Добавлено (26.03.2015, 00:21)
---------------------------------------------
Часть намба ту.
Кажется, я слишком долго не был дома. Этот воздух, густо замешанный на соснах, песке и весне слишком сладок для меня. Может, я просто пьян. Но он горит у меня в легких, разгоняя кровь до космических скоростей, и я, потерянный, в отупении стою, там, куда стремился так долго. Я привык к напряженной, застойной тишине казармы, крикливому топоту плаца и чужому, сырому в любое время года, воздуху. Я сроднился с казенными цветами, научился катать квадратное, носить круглое, и твердо помню о том, что честь нашей части - это часть нашей чести. Но сейчас в моих ладонях, рассыпаются в холодный песок, желтые камешки, на уши давит мягкая тишина деревенской глухомани, и я не знаю что мне привычнее. Пора бы уже идти, солнце все ниже и ниже. Сосны с редким хрустом сучков под ногами плывут рядом и мир становится чуть-чуть роднее. Два километра пути, два километра песка и сосен, два километра, которые я пройду даже наощупь и ползком. Отупение медленно отступает. Я знаю, что сделаю сегодня все, что пообещал давным-давно, почти в прошлой жизни, два года назад. Тропинка зарастает с каждым годом, носками ботинок, начищенных до черно-серебристого блеска, сшибаю редкий, сухой бурьян. Если взять полсотни шагов налево, можно выйти на дорогу широкую, асфальтированную, поймать попутку, а за рулем будет знакомый, друг, просто приятель, и конечно все закончится пьянкой. И не то что бы вокруг одна лишь алкашня да пьянь, просто так принято, положено, повелось издавна, и плевать на вечно предупреждающий минздрав. Мне уже хорошо, и плохо, и странно, и красный комок в груди отбивает два слога “до-ма-до-ма-до-ма”, пьянящие сильнее водки. Узкая тропка выводит на край широкого поля, уже видны огни моей деревеньки, вон там кладбище, а где то справа, притаилась в темноте кленовая рощица. Сейчас там гудит по давно проторенному руслу талая вода, едва различимо мелькает в быстром потоке хищная щука, поднимаясь на нерест в лесные озерца, а по берегам полно подснежников. Тех самых, что когда-то таскал симпатичным подружкам, и, конечно же матери. Но вот что странно, я помню при этом ее смущённый смех, совсем молодо блестевшие глаза, остальные потонули где-то там, в глубинах, а может пустотах, черепной коробки. Воспоминания, странные, тревожащие встают перед глазами во всех цветах и ракурсах. Это я расшибал локти и колени, лазая по окрестным лесам. Это я два года подряд безуспешно пытался поймать настоящего, дикого зайца в петлю из старого мотоциклетного тросика. Тот самый я, который сейчас зарывает обратно в оттаявшую землю случайно вырванные луковицы первых в году цветов. Огненный диск превратился в совсем узкий серп над полосой леса. Идти придется почти в полной темноте. Стараясь аккуратно подрезать ногтем зеленные, сочные стебли, увенчанные ярко-голубыми колокольчиками, собираю букет побольше. Это для тебя, мам. Я мог бы собирать их всю ночь, и притащить под утро целый воз, но это будет глупо.
Пожалуй, хватит, букет уже совсем рассыпается, разве что перевязать, чем-то. Аксельбант, оказывается, пришит крепко, отрывается с трудом, но все же это более удачная перевязь, чем шнурки от ботинок. Вот и готово, остается лишь совсем чуть-чуть дойти, пусть в темноте, мы и не такими дорогами ходили. Главное в прошлом, то, что его не изменишь. Оно незыблемо как Саянский хребет, ты можешь в бессильи орать у подножья, прогрызть в нем тысячу нор, но все равно придется принять его существование, каким бы оно ни было. Здесь мое прошлое, доброе, дурное, разное. Я думал, что принял его, забрался на вершину, но ветер разогнал туман и мне кажется нужно выше. А сейчас калитка тихо скрипнула в ночи.
- Здраствуй, мам.- Я кладу цветы к твоим ногам, и прижимаюсь лбом к холодному граниту. Ты всегда рядом, а вот я давно с тобой не был. Но теперь все будет по-другому.
-Мам, я вернулся домой.