Добавлено (24.06.2013, 10:33)
---------------------------------------------
Начну потихоньку выкладывать первую главу))
____________________

ГЛАВА 1

Дитмар, епископ бременский, пребывал в отвратительном расположении духа.
Свою поездку в Саксонию, на границу с дикой Вагрией, он считал ссылкой, наказанием, которое наложил на священника по неизвестной причине архиепископ Бремена, Адальберт. Дитмар никогда не был в хороших отношениях с Адальбертом, скорее, их можно было назвать прохладными. Но отправлять епископа к графу Адольфу Голштинскому для напоминания тому об обязательствах перед его герцогом, Генрихом, было верхом пренебрежения! И это в тот момент, когда весь свет духовенства и рыцарства находился под Магдебургом! Епископ Ансельм, легат папы, герцоги Конрад, примчавшийся из Бургундии, и юный Генрих, маркграф Альбрехт, прозванный Медведем, и Герман фон Шталек, покинувший престарелую больную жену и пышущих здоровьем молоденьких любовниц, епископ Аскер, представитель датских королей Свена и Канута, и многие другие! И, конечно же, архиепископ Адальберт!
Дитмар в который раз за последнюю неделю пожелал архиепископу мучиться жжением при мочеиспускании.
"Старый обезумевший осел!"
Хотя неохотно Дитмар отдавал должное "старому ослу", потому как епископ застал у графа посольство князя Никлота, мерзкого язычника, против которого и собиралось войско под Магдебургом. Дерзкие славяне призывали тщедушного Адольфа стать на их сторону, выйти вместе против армии половины Европы!
"Глупцы!"
Присутствие Дитмара придало отваги графу, и тот отказал Никлоту. В ответ язычники пообещали разорить селения Адольфа, что расположились на земле славян. Правда, заметили они, в память о добрых отношениях графу будет объявлено о нападении заранее.
Расстроенному Адольфу епископ без зазрения совести пообещал значительную часть земель, которые будут, безусловно, завоеваны после Крестового похода на славян, одобренного папой Евгением III и к которому сейчас готовились десятки тысяч воинов. Мятущаяся душа графа после такого заверения успокоилась, а Дитмар отправился отдыхать в отведенные ему покои. Где его ожидала ужасно твердая постель.
И это также было одной из причин его отвратительного настроения в это теплое летнее утро. Окончательно его испортил остывший завтрак, состоявший из супа с кусками сала и полудесятка жареных яиц, и просьба неизвестного славянского купца встретиться.
Первым желанием Дитмара было послать торговца ко всем чертям вместе с недоеденной яичницей, но осушив бокал старого вина, епископ все же решил поговорить с неизвестным гостем.
Приказав оставить на столе вазу с фруктами и кувшин вина, Дитмар откинулся на спинку высокого кресла и окинул грустным взором пустые каменные стены комнатки, где ему подали завтрак. Только четыре серебряных канделябра, висевшие по углам, да огромное деревянное распятие с бронзовым Христом у окна хоть как-то радовали придирчивый глаз епископа.
"Господи, они хотят моей смерти!" - подумал он, когда потянуло сквозняком в открывшуюся дверь, спрятал тонкие руки в просторных складках сутаны и посмотрел на вошедшего человека.
Ничего примечательного в госте Дитмар не нашел, разве что обратил внимание на широкие плечи невысокого ростом славянина. Худой, как щепка, епископ о таких мог только мечтать! Купец выглядел лет на сорок, ровесник Дитмара. Коротко стриженые волосы, борода двухнедельной давности, медный оберег на поясе. "Язычник. Все как один!" - сделал вывод священник. Несмотря на лето, поверх белоснежной рубахи на госте был накинут легкий кафтан, а тонкие штаны заправлены в высокие, до колен, красные сапоги. В руке купец держал сундучок. Дитмар задержал на нем взгляд, насупив черные брови, отчего стал похож на ворона.
- Стража на крыльце осмотрела меня, - заметил это гость. Он подошел к столу и поставил сундучок на красную скатерть. - Я безоружен.
Желание выгнать торговца вновь овладело епископом. Чтобы подавить его, Дитмар глотнул вина и взял из вазы яблоко и небольшой ножик. Затем посмотрел в глаза купцу и развел руки в стороны, давая понять, что готов выслушать, с чем тот пожаловал.
- Меня зовут Славеном. - Гость сел на лавку и облокотился о стол.
