сигире, оставив на виду теплое подбрюшье мигающих на ветру углей. Растрескавшиеся на множество пластин камни, которые, наверное, были здесь со времен, когда от гнева Аор бушевала синяя река, послужили плошками для разогрева. Обледенелые куски рыбы, выложенные на них, начали таять почти сразу. После эти куски мы нанизали на тонкие сучья и тут пришла череда самого дорогого, что было в моей поклаже. На дне сумки, в мешочке, сшитом из тканевых лоскутков, Нойтой для меня был приготовлен особый защитный оберег. Но несколько частей соли, что нашел Гайр, когда собирал серебро для доспехов Сибилл, смешанных с растертой травой кислицы, золой от рунных поленьев и дикой черемшой, что осталась в закромах матушки, были хороши не только как оберег. Тонкий аромат снадобья раззадоривал аппетит, а чуть кисловатый привкус дополнял природную сладость рыбы. Припорошенные этим составом куски заняли место над пламенем. Чуть позже с их нижних краев на раскаленные угли закапал жир.
    Рыбы было немного, но ее хватило, чтобы усмирить бунтующие от голода желудки. Усталые, но довольные, под покровом спускающегося сумрака, мы вповалку разлеглись у костра: я, Сибилл и Один спиной к порядком расчистившейся роще. Все еще не обмолвившиеся и словом Лигу и Буревестница по бокам кострища. Только со стороны пустоши пламя без заслона трепетало на ветру. Закончив обгладывать рыбьи кости, Один, удобно устроившись в наших ногах, едва слышно засопел. Сонный настрой быстро передался моей подруге. Все еще переживая последствия ожога, она слабела быстрее остальных и теперь часто, часто мигала, не в силах побороть дремоту. Буревестница, развернувшись спиной к пламени и не обращая на нас внимания, вновь возводила башенки из тех мелочей, что отыскались в ее сумке. Я сидела напротив Лигу и никак не решалась задать интересующий меня вопрос. Всю дорогу от пещеры к этой роще в голове не утихали его слова о пытках на корабле Рыжей и предательстве со стороны родных. К тому же, как бы я не старалась бежать от себя, этот свалившийся на наши головы юноша будил во мне странные, ничем не объяснимые порывы. И теперь, заставив его пережить пройденное, вновь ощутить ту боль и страх, что когда-то терзали его душу и тело, я попросту боялась погубить рождающиеся чувства. Но видеть, как эта подспудная тяжесть каждый день наваливается на его плечи, было еще невыносимее. Наконец, я решилась.
    - Лигу! Там... когда мы были в пещере, ты говорил об отце, брате и пытках. Помнишь? Ты был очень зол на них. Может, расскажешь, почему?
    Мой неловкий вопрос испугал тишину, загнав ее в заросли кустарника. Но только ее одну. Если кто - то и слышал начало нашего разговора, то он не подал вида. К сожалению, таким же безучастным показался и молодой человек, что ни на минуту не прекращал ворошить оставшимся от связки прутом пепел костра.
    Это показное спокойствие полоснуло по начавшей открываться душе не хуже самого острого кинжала. Внезапно на глазах навернулись слезы, но я сразу постаралась их скрыть за нечёсаной соломенной прядью, что выбилась из –под платка. Уже не ожидая его ответа, я повернула голову к роще. Скоро, скоро, следуя за изгибом скал, древний путь из рассказов и карт Гайра приведет нас к развилке. И я вместе с Сибилл и Одином уйду на запад, в земли старейшин нашего племени. Прочь от этого чужака и его тайн. Побыстрее бы…
    Однако тут, вдоволь наигравшись с моим терпением, юноша подал голос. Задумчивые слова растворялись в воздухе медленно, будто нехотя открывая суть.
    - Н’Талли Кесса гир Адар. Адар куте ги Эстэ… - Таръя, сколько раз ты слышала эти строки?
    Вопрос немного удивил меня:
    - Ты читал их, когда мы шли сюда. А потом… Потом мы с Сибилл повторили их для тебя! Они важны?
    - Да, да! Но, наверное, не для всех. Часть моей истории связана с ними. А в остальном?!
    Поверишь ли, Таръя: в местах, где я родился, не почитают добродетели Аор и Э’тен, как делали и делаете это вы в своем племени. Мой народ знает о них только по рассказам кашет-первосвященников и их книгам.
    Приобщенных детей и всех, кому в радость вера, эти мудрые старцы учат иному. В башнях со шпилями кашет совершают ритуалы в честь Сигира - того, кого вы считаете злейшим врагом, его единокровных детей и Кессы - первой, необыкновенно красивой девушки из вашего племени, по принуждению оказавшейся в городе среди красных песков.
    Предчувствие того, что его рассказ будет куда интереснее, чем то о чем знала я, заставило меня еще ближе придвинуться к костру, в надежде не пропустить ни слова. Поутихшее пламя окрасило багрянцем золотистые волосы Лигу и, в моих глазах, породнило его с древними силами, жившими здесь задолго до моего рождения. Древними, как имена, которые он вплел в свою историю.
    Поддаться чарам этой чуждой красоты, ощутить на себе магию тихого голоса, под покровом неба, полного звезд, было непростительно легко. Вернуть к себе, к тому краешку рощи, в котором танцевали теплые блики, меня, смогли его последние слова. На мгновение вся сила нашего народа, заключенная в непоколебимых знакомых, не знакомых и ушедших к Аор девушках – стражах, встала перед глазами. Как можно обуздать эту силу?
