| Шая_Вайсбух | Дата: Вторник, 04.08.2020, 18:18 | Сообщение # 1 |
 Почетный академик
Группа: Проверенные
Сообщений: 727
Статус: Не в сети
| Миляге-Микуленьке, на добрую память от деда.
В уютной квартире на проспекте Пушкина жилось сытно и привольно. Три комнаты в старом, но ухоженном доме, большее время суток находились в его личном распоряжении; летай себе из кухни в гостиную, "следи за порядком", а если вдруг надоест - на подоконник устраивайся, да на улицу глазей-поглядывай.
Там, за окном, сердито пофыркивая , проезжали грузовики; разноголосый гам у автобусной остановки затаившейся под сенью отцветающего каштана.
Кичась бело-чёрными шашечками юрко сновали жёлтые таксомоторы. и народ... кто с фибровым чемоданчиком в командировку собрался, а кто с кошёлкой или сумкой, на базар спешит; здесь же недалеко, всего-то в двух шагах от квартала.
Ранним утром, когда румяное солнышко обрамляло позолотой кровли домов, а свежий ветерок нёс благоухание свежей сдобы из кондитерской, что напротив, Филя устраивался на широком подоконнике и чванливо поглядывал на снующих по тротуару прохожих.
Сиял стеклом и никелем новенький универмаг, играя солнечными зайчиками на тёмных подтёках стен, ещё не успевших просохнуть после ночной грозы. Центральную магистраль заполнили машины, мопеды, автобусы, рассекая резиной колёс оставшиеся после дождя стылые лужи.
Кипит жизнь. Бьёт ключом! Смотри, внимай,- скучать не приходиться!
Устроившись на подоконнике, желтый попугай воинственно топорщил гребень и вытянув шею искоса поглядывал округлым оком на дворника, смахивающего с мостовой жухлую листву. Мужика с одутловатым лицом и опоясанного бурым брезентовым фартуком, он встречал неизменным приветствием, картавя под Пашу-хозяина:
- Пхивет бходяга!
Столь «высокочтимый» ритуал, существовал меж давними знакомыми уже не первый год.
Дворник выпрямлял согбенную спину и потрясая метлой нарочито грозно поглядывал на пернатого обитателя со второго этажа:
- Я-те дам, бродяга!
На что незамедлительно получал заманчивое предложение:
- Жахеной кахтошки сэх-х?
Поглаживал курчавую бородку, дворник крутил головой, и беззлобно ухмылялся:
- Ить-ты птица с вершок на горшок, хлебом тя не корми, а побалакать ужотко…
Уныло вздохнув, он вытаскивал из недр бурого фартука мятую пачку сигарет, щурился на окна залитые окрепшими лучами солнца, и откашлявшись, закуривал. Сплюнув на тротуар табачную крошку дворник задумчиво поглядывал на синий дымок, исчезающий в бодрящей утренней прохладе. Но на этом его незамысловатое общение с попугаем не заканчивалось. Докурив сигарету, блюститель чистоты городских тротуаров снимал с головы поеденную молью фуражку, и вытирая вспотевший лоб, выносил неизменный вердикт:
- Попка-болтун, находка для шпиёна!
Прищурившись на небеса, он скороговоркой бормотал под нос то ли молитву, то ли заклинание, брался за метлу, и вновь принимался за осточертевшую с годами работу.
Утро набирало силу, окатив золотистыми лучами успевшую чуть подсохнуть мостовую. Незаметно близился полдень. Из кондитерской напротив, гурьбой спешили разбитные продавщицы на обеденный перерыв в недорогую кафетерию у ближайшего перекрёстка.
...Угасал день. Надвигался вечер, подкрадываясь сгущающимися сумерками. Уставшее за день апрельское солнце ещё ласкало крыши домов, пытаясь ухватиться немощными лучами за покосившийся шпиль ратуши, но надвигающаяся ночь уже вступала в свои владения, заботливо кутая серой дымкой аллею молчаливых каштанов.
Проспект стихал, но продолжал жить вечерним ритмом, заведенным ещё с далёких, незапамятных времён. Окна тлели радужными светляками: где бордовый, где зелёный, а где разноцветно-мигающий, - под экран телевизора.
