| Аура | Дата: Пятница, 30.03.2012, 12:44 | Сообщение # 1 |
 Неизвестный персонаж
Группа: Ушел
Сообщений: 82
Статус: Не в сети
| Что-то такое, навеянное...
Писалось на одном дыхании
За окном царила непроглядная тьма, снег лепил окна. Ветер словно живое существо, стучался в окно и бился в двери. Не попадая внутрь, он рычал в печной трубе, завывал стараясь напугать посильнее, и с новой силой принимался колотиться куда попало. Это продолжалось уже вторую ночь, и старенькое радио надтреснутым голосом предупреждало, что буря утихнет нескоро.
Немолодой, седой мужчина сидел возле печки, черной закопченной кочергой шевелил прогорающие поленья. Время от времени вскидывал голову, словно к чему-то прислушиваясь. Но за окном был лишь ветер, и он снова переводил взгляд на огонь. Возле противоположной от двери стены стояла кровать. Там, закутавшись в несколько одеял, спали его жена и внучка. Ему не спалось. Ныло на погоду колено, ломило суставы, тянула некогда раздробленная кисть. Да мало ли ран найдется у старого егеря.
В сенях скрипнуло, захлопнулась входная дверь. Словно вошел кто-то. Сердце мужчины сильно забилось. Едва поднявшись, он на непослушных ногах дохромал до двери. Рука дрожала, когда отодвигал защелку, тянул на себя тяжёлую створку.
Сначала в темноте ничего не увидел. Поморгал, привыкая, вгляделся. Ночной гость входить не спешил, стоял у первой двери. Егерь разглядел, охнул, помимо воли задрожали губы, а по изрезанным морщинами щекам потекли слезы.
Большой пес, пушистый, черный, не спеша отряхнулся, ступил вперед. Словно не бывая тут ранее осторожно огляделся, прежде чем выйти на свет. Взглянул на мужчину.
- Ты пришел... - прошептал старик, не сдерживая текущих слез. Забыв о болячках, упал на колени, протянул руки. Собака подошла, ткнулась носом в дрожащую ладонь.
- Хороший ты мой, родной ты мой, пришел! Не забыл старика! - егерь торопливо гладил собаку, перебирал шерсть, заглядывал в глаза. - Голодный, небось? У меня каша есть, хочешь каши?
Вскочил, заметался по комнате, загремел кастрюлей. На кровати недовольно заворочалась Анна, но не проснулась, лишь сильнее укуталась в одеяло. Егерь схватил тарелку, щедро насыпал пшенки, поставил перед огнем. Пес приблизился, понюхал, но есть не стал. Только сел напротив, рассматривая человека внимательными черными глазами.
Старик сел на пол, опустил руки. За время своего отсутствия, Бим не изменился совсем. Был такой же, каким его и запомнил. Черный, остроухий, помесь лайки с беспородной дворнягой, хвост по-волчьи, не загибается, за это, а так же за любовь к соседским курицам, пес раньше был прозван Волчьим ублюдком. Глаза у Бима были хороши - черные, раскосые, хитрые и внимательные. Егерь не знал, но подозревал что в роду пса и правда были волки.
- Давно не был. - заметил он, сглотнув. Помолчал, гладил густую шерсть. Пес перед ним растянулся, прикрыл глаза. Видно было, наслаждается теплом печки, все не на улице ночевать. - Я уж думал, ты насовсем ушел. Ан нет, возвращаешься всегда. До самой моей смерти, наверное, приходить будешь?
Собака молчала. Егерь провел рукой по лапе, под пальцами взбугрились полосы старых шрамов. Дотронулся до порванного уха, погладил седую морду.
- А ко мне, видишь, внучка приехала... Давно не гостила, а тут сын привез. Они с женой едут куда-то, ребенка некому оставить, вот и не поленился до нас докатить. Молодежь-то видишь, все нынче по Европам, до родных мест им и дела нет. Ты ведь помнишь сына, Игоря? Должен помнить. Мелкий он еще был, когда ты пришел. Ну потом, конечно вырос, давно это было.
Скрипнули пружины кровати, из-под одеяла показалась голова.
- Саша, ты с кем там? Сосед пришел?
- Спи, с собой разговариваю. - не оборачиваясь отозвался егерь.
- Ты не засиживайся, время позднее, - предупредила жена, и снова уснула. Бим на нее не среагировал ни единым движением, жмурясь, грелся.
Помолчали, глядя на огонь. По наклонным деревянным доскам к печке катились тонкие струйки воды - снег на шкуре от тепла таял.
- Поздненько ты пришел, рассвет скоро. Раньше, бывало, как стемнеет, идешь, а сейчас, вон оно как, все ближе к рассвету. Ну, нам с тобой и этого времени хватит.
Больше он не говорил. Только гладил, перебирал густую шерсть, машинально искал ошейник, спохватывался.
За окном посветлело, ветер утих. Солнца не было, ночь нехотя уступила место мрачному серому рассвету. Старик спал, прямо на полу, обхватив руками шею пса. Во сне бормотал, извинялся, и еще сильнее прижимал его к себе.
