Добавлено (03.10.2015, 20:27)
---------------------------------------------
Душное помещение редакционного офиса было заполнено десятком кричащих и размахивающих исписанными и изрисованными листками бумаги сотрудников. В остальные дни здесь царит тишина и умиротворение, слышно тихое постукивание длинными ногтями по клавишам клавиатуры молодой секретарши нашего всеми уважаемого директора, иногда, словно возмущаясь, гулко гудит кофейный аппарат, в слегка приоткрытые окна доносится звуки оживленной городской жизни. В такие дни работа приносила лишь удовольствие, ощущение собственной важности, возможность полета фантазии и литературного слова. Даже статьи получались не набором слов с заложенным в них смыслом, а, не обидятся на столь смелое заявление русские классики, произведением искусства. Сегодня же, в преддверии выпуска нового номера газеты, рабочая атмосфера осталась где-то за входными дверьми, не желая посещать этот сумасшедший дом, где обезумевшие журналисты и художники с наглым упорством пытались протолкнуть свой материал на первый строки издания. Обычно такое театральное зрелище длилось до обеда, но, видимо, этот понедельник оказался каким-то особенным, и с каждым новым часом дискуссии лишь разгорались, намереваясь в скором времени перерасти в массовую потасовку.
Константин с печальным видом смотрел на своих коллег. Он никогда не хвастался своей невысокой должностью обозревателя зарубежной прессы, но сегодня молодой человек был очень рад, что у него нет необходимости вырывать зубами колонку в новом номере. Его материал печатали всегда. Это один из тех редких случаев, когда лучше синица в руках.

На первый взгляд человека, который не был знаком с директором, а по совместительству, владельцем нашей газеты, все это могло показаться безумием, сравнимым с древнеримскими гладиаторскими боями или кулачными боями, проводимым на майдане во время казачьих гуляний. Но Аркадий Петрович часто повторял одно выражение, важно расхаживая перед собравшимися на очередной планерке подчиненными: «В моей газете будут работать только лучшие». И с ним никто не спорил, хотя все прекрасно осознавали, наглость стоит далеко от опыта или таланта.

В царившем вокруг хаосе мысль никак не могла посетить голову Константина, постоянно ускользала, пряталась за непонятно откуда появляющейся бранью, которую хотелось выплеснуть в сторону суетившейся толпы. Стрелки часов с уверенностью бежали к полудню, а на мониторе компьютера, как и несколько часов назад, красовался, словно дефилировал по подиуму в свете прожекторов и вспышках фотокамер, чистый лист документа. Время еще было, но не хотелось оставлять все на последний момент. В таких случаях текст получался не самого высокого качества, и директор с серьезным выражением лица, стуча пальцем по лакированной поверхности дубового стола своего кабинета, грозился увольнением без выходного пособия. А перспектива оказаться на улице без единого рубля в кармане молодого специалиста не прельщала, необходимо было платить по кредитным обязательствам, помогать внезапно заболевшей матери.
Собравшись с мыслями, Константин обратился к источнику своей работы, электронному изданию NewYorkTimes, где он брал более половины материала для перевода. Пальцы заканчивали набирать вторую строчку текста, когда мобильный телефон запрыгал на рабочем столе и заиграл веселую детскую мелодию. Не отвлекаясь от начавшегося процесса, молодой человек нажал кнопку ответа и поднес телефон к уху:
- Я вас слушаю.
- Константин Андреевич? – голос собеседника был тихим, хрипловатым, но в нем чувствовалась уверенность взрослого и опытного мужчины.
- Да, да, - молодой человек не отвлекался от набора текста. – Это я, говорите.
- Константин Андреевич, я знаю, что через сорок минут, ровно в час, у вас начнется обеденный перерыв. Предлагаю встретиться в небольшом кафе напротив, полагаю, вам это будет интересно.
Константин отвлекся от статьи об очередном скандале, связанном с хищением денежных средств на американской фондовой бирже:
- Интересно? Могу я узнать конкретнее, о чем идет речь, и с кем я имею честь разговаривать?