    Едва уловимый холодок гордости скользнул в голосе:
    - По принуждению?
    На этот раз взгляд Лигу остался необыкновенно серьезным. Он будто разглядел во мне то, что я скрывала всю жизнь: страх перед могуществом моего народа и обиду за годы непринятия. Разглядел и теперь просил сочувствия у меня:
    - Мой далекий пращур – Адар, последний сын Сигира, выкрал ее – четырнадцатилетнюю, на пороге Призыва, из семьи, перебив близких родственников. По приезду в город надругался над ней и спустя девять месяцев пыток, изувечивших ее красоту – убил в страшном ритуале – казни, получив чистого наследника рода. Позже кашет переписали передаваемые из уст в уста легенды и наградили Кессу саном мученицы, расплатившейся за грехи. Правда, часть платы досталась и нам.
    Кровь, пролитая дочерью вождей нуорэт стала справедливым проклятием всех Кессад, из поколения в поколение забирающим мужчин, в жилах которых не исчерпалась его сила. Чистая кровь Кессы, по незнанию отвергнутой от Аор и Э’тен, обрела дар развращать мужские сердца властью и вечным поиском женщины, в которой отразилась хотя бы толика ее красоты. За прошедшие годы предки загубили без счета женских жизней, в попытке разорвать узы заклятия, но все тщетно. Ни подношения, ни фрески, ни скульптуры и статуи, возводимые в честь матери моего народа, не утоляли темной жажды. Моего прадеда сразил этот недуг, проявив оба ужасающих свойства. Деда обманом пытались спасти старейшины города. Его и избранницу из народа пустынников: белокурую и девственную Абир, дочь придворного ювелирного мастерового, прежде натерев ее волосы эбеновой золой, опоили сильными приворотными травами и заперли в нижних галереях крепости Кирс – Аммален на двое суток.
    Этот отчаянный шаг помог только на треть. После двух дней и недели пьяного разгула во дворце Илим казнил нескольких стариков, у которых хранился ключ от крепости, доверенный им. Забеременевшую Абир, уже не надеясь на себя, спасли родители, оставив до срока в родовом доме, где-то глубоко в пустыне. Когда срок пришел, а гнев деда поутих, девушку тайком на лошадях доставили в Кирс – Аммален.
    В сложных родах моя бабка произвела на свет двух мальчиков, однако, светловолосым, как ее родственники и не несущим печати Кессы, был лишь один из них. Знать и старейшины ошиблись: то что было хорошо для города, не понравилось Илиму. О рождении двойни он узнал последним. А когда узнал - разделил близнецов. Моего отца - "истинного потомка Кессы": Тарона оставил при дворе. А когда тот подрос - поручил ему работу ночного конюшего. Ты, наверное, уже поняла, что особой любви между ними не было.
    Старшего брата отца, имени которого мы до поры не знали, дед продал за десяток пустынных лошадей дальнему, бездетному родственнику. Абир, после казни родных, без запасов еды и воды, он замуровал в дальнем и самом нижнем каземате крепости. Еще пять дней стража, оставленная у заложенной двери, слышала крики. На шестой - за ними уже была тишина. Абир - умерла. А власти моего предка хватало для того, чтобы подавить зачатки бунта среди народа. Верные же кашет помогли ему вычистить из летописей упоминания о ней и ее старшем сыне.
    Тогда мой отец впервые заслужил расположение деда. Илим заметил, как похож на него его юный конюх, и, со временем, приблизил его к себе настолько, что, в конце - концов, даровал должность наместника крепости и его первого советника.
    - Но, как Лигу, как все это сошло ему с рук?
    Внезапно: то ли от страшного рассказа юноши, а может от того, что костер превратился в кучу мерцающих угольков, мне стало очень холодно. Попытки укутаться ничего не дали - ветер развернулся и теперь выдувал последние крохи тепла из-под дубленки. Крупные волны дрожи коснулись кончиков пальцев ног и, не сразу, утихли в районе щек. Закостеневшие мышцы от этого сжались, сковав лицо в гримасу, а изо рта, вместе с облачком пара, вырвалось неопределенное: "Тх-х". Гримасу увидел Лигу.
    Я не успела заметить, как он поднялся и обогнул костер. Однако, уже через мгновение, юноша опускался наземь, рядом со мной. Все еще в тишине, его рука, укрытая меховым рукавом, робко потянулась ко мне и приобняла за плечи. Темные, от отсутствия света глаза, казалось, ничего не выражали.
    А вот мою душу Лигу уже давно и полностью разгадал.
    Широкая, мужская кисть чуть более требовательно притянула меня к его груди. Светлые: прямые и кудрявые волосы - не убранные под капюшон и платок, смешались, образовав между нами легкую завесу.
    Не узнавая себя от смущения, разыгравшегося воображения и тепла, хлынувшего от него потоком, я приумолкла.
    - Никак... Таръя, прошу прощения! - не понятно, что имея в виду, он слегка развернулся ко мне.
    Я отвела взгляд слишком поздно, чтобы скрыть те чувства, что настойчиво рвались наружу.
    Теперь, когда его глаза были совсем рядом, искры смеха, то и дело появлялись и исчезали в них. Уж не надо мной ли смеялся этот странный чужак?