Епископ отрезал от яблока кусочек и отправил в рот.
- Я слушаю тебя, Славен.
- Гермерслебен.
Дитмар удивленно вскинул брови.
- Местечко недалеко от Магдебурга, - пояснил купец. - К нему сейчас стекаются войска. Сотня за сотней. Тысяча за тысячей. Десятки княжеств и королевств. Потому что пару месяцев назад папа приговорил к смерти целый народ, объявив Крестовый поход.
Епископ скривился, словно услышал несусветную глупость.
- Не к смерти, Славен. К обращению. В единственную и истинную веру.
Дитмар недоумевал, к чему весь этот разговор.
- Тех, кто не захочет обращаться - к смерти, - продолжал настаивать гость.
- Язычество - язва христианства. Неважно, где она распространена, ее надо искоренять! - еще один кусочек яблока отправился в рот.
- И для этого необходимо собрать две армии, такие же бесчисленные, как и звезды на небе?
- Благодаря вам, купцам, - ножик, будто перст, указал на гостя, - и нет возможности сохранить что-то в тайне.
- Да, - улыбнулся Славен. - Но мы же и владеем секретами мира. Кое-что я мог бы поведать и тебе.
Дитмар выплюнул яблочное семечко на пол. Похоже, не зря он согласился принять этого странного человека.
- Допустим, ты заинтересовал меня, Славен... Отведай яблока, - он указал на вазу. - Сладкие. Действительно, сладкие. - Епископ отрезал от плода червивый кусок и вытер нож о скатерть. - Я не люблю яблоки. Они - причина всех наших несчастий. Но эти - прости меня, Господи! - действительно, сладкие.
Купец не двинулся, и Дитмар налил в бокал вина, пригубил хмельного напитка.
- Ну, так я слушаю тебя, Славен.
Тот продолжал улыбаться.
- Я продам тебе одну вещь.
Епископ разочаровано вздохнул.
- Не за деньги, - продолжил Славен.
- Сведения? Покровительство? - предположил Дитмар.
- Княжество.
Священник едва не поперхнулся яблоком.
- Княжество?
- Княжество, - невозмутимо кивнул головой Славен. - Мне нужен остров Руян.
Дитмар захохотал, бросив ножик на стол.
- Руян? - Он вытер рот рукавом сутаны. - Ты в своем уме? Купец хочет княжить?!
- Я не купец.
Смех прервался. Гость не переставал удивлять епископа.
- Тогда кто же ты, Славен?
- Воин.
На мгновение в комнатке воцарилась тишина, прерываемая щебетаньем воробьев за окном.
- Воин?
- И уверяю тебя, далеко не последний. Мне же хватило ума пронести мимо твоих людей оружие. - Славен непринужденно достал из рукава кафтана тонкий длинный нож.
Епископ с ужасом откинулся на спинку кресла и осенил себя крестом.
- Кстати, смени охрану, - заметил гость, убирая нож обратно. - Эта ненадежна.
Дитмар постарался унять бешено бьющееся сердце и дрожащей рукой пригладил редкие волосы, постриженные в тонзуру.
- Значит, тебе нужно княжество на Руяне, воин Славен? - проговорил он.
- Да, и поверь, знатности моего рода вполне достаточно, чтобы править.
- Княжество - очень дорогой подарок, воин Славен, - медленно сказал епископ. - А на Руян метят многие, и церковь в том числе. Мне надо будет приложить уйму усилий, чтобы выполнить твою просьбу.
- Поэтому я и пришел к тебе.
Ладони Дитмара вспотели от волнения.
- Понимаешь, мне придется разговаривать с очень влиятельными людьми. Скорее всего, нужны будут деньги. Невероятно много денег...
- Если мы с тобой выполним, то, что я скажу, ты получишь намного больше, чем деньги, - Славен наклонился к епископу и перешел на шепот.
Дитмар приблизил лицо к гостю.
- Что же, воин Славен?
Торговец выпрямился, приоткрыл сундучок. С улыбкой на губах достал кусок белой ткани, развернул его и положил на стол перед священником.
- Я знаю, где это находится, и клянусь всеми Богами, ты это получишь!
Едва взглянув на рисунок, изображенный на полотне, Дитмар раз за разом стал осенять себя крестом. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, а воздуха не хватало, чтобы вздохнуть. То, что он увидел, превосходило все его ожидания! А все деньги мира не шли с этим ни в какое сравнение! Как же прав оказался Адальберт, послав епископа в эту Богом забытую землю!
- О, Господи! - еле выговорил он. - Этого не может быть!
Славен довольно улыбнулся, поняв, что достиг цели своего визита, и благодарно дотронулся до висевшего на поясе оберега.
- Вот именно...