- Мое имя, как и фамилия, вам ничего не скажет. Я могу представиться любым вымышленным именем, и вы не сможете проверить, обманываю ли я вас, - интонация голоса не менялось. Казалось, на том конце провода была включена аудиозапись.
- Вы хотите предложить мне материал для статьи? – Константин хотел вытянуть как можно больше информации из собеседника, звонок не пугал его, ежедневно, с периодичностью раз в час, ему предлагали сенсации, хотели продать фотографии давно покинувших этот мир знаменитостей и политиков или всевозможные артефакты: утерянные сокровища тамплиеров, обломки библейского ковчега, фрагмент Туринской плащаницы. Но сейчас в голосе звонившего молодой работник печатного издания не мог уловить того волнения, которое было присуще остальным звонившим. Собеседник прекрасно знал, о чем говорит, в нем ощущалась некая настойчивость, граничащая с легким, слегка улавливаемым повелением.
- Константин Андреевич, речь пойдет о вашем отце.
Услышанная фраза не сразу легла в сознание Константина. Она несколько раз пробежала вокруг, отозвалась эхом в глубинах головного мозга, затронула итак натянутые до предела струны души, и только потом четкими словами разложилась по полочкам необходимых для понимания чувств.
- Моего отца? – неуверенно переспросил молодой человек.
- Да, вы не ослышались. Мы были очень близки с вашим отцом, и я думаю, что вам стоит знать, его смерть не была трагической случайностью.
- Подождите, - Константин глядел на снующих в разные стороны людей, но он их не слышал, сейчас только голос в трубке заполнял все его окружение, монотонный, точно робот из далекого советского фильма, он выдавал информацию, заставляющую сердце учащенно биться в груди. – Вы хотите сказать, моего отца убили?
- Константин Андреевич, это не телефонный разговор. В час я жду вас в кафе, там вы получите все ответы.
Сорок минут длились целую вечность. Секундная стрелка предательски медленно скользила по циферблату часов, точно издевалась, смеялась над пребывающим в ожидании Константином. Как же удивительно время. Еще недавно оно на скоростном экспрессе летело навстречу обеденному перерыву и не замечало мелькавшие в окнах пейзажи. А теперь, словно ощутив утраченные мгновения жизни, сошло на ближайшей станции и не торопясь отправилось в дальнейший путь пешком, пытаясь запечатлить всю красоту окружающего мира.
Константин больше не мог сидеть на месте. Он встал из-за стола, походил из одного угла в другой, заглядывая за спины работающих коллег, поучаствовал в бурном обсуждении дизайна обложки газеты, даже высказал несколько своих предположений, но они не были никем приняты всерьез. Он еще раз взглянул на часы. До начала перерыва оставалось десять минут.
У кофейного аппарата он встретил Анастасию; она пришла на работу совсем недавно, месяца три назад и за столь короткий промежуток времени зарекомендовала себя хорошим работником у директора и коллег. Миловидные черты лица, большие голубые глаза, прекрасные изгибы тела, подчеркиваемые облегающими кофточками и юбками, привлекали внимание большинства мужчин редакции. Но она не отвечала взаимностью, как и не обращала внимания на взгляды полные желанием. В длинной до колен юбке и розовой кофточке с небольшой декоративной розочкой на левом плече она с задумчивым видом смотрела на список предлагаемых железным аппаратом напитков. Константин остановился в шаге от нее.
