Добавлено (31.03.2014, 16:32)
---------------------------------------------
Яндар стоял на коленях в ожидании суда. Запястья и щиколотки были туго стянуты веревками и кровоточили при каждом неловком движении. Пятки после наказания за сегодняшний побег жутко чесались и ныли. Хотелось опустить их в прохладную воду, самому же успокоиться, расслабиться. Закусывая нижнюю губу до крови, чтобы перебить боль, он тупо глядел на окаймленную узкой канавкой круглую площадку, предназначенную для кади. Чуть в стороне напевал себе под нос песенку долговязый стражник и постукивал древком копья о каменную плиту. Легкие звуки эха разносились по ярусам полуамфитеатра, путаясь в бесчисленных аркадах, а наигравшись вдоволь, словно птицы, улетали в рассветную глубину неба Итвера.
Стражник оборвал песню, смахнул со лба капли пота, снял с пояса бурдюк с водой и опрокинул в рот. Яндар не отводил взгляд от стражника. Тот вдруг перестал пить, шумно рыгнул и протянул бурдюк к потрескавшимся от жары и покрывшимся корочками губам Яндара.
– На!
Яндар почти прикоснулся к живительному источнику, почти ощутил приятный вкус свежей воды, прохладные капли почти оросили сухой язык, почти… Но стражник быстро убрал руку, спрятал бурдюк за поясом.
– Будет с тебя, скотина, глотать! Кажись, сволочь, вполовину осушил, а я-то, дурень, пожалел тебя. Знаешь ли, мне немного платят, чтобы еще и на тебя тратиться. Слышь ты, не гляди на меня так, не гляди! – он схватился обеими руками за копье.
Справа послышался нарастающий гомон. Стражник выпрямился и попытался скрыть злобу, но желваки так и играли. В проеме каменной стены показались стражники в красных рубахах и длинных узких штанах, за поясом – по кривому кинжалу. Широким полукругом они встали вдоль нижних ступеней полуамфитеатра, представленного рядами обтесанных и идеально подогнанных друг к другу каменных блоков. На этих «сиденьях» обычно располагались представители суда, пострадавшие, свидетели, защитники обвиняемого. В проеме появился кади. Он неторопливо направился к площадке, шумно отдуваясь и вытирая лоб концом тюрбана. Просторная рубаха и штаны сияли белизной подобно горному снегу. Желтый пояс с золотой бляхой при каждом шаге сползал вниз, из-за чего кади все время подтягивал его то одной рукой, то другой. На толстых пальцах в утреннем солнце блистали перстни. Он медленно подошел к Яндару, тыча животом едва ли не в лицо, оглядел из-под полуопущенных век, хмыкнул и двинулся к ступени, где слуги уже готовили ложе: раскладывали подушки, раздували причудливой формы кальян, приносили огромные опахала из пальмового листа. Вдруг Яндар заметил невысокую женщину, укутанную в черный балахон. Руки она спрятала в ажурные перчатки, невзрачные браслеты тяжело свисали с запястьев, того и гляди свалятся. Кромку балахона она держала у самого рта, капюшон натягивала на глаза. Яндар узнал ее. Вдова отравленного визиря пришла увидеть собственными глазами его – убийцу. «Странно, что ее еще не сожгли, или думает избежать жестокой участи?» Вдова с опаской приблизилась к нему и, поморщившись, прижала край балахона плотнее к носу. Яндар попытался представить, каким смрадом от него несет. Сам же он после бесконечных побоев уже не ощущал запахи. Он со злорадством осклабился. Вдова, видимо, заметив его кривую улыбку и не желая больше выносить вонь, напряглась и быстрыми шажками поднялась на четвертый ряд, где слуга поднес ей медное блюдо с сочными персиками. Вскоре зашумели свидетели в монотонных серых кабах, с символами сокола, коня или быка на груди. Среди них были друзья визиря, однако, промелькнули и лица явных врагов убитого. «Интересно, сколько каждому из них заплатили?» Свидетели негромко переговаривались и бросали на Яндара взгляды, полные злобы. «Ну-ну, мою шкуру взглядами не прошибешь». Медленно, словно плывя над мозаичной дорожной, прошли пери в волнистых золотистых платьях под цвет волос. Эти девушки должны были защищать Яндара, но он в них особо не верил. «Какой бы чистотой совести они там ни гордились, а совесть в наше время можно спокойно купить». От ненависти ко всему этому процессу его затрясло. Последними к полуамфитеатру пригнали с десяток рабов: молодняк и стариков – им приказали встать в двадцати кадамах от Яндара.
