История России – это история народа, которому не дали стать великим. Что такое великий народ? Это простые люди, которые могут многое, и руководители, которые могут направить энергию людей в нужное русло. С ними русскому народу не повезло. Ведь руководитель – это талант, способности, причём совершенно особенные. У любого народа, развивающегося самобытным образом, должен быть период становления аристократии – когда люди, наиболее талантливые в руководстве, в организаторской, управленческой деятельности, приходят к власти.
Именно из этой среды в Европе выходили короли и их приемники: конечно, хватало и бездарей, но процент одарённых людей был значительно выше, чем в России. Аристократию в России сломили татары – за 300 лет татаро-монгольского ига выработался совершенно другой тип правящего класса, где более важным было не вырастить хороший урожай, а скрыть его. Где важнее была не гордость, а лизоблюдство: князей назначали из орды, и стать правителем не унизившись перед всеми, было нельзя. Отсюда и такой правящий класс, что и врагу не пожелаешь: даже вырвавшись из-под ига, порядки при дворе оставили прежние: подобострастие, низкопоклонство, приносили больше выгод власти, чем преданность и мужество. Стоит ли удивляться, что у власти сконцентрировались ничтожества, на века погрузившие Россию в болото, без развития, без каких-либо улучшений. Редкие исключения лишь доказывают правило.
Пётр I – вся его прогрессивность в том, что он взял за правило всё перенимать у немцев. Вначале это был очень прогрессивный шаг для отсталой России. Но затем он сковал страну по рукам и ногам. Потомки Петра, не способные очнуться от «онемечивания», честно страдали, не способные шагнуть дальше закостеневшей Германии. Талантливые, но связанные по рукам и ногам монаршей волей. Так было до Наполеона, «офранцузившего» Россию. Романовы, благодаря своей слабости и никчемности, допустили появление в России духа подлинной аристократии – людей, ценящих идеалы и способных за них бороться. Но было уже поздно…