Пустела остановка автобуса, угрюмо топорща бетонным козырьком, нависшего над деревянной скамьёй, будто сетовала на свою незавидную судьбу раскинувшему свои тяжёлые ветви, клёну. Редкие прохожие продолжали сновать взад-вперёд у Филиного окна, задерживаясь у неутомимых таксомоторов неугомонно мигающих жёлтыми подфарниками.
* * *
Хозяева-"кормильцы" возвращались в последнее время позже обычного, вот уже вторую неделю они корпели у себя в офисе над срочным заказом. С наступлением сумерек Филя покидал облюбованное место на подоконнике и забирался в деревянную клетку, где высилась горка калёных семечек и подсохший ломоть хлеба. Хоть ржаная корка и привлекала густым пряным запахом, но Филя клевал её без особой охоты, предвкушая горсть консервированной кукурузы, "на десерт", которую получал с приходом Светы и Паши. Сегодня они явно задерживались – юркая кукушка над циферблатом деревянных ходиков отозвалась уже восьмой раз. Наконец-то в прихожей послышался долгожданный стук двери, и картавый баритон Паши-балагура весело возвестил:
- Филарет Филипыч, принимай на довольствие рыжего новобранца!
В гостиную вошла Света и бережно опустила на потемневший, в царапинах, столешник махровое полотенце, из которого выглядывала рыжая мордочка разевающая красный ротик в беззвучном мяуканье.
- Кра-а?..- послышался настороженный крик попугая, который скорее напоминал своим звучанием утиное кряканье или удивлённый вороний зов.
Глаза пернатого обитателя, метали гром и молнию: в его-то "вотчину", да чужака?!
- Кра-а-а! – с пущим рвением прозвучал воинственный клич жёлтого попугая.
- Вот-те на, - Паша с удивлением глянул на супругу и опустил на пол широкую синюю клетку, - никак охрип наш Филя?..
Но тут же уразумев, что вызвало столь бурную реакцию пернатого «члена семьи», Павел улыбнулся и с наигранным апломбом подытожил:
- Лады тебе. Угомонись! Придётся тебе с Рыжиком, в тесноте да не в обиде, нашенскую жилплощадь делить. Веселее-то вместе утро-вечер коротать.
Но не догадывался он, не подозревал, какое " веселье", уготовил Филя мяукающему новобранцу, в доме на Пушкинском проспекте.
Рыжего обитателя, столь вероломно вторгшегося в сытую и размеренную жизнь, Филя невзлюбил с первой же встречи.
Да и за что его любить!?
О Филином существовании хозяева будто бы и вовсе позабыли. Каждую свободную минуту Паша и Света уделяли крохе-питомцу: то подстилку в клетке поправят, то тёплого молочка в миску подольют; или на руки возьмут и возятся с ним, - играют-балуют.
Но утром, когда за супружеской парой закрывалась обтянутая дерматином дверь, доставалось Рыжику "на орехи". Ненасытным коршуном кружил Филя над ненавистной клеткой, царапал когтистыми лапами, и долбил увесистым клювом скромную обитель ненавистного квартиранта. Со временем клетка приобрела плачевный вид - всё больше напоминая диковинного ежа, выставившего напоказ синие струпья-зазубрины. Встретив молодую чету на лестничной клетке, соседи не раз с недоумением интересовались:
- Вы что это, у себя в квартире зоопарк устроили? От криков попугая и под кошачий визг ни отдохнуть после обеда, ни ребятишкам уроки приготовить. Угомоните вашего ирода, не то всем домом в милицию жалобу отправим.
Перед тем как выйти из квартиры, Света переносила клетку в спальню, стараясь оградить Рыжика от злобного попугая, но нет-нет, со слезами в голосе и жаловалась мужу:
- Глянь-ка Паш, что за деспота мы в своём доме выкормили!
На что Паша лишь многозначительно улыбался, меряя взглядом повзрослевшего за несколько недель кота, и в раздумье покачивал головой:
- В феодалы метит наш Филя. Дай ещё Рыжику месяц-другой, с Фили лишь перья полетят! Попомни мои слова.
Высказав столь неутешительный прогноз, он поглядывал оценивающим взглядом зеваки на «питомцев», пытающегося заключить выгодное пари перед грядущим кулачным боем.
