| Шая_Вайсбух | Дата: Пятница, 06.12.2013, 12:50 | Сообщение # 1 |
 Почетный академик
Группа: Проверенные
Сообщений: 727
Статус: Не в сети
| Окончил править первую часть дилогии. Если у кого возникнет желание прочесть, - добро пожаловать к нашему шалашу! Пролог - 20 т.з.
Меня интересует читабельность (язык), и заинтересованность читателя в дальнейшем развитии событий. Кто обнаружит нестыковки, помарки, неудобоваримое построение предложений, - особая благодарность: медаль на мэйль. Заранее оговорюсь: кое-где требуется "усугубить" эмоциональный накал, но это уже к штрихам и "завершающей косметике".
Вашему вниманию....
Светлой памяти
Афанасия Ефимовича Никитенко
(гор. Черновцы), посвящается...
Не вмиг отмирает разум, надежду иллюзий вкусив.
Переднее колесо скользнуло в канаву, скрытую от глаз жухлой листвой, а нерасторопный водитель лишь усугубил незавидную ситуацию, выжав до отказа педаль тормоза. Опель заскользил по мокрому булыжнику, съехал на обочину, и выполнив замысловатый пируэт, врезался багажником в могучий ствол развесистого клёна. Испугано буркнул мотор и замолк, только динамики продолжали звучать задумчивым баритоном Джо Дассэна – окунувшего «индейское лето» в омут необъяснимой печали, тревог, и горечь близких разлук.
Блуждающий взгляд водителя наткнулся на заброшенный карьер, скрытый от глаз багряной листвой: «Ещё два метра и каюк!» - мышкой-пеструшкой скользнула запоздалая мысль.
Музыкальный антракт окончился. Баритон мэтра французского шансона исчез, а словоохотливый диктор перешёл к обсуждению финансовой лихорадки, внезапно постигшей фондовые рынки мира.
- Мать твою! – водитель затравлено глянул на кресло подле себя.
Потёртый рюкзак не исчез, не улетучился как мимолётное видение. Рука невольно потянулась к потёртому боку, тронула линялый брезент:
- Только этого ещё не хватало! – сдавленно просипел он.
С долей тревоги (иди-знай какой фокус выкинет!) он стиснул ключ зажигания и повернул до отказа. Затарахтел стартер. Двигатель чихнул, заурчал, и малолитражка сдвинулась с места, обдирая серебро краски с двери багажника.
Вглядываясь в лоснящуюся после недавно прошедшей грозы дорогу, водитель снял руку с баранки, чтобы вновь тронуть плотный бок рюкзака.
Счастливый билетик?.. он здесь, рядом! Лотерея судьбы, ниспосланная небом баловню Фортуны. Сравниваешь серию-номер, – есть! Сердце замирает на мгновение, но тут же рвётся наружу, испуганной птицей вздымая грудь, и… вдруг леденеет, стынет. Выигрыш или розыгрыш?
Непослушное тело становится грузным, наливается свинцом; томной усталостью обволакивает мозг…
- Дьявол!
Широкая лужа похоронила под собой тёсаный базальт, подступив к узловатым корням лиственниц и клёнов у обочины.
Угораздило... в объезд захотел? Подальше от греха!? Мог бы и центральным шоссе воспользоваться, как человек, без приключений!
Но сиюминутное недовольство не поколебало заурядное здравомыслие: «осторожность» - не пустое слово, не причуда.
Ещё с вечера, он подробно разузнал у хозяина мотеля о заброшенной дороге, ведущей из Сан-Галена к средневековому замку, которой пользуются лишь заезжие туристы и археологическая экспедиция, обосновавшаяся здесь в начала весны.
Разогнав пух облаков, плавилось в зените осеннее солнце: оно ещё лелеяло надежду повернуть время вспять, цепляясь немощными лучами за отголоски бабьего лета; на смену бархатному сезону пришли нудные межсезонные дожди, напоившие до отвала глинистую почву, но сжалившись, наконец, природа-мать преподнесла истомленной от осеннего ненастья земле, долгожданный погожий день: солнечное благоденствие и бескрайне-синее, в перистых облаках, небо.
Дорога вилась меж рядами развесистых клёнов, багряно-жёлтой стеной нависших над чёрным тёсаным булыжником: могучие деревья раскинули сучковатые ветви, и разомлев под нежданным солнцепёком, протягивали друг дружке кленовую листву, обагрённую палитрой осеннего межсезонья.
Солнечные лучи раздвинули поредевшую аллею деревьев. Дорога запетляла, взобралась на холм, пересекла залитый водой луг и завернула базальтовый серпантин к подножию Альпийских гор.