ВЛАДИМИР И МАКСИМ СКУЛАЧЕВЫ: ЗАПАД СМОТРИТ НА НАШИХ УЧЕНЫХ С ИЗУМЛЕНИЕМ

-- В прежние годы наша пропаганда всячески подчеркивала великий смысл рабочих династий. Пример семьи Скулачевых доказывает, что есть и научные династии. Все дети пошли в науку. Но почему биологами стали только двое?
В.С.: В юности я не знал, что предпочесть - биологию или филологию. Дочь стала филологом - мои гены. У нас дома давно появился компьютер - и соблазнил двух сыновей-близнецов.
М.С.: Отец старался заинтересовать меня всякими зверушками. Но эта область биологии теперь кажется мне скучной. Потом он объяснил принципы биоэнергетики, биохимических реакций. Меня поразила стройность биологии как науки.
- Классическая биология - описательная дисциплина, она не отвечала требованиям повторяемости и предсказуемости результата.
М.С.: Уже 30 лет биологию можно считать нормальной наукой. В биологии легче, чем в любой другой науке, внести свой вклад, сделать имя. Биологи пребывают в доколумбовой эпохе. Сел на корабль - обязательно что-нибудь откроешь.
В.С.: После того как Уотсон и Крик открыли двойную спираль ДНК, отношение к биологии резко изменилось. В нее стали вкладывать колоссальные средства. Молекулярная биология на основе точных расчетов обещает человеку победу над болезнями и возможность жить без старости. Биология стала наукой номер один.
- И в нашей стране?
В.С.: В нашей стране пропорции финансирования не изменились. Но денег на науку все равно так мало, что перераспределение ничего не изменит. Весь бюджет России всего в 2,5 раза превосходит бюджет национальных институтов здоровья США, где сконцентрирована лишь часть американской биологии. Разрыв становится катастрофическим. Сейчас нам трудно участвовать в открытиях мирового уровня. Если так пойдет и дальше, следующее поколение даже не сможет понять этих открытий.
- Стоны о погибели российской науки у многих вызывают аллергию. Полезнее говорить о путях выхода из кризиса.
В.С.: Спасение - совместные лаборатории и проекты. Какие бы миллиарды Запад ни вкладывал в науку, пока по знаниям мы не отстали. И образование наше пока на хорошем уровне.
М.С.: Я уже четыре раза выезжал в командировки в Западную Европу. Молодому ученому из России получить приглашение особого труда не составляет, за 2--3 месяца можно все устроить. Чтобы больше успеть, работаем по 12--14 часов в сутки. Иностранцы смотрят на нас с удивлением. Но я слышал, в США - это обычный стиль работы. Привожу деньги, на которые здесь можно нормально жить. К тому же результаты совместные, эксперименты на хорошем оборудовании помогают найти идеи, которые обдумываю дома. Самое интересное привожу с собой.
- Остаться не предлагают?
М.С.: Предлагают каждый раз. Последний раз давали зарплату 2,5 тысячи долларов, это средний заработок ученого.
В.С.: Меня уговаривали создать биологический институт в США.
- И вы отказываетесь, чтобы сидеть в Москве без реактивов?
М.С.: Здесь жить веселее. Мой брат Федя, тоже биолог, после 8 лет в Германии ищет возможность вернуться в Россию и хочет работать обязательно в МГУ, замечательной научной стране. Но ученый такого уровня, как папа, думаю, успел бы сделать в Америке гораздо больше.
В.С.: Не знаю. Мы беднее, но мы умнее. При советской власти мы могли позволить себе свободный поиск. Наших отчетов никто не читал, мы шли на рискованные работы. На Западе царит система грантов. Грант - на 90% уже сделанная работа, где требуется конкретный результат. Грантовая система хороша для поддержки средних ученых, но не для поиска новых идей. Знаю нобелевских лауреатов, которые несколько месяцев по-бухгалтерски корпят над отчетами и заявками.
- Разница в национальном характере. В России невозможен Томас Эдисон, который говорил, что для него не существует научной идеи, если из нее нельзя извлечь прибыль.
В.С.: В России отменили крепостное право - в Лондоне пустили метро. В "Египетских ночах" у Пушкина приехавший с Запада поэт считал деньги - это для русского поэта немыслимо. На Западе к тому времени дворян почти не осталось, Россия все еще любила поразмышлять. Мне кажется, наша национальная идея - это праздность, стремление жить не спеша. Как говаривал мой учитель Сергей Северин, главный бич современности - то, что исчезает досуг. Русский человек не может всю жизнь заниматься одним делом, его мысль широка. Поэтому гибрид русской и западной науки очень полезен.
М.С.: Может быть, нет национальных особенностей. Когда приборов нет, остается сидеть и думать.
В.С.: Но при советской власти деньги-то были.
- Владимиру Петровичу этот вопрос не задашь, но вы, Максим, не жалеете, что пошли в науку? Столько возможностей и соблазнов в стороне осталось...
М.С.: Из 10 выпускников биофака девять уходят из науки. Знаете, что говорят, когда встречаемся? Мне все завидуют. Они уходят в политику или в коммерцию и вынуждены общаться с малоприятными личностями, заниматься скучным делом. Наука - одна из немногих профессий, которая дает возможность получать удовольствие от работы.
В.С.: В других профессиях люди живут от отпуска к отпуску.
- Какое будущее ждет науку в России?
В.С.: Может быть, у науки вообще нет будущего и место ученого займет компьютер. Не всегда же в истории наука была. Драматический момент: выиграет ЭВМ еще и у Крамника - значит, она умнее человека. Мой прадед был бондарем - сейчас никто не помнит этой профессии. Может, об ученых наши потомки тоже забудут.
М.С.: Все-таки российская наука гораздо более интегрирована в мировую, чем советская. Как папа работал, я не понимаю.
В.С.: Однажды чиновница, которая оформляла выездные документы, сказала: "Хм, второй раз за год... Значит, вы удобный для них человек".
- Что такое счастье в вашем понимании?
М.С.: Жизнью доволен - значит, счастлив. Жизнь в основном состоит из работы.
В.С.: Счастье - это когда дети здоровы.
- А наука?
В.С.: Это взаимосвязано. Если близкие не в порядке, ничего толкового не придумаешь.

• Традиция самоуничижения такова, что труднее всего признать очевидное: Россия – не «бедная, но духовная», а самая обычная большая богатая цивилизованная страна.

Четыре года назад англоязычные политологи Андрей Шлейфер (Andrei Shleifer) и Даниэль Трейсмен (Daniel Treisman) опубликовали статью под названием «Россия – нормальная страна».

На родине, в Гарварде, текст приняли благосклонно, а вот в России интеллектуалы принялись морщиться: это у нас-то нормальная страна? С нашими-то застарелыми проблемами, с наследием коммунистической диктатуры, всевластной бюрократией, коррупцией и, самое главное, с грузом стыда, с которым мы смотрим на настоящие нормальные страны?

Никогда не поверим. У нас нищее население, несчастные пенсионеры. У нас нет дорог и «воруют», по слову Карамзина. У нас великая литература и балет, которым нет равных, зато у них… Зато у них нормальные страны, «Бульвар Инвалидов и повсюду маленькие бистро».

«Проблемы России, включая очень важные и нерешенные, – это проблемы богатой, цивилизованной европейской страны»

Мой добрый друг Константин Киселев, философ и политтехнолог из Екатеринбурга, недавно заметил, что в этом, свойственном российской интеллигенции, да и вообще российской публике, взгляде отражается один из важнейших недостатков российской политической культуры. Понятие нормы у нас оказалось совмещено с понятием идеала.