- Попробуй монтесуму, - неуверенно выдавил он из себя. При виде этой милой девушки, молодой человек чувствовал себя не ловко. Он не хотел обманывать себя; она привлекала его. И дело было не только в приятной внешности; Настя выглядела намного моложе своих лет. В ней были какие-то особые черты, которых он не находил в себе. Много раз он молча сидел на рабочем месте и наблюдал. Она бегала с пачкой документов от одного столика к другому, с кем-то долго беседовала, всегда улыбалась, иногда подбегала к кофейному аппарату, минуту стояла перед ним, а потом, выбрав напиток, отходила к окну и погружалась в только ей ведомые мысли. А когда пластмассовый стаканчик становился пустым, девушка легким движением выбрасывала его в мусорное ведро и вновь принималась за возложенные на нее обязанности. И как сильно Константин не пытался найти в ней хоть один малейший изъян, он его не находил. Казалось, она его идеал, богиня, сошедшая с прекрасных полотен известных художников, ожившая древнегреческая статуя – воплощения юной красоты и многолетней мудрости. Все эти метаморфозы, происходившие в его голове, мешали ровно дышать при ее приближении.
Заметив Константина, девушка улыбнулась.
- Мне кажется, я уже пробовала все, но никак не могу остановиться на том напитке, который мне нравится.
Молодой человек встал рядом и пробежал взглядом по списку кофейных напитков.
- Наверное, все зависит от ваших предпочтений, - сказал он.
- Может быть, перейдем на «ты»? – девушка заглянула в глаза собеседнику, отчего у того перебило дыхание, и в груди громким стуком отозвалось сердце. – Мы уже как три месяца работаем вместе.
- Я не против, - Константин пытался казаться уверенным, но его детское волнение нельзя было не заметить. Анастасии это льстило, уже давно на нее никто не смотрел наполненными нежными чувствами глазами. Чаще всего она замечала лишь страсть, животное желание; мужчины хотели ее тело, но никто не хотел понять, что творится у нее в душе, о чем она мечтает, ежедневно засыпая в холодной постели или утром, делая первые глотки крепкого кофе.
- Думаю, я последую твоему совету и выберу Монтесуму, - произнесла девушка с кокетливой улыбкой. – Тем более, я его не особо распробовала.
- Великолепный выбор, - слова поддержки прозвучали особо громко. – А мне пора, у меня назначена встреча.
- Тогда до встречи.
Константин лишь кивнул головой и направился к выходу.

Город встретил его летней духотой, гулом проезжающих машин и спешащим по своим делам прохожими. Безжалостное солнце пекло изо всех сил. Чистое голубое небо, в некоторых местах разрезаемое следами от пролетавших самолетов, без единого облачка только наводило на мысли о том, что в ближайшие несколько дней будет все также жарко.
Константин взглянул на слепящий огненный шар в небе и отправился к месту назначенной встречи.
В кафе стояла приятная прохлада. Молодая девушка за барной стойкой с отрешенным видом протирала бокалы, изредка посматривала на висящий под потолком телевизор. Тихо играла композиция Роби Уильямса «Supreme». За столиками было пусто, и лишь в самом углу у окна сидел пожилой человек, перед которым стояли две наполненные чашки и большой белый конверт.
Константин не мог ошибиться. Это был звонивший незнакомец. И хотя посетитель сидел спиной, молодой человек каким-то шестым чувством понимал, ему надо именно за тот столик.
Константин Андреевич, – пожилой человек поднялся с места. Рукопожатие оказалось на удивление крепким, богатырским. – Присаживайтесь.
Мужчина указал на соседний диван.
- Я заказал нам по чашечке кофе. Надеюсь, вы не будете против, - собеседник, мужчина лет шестидесяти, высокий, худощавый держался почтительно. В нем чувствовалась власть; он, несомненно, в своей жизни занимал высокие должности, может, и сейчас еще не отошел от дел. Гладко выбритое лицо, покрытое старческими морщинами, излучало многолетнюю мудрость, опыт, что можно получить, лишь прожив долгую, богатую на события жизнь. Ясные не по годам глаза всегда смотрели прямо.
- Вы сказали, что у вас есть информация о моем отце, - молодой человек сделал глоток черного кофе.