* * *
Отцвело бабье лето, плеснув жёлто-багровой акварелью на каштан у автобусной остановки. Похолодало. Заладили нудные ноябрьские дожди, выстукивая на водосточной трубе замысловатую дробь. Оттесняя осеннюю непогоду, хозяйка-зима исподволь вступала в свои законные права. Стылые ливни сменил снегопад, за одну ночь укрывший белой пеленой крыши домов, мостовую и развесистый клён над козырьком автобусной остановки. Но жизнь в квартире на Пушкинском проспекте, продолжала тянуться своим чередом.
Со временем попугай стал менее злобным, угомонился. А весьма подросший Рыжик, второй месяц как перекочевавший в гостиную, нежился на байковой подстилке у этажерки, нет-нет поглядывая янтарными глазами на примирившегося с судьбой Филю.
Так бы и наступил долгожданный мир между пернатым феодалом и рыжим «новоприбывшим», но грядущие события не замедлили прервать временную идиллию.
В один морозных вечеров вернувшиеся с работы Паша и Света застали весьма неприглядную картину: жёлтые перья Фили стелились по паркету, валялись на подстилке у клетки.
- Сожрал!
Света швырнула пакеты у двери и стремглав бросилась к Филиной клетке. Между проволочным каркасом и фанерой домика, забился в угол пернатый представитель семейства Рюминых и косил круглым испуганным оком на перепуганную зрелищем хозяйку.
Паша лишь прыснул в кулак, оглядывая неприглядный «ландшафт» гостиной обрамлённую жёлтым «листопадом» Филиных перьев.
- Предупреждал ведь, - он ткнул пальцем в клетку, - не раз говорил: у нас ещё тот Рыжик вымахал. Фильке грамоту ой как преподаст!
Но нарочито свирепый взгляд Паши не произвёл на Рыжика должного впечатления. Тот лишь потянулся и выгнул спину, будто ещё минуту назад почивал праведным сном. Принюхиваясь к перьям поверженного соперника он коротко мяукнул.
- Пшёл вон! – рявкнул хозяин квартиры на подросшего за полгода рыжего домочадца.
Недовольно урча, кот направился к дальнему углу гостиной и со скучающим видом улёгся на коврик.
- Не было печали, - вздохнул Паша и пересёк гостиную, направляясь на кухню, где под массивным обшарпанным столом, держал в железном ящике необходимый в хозяйстве инвентарь. Приладив к потолку крюк, Паша подвесил Филькину обитель, и одобрительно глянув на проделанную работу, хмыкнул:
- Перемирие отменяется, но и военных действий на ближайшее время не предвидится.
* * *
Несколько месяцев прошли в относительном спокойствии, а наступившая оттепель и весенняя капель за окном принесли новый разлад в семью Рюминых. Особенных перегибов в поведении Рыжика, Паша-Света не замечали, но в настроении Фили произошли крутые перемены. Он уже не садился на широкий подоконник, как это бывало в прошлом, не проводил погожие деньки в созерцании озабоченных, снующих под окном, прохожих; сидел в клетке, иногда взбираясь на крышу своего деревянного убежища и не без страха поглядывал на Рыжика. Ещё звучало призывное «Кра-а!» , когда Паша и Света, возвращались с работы, хоть в приветствии Фили уже не ощущалось прежнего задора и уверенности.
Зацвёл каштан у автобусной остановки. Яркой зеленью благой поры года плеснуло на берёзы и тополя в парке. Кроны деревьев огласили весёлые перебранки птичьих посиделок, возвратившихся из далёкого тёплого края. Но размеренную жизнь на Пушкинском проспекте, нарушило чрезвычайное происшествие.
Исчез жёлтый попугай.
Пропал. Внезапно! Словно сквозь землю провалился.
На крики «Филя» отзывался лишь Рыжик, в мяуканье которого закрались доселе неведомые нотки настороженности и тревоги. Только хлопающая на ветру форточка надоумила Пашу, каким образом удалось выскользнуть из запертой квартиры жёлтому какаду.
Объявления, которые расклеила Света на столбах в округе, не дали желаемого результата. Филя исчез.
Но больше всего переживал утрату крылатого питомца не в меру похудевший кот-Рыжик. Он часами лежал на байковой подстилке; поднимал к потолку грустную мордочку, поглядывая жёлтыми печальными глазами на опустевшую клетку. Жалобно мяукая он подходил к алюминиевой миске, и тыкнув носом раз-другой в свой кошачий рацион, вновь располагался на отведенном ему месте.