    - Даже здесь кровь твоего народа проявила свою силу, - в этих его словах тоже было второе дно. Тонкие пальцы ласково отодвинули отделившийся от копны волос вихор, заставив новую волну дрожи прокатиться по спине.
    -Забывчивость и жадность Илима сыграла с ним злую шутку. Тарон, покуда он не стал советником правителя Кирс - Аммалена, неожиданно для себя самого получил поддержку у народа и дворцовых вельмож. Деятельный и уступчивый на первых порах, он таким образом сумел перетянуть всех их на свою сторону. Последним оплотом власти деда оставались лишь кашет, но и для них Тарон подобрал ключик. Десяток увесистых кошелей с драгоценными камнями из далеких стран и золотом улеглись в карманы первосвященников и, с благословения Адара и Кессы, в летний дворец Илима, для его увеселения в кругу заранее выбранных красавиц, были отправлены сосуды с гранатовым вином, отвоеванным у обособившегося племени пустынников. Вином с особой пряностью, известной кашет по их книгам. Илима не стало на третий день после подарка.
    Тарон, почти сразу занявший пустующий трон, десятилетие умело правил разросшимся и укрепившимся городом. По договоренности со старейшинами он даже решился на повторение опыта Илима, однако теперь сам выбирал невесту из числа достойных Гир - Камали. Нелегкий выбор пал на мою мать - Эвесси Малет: аммаленку и дочь торговца шелком с равнин. Так отец облагодетельствовал властью и дальние провинции.
    Матери моей досталась тяжелая судьба: девятнадцать лет ожидания Тарона из военных походов, беспрекословного подчинения ему и потакания его странноватым интересам сделали Эвесси глубокой старухой, а меня - сиротой.
    Позже, когда среди народа начали распространяться слухи об объявившем права на престол еще одном наследнике рода Аль - Кессад, Тарон не думал долго. Моему старшему брату - Тени: стратегу и тактику Кирс - Аммалена, природную жестокость и изворотливый ум которого удивительно легко дополнил проклятый дар Кессы, он доверил ведение одной из самых кровопролитных войн. В ходе нее стало известно, что наш враг - надежда и опора копошащихся в глуши пустыни провинций: старший брат отца. Родственнику Илима, заплатившему за него весомый кушь, приглянулся светловолосый малыш. Поэтому, он, заранее записав подлинную историю в родовые книги, дав ему простое имя, которое с гордостью носили его предки, воспитал его, как собственного сына. Эстэ...
    - Эстэ? Ты сказал Эстэ? Так звали моего отца!
    - Он, даже будучи сильным колдуном, проиграл в поединке с Тенью... и потерял всех, кто, в тот момент, был ему дорог. Рукописи, в которых упоминалась тайна его рождения были переданы в сокровищницы крепости, где и хранятся до сих пор. А Эстэ... Как зачинщика смуты, с одним шансом на искупление, его с кораблем отправили на север, в ваши земли. Это все, что я знаю о нем!
    - А ты? Что с твоей историей?
    - Остановись, Таръя!
    - Тарья.
    - Тарь-йа, - тихие слова Лигу превратились в шепот. Руки, которые обнимали за плечи, опустились чуть ниже и сомкнулись на моем животе в замок: не стягивающий, но оберегающий. Удивительно, как этот простой жест успокоил меня. - Утро близко: тебе надо поспать!
    - И тебе.
    - И мне, но я лягу позже! - мягкие губы молодого человека легко коснулись виска, на мгновение отстранились, давая поднявшемуся откуда-то из глубины жару затуманить голову. Продвинулись дальше по щеке, приподнимая непослушные завитки волос со вспыхивающей кожи, и, наконец, достигли моих губ. Не в силах бороться с искушением, я откликнулась на эту ласку так легко, будто испытывала ее не в первый раз. Однако тут мой "мудрый учитель" преподал мне урок. Мимолетное касание растворилось в темноте, а я, убаюканная теплом его рук, заснула так сладко, как это бывает лишь в детстве.

    Добавлено (03.10.2020, 16:12)
    ---------------------------------------------
    Жаль, эта необыкновенно приятная дремота не продлилась долго. Сумрачная серость еще не сменилась розоватым предрассветным отблескам, но уже подозрительные шорохи вырвали меня из объятий сна.
    За шорохами последовал шепот:
    - Гивик - калу! - теплое дыхание Лигу, затронувшее волоски над ухом, заставило их щекотать кожу.
    - Хм-м? - пытаясь продлить мгновение близости, я выпростала затекшие от долгого лежания руки и потянулась, едва приоткрыв глаза. Однако юношу сейчас увлекло другое.
    Аккуратно, так, чтобы не навредить мне, он развернулся и легко поднялся.
    - Гивик - калу! Смотри! - повторил, и с грацией дикой кошки, припадающей к земле в поисках добычи, устремился за наши спины.
    - На что?
    Мои глаза распахнулись шире и уже через мгновение я ощутила на себе тяжелый взгляд Буревестницы, которая, по-видимому, долго наблюдала за нами. Рыжеволосая девушка, презрительно прищурившись и нагловато улыбнувшись, нарочито повернулась ко мне спиной и второй тенью скользнула вслед за Лигу.
    Я проводила ее взглядом.
    Что они нашли? Почему, не сговариваясь, начали вести себя так похоже? И отчего, если это: что-то - несет угрозу, Один - наш страж с тонким слухом, не предупредил нас? Вот он лежит, подпирая шерстяным боком спину Сибилл. Само спокойствие! Странно, бусы моей подруги тоже мирно "спят".