Кади хлопнул в ладоши. Помощник застучал древком посоха по каменным плитам, призывая к тишине. Когда все смолкли, кади принесли высокую подставку в виде дуги. Точно такая же дуга, только намного больших размеров, нависала над полуамфитеатром. По ней несся бог Солнца, как его еще называли – бог справедливости, на золотой колеснице с упряжкой в четыре белых коня. Яндар пренебрежительно посмотрел на статую и плюнул. Он давно разочаровался в богах и доверял только своему уму, хитрости и ловкости. Когда он подсыпал яд, то ему вдруг пришла шальная мысль помолиться, чтобы не поймали. Но боги его не услышали, а может, просто посмеялись. Солнце еще не успело взойти, а он уже был схвачен и брошен в тюрьму. Вдова желала видеть его голову, насаженную на пику, но султан всплеснул руками и тихо проговорил, что доверит дело суду. Вот теперь и суд. Как же отвратно смотреть на все эти ехидные морды, бегающие глазки, кривые ухмылки. Как же больно видеть подымающее золотистое солнце, полное равнодушия. Как бы он хотел плюнуть желтый диск. Но солнце лишь прикрылось облаками, будто не желая присутствовать на суде. Яндар тяжело вздохнул.
Кади произносил длинную и заунывную речь. Верхние и средние ряды спали. Только нижние еще делали вид, что слушали. Кто-то клевал носом; кто-то наблюдал за ласточками в бархатисто-голубом небе. Кто-то, положив голову на согнутые руки, пытался разобрать слова кади, так тихо тот говорил.
– Яндар из Адилеха, знаешь ли ты, где сейчас находишься и кто стоит перед тобой? – подобно раскатистому грому прозвучал бас кади, отчего даже на верхних ступенях свидетели вздрогнули и зашептались. Из руки вдовы выскользнул край балахона, открыв острые скулы, большие губы, скошенный подбородок. Она поспешила снова прикрыть нижнюю часть лица.
«Знаю, собака, знаю. Уж лучше бы я оказался вместе Альмариком или Гасаном, чем видеть ваши лживые морды. Нет, с Альмариком не хотел бы. Мне еще жить и жить. А вот с Гасаном не так уж плохо. Лучше б умереть, отомстив за смерть брата, нежели из-за убийства какого-то визиря. Эх, Гасан, эх, брат, зря я не согласился поехать с тобой».
– На суде я, а передо мной много, кто стоит.
Толпа зашумела, но кади круговым движением руки утихомирил ее.
– Признаешь ли ты себя виновным?
«Был бы при мне меч или хотя бы кинжал, вы бы не задавали дурацких вопросов».
– Не признаю.
– Признаешь ли, что именно ты подсыпал яд в чашу благородного визиря Керуша, сына Муавия?
«Обычно это работа хешманов, бес бы их побрал! Хотя, каюсь, в этот раз я подсыпал яд. Но не визирю. Моей целью был султан. Кто же подменил кубки?»
– Не признаю.
– Иного мы и не ожидали от тебя услышать, – ехидно улыбнулся кади. Он облизнул пересохшие губы, провел пальцами по редеющим бровям, будто нарочно тянул время, хотя наверняка обдумывал, что делать дальше, ждал приказаний свыше.
Вдова подозвала к себе слугу, что-то сказала на ухо, и слуга, спустившись, прошептал послание кади. Тот кивнул, сжал выступающие края подставки, разжал. Морщинки лукаво сошлись в углах глаз.
– Желают ли великодушные и уважаемые пери что-нибудь сказать в защиту подсудимого? – пробубнил кади.
Одна из девушек, самая молодая, поднялась с места.
– Нам нечего сказать.
«Продажные твари!»
– В таком случае, – заговорил вновь кади, – внесите зеркало.
Через проем четверо слуг осторожно внесли овальное, во весь человеческий рост зеркало с золотой и серебряной каймой. Его установили на широкую подставку. Двое слуг остались придерживать зеркало с боков на случай сильного ветра. Кади сошел с площадки и стал пристально изучать зеркало, словно никогда в жизни его не видел. Наконец, он повернулся.
– Знаешь ли ты, недостойный, что это?
...

Добавлено (07.04.2014, 19:00)
---------------------------------------------
«Зеркало Истины».
– Нет, проясни.
Казалось, кади захотел ударить его шипастой плетью, которую протягивал раб, но передумал и лишь раздраженно хрюкнул.
– На суде все равны, – медленно, по слогам произнес он, – поэтому пред оком божьим прощаю тебя за дерзновенные слова. Знай же, невежда, что глядишь ты своими глазами в великое Зеркало, несущее миру истину и открывающее сокровенное, что есть в нас. Сейчас оно отражает лишь твою жалкую плоть и одежу, но пара мгновений – и мы познаем твою совесть, – он обернулся к полуамфитеатру и махнул кому-то рукой.
В напряженной тишине раздались тяжелые шаги. Кто-то спускался по ступеням. Яндар пытался разглядеть, но зеркало мешало ему. Наконец, показался щуплый, с рыхлым изможденным лицом… колдун. Завернут в серый балахон. Растущие только на затылке черные волосы склеены в форме кола. Оставшаяся часть черепа обтянута морщинистой, лягушачьей кожей. Из рукавов выглядывают сведенные болезнью пальцы.