Он высвободился с трудом, отряхнулся. Понюхал еще раз стоявшую на железяке возле плиты кашу. Каша пахла прошлым. Развернулся, побежал к выходу. Тяжелая створка легко открылась, когда нажал передними лапами. В последний раз оглянулся на старика. Тот уже не спал, смотрел на него.
- Ты... приходи еще. Знаешь ведь, буду ждать.
Пес развернулся, и скрылся в темноте сеней. Скрипнула входная дверь, с шумом захлопнулась. Повеяло холодным. Ворвавшийся ветер принес с собой морозный запах зимы и сена. Старый егерь вышел посмотреть. Вокруг, сколько хватало глаз, сиял белизной нетронутый снег. Даже в сумерках, казалось, он мерцал тысячами крохотных искр. На крыльце, возле сеней, был примят - четыре четких следа, собачьи лапы. Бим уходил. Тут же тонкие борозды, как росчерки - отряхивался. Дальше, до калитки, покров был нетронут. Ни единого следа, ни вмятины. Сходя с крыльца, пес исчезал.
Егерь вернулся в дом, тщательно запер двери. Поставил на плитку чайник, достал кружки, с вечера мытые женой. За старым зеркалом, что висело над столом, нашел фотографию. Он, совсем молодой, в гимнастерке, с ружьем. Рядом - Бим. Такой же, как сейчас, черный, пушистый. Сорок лет прошло, с той поры. Фотографировал их тогда корреспондент местной газеты, заметку делал, и фотографию подарил молодому егерю.
А той же зимой, не стало Бима. Возвращались с обхода, по первоснегу, неглубокому еще, лыж не брал. Да и угодил ногой в капкан. До дома - рукой подать, а он на снегу лежит и двинутся от боли не может. Хороший капкан, медвежий. Часа три пролежал. И время вроде не голодное, а откуда стая волков этих появилась, сам не знал. Худющие, облезлые, матка с детенышами. Таким сам бог не царь. А Бима нет, еще раньше за людьми в деревню отправил. Отбивался как мог, да куда там! Волчица самая смелая, первой за руку цапнула. Спасла только рукавица брезентовая. Там и волчата осмелели, не смотрят, что дергается, прикусывают. Думал, смерть пришла. Серая зараза пасть над ним разинула, так тянуло оттуда смрадом - вовек не забудет. И тут вдруг отскочила, завизжала.
Бим прибежал, в одну секунду волков разогнал, да с волчицей сцепился. Уж сколько егерь не дергался - помочь псу, а капкан не пускал. Пока за Бимом люди прибежали, он волчицу положил, и волчонка одного, за второго принялся. Рядом крутились, рычали - кровь в жилах стыла, а уж их-то кровь, собачья да волчья, всего его забрызгала. Двух еще тут же подстрелили, а последний в лес убежал. Бим, даром что едва на ногах стоял, за ним рванулся.
С тех пор, не видел его егерь. Не пришел пес домой, умер где-то в лесу. Уж сколько он исходил километров по чаще, искал, звал, сгинул Бим. Даже трупа не нашел. Сильно горевал, два года собаку брать не хотел. Ну, потом принес знакомый охотник щенка, вроде как за долг расплатился. А егерю без собаки нельзя, вот и взял. Назвал Димкой, хоть и ворчали люди, что человеческим именем собаку кликал. Прожил у него Димка семь лет, справный был пес, медвежатник. На медведе и умер. Похоронил Димку егерь, и дал себе зарок, собак больше не заводить.
А через три года, вьюжной зимней ночью, пришел Бим. Тогда его чуть кондратий не хватил, как пса увидел. А обрадовался - словами не передать. Думал, приблудный какой, на покойника похожий. Потом-то конечно понял.
Бим приходил погреться. Предложенного не ел, но человек все равно каждый раз ставил что найдет на плите, а вдруг, захочет? Ложился у печки, как раньше бывало, и подремывал, а он гладил его, разговаривал, и, казалось, по-своему пес ему отвечает.
Так и повелось с тех пор. Много лет прошло. Бывало, по два раза в год заглянет, бывало, и три пройдет, а его нет. В прошлый раз лет пять назад приходил, побыл немного. Думал, все, насовсем ушел, ан нет, вернулся гуляка.
Так, наверное, всегда приходить будет. Раз туда не ушел, тут остался. Не смог хозяина бросить, вот и гуляет теперь по свету, старика не забывает, навещает. Только следы на крыльце и подтверждали, что не очередной сон. Еще руки пахли, мокрой псиной. А на мизинец пристало несколько черных волосков.
Налил чаю, подул, и крепко отхлебнул. Рассвело совсем, в соседних избах снег зажегся, собаки забрехали. Вот от крайнего дома метнулась к лесу серая тощая сучка, а за ней - с полдюжины кобелей, и бездомных, и дворовых, что цепи порвали. Показалось ему, или мелькнула в стае знакомая черная шкура?
Белая и пушистая.
|
| |
| |