- Я хочу кое-что вам рассказать, - мужчина достал сигарету и закурил. Когда первые клубы табачного дыма вырвались из его легких, он продолжил. – Мы познакомились с вашим отцом довольно давно и работали вместе на протяжении двадцати с лишним лет. Как вы можете понять, за этот долгий промежуток времени мы сильно сблизились. Специфика нашей работы и подписанное соглашение о неразглашении не позволяли обсуждать ее с кем-то на стороне, поэтому это делало нас еще ближе. Несколько лет назад его отлучили от всех разработок, в которых он принимал активное участие, чтобы он возглавил особый проект. Проект был настолько засекречен, что о нем не знали даже люди, приближенные к вашему отцу. С того самого момента его стали редко видеть. На работе он появлялся задолго до начала рабочего дня, а уезжал далеко за полночь. Очень часто я пытался заговорить с ним, но в ответ слышал, что у него нет времени, и что он обязательно встретиться со мной, как только дел станет немного поменьше. Иногда он даже не замечал меня. Было видно, что он погружен в свою работу, и она отнимала у него все время и силы. Несколько раз я заходил в комнату отдыха и видел твоего отца, уснувшего прямо в кресле перед тарелкой с нетронутым завтраком или обедом. В те моменты я не решался его трогать, я понимал, отдых ему крайне необходим. Так прошел год.
Мужчина затушил окурок о край пепельницы и достал еще одну сигарету. Константин внимательно смотрел, как маленький огонек начинает пожирать завернутый в бумагу табак.
- В тот роковой вечер, - продолжил собеседник. – Ваш отец позвонил мне. Он попросил встретиться с ним, сказал, что это очень важно. В его голосе я почувствовал тревогу, волнение. Конечно же, я согласился.
Мужчина сделал глоток кофе и вновь поднес сигарету ко рту, сделав глубокую затяжку. Он вновь заговорил:
- Встретились мы в небольшом баре. Когда я приехал, ваш отец сидел уже там. На столе стояла бутылка коньяка, но он еще не успел ее открыть. Я убедил его, что алкоголь – не решение проблемы, и он не стал пить. Он долго молчал и не решался заговорить. Я не торопил его, понимая, что мой друг держит в себе что-то ужасное, что давно гложет его изнутри. Не заметить то, как изменился Андрей Иванович, было невозможно. Лицо сильно исхудало, в глазах полопались сосуды. На голове прибавилось седых волос. Его левая кисть подергивалась; иногда он пытался унять дрожь, но, если это и получалось, то ненадолго. Спустя минут десять он достал белый конверт и протянул его мне. Потом ваш отец посмотрел мне прямо в глаза и попросил в случае его смерти передать этот конверт вам, когда вам исполнится тридцать лет. Тогда я не понимал, как пророчески оказались его слова; я говорил, что обязательно сделаю это, в нашем кругу было не принято шутить, когда дело касалось чего-то очень важного. Мне хотелось подбодрить его, однако всей своей сущностью я понимал, я ничего не могу сделать. Устраивать допрос я не стал. Ваш отец больше ничего не произнес. Он попрощался со мной, встал из-за стола и отправился к выходу. Больше я его не видел. Ночью в моем доме раздался телефонный звонок. Тогда я и узнал о том, что произошло.
Мужчина замолчал. Он положил жилистую кисть с длинными, слегка скрюченными пальцами на конверт и медленно подвинул его к Константину:
- Я выполняю просьбу вашего отца и моего друга. Теперь этот конверт ваш, Константин Андреевич.
Молодой человек смотрел на конверт.
- Вы сказали, что смерть моего отца не была случайностью, - тихо произнес он. – Почему вы в этом уверены? Вы что-то знаете?
Некоторое время собеседник курил и смотрел в окно.