Добавлено (24.06.2013, 11:46)
---------------------------------------------
А еще про язву... Дитмар мог так сказать: - Язычество язва (или скверна) на теле христианского мира.

Добавлено (26.06.2013, 11:12)
---------------------------------------------
Ну и продолжение первой главы...
______________________

* * *

Крик, полный боли и отчаяния, огласил стены замка.
Конрад, фогт графа Адольфа в Любеке, поежился, с плохо скрываемым раздражением плюнул на пол и нервно зашагал по комнате. Ему было не по себе, хотя, несмотря на шесть десятков прожитых лет, Конрад имел еще в руках недюжинную силу, а одним своим взглядом мог заставить любого человека попятиться. Возможно, по этой самой причине граф Адольф-младший - как называл его Конрад - и назначил старика наместником, своим ставленником в быстро строящемся по соседству со славянами городе. За свою долгую жизнь фогт повидал многое, от мелких восстаний язычников до великой битвы при Вельфесхольте. В том сражении молодой Конрад потерял два пальца на руке, чудом выжил после ранения копьем в грудь, видел своими глазами смерть. Но этот крик, так не похожий на вопли с поля боя, заставлял его вздрагивать, а мороз, пробегающий по спине каждый раз - пить подогретое вино, не обращая внимания на теплые летние лучи солнца.
"Святые мученики! Когда же это прекратится?!"
- Первый ребенок, господин! - сказал сидящий у раскрытого окна Кларенс. Старый слуга, подносивший копье своему хозяину еще тридцать лет назад, рьяно пытался отчистить от ржавчины потемневшие за долгие годы латы фогта. Слух о возможном нападении славян уже достиг города, и Конрад приказал подготовить доспехи к бою. - Первый ребенок. Моя старушка-жена ох как мучилась с первыми двумя сорванцами, а потом и не замечала боли. А юная госпожа сама еще дитя! Куда уж тут не кричать?! - Кларенс попытался рассмотреть свое отражение на мутных латах и зажмурился, поймав солнечный луч.
Конрад только засопел в ответ.
Чего он не мог понять, так это почему женщины дико орут во время родов. Сильная боль? Ему, старому воину, на котором живого места не осталось, можно об этом не рассказывать. Уж он-то знает, что такое невыносимая боль! Его грудь и плечи были похожи на решето от старых ран, оставленных наконечниками копий и стрел. А лицо украшал длинный шрам, рассекающий щеку - подарок дерзкого славянина, поплатившегося за свою наглость жизнью. До слез больно, когда свежую рану прижигают каленым железом - и такие следы имелись на теле Конрада. Но роды?
"Женщины! Они совсем не умеют терпеть боль!"
Громко кричала в свое время и жена фогта. Конрад обладал хорошей наследственностью, и супруга рожала только сыновей. К сожалению, два первых ребенка прожили недолго, но следом за ними за пару лет на свет под истошные вопли жены появились еще двое мальчиков. Спустя короткое время пятый сын свел в могилу и себя, и мать. Сопровождалось все это, конечно же, нечеловеческими криками несчастной женщины. Став вдовцом, Конрад долго не грустил. Жизнь рыцаря была насыщена войнами, сражениями и боями, а любая из служанок согревала постель намного лучше, чем жена.
Заботы же по воспитанию сыновей легли на Кларенса да на его супругу. Мальчики росли сильными, мечтающими о сражениях и подвигах отца. Увы, злой рок не оставил в покое семью Конрада, и старший из сыновей во время одной из охот сорвался с лошади и угодил под копыта. Череп лопнул от удара, как спелая тыква, и юноша отправился вслед за братьями на тот свет. Угроза остаться без наследников заставила одуматься грозного воина, и Конрад, наконец, обратил внимание на единственного оставшегося в живых сына - Людольфа. Помимо того, что фогт обучил юношу всему, что знал сам, он еще подыскал сыну и невесту. Смерть гонялась за детьми Конрада по пятам, и наследник был необходим. На роль матери будущего наследника подошла Клеменция - дочь верного соратника фогта, а заодно и единственная наследница больших угодий Даргунского округа. Вот только понести юная жена никак не могла. Молитвы не помогали, старухи-знахарки - тоже. И когда старик уже стал подумывать о том, чтобы самому прийти ночью на супружеское ложе Людольфа, Клеменция забеременела.
И теперь, когда настал момент произвести на свет ребенка, молодая женщина никак не могла разрешиться от бремени. Уже вторые сутки вокруг нее крутились старухи-повитухи и священники, умывали роженицу святой водой и подкладывали под простынь целебные травы. Все без толку!
Еще один крик сотряс стены замка, и Конрад, глотнув вина, подошел к окну. Взгляд его скользнул по морской глади, крепостной стене и нескольким кораблям, стоявшим в порту.
"Счастливчик!" - подумал он о Людольфе.
Счастливчиком же он был отнюдь не потому, что вот-вот должен был стать отцом. Счастливым Людольфа сделала поездка к графу Адольфу и отсутствие его в эти дни в Любеке. Как и большинство саксонской знати, сын фогта собирался в поход, воевать во славу Господа, нести Святой Крест в погрязшие в язычестве славянские земли. Был бы Конрад моложе на пару десятков лет, с радостью бы сам присоединился к священному войску. Вместо этого ему пришлось сидеть в Любеке и слушать из соседней комнаты жуткие вопли роженицы.
По двору зашлепала босыми ногами девушка, помощница повитух. Она бежала, задрав юбки, к колодцу за очередным ведром воды.
"Хороша!" - загляделся седой воин на бледные икры девушки. Дальнейшие мысли Конрада прервал жуткий вой Клеменции, который резко перешел в гортанный рев. На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь щебетаньем воробьев на улице. А затем до слуха фогта донесся младенческий плач.
- Мальчик! Хвала Господу! Мальчик!
Девушка с ведром остановилась посреди двора, по-прежнему держа юбки у пояса.
Кларенс засиял не меньше солнца.
- Вот и наследник, господин! - слуга вытер рукавом слезу и поспешно перекрестился.
- Мальчик! Мальчик! - разрывались бабки-повитухи больше новорожденного.
Суровое лицо Конрада впервые за много лет озарила улыбка. Он посмотрел на голубое небо и поблагодарил Господа за этого ребенка. Ребенка, который должен был стать наследником фогта в Любеке.