    Так что же это за "гивик - калу"?
    "Смотри!" - Лигу не видел в этом опасности, иначе бы предупредил меня. Наш прошлый разговор и то, что было после - вселили эту хрупкую надежду. Только куда смотреть?
    Ответ на вопрос не заставил себя ждать. Роща вдруг наполнилась скрипами и щелчками, а затем, из-под защиты первого ряда деревьев, едва разминувшись со мной, на примятую нашими ногами тропу в снегу выскочило животное. Сероватый воздух пустоши придал его шерсти пепельный оттенок, но не тронул темного пятна на груди. Маленькая, словно кусок оленьего сыра, голова с удлиненными, широко - расставленными ушами. Длинная шея на коротком теле. Четыре тонкие ножки: по паре впереди и позади него. Ими существо задорно перебирало, надеясь, по - видимому, скрыться с глаз наших героев - охотников. Хвост - будто заячий, но с завитком наверху. Не взрослое, нет! Просто ладно скроенная кроха. Лишь одно в нем настораживало: отметина на груди непрерывно подрагивало. Что ты стоишь, глупое?
    Прижавшись к земле, так, чтобы детеныш не почуял меня, пытаюсь разглядеть его лучше. Середина испачканного места - чуть светлая, возвышается над причудливо свернутыми завитками шерсти, но страшнее другое. Нижний край пятна постепенно отодвигается, наливаясь, набухая чернотой.
    Вновь череда толчков, охвативших все его тело. Из горла звук, отдаленно напоминающий крик оленёнка, но более хриплый, натужный. Задние ноги подламываются, уводя тело то в одну, то в другую сторону, но существо собирается с силами и поднимается. Черные капли падают на белое покрывало снега. Кровь? Резко вскакиваю, стараясь напугать глупыша, не видеть того, что будет с ним.
    Не успеваю...
    Мгновения растягиваются так, как это было у озера. Первый луч поднимающегося солнца отрывается от земли и заливает небосклон сочными красками. Я, пустошь, гивик - калу, кем бы он ни был, тонем в неправильной, несуразной тишине. Но одновременно с этим, на границе слуха ловлю песню ее оружия: свист веревки, рассекающей воздух и звон металлических крючьев. Буревестница! Вот чем ты занималась ночами!
    Жгут опутывает тело детеныша, сбивает с ног. Крючки портят детскую шерсть, клоками вырывая из самых тонких мест. Ручеек крови из раны на груди чертит один, ему известный путь в снегу.
    Пытаюсь закрыть глаза, но веки нестерпимо жжёт. И тут, на крохотный пятачок возле рощи прокрадываются они: рыжее пламя волос опережает юношу. Скользящие шаги на миг затихают, распространяя вокруг себя давящую волну удовольствия от удачно проведенной охоты, а потом удаляются. На виду остается он один. Скачок! Узкий росчерк металла (Откуда у него клинок?) на излете касается выгнутой дугой шеи животного. И...все заканчивается слишком быстро.
    Обессиленно валюсь наземь. Слезы отчаяния гадким, бугристым комком застывают в горле. Лигу ловит мой взгляд. В его широко раскрытых глазах плещется испуг. Делает пару шагов ко мне навстречу, но внезапно спотыкается. Что - то круглое и мелкое, как камешек, отскакивает от его ноги и пропадает среди комьев взрыхленного снега. Парень оборачивается, силясь разглядеть, откуда взялся камень, но не находит никого, кроме Буревестницы, которая с победной улыбкой заводит руку за спину. Карие глаза поднимаются чуть выше. Девушка замечает меня, и улыбка расцветает новыми смыслами. Смыслами, в которых нет места мне.
    - Подранок! - от резкого звука прихожу в себя где-то через час.
    - Что?
    - Гивик - калу уже ранена была, когда мы нашли ее, - оправдывается Лигу! - Видимо, кто-то напугал в лесу, вот и рванула, без разбору через бурелом. Там и на сук напоролась! - в его руках обломок ветки, острый край бурого цвета из-за впитанной крови. Кровь пахнет так, будто она только сейчас окропила это действенное, смертельное оружие.

     
    Ботан-ШимпоДата: Понедельник, 12.10.2020, 20:33 | Сообщение # 49
    товарищ шаман
    Группа: Aдминистратор
    Сообщений: 4632
    Статус: Не в сети
    половину уже осилил (:

    интересненько, да и лирично

    завтра дочитаю, и попробую внятно свои впечатления описать


    Кухонный философфф, туманный фантаст, Чайный алкаш))
    ===
    "Ня" или "не Ня" -- вот в чём Вопрос (с)
    ===
     
    Hankō991988Дата: Вторник, 13.10.2020, 19:42 | Сообщение # 50
    Первое место в конкурсе "Такая разная весна".
    Группа: Проверенные
    Сообщений: 434
    Статус: Не в сети
    Ботан-Шимпо, о-о-о, благодарю!Благодарю и за то, что еще чуть чуть могу продолжить :) :

    Продолжение Главы 7: Путь на юг.

    На другом конце под темно - серой корой более светлые годичные кольца. Верно, все так и было.
    Его взгляд теплеет.