Колдун начал вытворять непонятные пассы руками перед зеркалом, бубня себе под нос заклинание. Свидетели застыли в ожидании. Вдова выпрямилась и наклонилась вперед, будто в такой позе она могла лучше разглядеть происходящее на площадке. Рабы взволновано зашептались, кто-то из них даже кинулся на колени, причитая и разбивая себе лоб об землю – кланялся богу и умолял защитить.
В зеркальном отражении стали появляться мутные фигуры. Они росли, меняли форму, вытягивались то в ширину, то в длину, закручивались спиралью. Колдун всё махал и махал руками. Неожиданно с баритона перешел на фальцет. И вдруг замер. Кади вздрогнул и перевел взгляд с зеркала на мертвенно-бледное лицо колдуна, затем снова на зеркало. Стражник, стоявший позади Яндара, громко сглотнул.
В отражении на них смотрели огромные белесоватые глаза, словно их застилала пелена. Обрамленные длиннющими ресницами, они остановились на колдуне. Под глазами возникли толстые мраморные губы.
– Бу! – вымолвили они.
Первым не выдержал кланявшийся раб – он прервал поклоны, вскочил на ноги и помчался вон с площадки, только пятки сверкали. За ним ринулись остальные рабы. Стражники метнулись их удерживать. Колдун сыпал заклинаниями, словно семечками. Кади, казавшийся до этого грузным и неповоротливым, теперь вприпрыжку удирал к проему. Свидетели озадачено поглядывали друг на друга, а затем, как по команде, рванули со ступеней. Вдову едва не раздавили. Она пронзительно запищала сквозь грохот шагов.
Колдун сдался. Глаза так и не исчезли, а только смеялись. Огромный рот сводило судорогами от хохота. Веревки на Яндаре сами по себе зажглись. Он машинально кинулся на камень, пытаясь потушить, но вдруг заметил, что огонь не обжигал. Когда пепел полетел по воздуху, Яндар покачиваясь встал на носочки.
– Яндар из Адилеха, – уняв смех, заговорили губы, – долго ли мне ждать?
– Непривычно видеть тебя здесь, – отрывисто проговорил Яндар.
– Чего медлишь? Или хочешь закрою портал и буду наслаждаться твоей казнью, – губы снова захохотали, но вот глаза смотрели холодно.
Яндар бросил взгляд на распластавшегося на камнях колдуна, трясущегося всем телом, и прыгнул в зеркало.
– Уходит! Бесов выродок уходит!
Визг за спиной становился всё глуше и глуше. Яндар улыбался.

Добавлено (09.11.2014, 12:24)
---------------------------------------------
Ух, вот решил вернуться к данному произведению. Кое-что переделал.

Добавлено (09.11.2014, 12:24)
---------------------------------------------
Зов каркаданна
Часть первая.
Пролог.
Тонкая женская рука выглянула из-за мраморного столба купальни и поманила к себе эмира. Тот, облокотившись о край ванны, ожидал представления. Голый по пояс темнокожий слуга омывал ему волосы из кувшина. Стоявшая в нише труппа музыкантов долго шепталась, пока эмир не зевнул.
Раз грянули трубы, два – ухнули барабаны. Изящные женские пальцы задрожали, рука изогнулась – и на каменный пол метнулась танцовщица. Она повела плечиком, развернулась, тряхнула головой: золотистые ленты засверкали в темных волосах, змеями побежали по стройной спине. Вновь забили барабаны, ритм подхватили трубы.
Танцовщица ловко встала, сделала шаг, еще шаг, шаг – и понеслось. Вихрь чувств овладел ею: она кружила и кружила, быстро-быстро перебирая ногами, мир исчез, она осталась наедине с безумным танцем. Звенели браслеты, блистали кольца, бешено вращались ленты. Бронзовое тело танцовщицы грациозно изгибалось в такт музыке, кольца на пальцах рук и ног горели в солнечных лучах, лазурные ленты на юбке взметались в воздух. Эмир прищурено наблюдал за девушкой, покусывал губы, водил пальцами по воде, будто подтягивал к себе одеяло, на котором возлежала она – пленительница его сердца. Фантазия разыгралась не на шутку. Каждое движение танцовщицы разжигало в эмире огонь страсти с новой силой. Барабаны били громче. Ритм ускорялся.
Эмир, небрежно отстранив слугу, подплыл к противоположному краю, у которого девушка кружилась быстрее и быстрее. Вода и свет смешались. Тяжелые капли пота бриллиантами сияли на упругой груди, сливаясь с жемчужными бусами на шее.
Вдруг музыка оборвалась. Девушка пала на колени, выгнула спину, точно львица, мягко опустилась на бледный рисунок лилии на полу и замерла.
– Прекрасно! Прекрасно! – эмир беззвучно захлопал в ладоши.
Танцовщица поднялась, собрала разбросанные по спине волосы и, поклонившись, пошла к выходу.
Когда она проходила мимо эмира, тот, словно верный пес, щетинистой щекой прильнул к ее ноге.