Добавлено (02.07.2013, 10:15)
---------------------------------------------
Ну и окончание первой главы.
_______________________

* * *

- Так чем же тебе приглянулся этот город, Славен?
Никлот, старый князь бодричей, не отрываясь, смотрел на легкую рябь, пробегающую по поверхности озера. До его слуха доносился монотонный стук топоров и непрерывный визг пилы.
Когда до князя дошли вести о готовящемся против него походе, он не придал ему значения - сколько раз за свою долгую жизнь Никлот брался за меч, чтобы отстоять свободу! Еще одно сражение - ничего более! Но это войско, собираемое саксонскими герцогами, превосходило все армии, которые когда-либо встречал Никлот. Прикрыто все было благородной целью: нести веру в погрязшие в язычестве земли славян. Однако истинным значением похода - не сомневался князь, - являлось завоевание богатых, обширных княжеств, которые давно уже стали лакомым куском, как для саксонской знати, так и для церкви, объявившей Крестовый поход. Именно поэтому Никлот отдал приказ укреплять крепость Добин, которая стояла на пути крестоносцев в славянские земли, и которой суждено было первой принять удар многотысячного войска.
Работа кипела уже несколько дней. Насыпные валы увеличивали, накидывая поверх земли огромные камни, которые привозили один за другим от лежащего неподалеку Зверинского озера. Крепостные стены тоже показались князю слишком низкими, и самые высокие деревья, расположенные у Добина, сейчас беспощадно вырубались. Стволам придавалась форма: отсекались все сучья, заострялись верхушки бревен. Десятки быков тянули огромные, груженые срубленными деревьями, повозки. А вспотевшие от тяжелой работы люди выстраивали новые стены на свежем валу.
Частокол рос. Шум, стук, мычание не смолкали ни на мгновение, а тучи пыли, поднятые от сотен ног и копыт, мешали дышать.
Поэтому ладья руян, которые приплыли для переговоров, была единственным спокойным местом, и князь с сыновьями не преминул воспользоваться возможностью без задержек увидеться с послами. Руяне также придавали большое значение этой встрече, потому что среди знати, приплывшей к Добину, находился сам молодой князь руян, Яромир.
Никлот почтительно преклонил колени перед знатным гостем, а тот обнял бодрича, как родного отца, и заявил, что прибыл с хорошими вестями. В саксонские земли под видом торговца проник сотник белого войска руян. Дружина, охраняющая главную святыню славянского мира - храм в Арконе, - состояла всего из нескольких сотен воинов, в число которых мечтал попасть любой знатный славянин. Война становилась для этих людей любимым делом, меч - родным другом. А сотник их был одним из лучших воинов во всей славянской земле. И то, что именно сотнику князь поручил осмотреть города Саксонии, показывало, насколько серьезно отнеслись руяне к вестям о готовящемся походе.
Граф Адольф отказал славянам в помощи, и Никлот с Яромиром собирались разорить земли Голштинии, а Славен, как звали сотника, отлично справился со своей задачей. Он посетил несколько городов, высматривая их сильные и слабые стороны, и одному из них, наименее защищенному, суждено было пасть под мечами славян.
"Любек".
Славен назвал Любек.
Никлот погладил длинные усы.
Ладья, усыпляя, тихо покачивалась на воде.
- Так чем же тебе приглянулся этот город, Славен? - спросил князь.
Сотник, сияя длинной, до колен, кольчугой, одетой поверх белой рубахи, стоял за спиной молодого князя. Щеки и подбородок Славена были выбриты до синевы. Лысина блестела на солнце. Он вышел вперед:
- Если бы со мной было два десятка воинов, от Любека уже не осталось бы камня на камне.
Никлот удивленно вскинул брови и обернулся к сыновьям. Прибыслав и Вартислав, наследники князя, также недоверчиво улыбнулись.
Старый князь гордился своими сыновьями. Оба были очень похожи на отца - такие же грубые черты лица, властные взгляды, мощные фигуры и сильные руки. Но больше всего тешило отеческое самолюбие не это, а умение молодых князей воевать. Какой прок от сына, если он не может постоять за свой дом, свою землю, свою семью? Упрекнуть же Прибыслава и его младшего брата Вартислава в отсутствии храбрости не мог никто. Едва научившись держать в руках оружие, им пришлось всюду сопровождать воинственного отца. И юные воины получили не только множество ран, шрамов и болячек, но и бесценный опыт. В свои молодые годы они уже могли по взглядам ратников оценить силу духа войска, а в яростных выкриках врагов различить трусость.
- Это было бы настолько легко сделать? - пожал плечами Прибыслав, отчего кольчуга на его груди зазвенела кольцами.
- Мы были не так давно в Любеке, - согласно кивнул головой Вартислав. Он стоял возле брата, руки его покоились на черене меча, украшенного драгоценными камнями. - И мы видели, какие укрепления там строятся.
Славен развел руки в стороны.
- Вот именно. Они строятся. К тому же гарнизон сейчас без управления. На весь город остался только епископ.
- А молодой фогт? - прищурился Никлот.
- В Магдебурге.
- Что старый?
- Живет славным прошлым.
- Я тоже не молод, - сказал Никлот, постучав по кожаному нагруднику, который старался никогда не снимать.
- Но ты не выпускаешь меч из рук. А фогт лишь рассказывает на пирах, как завалил очередную молоденькую девку.
- Кто знает, кто больший храбрец: я или он?! - похвалил старый князь, чем вызвал улыбку на лицах переговорщиков.
С берега донесся предупреждающий крик, вслед за ним раздались громкий треск и грохот, ознаменовавшие очередное упавшее дерево. Лесорубы, едва успев отскочить, вновь подошли к стволу, чтобы обрубить все ветви.
- Так ты уверен в победе, Славен? - Никлот оторвал торчащую щепку от борта ладьи и кинул в воду.
- Так же, как в том, что против нас собирается невиданное войско.
- Их и, правда, так много?
- Как волос на голове. Не сосчитать.
- Ну, если, как на твоей или на моей, - улыбнулся старый бодрич и погладил бритый затылок, - то не велика беда.
Яромир громко засмеялся, к нему присоединились и сотник с молодыми князьями.
- Их тысячи. Десятки тысяч, - уже серьезным тоном проговорил Яромир. - Поговаривают о сотнях тысяч.
- Они накроют нас, как волна во время прибоя, - почесал подбородок Никлот.
- К тому же, саксонцы решили разбить нас поодиночке, - Яромир задумчиво скрестил руки на груди, прикрытой тонкой кольчугой. - Каждое княжество в отдельности. Всех по очереди. Мы никому не сможем помочь. И к нам никто не придет с помощью.
- Тогда, князь, мне кажется, стоит и нам подумать о том, чтобы посеять недоверие и вражду в рядах саксонцев. - Никлоту не давала покоя маленькая щель в борту. Он упорно ковырял ее ногтем, пытаясь отколоть еще одну щепку.
- Старый лис! - Похлопал бодрича по плечу Яромир. - Ты что-то затеял?
- Да. Наверное, да. Мы не можем воевать со всеми саксонцами вместе. Поэтому они должны сами перегрызть друг другу глотки.
- И как заставить их это сделать?
Старый князь, наконец, оторвал тонкую щепку, взглянул на нее, сломал и выбросил в воду.
- Славен, - обратился он к сотнику. - Ты пообещал разбить Любек.
- Да.
- Так сделай это, друг. Вода - ваша стихия, руяне! Докажите это еще раз - уничтожьте порт. Ну и город в придачу. А вы, сынки, нападете с берега. - Повернулся он к молодым князьям. - И сделаете для меня еще кое-что...
Славен, соглашаясь с Никлотом, кивнул головой. В мыслях старого князя родился замысел. Какой? Сотнику было все равно. Главное, что он совпал с его планами. А что там будут делать сыновья Никлота, его не интересовало. С легкой руки Славена Любек был обречен. Ему нужен был город, и он его получит. Первый шаг сделан. Второй предстояло совершить священнику...