- Жрёт, совсем ничего, - озабоченно сокрушалась Света, поглядывая на почти нетронутое молоко, с плавающим в нём мякишем батона. – Может к ветеринару отвезти? – советовалась она с Пашей. - Или другого попугая в доме приютить, чтобы не пришлось Рыжику в одиночестве время коротать?
Незаметно пробежало лето, а в отпуск Света и Паша так и не съездили; поплескаться в теплом морском прибое, полежать на прибрежной золотой дюне – так и не довелось. Все чаяния и помыслы только и крутились вокруг пернатого питомца, внезапно исчезнувшего после очередной «разборки» с Рыжиком. Несколько раз телефон звонил, но вести были весьма неутешительные: то искали сизокрылую голубку, отбившуюся от стаи, то справлялись о раненой сороке, которая забилась за водосточную трубу в соседнем доме.
От Фили – ни весточки, бесследно исчез пернатый жилец из квартиры на Пушкинском проспекте.
В одно из сентябрьских воскресений, когда Паша и Света ещё нежились под цветастым одеялом, отдыхая после нелёгкой трудовой недели, из гостиной раздался звук разбитого стекла. Но окончательно рассеяло предрассветный сон - протяжное мяуканье Рыжика, в котором смешалось воедино и тоска, и бессилие, и нотки радости.
В гостиной кто-то настойчиво колотил по оконной раме, отчего жалобно зазвенело стекло. Паша вскочил как ошпаренный (неужто детвора балуется?) и стремительно бросился вон из спальни. Но зацепившись за косяк двери, он растянулся на скользком паркете и ткнулся носом в расплесканную воду из разбитой вазы; розовые осколки стекла устилали шерстяной ковёр, острыми зазубринами выглядывая из толстого ворса. Подняв голову Паша не поверил своим глазам – за стеклом на бетоном выступе сидел Филя, и деловито долбил громоздким клювом деревянную раму.
- Здесь проходимец! Вернулся! - от переполняющих грудь чувств выкрикнул он.
На что тут же получил знакомый картавый ответ попугая-Фили:
- Пхивет бходяга! Жахеной кахтошки сэх-х?
И на кота-Рыжика нельзя было смотреть без слёз. Он, то вскакивал на подоконник и скрёб лапами стекло отчаянно мяукая, то соскакивал обратно на пол и лежа на спине, тёрся рыжей шерстью о чугунную батарею.
- Нашлась пропажа? - в гостиную вошла Света, потирая заспанные глаза. – Знала. Чуяла. Назад прилетит паршивец!
Рыжик внезапно вскочил на лапы, выгнул полосатую спину и янтарём глаз вопрошающе уставился на чету Рюминых. Пронзительное мяуканье разрезало воцарившуюся тишину; кот поедал взглядом треклятую форточку, словно молил, словно пытался привлечь внимание Паши-Светы: «быстрей распахни!». Не ощущая боли от осколка разбитой вазы впившегося в стопу сквозь войлочную подошву домашних тапок, Паша бросился к окну.
Свежий сентябрьский ветер ринулся в гостиную, а Филя одним взмахом крыльев оседлал деревянную раму форточки и заглянул внутрь. Ещё мгновение и он с победным кличем: «Кра-а!», взмахнул крыльями и ринулся в знакомую и желанную гостиную, с лепниной по краям потолка.
Опустившись около миски, в которой плавал насыщенный молоком белый батон, Филя клюнул раз-другой и стал деловито поглощать, пришедший ему по вкусу дневной рацион Рыжика.
Умилённым взглядом жёлтых глаз кот наблюдал за попугаем и лишь изредка удовлетворенно урчал, время от времени касаясь лапой посеревшего от пыли, жёлтого оперения возвратившейся в «отчий» дом, столь долгожданной пропажи.
- То дрались, - буркнул Паша, с гримасой на лице вытаскивая застрявший в ступне осколок стекла, - а теперь как голубки милуются. Друг на дружку наглядеться не могут!
- И у наших подопечных как у людей, - согласилась Света. От любви до ненависти, как и от вражды до дружбы: один шаг.
Жизнь в квартире Рюминых потекла своим чередом. Хотя кое-какие перемены всё же произошли. Филина клетка перекочевала с потолка на пол, поближе к байковому коврику, на котором так любил нежиться поджарый полосатый Рыжик.
Булька не даст соврать!
|
| |
| |