– Ты была прекрасна, подобно вечерней заре, что сейчас озаряет мои покои. Как бы я не хотел, чтобы эта заря покидала их, – он таинственно улыбнулся. – Иди же, – он развернулся, махнул танцовщице и, когда она исчезла за дверью, нахмурился. – Эй, слуга! Подай виноград.
Невысокий мужчина в белой чалме и бежевом халате нагнулся к нему с золотым блюдом. Пол-лица скрывала ткань, видны были только изумрудные глаза. Эмир покосился на слугу.
– По-твоему, я должен сам отрывать ягоды? – раздраженно спросил он.
Слуга, промолчав, вынул из сумы нож, отрезал гроздь и подал эмиру.
– Никак ты глухой! – рассвирепел эмир. – По ягоде подавай.
– А тебя не учили вежливости, Фейхан, – прошептал слуга и прикоснулся лезвием к толстой шее эмира.
– Бесовщина! Гасан! Как ты сюда проник? Эй…
– Заткнись, поедатель падали! А ты быстро соображаешь, но стража тебе ни к чему.
– Стра…
– Еще слово – и я перережу тебе глотку. Молчишь? Хорошо. Думаю, ты уже догадался, зачем я пришел.
– И зачем же? – то ли пот, то ли слезы потекли по дрожащим щекам эмира.
– Ты приказал убить моего брата, только за то… – процедил слуга, положил поднос на пол и цепко ухватил за плечо эмира. – Только за то, что он взглянул на твою танцовщицу. Казнить только за взгляд. Жалкая тварь, у тебя теперь одна дорога.
– Какая же? – Фейхан попытался повернуться, но острый нож охладил его пыл, слегка чиркнув по шее.
– Ты же умный, догадайся.
Он не дал ответить эмиру. Два удара – и по поверхности разлилось красное пятно. Купальню прорезал дикий рев. Застучали сапоги стражников.
Гасан шагнул к двери и едва увернулся от копья. Перехватив древко, он потащил на себя на стражника и затем ловко скинул того в воду. Не теряя времени, сбил копьем бежавшего на него с саблей наперевес стражника, оттолкнул слуг – зазвенели подносы, забулькали яблоки и абрикосы – и вылетел из купальни.
Коридор освещали массивные золотые светильники, на стенах свисали тяжелые портьеры. За одной из них скрывалась потайная дверь – во всех дворцах так было, а уж у эмира и подавно. С воплями стражники неслись навстречу, грозили копьями, доставали сабли. Гасан уворачивался от ударов, рубил саблей, валил светильники. Заметив впереди целый отряд, он юркнул в комнату, миновал другую, запрыгал по ступенькам лестницы, едва не свернув себе шею.
– Сюда-сюда! – донеслось слева. У двери стояла танцовщица, любимица эмира.
Гасан кинулся к ней, спрятался в комнате, затаился. За дверью раздались тяжелые шаги. Кто-то медленно, но верно приближался к комнате. Вдруг шаги стихли. И тут тишину разрезал крик. Шаги возобновились, но они уже удалялись от двери.
Внезапно Гасан ощутил тепло на губах – танцовщица припала к нему.
– Теперь мы будем вместе, – прошептала она.
– Будем, – глухо ответил Гасан, – а пока я должен исчезнуть.
Он подбежал к окну и осторожно высунулся наружу: прыгать невысоко. Слева рос лабиринт кустарников, справа серебрился небольшой пруд. Стражников не видать: все носились по дворцу.
Гасан нежно потянул за руку танцовщицу.
– Ты была сегодня восхитительна, как никогда, – на прощание поцеловал и прыгнул.
На западе грозное солнце утопало в чаше мрачных туч. Краски сгущались. Медное небо не предвещало ничего хорошего.
– Сюда! Он здесь! – услышала танцовщица. Горячие слезы сверкнули в полумраке комнаты в последний раз. Огненный диск потонул в черной туче.
– Вот ты и исчез – навсегда.

Добавлено (09.11.2014, 12:24)
---------------------------------------------
Глава первая.
Яндар стоял на коленях в ожидании суда. Запястья и щиколотки были туго стянуты веревками и кровоточили при каждом неловком движении. Пятки после наказания за сегодняшний побег жутко чесались и ныли. Хотелось опустить их в прохладную воду, самому же успокоиться, расслабиться. Закусывая нижнюю губу до крови, чтобы перебить боль, он тупо глядел на окаймленную узкой канавкой круглую площадку, предназначенную для кади. Чуть в стороне напевал себе под нос песенку долговязый стражник и постукивал древком копья о каменную плиту. Легкие звуки эха разносились по ярусам полуамфитеатра, путаясь в бесчисленных аркадах, а наигравшись вдоволь, словно птицы, улетали в рассветную глубину неба Итвера.
Стражник оборвал песню, смахнул со лба капли пота, снял с пояса бурдюк с водой и опрокинул в рот. Яндар не отводил взгляд от стражника. Тот вдруг перестал пить, шумно рыгнул и протянул бурдюк к потрескавшимся от жары и покрывшимся корочками губам Яндара.
– На!