Опель, со свежей вмятиной на багажнике, съехал с дороги в неглубокий кювет и завизжав шаловливым щенком с трудом взобрался на кромку заасфальтированной трассы:
«Лугано – триста двадцать километров» - гласил зелёный щит у дороги поблескивая в ореоле слепящих лучей.
Сощурив глаза водитель серебристой «Корсы» сбросил скорость и опустил кремовый щиток над лобовым стеклом. Он позволил себе чуть расслабиться, ощущая затылком негу подголовника. Мыслями он был не здесь, те витали вдалеке от пасторали порыжевших лугов и белизны альпийских вершин. Сколько времени потребуется до Лугано? Пять часов, шесть?
К семи вечера (не позднее) ему необходимо быть в филиале коммерческого дома «Братьев Лаурье», иначе…, он мельком глянул на рюкзак: небезопасно в пути с таким грузом! Хоть в добропорядочной Швейцарии – тишь да гладь, но мало ли что может приключиться в пути, где до конечной цели ещё три сотни километров петляющего по горам шоссе. Если верить прогнозам синоптиков не сегодня-завтра - циклон, а «чрезмерного» удовольствия заночевать где-то на горном перевале, водитель явно не испытывал.
Полосатый столбик вынырнул перед капотом машины неожиданно, как джин из бутылки, преградив путь к разверзшемуся обрыву.
- Дьявол! - в последнюю секунду водитель вывернул руль и прижался бортом к отвесной скале.
- Мать вашу, швейцары! – прошипел он сквозь зубы, - указатель нельзя поставить?
Из Сан-Галена он надеялся выехать перед рассветом, но проспал, и оставил мотель лишь близко к полудню.
Вчера, до поздней ночи он сидел у телевизора, с ужасом наблюдая за экономическим торнадо, сметающим в пропасть биржевые рынки Азии, Европы и Америки. Устрашающие репортажи из Риада, где усиленные наряды полиции блокируют центральные магистрали города; мостовые Пекина залиты кровью студенческих волнений.
Кому какое дело до краха брокерских корпораций? До дефолта облигаций займа поставщиков чёрного золота? Плевать!Сиди себе в сторонке и посмеивайся над прогнозами биржевых аналитиков - тех самых оракулов экономики, у которых и попадания и промахи, соответствуют золотой среднестатистической серединке - пятьдесят на пятьдесят. Если бы не он своими руками… Ведь это он запустил механизм «гигантской мясорубки», которая поглотила баснословные состояния, покорёжила судьбы людей, а у некоторых отняла и самое дорогое – жизнь!
А взамен?..
Сколько стоит людская судьба - брезентовый мешок набитый купюрами?
Чем измеряется человеческая жизнь, в каком эквиваленте, какими величинами? А сотня жизней, а тысяча!?
Что может возместить тепло материнских рук, улыбку отца, голос брата…, - брезентовая утроба набитая новенькими ассигнациями?
Шоссе вывело на небольшое плато и тут же вильнуло в сторону, стараясь увести серпантин дороги подальше от обрыва. Водитель встрепенулся, сбросил скорость. Затравлено покосившись на рюкзак, он вздрогнул и покосился на зеркало, пытаясь застать врасплох невидимого соглядатая, который задался целью прочесть его мысли. В глазах замельтешило, дрогнули уголки губ. Шофёр криво усмехнулся:
- Паранойя! – глухо обронил он.
Мигнули фары ядовито-жёлтого Мерседеса пристроившегося сзади. Чёрный откидной верх спортивного авто, лоснился под нимбом застывшего в зените светила. Замигал оранжевый подфарник, и Мерседес взял чуть левей, пытаясь обогнать невзрачную малолитражку.
- Куда прёшь попугай?! – ругнулся водитель серебристой «Корсы».
Яркие лучи солнца выхватили из полумрака костлявое лицо за рулём Мерседеса, а ватное облачко, затмившее солнечное благоденствие, вновь спрятало в тень неприятную физиономию «прилипалы».
Приклеившись вплотную к бамперу, владелец Мерседеса не унимался: бесцеремонно слепил фарами, протяжно сигналил, - портить нервы ближнему он всосал с молоком матери.
- Валяй, дегенерат! - водитель малолитражки вплотную придвинулся к полосатым столбикам ограждения. Сердце встрепенулось, заныло, при виде обрыва поросшего чахлыми искривленными сосенками.
Жёлтый «Мерседес», слепя никелированным бампером, пристроился рядом даже и не пытаясь обогнать серебристую «Корсу». Он придвинулся вплотную, прижимая малолитражку всё ближе и ближе к бетонным столбикам ограждения.