Поэтому мы воспринимаем как ненормальное любое неидеальное положение дел у себя – и совершенно неспособны увидеть идентичные нашим проблемы в странах, которые полагаем «нормальными», т. е. в тех, которые идеализируем.

Между тем, чтобы осознать, что Россия – обычная европейская страна или, если угодно, обычная цивилизованная страна, достаточно было выйти на улицу в ночь футбольной победы над голландцами на Евро–2008. Эта ночь подтверждала нормальность «весомо, грубо, зримо».

Дело, конечно, не в самом факте футбольной победы. Дело в том, что сограждане смотрели этот матч в спортбарах (повсюду, от Москвы до самых до окраин, а не только внутри Садового кольца), а по случаю победы прошлись по этим улицам так, как хотелось. Так, как поступили бы на нашем месте и итальянцы, и англичане, и французы, и поляки. Все люди доброй воли одной с нами цивилизации.

Как, неужели пьяные полуголые молодые люди, которые производят громкий шум, да еще иногда дерутся, мешают уличному движению и вообще ведут себя неэстетично, – это норма? Ну да, я так и считаю.

Не идеал, не образец для подражания, не то, что должно нравиться всем (лично мне веселая толпа нравится, но я не собираюсь никому навязывать этот взгляд на вещи), а именно норма поведения молодежи в развитых странах.

Из-за того, что это норма, вы не обязаны расписываться в своем восхищении происходящим. Напротив, имеете полное право сетовать на падение нравов, бездействие полиции и на то, что болельщики помешали вам спать. А вот на то, что происходящее ненормально, «не как в цивилизованных странах», вы жаловаться не должны – потому что в цивилизованных странах точно так же.

Как и многое другое, как вообще жизнь. Вот, к примеру, на чем зиждется представление о неизбывной российской бедности, представление, разрушить которое не помогают ни миллионы иномарок, которые покупают сограждане, ни отношение к русским по всему миру как к богатым туристам?

На том, что в нашей стране нищие пенсионеры, не так ли? Сравнение доходов, собственности и возможностей большинства российских пенсионеров с уровнем жизни стариков и в по-настоящему бедных странах, и в развивающихся странах типа Бразилии, Индии или Китая никого не убеждает. А как насчет пенсионеров Германии?

Совсем недавно корреспондент «Эксперта» Сергей Сумленный цитировал в своем ЖЖ репортаж своего немецкого коллеги о буднях берлинской пенсионерки. Увы, заплатив за жилье, воду и электричество, бедняга вынуждена голодать один день в неделю – т. к. на еду каждый день не хватает.

Россия – обычная цивилизованная страна, достаточно было выйти на улицу в ночь футбольной победы над голландцами на Евро–2008

В Германии, в Берлине, в сердце Евросоюза! В то самое время, как другие европейские пенсионеры встречаются с нами и с нашими пенсионерами – на курортах Турции, Египта и Туниса в отелях типа «всё включено».

Кстати, я недавно познакомился с одной милейшей пожилой четой из Москвы. Знакомство состоялось в марине (т.е. на яхтенной стоянке) Бодрума, на Эгейском море. Пара продала одну квартиру в Москве, сдала на длительный срок другую и переселилась на небольшую парусную яхту. Жить в Турции гораздо дешевле, чем в столице нашей Родины, и климат там не в пример приятнее…

Таких пенсионеров много в Средиземном море – конечно, большинство из них сегодня говорят по-английски и по-французски, но русские тоже распробуют такой способ встретить старость, дайте совсем небольшой срок.

Поймите меня правильно. Из сказанного не следует, что не нужно заботиться о стариках и повышать пенсии. Конечно, нужно! Из сказанного не следует, что в России не существует нищих пенсионеров и нищих вообще, безработных, несчастных, больных, бомжей, наконец. Все это, увы, есть, как и в Париже есть клошары.

Но пора понять, что и проблема реформирования пенсионной системы, и все остальные наши проблемы – ну ладно, почти все – это общие проблемы всего цивилизованного мира. Это даже в политике почти так: г-да Глюксман и Мур ничем не лучше и не симпатичнее (и, кстати, не влиятельнее) г-на Илларионова и г-жи Альбац, шума от них ничуть не меньше, и аудитории достойных борцов с тоталитаризмом похожи до неотличимости…

Россия – нормальная страна. Одна из восьми самых влиятельных стран, одна из десятка самых богатых. Одна из стран-лидеров. И проблемы ее, включая очень важные и нерешенные, – это проблемы богатой, цивилизованной европейской страны, а проблемы ее жителей – суть проблемы «золотого миллиарда».

Начнем к себе так относиться – получим реальную возможность для свежего взгляда на свои проблемы. И, возможно, найдем пути их решения.