Яндар почти прикоснулся к живительному источнику, почти ощутил приятный вкус свежей воды, прохладные капли почти оросили сухой язык, почти… Но стражник быстро убрал руку, спрятал бурдюк за поясом.
– Будет с тебя, скотина, глотать! Кажись, сволочь, вполовину осушил, а я-то, дурень, пожалел тебя. Знаешь ли, мне немного платят, чтобы еще и на тебя тратиться. Слышь ты, не гляди на меня так, не гляди! – он схватился обеими руками за копье.
Справа послышался нарастающий гомон. Стражник выпрямился и попытался скрыть злобу, но желваки так и играли. В проеме каменной стены показались стражники в красных рубахах и длинных узких штанах, за поясом – по кривому кинжалу. Широким полукругом они встали вдоль нижних ступеней полуамфитеатра, представленного рядами обтесанных и идеально подогнанных друг к другу каменных блоков. На этих «сиденьях» обычно располагались представители суда, пострадавшие, свидетели, защитники обвиняемого. В проеме появился кади. Он неторопливо направился к площадке, шумно отдуваясь и вытирая лоб концом тюрбана. Просторная рубаха и штаны сияли белизной подобно горному снегу. Желтый пояс с золотой бляхой при каждом шаге сползал вниз, из-за чего кади все время подтягивал его то одной рукой, то другой. На толстых пальцах в утреннем солнце блистали перстни. Он медленно подошел к Яндару, тыча животом едва ли не в лицо, оглядел из-под полуопущенных век, хмыкнул и двинулся к ступени, где слуги уже готовили ложе: раскладывали подушки, раздували причудливой формы кальян, приносили огромные опахала из пальмового листа.
Появилась невысокая женщина, укутанная в черный балахон. Руки она спрятала в ажурные перчатки, невзрачные браслеты тяжело свисали с запястьев, того и гляди свалятся. Кромку балахона она держала у самого рта, капюшон натягивала на глаза. Яндар узнал ее. Вдова отравленного визиря пришла увидеть собственными глазами его – убийцу. «Странно, что ее еще не сожгли, или думает избежать жестокой участи?» Вдова с опаской приблизилась к нему и, поморщившись, прижала край балахона плотнее к носу. Яндар попытался представить, каким смрадом от него несет. Сам же он после бесконечных побоев уже не ощущал запахи. Он со злорадством осклабился. Вдова, видимо, заметив его кривую улыбку и не желая больше выносить вонь, напряглась и быстрыми шажками поднялась на четвертый ряд, где слуга поднес ей медное блюдо с сочными персиками.
Вскоре зашумели свидетели в монотонных серых кабах, с символами сокола, коня или быка на груди. Среди них были друзья визиря, однако, промелькнули и лица явных врагов убитого. «Интересно, сколько каждому из них заплатили?» Свидетели негромко переговаривались и бросали на Яндара взгляды, полные злобы. «Ну-ну, мою шкуру взглядами не прошибешь».
Медленно, словно плывя над мозаичной дорожной, прошли пери в волнистых золотистых платьях под цвет волос. Эти девушки должны были защищать Яндара, но он в них особо не верил. «Какой бы чистотой совести они там ни гордились, а совесть в наше время можно спокойно купить». От ненависти ко всему этому процессу его затрясло. Последними к полуамфитеатру пригнали с десяток рабов: молодняк и стариков – им приказали встать в двадцати кадамах от Яндара. Зачем их привели, его уже не удивляло: для острастки и пущей эффектности, решил он.
Кади хлопнул в ладоши. Помощник застучал древком посоха по каменным плитам, призывая к тишине. Когда все смолкли, кади принесли высокую подставку в виде дуги. Точно такая же дуга, только намного больших размеров, нависала над полуамфитеатром. По ней несся бог Солнца – еще звали богом справедливости, – на золотой колеснице с упряжкой в четыре белых коня. Яндар пренебрежительно посмотрел на статую и плюнул. Он разочаровался в богах и теперь доверял только своему уму, хитрости и ловкости, но сможет ли ими воспользоваться в будущем – вряд ли. Когда он подсыпал яд, то ему вдруг пришла шальная мысль помолиться, чтобы не поймали. Но боги его не услышали, а может, просто посмеялись. Солнце еще не успело взойти, а его уже схватили и бросили в тюрьму. Он ясно помнил, как к нему приходили и вдова, и султан. Вдова возжелала немедленно насадить голову на пику, но султан всплеснул руками и тихо произнес, что поручит дело суду. Вот теперь и суд. Как же отвратно смотреть на все эти ехидные морды, бегающие глазки, кривые ухмылки. Как же больно видеть подымающее золотистое солнце, полное равнодушия. Как бы он хотел плюнуть в желтый диск. Но солнце лишь прикрылось облаками, будто не желая присутствовать на суде. Яндар тяжело вздохнул.
Кади произносил длинную и заунывную речь. Верхние и средние ряды спали. Только нижние еще делали вид, что слушали. Кто-то клевал носом; кто-то наблюдал за ласточками в бархатисто-голубом небе. Кто-то, положив голову на согнутые руки, пытался разобрать слова кади, так тихо тот говорил.