Добавлено (08.07.2013, 12:33)
---------------------------------------------
Начнем потихоньку выкладывать вторую главу))
__________________

ГЛАВА 2

Конрад, шатаясь, покинул шумный зал и вышел на свежий воздух. Ноги нетвердо ступали по земле, а голова гудела от выпитого хмеля.
"Проклятые святые!"
Вечер встретил приятной прохладой, и фогт довольно отрыгнул.
Иоанн и Павел, святые мученики, страсти которых поминались в этот летний день, были одной из причин чрезмерного возлияния Конрада. С самого утра кубки наполнялись вином, на вертелах жарились дичь и молодые поросята, а имена святых благоговейно произносились гостями намного чаще, чем поминались хозяева замка. Все это время несколько десятков глоток смеялись и разговаривали так громко, что пышногрудые няньки с трудом могли успокоить кричащего в дальних покоях младенца Иоанна, внука фогта, а сам Конрад, терзаемый головной болью, не раз уже порывался схватить со стены меч и, как во времена славной молодости, пройтись им по опостылевшим спинам буйных гостей. Но вовремя сказанное с благодарностью имя старого наместника возвращало благодушное настроение, и очередной кубок вина опрокидывался в глотку. Пожелания же долгих лет и славных дел только появившемуся на свет малышу напоминали, что застолье было собрано в первую очередь в его честь, а уж потом ради поминания проклятых святых.
Конрад подумал, что никакие страсти мучеников не сравнятся с его головной болью, и торопливо стал развязывать штаны, чтобы справить малую нужду. Пальцы оказались на редкость непослушны, и фогт в сердцах выругался:
- Чертов монах!
Во всем - в реках выпитого вина, в головной боли и даже в неуклюжих пальцах, - он винил некоего Дитмара, епископа. Высокомерный священник появился в Любеке намедни вечером, объяснив свое присутствие в городе важной миссией, возложенной на него бременским архиепископом Адальбертом. Цель ее состояла в осмотре всех епархий соседних со славянами земель. Но сделать это в Любеке похожий на ощипанную ворону монах не успел: очень кстати настал день святых Иоанна и Павла, а с ним и пиршество.
Худой священник с первого взгляда не понравился Конраду. Хотя кому может понравиться вечно ноющий, бьющий поклоны и возносящий молитвы служитель Бога? Постоянный плач и раболепство пред Высшими силами раздражали старого воина. Всего в своей жизни он добился своими руками, а Господь не сделал ничего. Лишь созерцал, как сыновья фогта один за другим отправляются на тот свет, а древний род угасает.
Но Дитмар первым делом благословил маленького Иоанна, затем обильную трапезу, и Конрад закрыл глаза на незваного гостя. Да еще Господь в кои-то веки не остался безучастным в этот день, и епископ, сославшись на усталость, решил долго не просиживать дыры в сутане и удалился в отведенные ему покои. На радость всем, кто находился в замке.
Завязки на штанах, наконец-то, поддались, фогт облегченно вздохнул и посмотрел на корабельные мачты, верхушки которых виднелись над высокой крепостной стеной.
- Проклятье! - изумленно выдохнул он.
Потому что мачты, а заодно и порт, пылали. В темное небо, освещая все вокруг, тянулись огромные языки пламени, клубы дыма затмили звезды, а воздух оглашали крики ужаса, только сейчас достигшие ушей старого наместника. Любек был атакован!
Вмиг отрезвевшему Конраду вспомнилась недавняя попытка мерзкого славянина повидаться с ним. Тот появился у ворот города ранним утром и назвался послом. Кто знает, может быть, он хотел предупредить город о возможном нападении? Но фогту в тот момент с головой хватало и назойливого епископа, поэтому язычник был отправлен восвояси. Чему несказанно обрадовался Дитмар, хваля при этом Господа и раз за разом осеняя себя крестом.
- Чертов монах! - повторил Конрад и обернулся к замку, черной громадой нависшему над ним.
Но раздался тонкий свист, и вылетевшая из темноты стрела оборвала готовый вырваться из глотки крик, а с ним и жизнь старого воина.