    - Это хорошо, что мы встретили ее раньше, чем лесное зверье. Кол узкий, вошел глубоко. Денек, другой и сил сопротивляться у нее бы не осталось. А так... Припасы у нас и так уже закончились, пополнять со стороны некогда. А если и ты уйдешь. Тарья?
    Мое внимание занимают Буревестница и Сибилл. Подруга уже проснулась и теперь полная сил и здорового аппетита с нетерпением ждала, когда на костре на прутьях подрумянятся кусочки молодого мяса. В двух шагах от нее высилась горка таких же кусков, приготовленных для заморозки. Буревестница тоже была рядом. Украдкой бросая на нас взгляды, она играла с Сибилл в ту самую игру, которой предавалась каждый раз, когда выдавалась свободная минутка.
    -Не уходи! - Лигу пытается привлечь мое внимание, но тут чистый и высокий голос взлетает над пустошью, в удивительно нежной, тягучей мелодии:
    - Эд нур, Каллани,
    Эн ви, Алим.
    Аш тэй тамани
    Кар ви халлим!
    Эд нур, Каллани,
    Эр ту, Валла.
    Эс ми, эр мани:
    Ташви, када!
    Рыжая с вызовом смотрит на нас. Мотив и ритм этого короткого куплета заставляет наши лица удивленно вытянуться. Сибилл застывает, пораженная красотой ее голоса и неожиданностью момента. А на лице Лигу на миг вспыхивает отблеск понимания и от чего-то страх. Что же услышал этот странный юноша?
    - Ч-что это? - вопрос Сибилл в точности вторит моим не высказанным мыслям, - Лигу, Тарья, о чем она?
    На этот раз Лигу молчит, а мне остается только пожать плечами и мотнуть головой: "Кто ее знает?"
    Сибилл жесты не устраивают. Она пытливо всматривается в глаза Буревестницы, надеясь отыскать ответ. Но пиратка не так проста! Рыжая надевает на себя маску невинности и продолжает отложенное занятие.
    К вечеру наше беспокойство о запасах сходит на нет: в подсумки, завернутые в слои разорванного платка, уложены куски замороженного мяса гивик-калу. Еще некоторое место занимают и те части туши, что обжаривались на углях. Наш голод тоже утолен. Завтрашний день, который разделит нас навсегда, теперь представляется не таким страшным. Но все же он требует большого количества сил. Засыпаем так быстро, что забываем вовремя подложить дров в костер.
    Он гаснет к середине ночи. Упрямые щупальца холода споро проникают под одежду, и уже привычная дрожь нещадно будит меня. Сегодняшняя ночь темнее темного: тяжелые облака затянули небосвод плотным покровом, и, кажется, даже дышать становится невыносимо трудно. И холодно... Холодно. Сибилл нет рядом. Я не только не вижу ее, но и не ощущаю тепла ее тела. Скорее всего, она во сне откатилась подальше и в обнимку с волком досматривает сны. Рыжей тоже нет, но ее посапывание я слышу рядом. Вслушиваюсь внимательнее. Нет, точно спит. А Лигу? Юноша, по другую сторону костра, молчит, но я чувствую, что сон покинул его раньше, чем меня. Поднимаюсь и тенью ускользаю к нему, двигаясь по памяти. А он все сильнее удивляет меня! Когда расстояние между нами сокращается до одного шага, ощущаю легкое касание ладони, будто и сейчас он видит все. Лигу ведет себя, как и в прошлую ночь. Мгновение и я оказываюсь в плену его рук и тепле. Сонное спокойствие, которое было со мной вчера, прокатывается по телу.
    - Не спишь? - его дыхание согревает щеку, губы касаются чувствительной мочки уха.
    По-видимому, Лигу улыбается. Вот только мне не до улыбок. Замираю, сраженная горячим откатом волны, которая теперь идет от ног.
    Сейчас это лишнее! Я шла сюда за разговором, а он... Неуверенные попытки перебороть себя дают результат только через пару минут. Я разворачиваюсь в кругу рук и в упор, так что мы едва не сталкиваемся носами, задаю вопрос:
    - О чём пела Буревестница сегодня? Я видела-ты понял.
    Лигу тихонько смеется и отстраняется от меня.
    - Ты, правда, хочешь это знать?
    - Да, хочу! - ответ забавляет его еще сильнее. Ну почему, почему мне кажется, что я сказала что-то лишнее?
    - Это часть свадебного ритуала.
    - ?
    - "В эту ночь восходит звезда..." Девушки нордов и пустынников поют эту песню в ночь перед свадьбой. И, по-моему, Рыжая, увидела в минувшую нашу встречу чуть больше, чем было нужно.
    - То есть ты знал, что она наблюдает за нами? Знал и не сказал мне, - где-то внутри копится злость. Мысли о доверии к нему раскалываются, как лед на реке. Я пытаюсь вырваться, но Лигу не отпускает, - Ох, Молчаливая! А если она рассказала об этом Сибилл? Если она все поняла? Что я смогу сказать ей.
    - Тише, тише, Тарья! - он сжимает меня в объятиях чуть сильнее, будто ребенка, который увидел свой первый кошмар, - Успокойся! Слышишь меня. Слушай: Сибилл не ведом язык, на котором пела Корабелла, не ведом норд - тасси. И значит, она ничего не поймет.
    - Корабелла?
    - Да, у пиратки Сельма много прозвищ, но имя одно. А эта песня? В ней нет ничего. Девчонка хотела меня одного позлить! Ведь из всех нас только я ее язык знаю.