– Яндар из Адилеха, знаешь ли ты, где сейчас находишься и кто стоит перед тобой? – подобно раскатистому грому прозвучал бас кади, отчего даже на верхних ступенях свидетели вздрогнули и зашептались. Из руки вдовы выскользнул край балахона, открыв острые скулы, большие губы, скошенный подбородок. Она поспешила снова прикрыть нижнюю часть лица.
«Знаю, собака, знаю. Уж лучше бы я оказался вместе Альмариком или Гасаном, чем видеть ваши лживые морды. Нет, с Альмариком не хотел бы. Мне еще жить и жить. А вот с Гасаном не так уж плохо. Лучше б умереть, отомстив за смерть брата, нежели из-за убийства какого-то визиря. Эх, Гасан, эх, брат, зря я не согласился поехать с тобой».
– На суде я, а передо мной много, кто стоит.
Толпа зашумела, но кади круговым движением руки утихомирил ее.
– Признаешь ли ты себя виновным?
«Был бы при мне меч или хотя бы кинжал, вы бы не задавали глупых вопросов».
– Не признаю.
– Признаешь ли, что именно ты подсыпал яд в чашу благородного визиря Керуша, сына Муавия?
«Обычно это работа хешманов, бес бы их побрал! Хотя, каюсь, в этот раз я подсыпал яд. Но не визирю. Моей целью был султан. Кто же подменил кубки?»
– Не признаю.
– Иного мы и не ожидали от тебя услышать, – ехидно улыбнулся кади. Он облизнул пересохшие губы, провел пальцами по редеющим бровям, будто нарочно тянул время, хотя наверняка обдумывал, что делать дальше, или ждал приказаний свыше.
Вдова подозвала к себе слугу, что-то сказала на ухо, и слуга, спустившись, прошептал послание кади. Тот кивнул, сжал выступающие края подставки, разжал. Морщинки лукаво сошлись в углах глаз.
– Желают ли великодушные и уважаемые пери что-нибудь сказать в защиту подсудимого? – пробубнил кади.
Одна из девушек, самая молодая, расправив голубое платье, поднялась с места.
– Нам нечего сказать.
«Продажные твари!»
– В таком случае, – заговорил вновь кади, – внесите зеркало.
Через проем четверо слуг осторожно внесли овальное, во весь человеческий рост зеркало с золотой и серебряной каймой. Его установили на широкую подставку. Двое слуг остались придерживать зеркало с боков на случай сильного ветра. Кади сошел с площадки и стал пристально изучать зеркало, словно никогда в жизни его не видел. Наконец, он повернулся.
– Знаешь ли ты, недостойный, что это?
«Зеркало Истины».
– Нет, проясни.
Казалось, кади захотел ударить его шипастой плетью, которую протягивал раб, но передумал и лишь раздраженно хрюкнул.
– На суде все равны, – медленно, по слогам произнес он, – поэтому пред оком божьим прощаю тебя за дерзновенные слова. Знай же, невежда, что глядишь ты своими глазами в великое Зеркало, несущее миру истину и открывающее сокровенное, что есть в нас. Сейчас оно отражает лишь твою жалкую плоть и одежу, но пара мгновений – и мы познаем твою совесть, – он обернулся к полуамфитеатру и махнул кому-то рукой.
В напряженной тишине раздались тяжелые шаги. Кто-то спускался по ступеням. Яндар пытался разглядеть, но зеркало мешало ему. Наконец, показался щуплый, с рыхлым изможденным лицом… колдун. Завернут в серый балахон. Растущие только на затылке черные волосы склеены в форме кола. Оставшаяся часть черепа обтянута морщинистой, лягушачьей кожей. Из рукавов выглядывают сведенные болезнью пальцы.
Колдун начал вытворять непонятные пассы руками перед зеркалом, бубня себе под нос заклинание. Свидетели застыли в ожидании. Вдова выпрямилась и наклонилась вперед, будто в такой позе она могла лучше разглядеть происходящее на площадке. Рабы взволновано зашептались, кто-то из них даже кинулся на колени, причитая и разбивая себе лоб об землю – кланялся богу и умолял защитить.
В зеркальном отражении стали появляться мутные фигуры. Они росли, меняли форму, вытягивались то в ширину, то в длину, закручивались спиралью. Колдун всё размахивал и размахивал руками. Неожиданно с баритона перешел на фальцет. И вдруг замер. Кади вздрогнул и перевел взгляд с зеркала на мертвенно-бледное лицо колдуна, затем снова на зеркало. Стражник, стоявший позади Яндара, громко сглотнул.
В отражении на них смотрели огромные белесоватые глаза, словно их застилала пелена. Обрамленные длиннющими ресницами, они остановились на колдуне. Под глазами возникли толстые мраморные губы.
– Бу! – вымолвили они.