Добавлено (10.07.2013, 09:27)
---------------------------------------------
Ну и продолжение 2-ой главы))
____________________

* * *

- Глупцы! - улыбнулся Славен, входя в распахнутые врата любекского замка. - Они все непроходимые глупцы!
С самого начала похода для сотника все складывалось как нельзя лучше. Посол, отправленный предупредить жителей Любека о нападении, не был принят, чему изрядно поспособствовал епископ Дитмар. Небо, несколько дней не видевшее ни облака, оказалось затянуто тучами, и с заходом солнца пять кораблей оказались в полной темноте и безбоязненно спускались по Травне к обреченному городу.
Весла, обернутые тканью, бесшумно погружались в воду, и Славен, стоя у борта, с нетерпением ожидал высадки. Чего было больше в его стремлении ступить на землю - сознания того, что совершается очередной этап плана, задуманного им и алчным епископом, или желания вступить в бой, познать радость убийства, почувствовать запах крови, - не мог с точностью сказать и сам сотник. Он был воином, и никогда не отказывался от возможности обнажить меч. Если же наградой за выигранную битву будет выполнение обещания священника, то что может быть лучше?
Когда впереди показались огни засыпающего города, Славен подозвал верного десятника.
- Мы приближаемся, - не спуская глаз с Любека, проговорил он. - Возьми дюжину проверенных воинов, и на берегу от меня ни на шаг!
Сотник скинул плащ, оставшись в серых штанах и рубахе. Черный кожаный доспех прикрывал грудь, длинный меч в деревянных ножнах висел у пояса. Поцеловав оберег - сокола, готовящегося к удару, - спрятал его под рубахой. Славен был уверен, что все пройдет гладко. Сыновья Никлота могли бы помешать его планам, но старый князь отправил обоих во главе отрядов на земли саксонцев, и сейчас молодые воины сжигали деревни, убивали крестьян, насиловали женщин - наводили ужас на Голштинию. А самое главное, находились далеко от Славена.
Губы сотника расплылись в хищной улыбке, когда он заметил, как суетливо забегали в порту люди, увидев появившиеся из темноты грозные суда. Испуганные вопли жителей Любека ласкали слух беспощадного воина больше, чем колыбельная, напеваемая матерью на ухо младенцу. Это была песнь войны, так любимая сотником.
По знаку Славена в воду прыгнули несколько воинов и, выбравшись на берег, кинулись к стоявшим у причала кораблям. Высечь кресалом искру, зажечь заготовленную тряпицу и подбросить в трюм неохраняемым саксонским судам - времени на это у прирожденных воинов ушло меньше, чем у жителей Любека на то, чтобы покинуть порт. И в ночи, вмиг превратившейся в день, на землю с победоносными криками хлынула волна руян.
"Убить всех!"
Приказ был предельно ясен. И славянские воины беспрекословно взялись исполнять его. Сделать это было проще еще и от того, что защищать город мало кто собирался. Редкий саксонец поворачивался к беспощадным убийцам грудью. Копья и мечи руян поражали больше спины. Смельчаков же ждала мучительная смерть. Один из горожан, сумевший убить славянина, тут же был опрокинут на спину и пригвожден к земле копьем. Его крики были слышны далеко за пределами порта, когда острый топор отсекал ему руки и ноги. Женщин, не сумевших скрыться, ожидала иная участь. Треск разрываемых платьев и громкий плач звучали все чаще. Обнаженная девочка, лишь недавно повзрослевшая, шатаясь на окровавленных ногах брела к воде, пока кто-то из язычников не перекинул ее через плечо и не понес на корабль.
Город погибал. В огне и насилии.
Но Славена не интересовала судьба Любека. Обнажив меч, он шел к замку фогта. Десять верных воинов следовали за ним неотрывно. Городского войска по-прежнему не было видно, а саксонцы, не надеясь на защиту мечей, пытались спрятаться от славян в темных переулках, но смерть настигала их всюду.
Добравшись до врат замка, сотник приказал двоим воинам перелезть через стену и отворить их.
- Старый фогт, - прошептал один из руян, взобравшись наверх.
- Убить, - резко сказал Славен и посмотрел на окна замка, сквозь которые пробивался свет и слышалась музыка и смех.
Тонкий свист стрелы известил о смерти Конрада, и врата отворились.
- Глупцы! - широко улыбнулся сотник и переступил через мертвого фогта. - Они все непроходимые глупцы!