    - Зачем?
    - Старые счеты. Пытается мне отомстить.
    - Постой, ты же мне не рассказал об этом?
    - Ну, да! - в темноте его руки касаются кудрявой пряди. Я заправляю ее за ухо.
    - Расскажешь?
    -Угу!
    Мгновение над пустошью стоит полная тишина, а потом Лигу продолжает неоконченную историю. И опять в его словах я слышу горечь.
    -Я говорил тебе, что после заточения матери при живом отце стал сиротой. Но только один человек не давал мне забыть, кто я. Им был наш с Тенью брат – Иррэ и его судьба, наверное, в несколько раз хуже моей.
    Старейшины города восприняли его рождение, как одну из своих побед. И это отчасти было правдой: родовые черты Кессад в нем смягчились под влиянием нашей матери, но не исчезли. Проклятие крови Кессы не обошло его стороной. Хотя на этот раз оно и действовало более изощренно. Иррэ не погиб и его разум не помутился. Однако, из-за преступной прихоти Тени, он вынужден проживать жизнь калекой. После охоты на эшем-калу в оазисе Карин на шестнадцатилетие он утратил способность ходить.
    Тень покинул его-немощного в садах, а когда вернулся в город-сделал вид, что не знает, куда тот пропал. Для поддержания этой легенды, первым снарядил отряд для поисков, но, как и следовало ожидать: ничего не нашел.
    Позже, когда Иррэ удалось добраться до Кирс-Аммалена и предстать перед свитой Тарона с обвинением Тени этот обман раскрылся. Однако и тут он вышел сухим из воды: древнее право рода не дало очернить его имя, а Иррэ, мудрости которого уже тогда было не занимать из-за внезапно открывшегося пророческого дара, выставило склочным юнцом. Не желая иметь ничего общего с отцом и нашим старшим братом, "Городской сумасшедший" - как его теперь называли в народе, покинул дворец и поселился не далеко от рыночной площади, по соседству со своей спасительницей и ее семьей.
    Я не помню Иррэ мальчишкой, ведь в те времена был слишком мал. Годы, пока на меня не обратился внимательный взгляд отца, предоставленный сам себе, я оборванцем бродил по узким улочкам Кирс-Аммалена в полной уверенности, что такой и должна быть моя жизнь. Иррэ уже наблюдал за мной. И в момент, когда до отсечения моей руки стражами за кражу нескольких кусков витражного стекла из башен кашет оставалась пара ударов сердца, он вступился за меня. Двадцатилетний юноша, облаченный в странные одежды и неподвижно сидящий на приземистом стуле, на равных беседовал со мной и воинами. А потом убедил их, что я не виноват. Стоит ли говорить, что я зауважал его? Однако, не только в уважении было дело: найдя в этом чудаковатом юноше первого и достойного учителя, я удивился, насколько мы похожи. Лица, худоба, разделенных возрастом тел, повадки, даже прищур глаз, с которым мы с его веранды смотрели на солнце, укатывающееся за стены Кирс-Аммалена, делало нас копиями друг друга. И от "Городского сумасшедшего" это не утаилось. В один из вечеров, за ужином он рассказал мне о цели моего рождения.
    Я был нужен отцу только для увеличения числа наследников, числа, несущего в себе "правильную" кровь Кессы. Как еще один ход в туманных стратегиях сражений за власть, которые с каждым годом жизни под грузом проклятия виделись ему все яснее. Именно тогда я ощутил настоящую злость.
    Но сил Иррэ хватило, чтобы ее остановить.
    Попеременно кутаясь в теплые накидки и мимолетные видения, он предрек череду событий, которая изменит мое будущее. «Тихая вода скорее наполнит кувшин» - так он сказал и без промедления отослал меня в город. Только много позже я узнал, что известную в Кирс-Аммалене пословицу можно применить ко всей моей жизни. Так же потом, я понял, что с легкой руки и слова Иррэ, которое еще имело некоторую силу при дворе, до Тарона дошли слухи о моем проступке. И наш "досточтимый" отец пошел про проторенной дороге, отдав меня на попечение стекольных мастеровых. Удивительно, но в круг тех, кто скармливал мне крупицы знаний вошли и они. Два года я постигал искусство "низших". День за днем и месяц за месяцем пьяные и распутные учителя втолковывали в меня истины о сборах, сплавах и драгоценных металлах, блеск которых окрашивал витражи. К исходу этого срока, когда и мне посчастливилось отлить из рубинового стекла вещи, способные быть и оружием и украшением, отец наконец осознал угрозу моего обучения и скоротечно прекратил его.
    Спокойный и уверенный в том, что опасность миновала, он продолжил вести тайные игры, куда все чаще и чаще вовлекал Тень. Вот только Иррэ не отступил. Всеми возможными способами он постарался повлиять на мою судьбу, хотя решающий ход и отодвинулся еще на шесть лет.
    Ты знаешь, Тарья, я только недавно узнал, что и в том, как я оказался на судне по пути к вашим землям и тут, рядом с тобой, есть его интерес. Ведь он слышал историю Ирики-жены Сельма задолго до нашего знакомства. И подвел меня к последнему уроку перед взрослой жизнью так точно и так быстро, что я и не почувствовал подвоха. Да, этот урок был жесток, да, он отчасти сломал меня, покалечил тело и заставил полагаться только на самого себя. Но теперь, веришь ли мне, Тарья, я не виню его за это. Путь, по которому он вел меня все время, даровал встречу с тобой.