Первым не выдержал кланявшийся раб – он прервал поклоны, вскочил на ноги и помчался вон с площадки, только пятки сверкали. За ним ринулись остальные рабы. Стражники метнулись их удерживать. Колдун сыпал заклинаниями, словно семечками. Кади, казавшийся до этого грузным и неповоротливым, теперь вприпрыжку удирал к проему. Свидетели озадачено поглядывали друг на друга, а затем, как по команде, рванули со ступеней. Вдову едва не раздавили. Она пронзительно завизжала сквозь грохот шагов.
Колдун сдался: глаза так и не исчезли, а только смеялись. Огромный рот сводило судорогами от хохота.
Веревки на Яндаре сами по себе зажглись. Он машинально кинулся на камень, пытаясь потушить, но заметил, что огонь не обжигал. Когда пепел полетел по воздуху, Яндар покачиваясь встал на носочки.
– Яндар из Адилеха, – уняв смех, заговорили губы, – долго ли мне ждать?
– Непривычно видеть тебя здесь, – отрывисто проговорил Яндар.
– Чего медлишь? Или хочешь закрою портал и буду наслаждаться твоей казнью, – губы снова захохотали, но вот глаза смотрели холодно.
Яндар бросил взгляд на распластавшегося на камнях колдуна, трясущегося всем телом, и шагнул в зеркало.

Добавлено (09.11.2014, 12:24)
---------------------------------------------
Глава вторая.
Звезды рассыпались по темно-синему небу. Сонные горы мрачнели на горизонте. В бескрайней пустыне Артнэ вихрь играл с песчинками. Дюны оберегали историю: изредка попадались скелеты чернохвостых газелей, куланов, двугорбых верблюдов, сайгаков, волков, лисиц; из песка выглядывали полуразрушенные шпили когда-то великолепных дворцов, память о которых едва ли сохранилась в старинных рукописях; иногда удавалось заметить края огромных камней, некогда сброшенных богами на головы неверующих. Бывало, встречались цепочки саксаулов и эфедр, вдоль родников тянулись заросли тростника, лоха, Божьего дерева и верблюжьей колючки. Край суровый, беспощадный. И все же купцы-умельцы проложили торговый путь, связали несколько городов, заставили шахов посылать караваны по раскинувшейся на много фарсахов пустыне.
– «Бирюза – камень доброты, милосердия, чистоты. Какой торговец не желал бы заполучить ее, чтобы потом перепродать подороже, ведь сейчас многим так не хватает чего-то светлого, хорошего. Покупатели мечтают носить с собой частичку душевного спокойствия. Коль вы тоже решились приобрести бирюзу, то будьте осторожны: хозяин ювелирной лавки обязательно захочет надуть вас, всучив зеленую бирюзу, а голубую спрячет от глаз. Уже много веков среди продавцов ходит байка, будто зеленая или цвета бушующего моря бирюза на порядки дороже голубой или цвета утреннего неба. Они считают, что, чем темнее камень, тем он старше и магически мощнее. Это неправда. Сила камня ни в коей мере не зависит от цвета…» – Кафур остановил чтение, поворошил палкой в костре и поправил свисающий с широких плеч узорный плед.
– Это, конечно, хорошо. – Яндар покрутил на вертеле свинину, вдохнул аромат дыма и закашлялся. Он отошел в сторону и опрокинул в рот бурдюк с водой. Вытер губы рукавом. – Только вот ни один из знакомых мне торгашей не пытался впихнуть бирюзу. Опалы, от черных до огненных, агаты, мраморный оникс, топазы, аметист – сколько угодно. Один до того обнаглел, что хотел продать окатыш вулканического дерева. Ну я послал его куда подальше. Так что не пугай меня бирюзой.
– Обычно ты молчалив, – задумчиво произнес Кафур, водя пальцами по исписанным золотистой вязью страницам талмуда. – Дослушай тогда, коль перебил, умник. «Якши выяснили свойства бирюзы и, придав ей товарный вид, решили продавать. Но так как они считались хранителями природных сокровищ, то им пришлось по-тихому сбывать камни…» Ты только подумай, кому – проклятым колдунам. А вот те нарекли бирюзу талисманом и в открытую стали сплавлять кому ни попадя, дабы прибыль приличной была…» Так, ну тут неинтересно. Аха, вот. «…Сектанты прибрали к своим рукам бирюзу, раздали адептам с назиданием: камень сей – великий примиритель и искоренитель зла…» Короче, образовалась еще одна группка носителей света, или как это у них называется? Примирители зла! Ха, держите карман шире. Бирюзовщики несчастные! – он напоследок выругался по-черному и захлопнул книгу – та сразу же растаяла в воздухе.
– Бирюзовщики – искоренители зла? Я бы их так не назвал. Скорее, заступники справедливости. Только справедливость у них своя. – Ян отрезал кинжалом небольшой кусок мяса и положил на язык. Корочка приятно захрустела на зубах. Он запил водой из бурдюка.