Добавлено (11.07.2013, 17:10)
---------------------------------------------
Кидану я пока окончание второй главы, раз обещал.
_________________

* * *

Маленький Иоанн, разбуженный очередным взрывом смеха, заворочался в колыбели и захныкал. Клеменция устало вздохнула и в который раз за вечер поднялась с пуховых подушек. Утопая босыми ногами в мягких коврах, подбежала к плачущему ребенку.
- Тише, сыночек, - зашептала она и прижала кроху к груди. Иоанн, почувствовав тепло матери, замолчал. Сонное тельце, на миг встрепенувшееся, вновь обмякло. От малыша приятно пахло молоком и потом. Полная любви и нежности улыбка тронула губы Клеменции, и она поцеловала сына в лоб. Тот, как настоящий мужчина, попытался отвернуться и сморщил крошечный нос.
"Весь в отца!"
Гордость, разбавленная тоской, промелькнула в темных, как ночь за окном, глазах молодой жены при воспоминании о супруге. Клеменция носила дитя в чреве дольше положенного срока, и Людольф покинул Любек, так и не увидев сына. Радостная новость уже добралась до новоиспеченного отца, но вернутся к семье он сможет только после похода. Если сможет...
Звон разбитого стекла и громкие крики донеслись из пиршественной залы.
"Когда же они напьются?"
Клеменция и не представляла, что в человека может вместиться столько еды и питья! Запеченные поросята поглощались быстрее, чем их успевали приносить на столы. Гуси и утки, не будь они зажарены, могли бы составить целый косяк. А обглоданных костей валялось на полу никак не меньше, чем мелких камней на берегу Травны. При этом опьяневшие гости так отчаянно пытались перекричать друг друга, что раз за разом будили малыша, чем расстраивали молодую маму.
В дрожащем пламени свечи капельки пота на лбу ребенка казались бисеринками. Клеменция вытерла их ладонью и, напевая песню, осторожно уложила Иоанна в колыбель. Поправила на плечах платье из тонкой тафты, привезенной торговцами из Византии, и на цыпочках подошла к окну. Девушка любила смотреть на ночной Любек, подставлять лицо дыханию ласкового ветерка, чувствовать речную прохладу. Засыпающий город успокаивал, стрекот сверчков убаюкивал.
Но только не в этот раз!
Увидев огни, вспыхнувшие местами в узких улочках, Клеменция сперва подумала, что горожане решили до поздней ночи отмечать день святых Иоанна и Павла. Но крики о помощи, лязг оружия и горящие мачты кораблей в порту говорили, что у людей было отнюдь не праздничное настроение. Девушка смотрела на погибающий Любек и не могла поверить глазам! У кого могло хватить наглости атаковать его?! Ходил слух о возможном нападении славян, но казался он слишком сказочным.
- Госпожа! - Дверь распахнулась, и в комнату вбежал старый Кларенс с выпученными от ужаса глазами. Он, словно выброшенная на берег рыба, хватал ртом воздух, не в силах справиться с волнением, но все же выпалил: - Язычники!
Смех и радостные крики в пиршественной зале сменили проклятия и звон скрещивающихся мечей. Славяне ворвались в замок. Здесь было чем поживиться: серебро, дорогие ткани, немного золота. И люди, за которых можно потребовать выкуп.
- Иоанн!
Клеменция на дрожащих ногах бросилась к сыну, наследнику Конрада.
- Вас надо спрятать, госпожа, надо спрятать, - Кларенс так же склонился над колыбелью. - Они убивают всех. Молодых, старых. Всё в крови. Всё! - Старик перепугано крестился и без умолку шептал. - Господи, я никогда не видел столько крови. Я был в Вельфесхольте, отчищал от вонючих кишок доспехи господина Конрада. Несколько дней добивался, чтобы блестел клинок. Помогал рыть могилы. Много могил, но убитых было еще больше. Тело ныло неделю! Но я не видел столько крови! Вас надо спрятать, госпожа! Господи, надо спрятать!
- Кларенс, - Клеменция прижала к себе ребенка, кивнула на одеяла в колыбели, - помоги мне.
Развернулась к двери и замерла на месте. Потому что в проеме, закрывая широкими плечами свет, стоял язычник. Черный кожаный доспех и окровавленные длинный меч и кистень придавали ему зловещий вид, а хищный оскал делал похожим на дьявола.
Девушка, едва не подпрыгнув от испуга, отступила. Малыш, почувствовав дрожь материнских рук, закопошился, но не проснулся.
- Пошел вон, грязный язычник! - не имея даже ножа в руках, Кларенс выступил вперед, прикрывая собой хозяйку.