    Губы легонько касаются моего лба. Одеяние шелестит, я чувствую движение, но... Он лишь приподнимает затекшую кисть и кладет так, чтобы мне было удобно.
    - И я очень рад этому!
    - Рад, - повторяю я за ним, но голос предательски дрожит.
    - О чем ты задумалась?
    Дрожь никуда не исчезает. Ее "гнилое" поветрие едва не вырывается наружу, когда руки ложатся на плечи, но мне удается сдержать порыв. Сказать ему? А может он сам давно все понял?
    - Тарья?
    - Лигу...Лигу! Мы с Сибилл и Одином уйдем, едва наступит утро!
    Парень замирает так резко, будто каждое слово приносит боль. Снова. Как и тогда, на корабле...
    - Прости!
    Глупые слова. Ну зачем, зачем так?
    Лигу понимает и это.
    Он притягивает меня к себе и обнимает так крепко, что становится трудно дышать. А после-тонкие пальцы скользят по лбу, глазам, щекам, шее, плечам, спине, даря нежность и жар даже сквозь плотные слои одежды. Все это время Лигу говорит. Трепетно и пылко, пытаясь убедить и переходя от едва слышного чувственного шепота, нежданной лаской прокатывающегося по ушам, к почти полному беззвучию, баюкающему не хуже колыбельных.
    Он твердит о том, что нам нет нужды расставаться. О том, что и в далеком, но родном ему Кирс-Аммалене найдутся мастера, способные обучить меня премудростям и секретам кузнечного дела. О том, что его брат - "Городской сумасшедший" сумеет помочь Сибилл справиться со страхами. И что ему: мудрому Иррэ-тайной надежде свободолюбивых жителей города среди красных песков, потребуется помощь легендарного северного народа.
    Прикосновения и его голос, окутывающие нас невесомой кисеей, наравне с терпким вкусом поцелуев, который он изредка оставляет на губах, неуклонно уводят за границы яви. И я, повинуясь, на ходу сплетаю легчайшее кружево снов.
    Тяжкий вздох, которым заканчивается мимолетная фантазия, будит меня, словно ушат ледяной воды. Я просыпаюсь за час до рассвета в промозглом сумраке на том же месте, где оставалась вплоть до вчерашней ночи. Лигу перенес меня. Но как получилось никого не разбудить при этом?
    Сибилл, Один, Корабелла, даже сам юноша-спали так крепко, что начинало казаться, что ночной разговор только короткое воспоминание сна.
    Одиночные лучи солнца преодолели кромку горизонта.
    Мягкое сияние очертило силуэты заснеженных деревьев, подарив им золотистый отсвет. Небо, в полупрозрачной пене облаков будто впитывало эти всплески, углубляя и возвышая необъятную синеву.
    Наш разношерстный отряд, расположившийся на взгорье, солнце посетило только спустя пару минут. Ленивые стрелы света, в которых едва ли было тепло, коснулись лица Сибилл и она зашевелилась. Ровно в этот момент необыкновенно острое желание рассказать ей обо всем пронзило меня грозовым разрядом. А время до ее пробуждения представилось пыткой. Когда терпение было на исходе, она проснулась. Вот тут я и сообразила, что "незначительный" магический дар, о котором вскользь упомянул юноша прошлой ночью, наделен куда большей силой.
    Я начала говорить. Но, слова, складывающиеся в длинные предложения, утекали от меня неузнанными и непонятыми. Они предназначались Сибилл и живущей в ней Э'тен. И судя по тому, как подруга утвердительно кивала на каждый довод и как, с утекающими минутами все ярче разгорались кровожадные огни в ее глазах, Лигу с его идеями одержал победу.
    Морок, затуманивший голову, исчез так же, как и появился. Я попыталась сосредоточиться на лице Сибилл. Это получилось не сразу, но как только удалось, увидела, как она смотрит на меня. Что? Что ей внушил Лигу? Каким способом ему удалось пошатнуть непоколебимую уверенность моей подруги и живой богини?
    Сибилл держала меня за руку и уже сама пыталась уверить меня в правильности мыслей Лигу.
    К тому времени молодой человек проснулся. Расстояние между нами не позволило хоть что-то предпринять в ответ на самоуправство. Зато для раздосадованного взгляда преград не было. К сожалению, эта тщательно подготовленная "атака" почти не задела его. Вся накопленная злость растворилась в солнечной улыбке и лукавых искрах в глазах юноши. Кажется, Лигу вернулся к тому настроению, которое по обыкновению, сопровождало его. Эта перемена нравилась мне куда больше того слепого отчаяния, что настигло его в пещере. Горячий румянец смущения вновь растекся по щекам.
    "Смотри!" - карие глаза метнулись к Корабелле.
    Безразличная ко всему, с недавних пор, девушка теперь с воодушевлением собирала сумки. Ее странная игрушка заняла положенное ей место, заново перемешавшись с кучей мелочей в тканевом кошеле. Коробка со спасительной мазью, которую она украдкой вытянула из куртки Лигу на пятый день после окончания лечения Сибилл, тоже была присовокуплена к поклаже. Однако, немного подумав, Рыжая положила ее возле затухшего костра и, уже не обращая внимания ни на нее, ни на нас, занялась плетением своих браслетов-безделиц.