- На следующий день после смерти вашего отца, - заговорил он. – К нам в институт приехали военные. Весь персонал собрали в зале конференций и долго не выпускали. На наши вопросы отвечать отказывались, мобильные телефоны изъяли. Мы находились в неведение долгих шесть часов. Когда же нас выпустили, мы не обнаружили никакого присутствия военного контингента, словно ничего не произошло. Однако кое-что все-таки изменилось. Все кабинеты вашего отца, где он проводил свои научные исследования, опустели; исчезло все: компьютеры, лабораторные шкафчики, научное оборудование, документы. Исчезла даже библиотека, которую ваш отец собирал на протяжении десятилетий. Этого было нельзя не заметить, но все молчали; чрезмерное любопытство могло сыграть нехорошую шутку.
- Вы хотите сказать, что все это как-то связано со смертью моего отца? – не удержался Константин.
- Я уверен в этом. В течение недели были уволено двадцать сотрудников, работавшие в команде вашего отца. И я бы не обратил на это внимание, если речь шла о молодых специалистах, но все эти люди – ученые с многолетним стажем, на их счету ни одно научное открытие; все они лауреаты и призеры престижных мировых премий. Такой ход – это чистой воды безумие. Выкинуть лучших представителей своей профессии тоже, что лишить змею головы и ждать, когда она поползет дальше. Чтобы не случилось в прошлом, - пожилой человек затушил еще один окурок. – Я думаю, что ответы на ваши вопросы вы найдете в конверте. А мне пора.
Мужчина взял с дивана шляпу, серый драповый пиджак и поднялся:
- У меня будет к вам одна небольшая просьба, Константин Андреевич. Этого разговора никогда не было, как и этой встречи. Поймите меня правильно, но так будет лучше для нас обоих.
Молодой человек кивнул.
Еще долго он сидел и смотрел на белый конверт; там таилась какая-то загадка прошлого, послание от отца. Может, содержимое прольет свет на его неординарное поведение в последнее время: на его участившуюся ночную работу, странные телефонные звонки, долгие командировки, замкнутость и ухудшение здоровья. Голова разрывалась от десятка вопросов. Неужели ответы на них хранятся здесь, в этом небольшом свернутом листке бумаги. Это просто безумие. Константин взял конверт и вышел из кафе.

Добавлено (03.10.2015, 20:28)
---------------------------------------------
Глава 2

Из маленького окна открывался прекрасный вид на небольшую площадь, окруженную старыми дореволюционными домиками. Внизу, похожие на муравьев, суетились люди. Пробегали городские трамвайчики, гудели неторопливые водители маршрутных автобусов. У самого дома, расположился ряд уличных торговцев, преимущественно пожилого возраста, предлагающих овощи и фрукты. Запах свежей петрушки и укропа, смешанный со сладковатым ароматом молодых арбузов, чувствовался и здесь, на самом верху.
Это было идеальное место для свершения правосудия. Идеальный день. Это не была казнь. Это было избавление от грешной человеческой плоти, впитавшей в себя пороки этой мирской жизни. Потрескавшиеся губы тихо шептали молитву, которая глухим эхом разносилась по пустым комнатам помещения.
- Отче наш, Иже еси на небесах! Да святится имя Твое.
Приклад мягко прижался к плечу, как он делал это уже ни один десяток раз.
- Да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя.
Палец коснулся курка. Сердце отозвалось глухими ударами в груди, кровь в жилах забежала быстрее; застучали виски.
- Яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь.
Это приятное ощущение, когда человеческая жизнь зависит от твоего желания, от легкого, почти незаметного движения пальцем. Оно пьянит, дурманит разум, возбуждает. По спине пробежалась мелкая дрожь.
- И остави нам долги наша, Якоже и мы оставляем должником нашим.
Ты творец человеческих судеб, судья и палач одновременно. Палец медленно надавил на спусковой курок, винтовка слегка дернулась.
- И не введи нас во искушение, Но избави нас от лукавого.
Человек в сером драповом пиджаке упал на мостовую. Кто-то истошно закричал; на площади стала собираться толпа.
- Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

Добавлено (03.10.2015, 20:29)
---------------------------------------------
Отрывок из дневника (Лист 2)

Я помню тот день. Он до сих пор ежедневно проигрывается в моем подсознании как старая заевшая на самом нелюбимом месте грампластинка, которая противно поскрипывает издает несносный слуху скрежет, шипит, напоминая о безвозвратной утере.
Тот день был наполнен безграничной болью, чувством полного опустошения, дикой несправедливостью ко мне и ко всему миру. Я никак не мог понять, как всемилостливый Бог мог позволить свершиться такому. Почему Он, в честь кого возводят величественные, утопающие в роскоши сооружения, куда ежедневно приходят миллионы истинно верующих в Его любовь к людям паломников, учение которого несется по всему миру, а размеры пожертвований настолько велики, что им бы позавидовали сильнейший мира сего из первой десятки Forbes, забрал человека настолько невинного и правильного, что иконы с его образом должны украшать интерьер любой маломальской часовенки, я уже не говорю о многоглавых храмах с их возносящимися к небу куполами.
Наверное, в тот самый момент тонкая нить моей еще неокрепшей веры окончательно порвалась, и я пополнил ряды атеистов.
Сейчас, вспоминая то, что творилось в тот день в моей голове, мне становится стыдно и страшно. И совершенно не перед Ним, перед самим собой. Жгучее, наполняющее все мое нутро желание схватить огромный молот и крушить все, что напоминает о Боге, пожирало меня изнутри. Я хотел разбивать церковные мозаики, на которых изображены эпизоды из священной библии, чтобы они звонким дождем разноцветных осколков падали на каменные мостовые. Мне хотелось жечь деревянные кресты, ломать каменные барельефы, рвать церковные книги — все, лишь бы навсегда вычеркнуть имя Бога из своей жизни. Сказать, что я был зол значит просто промолчать.
Он же пытаясь доказать мне свою неистовую силу и неоспоримую правоту посадил на чистое, без единого облачка, небо цвета лазури яркое, беспощадно палящее солнце. Заставил изумрудную траву, аккуратно посаженную среди гранитных плит, колыхаться в порывах набегающего ветра под песни кувыркающихся в воздухе птиц.
Моя злость смешалась с печалью, и мир отторгнул меня, как вредоносный вирус. Я остался замкнут в своем, только мне ведомом пространстве. Я стоял и смотрел на лежащего в гробу отца и понимал, что только сейчас он обрел настоящий покой. На его побледневшем лице не было ни намека на усталость, которую изо дня в день я видел вот уже последние несколько лет. Ни усталости, ни боли, ни груза спрятанной от всех ответственности. Звучит страшно, но одна моя половина была ряда его смерти. Наверное, лучше навсегда уснуть, чем жить так, как жил он в виде бездушного организма, выполняющего ежедневно ряд последовательных действий, только ему известный алгоритм.
Я не слышал звучавших в этот день речей, да и хотел ли я их слышать? Как говорится: о покойнике, либо хорошо, либо... Среди тех, кого объединило столь печальное событие, я находил лишь родственников и близких знакомых, часто появлявшихся в нашем доме. С ними отец мог сыграть партию-другую в «козла» или посидеть на заднем дворике за бутылочкой коньяка, беседуя на всевозможные темы . Кого-либо еще, кто мог быть его коллегой или участником научного кружка, где отец входил в председательский совет, я не наблюдал. Это было странно, но меня это не волновало.
Когда же я отвлекся от поглотивших меня мыслей и отвел взгляд в сторону, я заметил большой черный автомобиль неподалеку от траурной церемонии. Он стоял на обочине ведущей вглубь кладбища дороги, задняя дверь была слегка приоткрыта, но рассмотреть, кто был внутри оказалось невозможным. Тогда я не придал этому значению, посчитав, что кто-то из его ученых друзей решил почтить память усопшего, пусть и инкогнито.
Я и представить не мог, что человек, спрятанный за тонированными стеклами автомобиля сыграет одну из ключевых ролей в моей жизни. Но это будет совсем не скоро.

25 сентября 2011 года.