Не говоря ни слова, воин, словно отмахнувшись от мухи, вскинул руку. Резко звякнула цепь, и свинцовый, усеянный шипами, шар опустился на голову верного слуги. Клеменция вскрикнула, когда Кларенс мешком упал возле ее ног. Брызги крови попали на подол белого платья, которое она так и не сняла после приема гостей.
Язычник переступил через тело.
- Ты и в постели так кричишь? - он жадно рассматривал девушку, а та пятилась, пока не дошла до колыбели и вынуждена была остановиться.
Любоваться было чем: юная Клеменция нисколько не потеряла в красоте после беременности, скорее расцвела. Прежде по-детски худые плечи округлились, грудь налилась молоком и выпирала из-под стягивающей ткани. Девушка стала женщиной, стала матерью. Бледное лицо, длинные пряди черных волос - совсем ребенок. Но взгляд, хоть и испуганный, был полон решимости отстоять собственное дитя. Как курица защищает цыплят, так и Клеменция прижала к себе сына, прикрывая его руками.
- Убирайся, варвар! - твердо сказала Клеменция.
- А не то - что? - смелость девушки удивила язычника. Он ожидал слез, обмороков, паники, но не храбрых слов, произнесенных с презрением. Кончиком меча поднял подол ее платья и похотливо уставился на голые колени, такие соблазнительные в неровном сиянии свечи.
- Господь все видит! - Клеменция с трудом стояла на ногах, но старалась не показывать и тени страха. - И Он тебя покарает! Рано или поздно, но Рука Божья достанет тебя!
- Твой Бог мертв, - воин плюнул на залитый кровью ковер. - Как он меня сможет покарать?!
Он громко засмеялся, и Иоанн вздрогнул во сне.
- В тот день, когда я увижу, как твой убитый бог придет на землю, - язычник отошел от девушки и, обернувшись, сделал знак рукой, - я приму христианство. Пусть явит силу, заставит преклонить колени - и так бить полоны и лить слезы, как я, не будет никто!
В комнату вошли еще два воина с закинутыми за спину щитами. Сунув окровавленные мечи в ножны, встали рядом с Клеменцией.
- А до тех пор силу своего Бога буду показывать я! Вы знаете, что делать! - кивнул воин соратникам. Те, не произнося ни слова, подхватили пленницу под руки и пошли в выходу.
Разбуженный грубыми толчками Иоанн расплакался. И в этот момент силы изменили Клеменции. Слезы полились из глаз, истошный крик вырвался из груди:
- Нет! Пожалуйста! Не делайте этого! Прошу вас! Нет!
Ноги ее подкосились, но для двух огромных мужчин ноша была ничтожно малой. С легкостью, будто котенка, они перенесли девушку через распростертое тело старого слуги и скрылись в темном каменном коридоре.
Язычник, оставшись один, кинул оружие в колыбель, пригладил длинные усы. Балдахин из тончайшего шелка над кроватью, на резном деревянном столике зеркало в серебряной оправе - здесь было чем поживиться. Но воина драгоценности не интересовали. Подойдя к кровати, он с любопытством стал рассматривать большое деревянное распятие в изголовье.
И этим худым, плачущим человеком его пугают?
"Да он не смог даже постоять за свою жизнь!"
Его прибили к кресту, избивали, мучили, а он, вместо того, чтобы поразить людей огнем, заставить их пожалеть о содеянном, просто терпел и лил слезы!
"Как могут такому слабому богу поклоняться толпы безумцев?!"
- И придет день, когда пред именем Его преклонится всякое колено небесных, земных и преисподних! - раздался тихий торжественный голос за спиной воина. - Любая вера, кроме истинной, отступит. Останется лишь Иисус, Господь наш. И время это близко.
Язычник обернулся. Перед ним, спрятав руки в длинных рукавах сутаны, стоял епископ Дитмар. Не моргнув глазом, священник переступил через лежащее на полу тело старика.
- Мы уже идем к этому. И ты тоже, воин Славен.
Сотник усмехнулся.
- И поэтому сотни славянских воинов уничтожают христианский город?
- Все, что происходит сегодня, делается во славу Господа. И только.
- Да. Во славу Господа погибают десятки верующих в него глупцов. Оно и верно - мертвого бога могут почитать только мертвые люди. Я не приду к этому, священник, - сотник покачал головой. - Я всего лишь выполняю свое обещание!
- Я тоже, воин Славен. Я тоже, - тонкие губы епископа расплылись в кривой улыбке.
Словно по команде в комнату вбежал высокий молодой монах с дубиной в руках. Широко размахнувшись, он нанес мощный удар сотнику по голове. Тот рухнул на пол. Дитмар устало поднял глаза на распятие, перекрестился.
- "Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня", - прошептал он. - Господи, только тебя люблю. Только тебя. Все остальные - лишь пыль. Для тебя, Господи, все это делаю. Лишь для тебя...