    Временами на укрытом веснушками лице возникала мимолетная причудливая гримаса, смысл которой, как и отдельных поступков девушки, оставался для меня не ясным. И от этого в голову закрадывалась мысль, что до конца путешествия с ней нужно будет держать ухо востро.
    Сибилл тоже начала собираться. Металлический лязг доспеха, который отчасти мне удалось выправить, растревожил нескольких снегирей. Проворная стайка сорвалась с насиженного сука и упорхнула ввысь. Рыхлый снег, сбитый ею с близкостоящих деревьев, заставил подругу выругаться. Он угодил на подол и без того подпорченного платья. А ведь оно когда-то было красивым! Таким красивым, что надевшая его в первый раз Сибилл легко могла поспорить красотой с Бейлой.
    А теперь мягкий, темно-зеленый с золотистым отливом и такой редкий в наших краях, цвет уже нельзя было разобрать под слоями грязи. Нижний, стеганный ромбом край пообтрепался, да и на вороте от покореженных пластин защиты остались дыры. Но даже с ними, подруга в платье не теряла горделивой осанки, присущей надежде нуорэт, наследнице великих, северных родов и дочери вождей.
    И пусть "люди с востока", как и мы, в свое время, покинули породившие их и отданные Сигиром им в дар земли, я уже начинала думать о том, какой судьбоносной будет встреча Херет-Э'тен с ними. Но пока нас разделяли многие дни пути.
    Карта в моих руках не давала точного ответа, что ждет на подходе к Кирс-Аммалену. Только серый овал с рябью прерывистых линий значился в указанном направлении, растекаясь к правому краю чертежа. К этому пределу подходили мои предки, в бесконечной войне с "людьми с востока". Мне же суждено было пересечь его, полагаясь на одного из них. Получить очередное клеймо "изменницы" было уже почти не страшно, ведь я, как и матушка, искренне полюбила этого напористого юношу. Однако, повторять ее историю мне не хотелось.
    Я вновь засмотрелась на Лигу. Его светлые волосы отросли: челка, раз от раза закрывала карие глаза и, откинутая назад, удлиненными прядями спускалась с плеч.
    С неимоверной быстротой собравший скарб, он полулежал недалеко от нас. И в этой позе, в каждом небрежном движении чувствовалась ленивая грация хищника. Что ж. Волк у нас уже был. Волчица и Буревестница проявили себя. Да и лев, каким его описал Лигу и если я правильно его поняла, тоже мог пригодиться.
    День, занятый сборами и нашим первым большим переходом, после длительной остановки, нежданно провалился за горизонт. Погода испортилась. Небо заволокло тучами, и из них заморосил мелкий, тонкий, как нити в накидке Нойты и приставучий дождь.
    Отлогий склон, по которому мы двигались все время до этого, выровнялся. Бурые скалы обратились низкими заснеженными холмиками, а между ними-то тут, то там, начали проглядывать иссушенные остовы трав. Даже воздух в этих местах потихоньку, но менялся. В нем не было уже того постоянного морозного привкуса, что изредка, но залихватски оцарапывал глаза и носы в окрестностях селения нуорэт. Наоборот, им дышалось легко и свободно, как в те короткие дни, когда в нашу деревню приходила весна, и засыпали в священной роще синекорые таадэт.
    Мы шли неизведанной тропой, быть может, оставленной местным хищником или скрывающей в пахучем следе не легкую жизнь стадной жертвы. Отпечатки не то лап, не то ног, в два шага шириной, разбегались петлями по равнине, то появляясь, то исчезая за горизонтом. Охряных прогалин на снегу стало в разы больше. В некоторых из них просказывало то, на что я надеялась и боялась все эти дни. На рыжеватой земле, усыпанной остатками мертвых трав, наметилось начало более древнего тракта. Пути, проделанного человеком и подвластным ему животным. Вскоре стежки следов объединились, укрупнились и уже широкий, как река, тракт повел нас вперед, к еще одной череде холмистых взгорий.
    Об их приближении предупредил мелодичный, но не стройный звон колокольчиков на шеях диковинных животных. Двугорбые, высокие настолько, что с легкостью пропустили бы под собой лишь немного пригнувшуюся Сибилл, с раздутыми боками-бортами теплого светло-коричневого цвета, они величаво выплывали из-за холмов, как отягощенные грузом корабли. Презрительным взглядом оглядывая все вокруг, мерно шагали они двупалыми стопами по хрусткой отаве.
    Между горбов каждого в седлах на широких подушках восседали наездники.Закутанные в слои тканей, они были сродни тем многочисленным рулонам и сверткам, что крепились за их спинами.
    Только один отличался. Дородный, даже грузный, мужчина с нездоровой бледностью в оплывшем лице, которую было видно даже издали, по–видимому, предводитель. Дорогой шелковый, густо-красный костюм обвивал фигуру просторным халатом.
    Отряд подтянулся. Теперь вокруг не было свободного пространства. И все это место едва ли не горело от предупредительных вскриков, понуканий и нагловатых смешков коренастых, темноволосых людей.
     
    Форум Fantasy-Book » Черновики начинающих авторов сайта » Черновик: фэнтези от боевой до эпической, сказки » Зарисовка (Начало истории нуорэт)
    • Страница 2 из 3
    • «
    • 1
    • 2
    • 3
    • »
    Поиск:

    Для добавления необходима авторизация
    Нас сегодня посетили
    Гость