Толчок. Скрежет металла о металл. Всхлипнул корпус Опеля, затрясся.
- Э-эй!..
Нога, что есть силы вдавила педаль тормоза в первобытном инстинкте зверя: уйти, избежать любой ценой, …сохранить жизнь! Мышцы ног напряглись, обретая нечеловеческую мощь, сухожилия натянулись балалаечными струнами.
Ядовито-жёлтый «Мерседес» бешено взревел, напирая никелированным бампером на податливую обшивку малолитражки.
Выкорчеванный из асфальта полосатый столбик заскрежетал по днищу автомобиля. «Опель» прижался к узкой обочине, замер на краю косогора, перевернулся, и рухнул вниз, ломая сосновый молодняк.
* * *
- Как он там, Джерри?
Высокий прыщеватый парень глянул на кряжистого мужчину в оранжевом комбинезоне, но тот лишь неопределённо хмыкнул:
- Могли бы и не спешить. Вторая ампула натрий хлорида, а пульс слабый, еле прослушивается. Много крови потерял, бедолага,
Он поддел грубым ботинком голыш, покрытый бордовой запёкшейся коркой, перевернул, и отбросил в сторону.
– Голень, не приведи господь! Ещё вовремя жгут наложили, иначе уже перед Всевышним отчёт держал.
Рядом, на мшистом валуне, распластался серебристый Опель, обнимая базальтовую глыбу искорёженными колёсами.
- Пи-ить…
Прыщеватый дёрнулся, будто его прошил электрический ток:
- Фу-ты! напугал, - он попытался улыбнуться, но его лицо застыло в нелепой гримасе, свойственной человеку пережившего недавний инсульт. - Жилистый клиент- "покойничек"! А ты мне своё бубнишь: кровь потерял, пульс еле прощупывается.
Приземистый мужчина пригладил рыжую бородёнку тронутую сединой, и тут же взъерошил её вновь.
- О чём это он Густав?
Подражая звучанию, рыжебородый повторил незнакомое слово:
- Пи-и-ит… На каком это он Густав, ты ведь у нас в языках дока?
- Я тебе не полиглот! – буркнул прыщавый, явно досадуя, что не в силах справиться с задачей, – может по имени себя назвал: Питер – Пит, или вовсе бредит. В карманах проверял?
- Ага, - Джерри нагнулся над раненым желая получше разглядеть его лицо, - пусто в карманах, ни паспорта, ни бумаг
Кисть пострадавшего, оплетенная корнями поваленной сосенки, мелко дрожала, щёки в кровавых подтёках рдели нездоровым румянцем; дёрнулись разбитые губы, в пыли и запёкшейся крови, но тут же в бессилии сомкнулись вновь.
Рыжебородый вскинул голову, прислушиваясь к далёкому звуку сирены; шум нарастал, ширился, зазвучал отчётливей. Приземистый крепыш прищурился, вглядываясь в обочину, щерившуюся полосатыми зубцами бетонных столбиков.
- Наконец-то! Ползут как черепахи, - проворчал он. – Пошевеливайся Густав, ребята на подходе!
Возле вывернутых из асфальта полосатых столбиков, затормозил красно-белый пикап «Службы спасения».
Коренастый здоровяк снял капельницу, прикреплённую к высохшей коряге, и бросил отощавший пакет глюкозы на тело раненого. Накрыв простынёй порванную рубаху, из-под которой виднелась окровавленная грудь, Джерри недовольно заворчал, когда растяпа-напарник, неуклюже ухватил пострадавшего за ноги:
- Бережней Густав, это тебе не мешок с картошкой!
Приподняв раненого, они перенесли его ближе к мшистому валуну, и осторожно опустили на брезент походных носилок.
Стянув ремнями тело раненого, долговязый Густав щёлкнул замками и со вздохом облегчения оттер рукавом вспотевший лоб. Отряхнув рабочую сумку от глины и налипшей земли, он забросил в неё окровавленные бинты, вату и использованные одноразовые шприцы. Под сплетением корней маячил вымазанный грязью сероватый брезент с притороченной к нему медной застёжкой. Прыщавый "компаньон" нагнулся, пытаясь получше разглядеть находку, и засунул руку под мокрые корни не без труда выволакивая на свет вымазанный в грязи рюкзак. Из-под разорванного брезента белел скомканный газетный лист.
- Джерри?..
Рыжебородый тем временем деловито прихватывал зажимом очередной пакет глюкозы. Он одобрительно хмыкнул добротно проделанной работе и соизволил наконец оторваться от своего занятия.