– Много развелось на свете заступников. Надеюсь, ты в их ряды не попадешь, – Кафур завис в позе лотоса. Его полупрозрачная кожа лоснилась в мерном свете огня. Закрученные, как у барана, рога на голове украшали золотые спирали. С мочек ушей списали серьги в виде каркаданнов. Толстую шею опутывали в несколько слоев жемчужные бусы. Нижняя часть туловища оканчивалась подвижным желтоватым туманом, превращающимся то в человеческие ноги, то в рыбий хвост, то в что-то непонятно аморфное.
Белые холодные глаза, пухлые мраморные губы в постоянной ухмылке, сложенные в замок пальцы – казалось, что они никогда не менялись. Редко, очень редко бывало, когда глаза смеялись или изумлялись, рот принимал безмятежную форму, руки свисали вдоль туловища или ложились на колено. И все-таки этот суховатый на вид джинн спас жизнь Яндару.
– Гасана казнили, – Кафур почесал под носом. – Дней пять назад.
– Что? – Яндар застыл. От движений ломило спину, хрустела шея. Попеременно болели то пятки, то нос. Но теперь боль отступила. В груди постепенно нарастала пустота. Верить ли словам джинна?
– Да, отсекли голову на глазах у испуганной толпы.
– Собака! Зря я с ним все-таки не поехал, зря! Сначала Альмарик, теперь Гасан.
– Будешь мстить? – спокойно спросил Кафур. – Давай! Давай иди на смерть! А как в летописи-то зазвучит: три брата сложили головы у трона эмира, один за другим. Глупо! В конце концов я не для того тебя спас, чтоб ты снова в пекло лез.
– И что ты предлагаешь?
– Как мне помнится, ты хотел отправиться в Рахшу – к тамошнему малику, из-за которого очутился в тюрьме. Явишься к нему и обрадуешь, что вот-де ни хрена не получилось отравить дядюшку. Кто-то прознал. Спас султана да визиря укокошил. Собственными руками. Знаешь, тебе сейчас лучше бегать от одних шахсевенов, нежели к ним присоединится еще и гвардия неубитого Такалика. И все-таки я разрешу тебе ехать в Фурдааз, где казнили брата. Но не просто так, понимаешь. Я к тому, что за помощь ты мне кое-что должен. Не прерывай. Три бесплатных желания ты уже давным-давно истратил. Теперь плати долги. А, надеялся, что от доброго сердца явился на суд? Ну, может… Так вот. В городе найдешь семью кузнеца. Не волнуйся, приедешь, укажу на его дом. У них есть сынишка. У сына – джинн. Только вот имя джинна мальчуган еще не угадал. Поэтому отвезешь его в Храм Джиннов. Срочно-срочно.
– А как зовут этого твоего джинна?
– Если бы знал, придумал бы другую оплату, – усмехнулся Кафур. – В Храме имя скажут. Зачем дался? Вас, смертных, это не касается. Уразумел?
– Уразумел, уразумел. Я – спать, а ты сторожи меня, коль хочешь, чтоб просьбу выполнил. – Яндар улегся на простую кошму, завернулся в пледы и прикрыл глаза.
– До утра, – буркнул джинн и щелчком пальцев пригасил костер.
***
Яндар ополоснул лицо в наколдованное Кафуром озерце. Спрашивать, потребует ли джинн что-нибудь за свежую воду, он не решился. Расчесал пепельные волосы, связал за спиной двумя серебряными лентами. На висках заплел по косичке, тут же принявшей оттенок меди – знак убийцы. Яндар мечтал прибить какого-нибудь духа: тогда косички окаймляло бы небесно-голубое сияние – и боялись бы его не только люди, но и другие разумные существа. На шею повесил десницу-медальон из сплава семи металлов – золота, серебра, меди, обсидиана, цинка, платины, олова. Предполагалось, что он должен охранять обладателя от порчи, сглаза, воровства и лживых языков. В последнее верилось с трудом, так как из-за обмана Яндар часто попадал в неприятности, причем обманывали не его, а других. Видать, на этих других действие амулета не распространялось.
Яндар надел белую шерстяную рубаху с коротким рукавом, три верхних смарагдовых пуговицы решил не застегивать. Натянул бордовые меховые штаны, на голенищах завязал ремешки черных сапог. Талию скрепил жестким тугим ремнем. Справа – сабля в ножнах всех цветов радуги, слева – кривой кинжал. Последним набросил стеганую куртку без рукавов.
Правое плечо украшала золотая спираль с фигуркой трехглавого дракона с длиннющим хвостом. Шесть глаз сверкали рубинами.
Джинн, оторвавшись от чтения книги, оценивающе оглядел наряд подопечного и присвистнул.
– Духи мне наколдуй, если несложно, – проговорил Яндар.
– Благоухать захотелось? А если тебя за знать примут, прибьют на месте. Отдуваться опять мне? Это ты видел? – Кафур показал неприличный жест, спрятал книгу и щелкнул пальцами.
Вспышка. Из ничего появилось животное с головой хищной птицы то ли орла, то ли ястреба – определить было сложно, и лошадиным туловищем. Роскошный хвост чернел на фоне песка.
– Гриф<