- Трофеи? Молодец! Пошарь-ка внутри, документами не пахнет? Полиция Сан-Галена уже голову заморочила своей бюрократией, а у меня кроме номера машин, - Джерри ожесточено поскрёб бородёнку, норовя унять назойливый зуд, – …из реанимации тоже донимают. Велели перезвонить, как только произведём опознание личности.
Густав зашелестел газетой и натужно замычал. Уронив "трофей" в грязь он замер, судорожно сжимая в кулаке разорванный край передовицы.
Рюкзак шмякнулся в озерцо глиняной жижи, и завалился набок, "выплеснув" из прорехи в брезентовом боку две пачки грязно-синего цвета, стянутые бумажными лентами:
«Дойче банк. Лейпцигский филиал.»
Джерри вытянул короткую шею и поднялся с колен, стряхивая грязь с оранжевого комбинезона. Отодвинув замершего напарника, он в раздумье уставился на нежданный «дар небес».
- Это-ж…, впервые у меня, - сиплым от волнения голосом пробормотал рыжебородый, поднимая пачки кредиток.
Подцепив ногтём верхнюю банкноту, он отделил её от собратьев и повертел в руке, пытая взглядом надменный вельможный профиль на грязно-синей купюре. Не придя к окончательному выводу, и желая довести расследование до финишной ленточки, Джерри прищурившись глянул сквозь новенькую ассигнацию на уставшее за день светило, лизавшее багряны диском заснежено-величавый пик.
- Вроде и настоящая, - с долей сомнения в голосе заключил он.
Сунув руку в брезентовое нутро, Джерри присвистнул и надсадно просипел:
- Вот-ты поди… дела наши грешные!
Его молодой напарник уже успел оклематься от внезапного шока; алчным огоньком заполыхало в глубине карих глаз.
"Тот самый, огороженный кольями чугунной ограды, в поросли дикого винограда вьющимся по стенам…" - он уже видел себя хозяином опрятного двухэтажного особнячка, недавно запримеченного в дачном посёлке близь Сан-Галена.
- Может, - Густав облизнул сухие губы, - возьмём и?..
Словно прочитав его мысли, крепыш лишь защёлкал языком, будто пытаясь достать застрявшую меж зубов крошку.
- Забудь! Кто с такой прорвой денег по дорогам колесит? А-а? Мозги у тебя на месте?!
- ?
- Не пялься, по глазам вижу, смекнул в чём дело! Или полиция тебя вычислит, или вон те ребята, - Джерри кивнул на сплющенную крышу серебристого Опеля, - своим визитом наградят.
Рыжебородый высвободил из ладони компаньона помятую газету, которую тот ещё судорожно сжимал рукой утопающего, наконец ухватившего заветную соломинку
– Так и знал, кириллица! - тоном не допускающим возражений заключил коренастый крепыш. - Болгарский или русский, - он ткнул синей пачкой в жирный шрифт заголовка, - перевёрнутое «R», как сейчас помню, с миллионер-шоу вопрос.
На прошлой недели передача шла, помнишь? Обзор-ревю о русской мафии в Женеве.
- Русские, болгары, сербы…поздно, - пробормотал Густав затравленным взглядом, отслеживая спускающееся подкрепление в оранжевых робах,
Он уныло вздохнул, тронув рифлёной подошвой вымазанный в грязи серый брезент рюкзака:
- Теперь уже поздно…
Аккуратный особняк под бордовой черепицей растворился как фата-моргана, средь искривленных сосенок, не оставив после себя даже и тени на буро-молчаливых валунах. По-детски оттопырив губу, долговязый Густав провожал взглядом бесформенный газетный ком, исчезающий в порванном рюкзаке, синие пачки, перетянутые казначейскими блекло-зелёными лентами. Затравленно-потухший взгляд прощался с призрачным счастьем, с иллюзорным благополучием, растворявшимся в грязной брезентовой утробе. Он моргнул, вытирая обветренные карие глаза:
- Поздно, - еле слышно простились губы, - уже поздно.
Носилки дёрнулись, закачались. Четыре фигуры в оранжевых робах начали осторожное восхождение по предательски скользкому глинистому склону.
Голова раненного мотнулась на поролоновой подушке. Дёрнулось веко, приоткрывая заплывшее налитое кровью око, встрепенулся кадык под седой щетиной. Он вперил осмысленный взгляд, в умаявшийся за хлопотливый день бордовый диск, нимбом венчающий обледенелую вершину. Запёкшиеся губы задрожали, дёрнулись в нечеловеческом усилии:
- Аве Мария! – подхватило эхо, заснеженных альпийских вершин.
Булька не даст соврать!
Сообщение отредактировал Шая_Вайсбух - Пятница, 06.12.2013, 21:41 |
| |
| |
